salvation

      Кирей провёл эту ночь в раздумьях и в ожидании утра. С тех самых пор, как он узнал, что повинен в гибели дочери, он не мог нормально спать. Как бы ни старался, каким бы разбитым себя ни чувствовал, отключиться больше, чем на пару часов, было выше его сил. И даже сейчас, когда он нашёл причину бороться, организм продолжал отвергать его желание жить дальше.       Кирей принял решение закупиться снотворным. Сильным и, желательно, быстродействующим. Таким, чтобы в голове сгущался туман, и все навязчивые мысли мигом затухали в его мареве.       Этим утром он заставил себя съесть половину завтрака. Еда ощущалась безвкусной и иногда вызывала приступы тошноты, но Кирей прекрасно понимал, что не сможет позаботиться о Рин, если будет истощён.       Необходимость налаживать отношения с подопечной особенно сильно волновала его. Котомине, на самом деле, плохо представлял себе, что значит заботиться о ребёнке: как правильно вести себя с ним, как понравиться и заслужить доверие, как быть родителем. Он понятия не имел, с чего должен начать. Он обладал очень общими поверхностными знаниями и с трудом мог предположить, как будет применять их на практике.       В поисках ответов Кирей пытался вспомнить, какими были его взаимоотношения с отцом в раннем возрасте. И пусть он сомневался в том, что подходы к воспитанию в религиозной и обычной семьях идентичны, для него это был единственный наглядный пример.       Котомине провёл много времени в размышлениях, но так и не обнаружил ничего конкретного. Столь далёкое детство предстало перед ним в разрозненных, но весьма схожих эпизодах. Вот, он проходит тренировку экзекутора. Вот, заучивает классические молитвы. Вот, разыскивает литературу, чтобы выполнить какой-то доклад.       Почти в каждом из воспоминаний Кирей много и усердно учился, и лишь изредка среди всего этого, казалось, бесконечного потока всплывал образ непривычно молодого Ризея. Отец хвалил его за успехи. Отец с гордостью рассказывал о его достижениях коллегам. Отец дарил ему подарки за упорство и усердие.       Это было то немного, что Котомине смог вспомнить. Должно быть, он никогда не ценил эти взаимоотношения достаточно, чтобы сохранить в памяти нечто большее.       Кирей решил, что всё это никуда не годится. Он не мог полагаться на скудный и невнятный личный опыт или на свою интуицию: уж кому-кому, а себе он точно не доверял в вопросах отцовства. Ему нужен был другой подход: серьёзный и основательный. Нужна была специализированная литература.       Эта мысль привела его в городскую библиотеку. В утро буднего дня в читальном зале не было многолюдно. Котомине выбрал со стеллажа несколько книг и погрузился в изучение всех волнующих его вопросов. Обучаться вне резиденции было довольно комфортно: он всегда мог взять то, что ему потребуется, и вернуть на место то, что не придётся ему по душе. Он видел много громких многообещающих заголовков, но далеко не все книги оказывались толковыми. Ему хватало опыта, чтобы с первых страниц оценить их качество.       И пусть недосып бил по его продуктивности, концентрации и скорости усвоения материала, пусть его тело порой ломило от усталости, Кирей упрямо боролся с этим. Он позволял себе перерывы: прогуливался по улице, освежая мысли, делал зарядку и несколько раз пил кофе в ближайшем заведении. Всё это помогало ему приходить в чувства и продолжать.       За больше чем шесть часов обучения Котомине нашёл много полезной информации и исписал добрую половину блокнота важными заметками. Конечно, проделанной им работы было и близко недостаточно. В конце концов, без практики вся она мало чего стоила, но для первого захода её, пожалуй, хватило. Кирей вынес для себя главное и определил примерный план действий на ближайшее время.       Недавно Рин вступила в подростковый возраст, и этот период обещал быть особенно сложным. Именно в такое время ребёнок наиболее склонен к конфликтам и агрессии, а учитывая и их и без того натянутые отношения, Кирею не стоит ждать от неё пощады. Несмотря на то, что девочку сложно назвать буйной, язык у неё очень острый.       Котомине должен проявлять к ней терпимость и позволять ей свободу. Он не должен навязывать ей правила и диктовать, как правильно жить, с «высоты» своего опыта. Он должен уметь поддерживать разговор об её интересах и одобрять все её начинания. Он должен подталкивать её делиться своими переживаниями и просто быть чутким к ней.       Ну, всё это звучало не так уж и сложно.       Прежде всего он хотел наладить эмоциональный контакт, а для этого полезно проводить много времени вместе. Идея сводить Рин в недавно открывшийся парк аттракционов пришла к нему довольно быстро. Кирей мало что знал об этом месте, но помнил, что писали в газетах: в парк сразу же хлынули дети со всей Миямы. Он готов был поспорить, Рин тоже хотела бы там побывать. Какой ребёнок не захотел бы?       Сразу после учёбы Котомине, несколько воодушевлённый, направился по адресу расположения парка, чтобы купить билеты на ближайший выходной день.

***

      Кирей вернулся в резиденцию Тосаки к пяти часам вечера.       С каждым шагом по направлению к особняку его уверенность в себе угасала. Он даже помялся пару секунд на пороге, собираясь с мыслями. Должно быть, Котомине выглядел невероятно глупо. Как бы абсурдно это ни звучало, но даже перед смертельно опасными вылазками по указу Церкви он не волновался так, как сейчас перед разговором с Рин. Он словно собирался общаться не с давно знакомым ему ребёнком, а с каким-то инопланетным созданием.       Котомине крепче сжал кулаки и глубоко вздохнул. Предстоящий разговор казался ему чрезвычайно важным, и он не мог позволить себе оплошать. И пусть подопечная вряд ли заметит его проколы (потому что не привыкла ждать от него хоть что-то хорошее), он больше не может позволить себе быть безответственным взрослым.       Кирей нажал на дверную ручку и спешно вошёл внутрь.       Рин должна была вернуться со школы пару часов назад и сейчас могла находиться либо в своей комнате, либо в подземной мастерской. В подтверждение тому он нашёл аккуратно сложенные в тумбу для обуви уличные сапожки. Он разулся и поставил рядом свои.       — Кирей, добрый вечер, — поздоровалась с ним подоспевшая кухарка и горничная, Аканэ. — Пока Вас не было, к нам пришёл посетитель. Это Ваш друг, Каваками. Он ожидает Вас в гостевой комнате на втором этаже.       Котомине сразу напрягся.       Под фамилией Каваками прислуге в доме и самой Рин был представлен Гильгамеш. После окончания Войны он обзавёлся материальным телом и теперь не мог (да и не хотел) часто находиться в резиденции. Для него никогда не было проблемой явиться к Кирею тайно, именно это он сделал в день роковых известий. Но чаще он приходил в открытую, поддерживая легенду об их дружбе. Неизменным оставалось одно: Гильгамеш никогда не предупреждал о своих визитах.       И чёрт возьми, как же не вовремя!       Кирей уже настроился на разговор с Рин и не хотел отвлекаться на что-то постороннее. Он оставил бы дела с Арчером на потом, вот только тот точно разозлится, если узнает, что Котомине пренебрёг им ради подопечной. Кроме того, это может выглядеть странно и подозрительно.       Кирей был слишком озабочен опекой и до сих пор не думал об этом, но его Слуга — это довольно серьёзная трудноразрешимая проблема. Кирей прекрасно понимал, зачем он здесь. Прекрасно знал, о чём он хочет его спросить, но понятия не имел, какой будет его реакция, если вскроется правда.       Король Героев, безусловно, разочаруется, если узнает, что Кирей решил вновь подавлять свою природу и бросить все силы на заботу о Рин. Кирей отринул истину и собственное счастье ради морали и несуществующего шанса на искупление. Гильгамеш не сможет счесть это иначе как скучным.       Если он просто махнёт на Котомине рукой и пойдёт вершить свои дела самостоятельно, это будет великой благодатью. Прежний Гильгамеш, скорее всего, так и сделал бы, но теперь его реакция могла стать непредсказуемой. После окончания Войны Арчер начал вести себя более агрессивно, и причиной тому был контакт с грязью Грааля. Слуга был достаточно силён духом, чтобы противостоять её скверне: он остался в своём уме и заставил злую сущность отступить. Но нельзя было отрицать произошедшие в нём изменения: Грааль усугубил его худшие качества.       Перед встречей с ним Котомине хотел отнести в свою комнату взятые из библиотеки книги. Убрать их с глаз долой, дабы не вызвать подозрений раньше, чем он решит, что делать с этой проблемой. Но Гильгамеш подкараулил его в коридоре.       — А вот и ты. Ты заставил меня долго ждать.       Кирей резко остановился. Он ощутил, как сердце в груди забилось быстрее, а во рту пересохло. Он не ожидал, что Арчер выйдет ему навстречу, но терпение того, кажется, успело подойти к концу.       Кирей постарался успокоиться. Нужно держать себя в руках. Нужно внимательно следить за своими словами и не выдать свою нервозность. Сейчас у Гильгамеша нет оснований сомневаться в нём, и главное не дать ему их.       — Здравствуй, Король Героев. Прошу меня простить, — голос Котомине звучал ровно и несколько неестественно.       Арчер не дал ответ сразу же. Он осмотрел Кирея с головы до ног и отчего-то нахмурился.       — Где ты так задержался?       — Я был в библиотеке.       Он ответил честно, не успев придумать себе оправдание.       — Ого, — Гильгамеш обратил внимание на тяжёлый пакет в его руке. — Похоже, внедомашнего чтения тебе не хватило.       — Да… Я решил взять себе несколько приключенческих романов. Они помогают мне отвлечься.       Кирей врал Королю в лицо, и всё внутри него сжималось от тревоги. Он делал это впервые за долгое время, и, по правде говоря, будь у него выбор, он предпочёл бы не рисковать так. Гильгамеш был очень проницательным и, вполне вероятно, мог бы раскусить его. Если он узнает о том, какие книги на самом деле лежат в пакете, он всё поймёт.       К счастью Кирея, Арчер не стал проверять его слова и даже никак не прокомментировал их. Только прошёл назад в гостевую комнату, подзывая его за собой. Они двое расположились на старомодном роскошном диване.       — Прошло уже пять дней, Кирей. Ты выглядишь плохо, — он наконец приступил к делу.       — У меня были проблемы с едой и сном, но теперь всё в порядке.       — То есть ты больше не переживаешь? — Гильгамеш посмотрел в его глаза испытывающе.       Котомине всё яснее осознавал, как безрассуден был, бросившись с головой в обучение и совсем не приняв во внимание ситуацию с Королём Героев. Пойми он свой прокол позже, это могло бы дорого ему обойтись. Теперь ему не оставалось ничего, кроме как тянуть время. Он должен выиграть себе пару дней, чтобы найти выход из шаткого положения.       — …Не знаю, я не уверен, — уклончиво пробормотал он. — Конечно, мне тяжело смириться с произошедшим.       — Это довольно грустно, — Гильгамеш вздохнул разочарованно. — Нам стоит поговорить об этом. Тебе нужно высказать всё, что накопилось. Тогда тебе станет легче.       Он просит Кирея рассказать, что он думает обо всём случившемся…? В чём вообще Кирей может ему признаться? В своих запоздалых никчёмных сожалениях? В угрызениях совести, что не дают ему спать по ночам? В том, что он успел настолько отчаяться, что собирался убить себя, и лишь Рин удержала его от этого?       Нет. Разве Гильгамеш оставит его в покое, если узнает об этом? Разве не попытается «исцелить» его и направить на путь истинный? Разве позволит ему пытаться искупить свою вину?       Если Кирей признается, всё станет намного хуже. Поэтому он должен соврать. Должен сгладить углы и создать впечатление, что идёт на поправку. Он должен сказать Арчеру то, что тот хочет от него услышать.       — Это всё очень непросто, но я правда стараюсь бороться, — он начал с простейшей лжи, стараясь говорить правдоподобно. — Я пытался отбросить эмоции и смотреть на ситуацию трезво. Для того, чтобы найти хоть какие-то плюсы. Например… мне не пришлось иметь дело ни с Карен, ни с родственниками. Мне не нужно менять свои планы, потому что проблема разрешилась сама собой. А ещё… мне больше не нужно ломать голову над подарками для Карен. Если честно, эта обязанность была довольно… утомительной. И теперь я знаю наверняка, что дочь больше не потревожит меня.       Кирей говорил довольно безобидные вещи. Он просто констатировал факты, выставляя их в более «положительном» свете, но в его горле всё равно начал образовываться ком. Кирей чувствовал его тяжесть, его давление и чужеродность. Так тело и разум противились словам, что он произносил.       Кирей хорошо знал, что любая польза от смерти Карен меркнет на фоне его вины. Он знал, что у него нет никакого права искать эту пользу и маскировать ею, умалять совершенный их грех. И, тем более, наслаждаться плодами этого греха.       Он замолчал, стараясь совладать с зарождающимся внутри него мерзким чувством. Он должен был утихомирить бунт совести и пропустить мимо ушей все её укоры. Потому что он ещё не предоставил Арчеру убедительные доказательства своего «выздоровления».       Он твердил себе, что делает всё это ради Рин, но он с трудом мог представить, как будет продолжать. Потому что его начало коробить уже сейчас.       — А ты не пытался развить эту мысль? — поинтересовался Арчер. Он выглядел более довольным, чем пару минут назад. — Знаешь, ведь во всём произошедшем есть плюсы не только для тебя.       — …Про кого ты говоришь? — выдавил из себя Кирей.       — Попробуй представить себе вашу с Карен первую встречу. Как она прошла бы, если бы Карен не погибла?       Конечно, Гильгамеш не предлагал ему чего-то неочевидного. Кирей представлял (и не раз), что сделал бы, не случись в тот день непоправимого. Он с упорством верил, что принял бы Карен в семью и попытался бы наверстать всё то, что было упущено. Что ради неё он отказался бы от жестокости и научился бы быть отцом.       Но его вера была ничем иным, как самообманом. Она была слугой его страха. В глубине души Кирей понимал, что, ни случись смерти дочери, он так и остался бы монстром. Его разум не был готов принять реалистичное жестокое будущее, и потому Кирей абстрагировался от этих мыслей, как только мог.       Вот только теперь он должен был произнести это вслух.       — …Карен нашла бы меня вскоре после окончания Войны, — Котомине заставил себя смотреть прямо, в лицо Арчера, стараясь скрыть свои истинные эмоции, но его подбородок предательски дрожал. — Наша встреча не была бы похоже на то, что она себе представляла… Карен была бы… разочарована. Я попытался бы убедить её, что у меня нет возможности заботиться о ребёнке, и сослал бы её в Италию. Скорее всего, Карен узнала бы о Рин и подумала бы, что у меня уже давно другая семья. Причём, — Кирей сделал длинную паузу, чувствуя, что его голос вот-вот сорвётся, — я вряд ли стал бы переубеждать её. Ведь мне это только на руку… После всех своих трудов и надежд Карен узнала бы, что не нужна своему отцу. Наверное, она была бы в отчаянии. Её сердце было бы разбито.       — Правильно, — Гильгамеш был приятно удивлён. Он получил осознанный правдоподобный ответ, хотя ждал, что в погоне от вины Кирей начнёт заблуждаться. Это было свидетельством положительной динамики. — Возвращаясь к плюсам. Тебе не кажется, что смерть — не так уж и плохо для неё в сравнении с этим? Она хотя бы не успела разочароваться в тебе и во всём, что сделала.       Кирей не в силах был отвечать. В его рту скопилась тошнотворная горечь. Она переполняла его, стекая по глотке глубоко внутрь. Из-за неё тело тяжелело и так и норовило сгорбиться под своим весом. Кирей стоически выпрямлял его, остатками разума понимая, что не должен показывать Королю, сколь глубоки его сожаления и стыд.       Он видел душераздирающую картину описанной им встречи. Он был там, в собственном теле. Он стоял лицом к лицу с живой Карен, но не мог контролировать свои слова. Он был беспомощным внутренним голосом, обречённым лишь наблюдать обиду, злость и отчаянье девочки.       — Но в самом деле, чего она ждала от тебя после того, как ты её бросил? — со своим вопросом Арчер встрял в их разговор и вернул его в реальность. Кирей был непритворно благодарен ему за это. — Если она действительно думала, что будет тебе нужна, это очень наивно.       Смерть — не так уж и плохо в сравнении с этим, да?       В любом случае, Кирей должен был согласиться. Но от мысли о том, что в словах Короля Героев действительно есть доля правды, ему становилось больно.       Отступать было поздно. Он должен пройти через это. Через это и многое другое. Он ни за что не обесценит жертву, которую пришлось принести Карен, но, пожалуйста, пусть она найдёт силы простить ему слова, что он скажет. Будь его воля, он открестился бы от них и лишил бы себя языка прямо сейчас.       Видит Бог, он совсем не хочет это говорить.       — Ты прав, — Кирей впился ногтями в свою ладонь. — Я не думал об этом, но смерть для неё и правда лучше, чем встреча со мной.       Гильгамеш улыбнулся.       — Можно сказать, ты в некотором смысле спас её.       — Да… это странно, но от этого мне даже немного легче, — Котомине хотел прекратить всё это немедленно. Он собрал остатки самообладания и, стараясь не слышать самого себя, выдал всё на одном дыхании. — Ты знаешь, я ведь… на протяжении всей жизни делал всё, что мог, чтобы измениться. Если бы мне суждено было стать другим, я бы уже стал им, да? …Я сужу свои поступки с точки зрения человеческой морали, но меня нельзя назвать человеком. Я не был им рождён, я только им притворяюсь. Я виню себя потому, что среди людей то, что сделал я, считается страшным грехом, но на самом деле я не раскаиваюсь и даже не сожалею… С Карен меня ничего не связывало, и потому, ты прав, её смерть не отличается от смерти кого-либо другого. Мне пока ещё трудно принять это, но, мне кажется, я смогу. Потому что будь у меня шанс вернуться в день расставания с Карен, я… не поступил бы иначе.       Вылив на Гильгамеша всю эту гниль, Кирей почувствовал себя опустошённым и сильно измотанным. Его взгляд остекленел. Он уже не мог корить и презирать себя, он был попросту перегружен и раздавлен эмоциями. В последние дни он испытал слишком много стресса и не видел ему ни конца ни края. Он понимал, это была лишь малая часть того, через что ему предстояло пройти, и волей-неволей хотел опустить руки.       — Я думаю, ты на верном пути, — Гильгамеш положил руку ему на плечо и одобрительно похлопал по нему. — Продолжай борьбу, и ты сможешь победить. Надо лишь ещё потерпеть.       Кирей безвольно кивнул в ответ и взглянул на часы.       Король Героев не спешил уходить.

***

      К моменту, когда Гильгамеш покинул резиденцию, наступил поздний вечер, и на улицах зажглись фонари.       Силы Котомине были уже на исходе, ему хотелось рухнуть на ковёр прямо посреди коридора. Казалось, он был измотан достаточно для того, чтобы отключиться даже без снотворного, но он не позволил себе подобную роскошь. Он успел прийти в себя после ужасного разговора с Гильгамешем и после всех душераздирающих слов, что ему пришлось произнести. Теперь он не мог просто закрыть на это глаза: он чувствовал себя обязанным поговорить с Рин. Сегодня. Сейчас же. Это дело не терпело никаких отлагательств. Столь яростным и отчаянным было требование его совести.       На вялых ногах Кирей добрёл до комнаты девочки и, пару раз постучав в дверь, отворил её.       — Рин… привет, — он впервые обратился к подопечной в дружеской манере, и это прозвучало натянуто и неловко. Особенно учитывая то, что в комнате Рин была не одна.       На большом дубовом резном столе было рассыпано множество разноцветных кусочков мозаики. При свете канделябра за ним сидели двое: женщина и девочка увлечённо перебирали фрагменты картины в поисках подходящих им мест. Постепенно, подобно скатерти, поверхность стола покрывалась пёстрым полотном.       Рин обернулась к позднему гостю и безразлично ответила:       — Добрый вечер, Кирей.       Тосака Аой, что даже не замечала присутствие постороннего до тех пор, вдруг оживилась и, кажется, чуть не вскочила со своего места:       — Токиоми, дорогой, здравствуй! Как здорово, что ты пришёл навестить нас! — женщина всплеснула руками от радости. — Мы тут делали домашнее задание, но… я нашла эту старую мозаику. Ты только посмотри! Я даже не припомню, сколько лет назад мы купили её.       У Котомине по спине пробежали мурашки. Он сделал шаг назад.       Конечно, Аой и раньше называла его именем покойного мужа. Порой в его лице ей чудились дорогие сердцу черты. Котомине никогда не предавал этому большого значения. Он не чувствовал дискомфорта и не терялся. Он даже охотно подыгрывал бедной женщине, видя во всём происходящем лишь способ поиздеваться над Рин.       Но как он должен был реагировать на это теперь? Теперь, когда благополучие и счастье Рин стали для него буквально единственной причиной жить дальше. Одного его появления здесь в такой неподходящий момент было достаточно, чтобы вскрыть глубокие едва затянувшиеся раны девочки. И ведь он, чёрт возьми, появился!       — Может быть, ты хочешь присоединиться к нам? — взгляд и голос женщины были исполнены надежды.       Увы, она не ведала, каково приходилось дочери наблюдать её такой. Она видела всё в розовом свете и жила в своём фальшивом идеальном мире. Котомине не был в праве судить её: он творил не менее жестокие вещи и в здравом уме.       Кирей посмотрел на подопечную с сожалением. Знай он, что так случится, ни за что не пришёл бы. Он правда хотел сделать для девочки что-то хорошее, но первая же его попытка обернулась провалом. Своим появлением Кирей лишь разрушил хрупкую семейную идиллию.       Но Рин выглядела неуместно спокойной и не обращала на взрослых никакого внимания. Она как будто бы успела потерять интерес к происходящему, и теперь её занимал лишь сбор мозаики. Конечно, она привыкла игнорировать их. Ей просто не оставалось ничего другого. Попытки разубедить мать не приносили результатов.       — Дорогой? — Аой, всё ещё ожидая ответа, окликнула Кирея несколько обеспокоенно.       Нет. Он определённо не должен был быть здесь сейчас. Плевать на несостоявшийся разговор, плевать на билеты в парк аттракционов, на всё плевать. Лучшее, что он мог сделать для Рин, — просто уйти.       — Я не могу. У меня есть важные дела. Прости, Аой.       Женщина опустила голову и потупила взгляд. Её губ коснулась смиренная меланхоличная улыбка. Она не посмела бы перечить мужу. Пусть он никогда не ставил их с детьми приземлённые прихоти выше дел семьи Тосака, она любила его безусловно. Для него она должна была быть примерной женой, даже если порой ей становилось нестерпимо обидно.       — Очень жалко… мы с доченьками уже было обрадовались. Ведь мы так давно не собирались все вместе за одним столом.       Рин с хрустом сжала в кулаке гость цветных камушков, которые перебирала. Она посмотрела на Котомине с укором.       — Зачем ты тогда пришёл? — возмутилась она.       Кирей не решился открыть свои намерения, момент был совершенно неподходящим для этого.       — Я просто хотел проведать тебя.       Девочка вскинула брови и издала наигранный смешок. До чего глупо это звучало из уст человека, которому никогда не было до неё дела.       — Ооо. Ну так вот она я, — выплюнула Рин. — Если тебе настолько нечем заняться, останься и пособирай чёртову мозаику. Это не так уж и сложно.       — Боже мой, Рин, что на тебя нашло?! — всполошилась мать, изумлённая её поведением. — Зачем ты так говоришь с папой?!       Двое обменялись взглядами и умолкли. Женщина ждала объяснений, но Рин не намеревалась отвечать на этот вопрос: он попросту не имел смысла.       Аой была единственным родным ей человеком, но порой Рин сильно злилась на неё. За непреднамеренную жестокость. За то, что та не знала пощады и была глуха к просьбам о помощи. За то, что предпочла жить в иллюзиях и бросила дочь в одиночку справляться с постигшим их всех горем. И сейчас: за то, что взялась защищать Кирея.       Рин очень сильно её любила и всегда готова была встать на её защиту. Для неё невыносимо было видеть тоску и грусть матери. Рин готова была притвориться, что всё хорошо, и проглотить все свои недовольства, чтобы исполнить её желание. Но та приняла чужую сторону!       — Всё в порядке, Аой, — встрял Котомине. — Рин права. Я должен проводить больше времени со своей семьёй.       Сообразил-таки, что от него требуется. Как благородно с его стороны. Было бы ещё благороднее, если бы он и вовсе не припёрся сюда.       — …Ты… правда можешь остаться? — Аой сомневалась, не верила его словам.       — Да, — Кирей постарался улыбнуться ей.       Он подошёл к ним и опустился на свободный стул. Аой ничего ему не ответила. Она плотно сжала губы, стараясь удержать так и растягивающуюся до неприличия счастливую улыбку. Но её глаза отлично выдавали все её чувства. Кажется, ей с трудом удавалось поверить в происходящее. Она не могла вспомнить, когда в последний раз Токиоми делал для них что-то подобное.       Рин наблюдала за ней, и её лицо постепенно смягчалось. Радость матери была заразительной и, хотя девочка не могла разделить её в такой-то ситуации и даже силой не заставила бы себя обращаться к Кирею как к отцу, её раздражение улетучивалось. Рин сосредоточилась на деле, игнорируя присутствие непрошенного гостя.       Втроём сбор мозаики проходил ещё быстрее. Из множества фрагментов под их руками вырисовывался дивный пейзаж. Это был пёстрый осенний лес, разделённый надвое безмятежной рекой. На её берегу в гордом одиночестве стоял старинный храм, построенный в классическом японском стиле.       И хотя их троих окутывала обманчиво мирная уютная тишина, Кирей не мог расслабиться ни на секунду. Он прекрасно понимал, что его присутствие неприятно Рин. Мягко говоря, неприятно. Он ощущал досаду от того, что выбрал столь неудачное время для разговора. Конечно, нельзя сказать, что он испортил прям всё, потому что этот момент был значимым лишь для него. Для Рин это лишь рядовая вынужденная встреча со своим опекуном, и не более того — она не ждала от него ничего особенного.       Кирей сомневался, что сможет как-то исправить это, но он пытался придумать, как разрядить обстановку. В его голове судорожно метались мысли: он вспоминал прочитанные в книгах советы и пытался выделить среди них пригодные для этой ситуации. Но то ли от дискомфорта, то ли от растерянности, то ли от усталости его мозг работал совсем плохо. Единственным, что он смог придумать, было:       — У тебя отлично получается, Рин.       — Это правда, — согласилась Аой. Она единственная наслаждалась происходящим. — Ты так быстро делаешь это! Ты очень внимательная! У нас с Сакурой не так хорошо получается, но мы тоже очень стараемся.       Кирей посмотрел на четвёртый пустующий стул напротив себя. Тот был довольно сильно отодвинут от стола, словно бы на нём действительно кто-то сидел. В воображении Аой её младшая дочь всё ещё была здесь. Сакура была неотъемлемой частью семейного досуга, и Аой любила напоминать о ней. Эта маленькая деталь делала этот вечер ещё более жутким.       Рин и ухом не повела. Для неё не было ничего необычного в словах матери, и Кирей мог лишь поражаться её выдержке и самообладанию. Сам он не мог ими похвастаться и чувствовал только нарастающую безнадёжность. Сейчас ему не оставалось ничего, кроме как пустить всё на самотёк и дождаться окончания дня.       — Разумеется, — сказал он нехотя, ощущая на себе пристальный взгляд Аой. — Вы большие молодцы. Такими темпами мы скоро закончим… Может быть, нам стоит купить ещё мозаики.       Он, конечно же, не имел в виду, что хочет повторить этот опыт. Он просто вжился в роль и когда понял, как это прозвучало, было уже слишком поздно. Впрочем, вряд ли Аой запомнит его слова: теперь память её подводила слишком часто.       — Это было бы замечательно! — поддержала она. — Если соберём небольшую коллекцию, можно будет вставить их в рамки и повесить на стены в наших комнатах.       — Отличная идея…       Весь оставшийся вечер они провели в комнате подопечной.       Кирей ещё несколько раз пытался завести разговор с Рин, но та либо отвечала односложно, либо не отвечала вообще. Как правило, Аой вмешивалась раньше и переключала внимание на себя: она охотно поддерживала беседу с мужем, и чем дальше, тем сильнее всё превращалось в слащавую театральную постановку.       Кирей видел, как сжались челюсти девочки, когда Аой взяла его за руку. Она ласково переплела их пальцы и посмотрела в его глаза с искренней большой любовью. Конечно, эта любовь не предназначалась ему. Как и эти тёплые, привычные для супругов прикосновения. Кирей избегал их, как мог, но порой ему это не удавалось.       Он постарался не думать о том, что сказала бы на это Рин, иначе он, наверное, просто сошёл бы с ума. День и без того получился очень тяжёлым и напряжённым. Котомине желал лишь, чтобы всё поскорее закончилось.

***

      Следующим утром впервые за долгое время Кирей ощутил себя лучше. Благодаря снотворному он наконец-то смог выспаться. У него появились силы, и даже на душе стало чуточку легче. Мир вокруг перестал казаться совсем уж депрессивным и безнадёжным, потому что теперь он мог выполнять хотя бы какие-то бытовые действия без лишних усилий.       Кирей встал примерно в одно время с Рин и намеревался-таки поговорить с ней. Вчера он потерпел неудачу, но причиной тому были скорее обстоятельства, чем он сам. В любом случае, он не собирался сдаваться после первой провальной попытки.       Когда подошло время завтрака, Котомине спустился на нижний этаж. Рин уже должна была быть на кухне, и в подтверждение тому он услышал из-за двери тихий звон посуды, глухой топот по ковру и постепенно нарастающий свист чайника.       Рин предпочитала заботиться о себе самостоятельно, и потому слуги никогда не сопровождали её во время трапезы. А мать девочки в столь раннее время суток ещё отдыхала. Никто не мог помешать долгожданному разговору.       Кирей тихонько отворил дверь и заглянул внутрь:       — Доброе утро, Рин.       — Доброе.       Девочка насупилась.       Она стояла в одиночестве посреди просторного помещения. Пусть кухня и была объединена со столовой, она способна была вместить много гостей. Она и предназначалась скорее для больших компаний, чем для единственной семьи, и потому без людей становилась полупустой и несколько даже заброшенной. Маленькая Рин терялась в безжизненном окружении мебели и кухонной утвари.       Котомине слегка помутило, как только он почуял лёгкий аромат свежеприготовленных блюд. Он всё ещё не горел желанием есть, но не мог не составить Рин компанию.       — Какой приятный запах, — подметил он, доброжелательно улыбнувшись. — Что приготовила Аканэ?       — Творожную запеканку и запечённые яблоки, — она не ответила ему взаимностью.       — Звучит отлично.       Подопечная прошла к духовке и хотела схватиться за противень. Тот уже не был сильно горячим, но его размеры и вес всё равно были велики для юной Рин. Кирей не был уверен в том, что девочка сможет донести его до стола в целости и сохранности.       — Позволь мне помочь, — Котомине поспешил к ней.       Рин не стала спорить и быстро уступила. Она отошла от него подальше, на пару шагов.       Завтрак выглядел отлично. Запеканка была нежной и пышной, сквозь её румяную корочку проглядывали рыжие кусочки кураги. Яблоки же аппетитно блестели. Они были присыпаны сахаром, корицей и дроблёнными орехами. Казалось бы, никаких изысков, но до чего же изысканно!       Котомине перенёс противень и взял тарелки и приборы для них двоих.       — Сколько тебе отрезать? Так будет достаточно? — он очертил ножом кусок запеканки.       Рин согласно кивнула. Как только Кирей выложил порцию на тарелку, она выхватила её и отправилась за стол.       — Знаешь, благодаря Аканэ я попробовал много нового. У нас в Японии на завтраки подают совсем другие блюда.       — Я в курсе, я ведь тоже здесь родилась, — пробормотала девочка. — Если тебе не нравится, попроси её приготовить что-то другое.       Кирей едва удержал томный вздох. Все его слова Рин воспринимала в штыки.       — Я совсем не это имел в виду, — заверил он, опустившись на стул напротив неё. — Мне всё нравится. Блюда европейской кухни вкусные и необычные.       Рин промолчала. Она отломила вилкой кусочек запеканки и принялась сосредоточенно и быстро жевать, глядя куда-то в сторону. Она не скрывала свои раздражение и недружелюбие.       Несмотря на то, что вчера она вела себя очень стойко, у неё на душе, очевидно, остался неприятный осадок. Их и без того враждебные отношения накалились ещё сильнее. Конечно же, Кирей не был наивен и не ждал от неё отдачи в ближайшее время, но он мог хотя бы попытаться сгладить углы.       — Рин, я сожалею о том, что произошло вчера, — он говорил со всей искренностью. — Прости меня. Я не хотел, чтобы так вышло.       — Не нужно, — отмахнулась подопечная. — Просто постарайся не попадаться маме на глаза лишний раз.       — Хорошо.       Да. Кирей не должен более допускать подобное. Сейчас его контакты с Аой будут только травмировать девочку. И, тем не менее, он не сможет полностью свести на нет их встречи. Тогда ему придётся надеяться на то немногое, что осталось от благоразумия женщины. К счастью, её приступы не были постоянным явлением: иногда она способна была различить Кирея и Токиоми.       В любом случае, сейчас не самое подходящее время для этих раздумий. Котомине должен предложить Рин билеты в парк аттракционов, но прежде стоит хотя бы наладить диалог. Ему нужно поднять какую-то нейтральную тема разговора, и, благо, у него есть несколько таких в запасе.       — Ты ведь не так давно перешла в среднюю школу. Как твои успехи в учёбе? — поинтересовался он.       Рин отвела взгляд и буркнула:       — Нормально.       — У тебя не возникло проблем с новыми предметами?       — Нет, — заявила она чуть громче, чем следовало бы. — Ты же знаешь, что я отличница.       — Да, конечно. Я не сомневаюсь в тебе, просто уточняю. Даже у самых способных учеников могут возникнуть сложности, — объяснился Кирей. — А как дела с новыми одноклассниками? Ты смогла с кем-то подружиться?       Девочка вдруг воткнула вилку в запеканку с такой силой, что раздался глухой звон. Ей надоело это хождение вокруг да около. Она никак не могла понять, зачем Котомине занимается этими глупостями. До того нетипичным и подозрительным было его поведение.       — Я не хочу обсуждать это с тобой. Давай ближе к делу, чего ты хочешь?       Её собеседник опешил от такого внезапного выпада. Он потерял пару секунд, собираясь с мыслями. Он пытался понять, что же сделал не так и почему реакция на бытовой разговор оказалась столь враждебной.       — Ты зачем-то приходил ко мне вчера. Ты пришёл сейчас и тратишь время на пустую болтовню, — Рин посмотрела него с раздражением и настороженностью. — Скажи уже, чего ты от меня хочешь?       Кирей никак не думал, что она сама решит форсировать события. Кажется, подопечная не хотела и лишней минуты говорить с ним: до того неприятной компанией он был. Не похоже, что она готова была дать ему хотя бы шанс показать себя с хорошей стороны.       — …Ты ведь слышала про Wonderland? Это новый парк аттракционов в центре Миямы, — Котомине перестал звучать уверенно. — В общем… у меня есть два билета туда на завтра. И я хотел предложить тебе пойти со мной.       Рин уставилась на него в полнейшем недоумении. Для неё всё это звучало как какая-то нелепая шутка. Она никак не могла ожидать от занудного и безразличного Котомине приглашения на прогулку. Довольно сложно было не пытаться искать в этом подвох.       — Спасибо, конечно. Но я не пойду.       — Но почему?       Особенно странным было то, что Кирей выглядел действительно огорчённым её отказом. Рин демонстративно недовольно вздохнула. Она поверить не могла в то, что ей придётся объяснять очевидное.       — У меня нет времени на подобную чепуху. Я — глава семьи Тосака, и я не должна вести себя легкомысленно. Мне нужно учиться магии.       Она говорила уверенно и по-взрослому строго. В такие моменты она совершенно переставала походить на ребёнка. Рин как никто другой осознавала ответственность, которую несла перед своим родом.       Впрочем, будь на месте Кирея кто-то другой, он уверен, ответ был бы не столь однозначным.       — Но ты ведь практикуешься каждый вечер. Тебе стоит иногда отдыхать.       — Аттракционы — это развлечение, а не отдых, — парировала Рин. — Отдыхаю я достаточно.       — Но разве сбор мозаики — это не разв… — Кирей тут же осёкся. Ему захотелось ударить себя по рукам. — Прости.       Рин не стала никак комментировать его неуместную реплику.       — Неудивительно, что из тебя не вышло достойного мага, — она прозвучала несколько снисходительно. — С такими-то приоритетами.       Она не видела, чем Кирей занимался днями напролёт. С её точки зрения, он не делал ничего полезного. И оттого только более несправедливым казалось решение отца сделать этого человека своим учеником.        — Ты помнишь, что обещал папе помогать мне в обучении?       Котомине прекрасно понимал, к чему клонила Рин. За последние дни она трижды обращалась к нему с просьбой провести урок, потому что столкнулась с проблемами. И Кирей трижды отказал ей, потому что не мог думать ни о чём, кроме случившегося с Карен.       — Помню. Я просто…       — Потерял работу в Церкви, я знаю, — перебила его подопечная.       Таким было оправдание его состояния для всех окружающих. Кирей погрузился в депрессию, потому что был уволен с места, где работал большую часть своей жизни. И хотя этот случай, по его мнению, мерк на фоне настоящей трагедии, он стал довольно удобной отговоркой.       Кирей продолжил есть запеканку без особого удовольствия. Хотя он не питал иллюзий об отношении Рин к себе, он всё-таки рассчитывал, что она будет рада провести выходной в парке аттракционов. По крайней мере, это точно помогло бы ей отвлечься от ситуации в семье и получить хоть немного позитивных эмоций. Этот поход стал бы хорошим первым шагом в формировании их с Рин «дружбы».       Но у Кирея не было убедительных аргументов против доводов подопечной. У неё не было веских причин идти ему навстречу. Она была уверена в своей правоте, и Кирей не мог отрицать разумность её слов.       Токиоми мог бы гордиться своей преемницей. Она ставила магические приоритеты превыше всего и в столь юном возрасте мыслила категориями долга и практичности. Таким было заложенное в неё воспитание. Но этот подход к воспитанию совершенно разнился с представлениями, которые сформировал Кирей после прочтения книг. Этот подход не сулил ребёнку счастливую жизнь.       — Давай заключим сделку, — к нему вдруг пришла идея. — Завтра мы сходим в парк аттракционов, а потом проведём урок по магии в двойном… нет, в тройном объёме. Я объясню тебе всё, что вызывает у тебя сложности. Мы будем заниматься до тех пор, пока у тебя не получится или пока ты сама не попросишь остановиться.       На лице Рин промелькнула заинтересованность.       — Это больше похоже на шантаж, чем на сделку, ты знаешь? — подметила она. — И почему ты не проведёшь такой урок сегодня?       — К сожалению, сегодня я не смогу, — объяснился Кирей. Ему нужно было решить, что делать с Гильгамешем, и продолжать обучение, чтобы в парке гарантированно не оплошать. — К тому же, разве ты согласишься пойти со мной, если мы проведём урок сегодня?       Рин приняла недовольно-задумчивый вид. Она взвешивала все за и против в голове. С одной стороны, ей придётся целый день терпеть общество Кирея, и такая перспектива выглядит очень удручающе. Но, с другой стороны, за своё терпение она получит достойную награду. Возможно, именно этот урок поможет ей значительно продвинуться в обучении.       Рин не смела себе в этой признаться, но на самом деле ей и сам парк аттракционов в Мияме был ей интересен. Некоторые её одноклассники уже успели побывать там. Рин слышала их рассказы о ярких впечатлениях и безудержном веселье. Та часть её, что всё ещё в тайне желала быть ребёнком, упрашивала девочку не упускать такой шанс.       — …Ладно. Твоя взяла. Я сделаю это, но только ради обучения магии, — подопечная неохотно согласилась. — Ты дал мне обещание. Так что не вздумай меня обмануть.       — Конечно!       Кирей растянулся в улыбке. По всему его телу разлилось приятное тепло. Это была его первая маленькая победа, и она принесла ему облегчение. В этот миг он почувствовал, что для них двоих ещё не всё было потеряно. Что он всё ещё мог наладить отношения с Рин и стать достойным опекуном. Что он не был совсем уж безнадёжен. Столь жизнеутверждающими было это осознание!       Рин дала ему шанс, и он его не упустит. Он должен как следует подготовиться, чтобы произвести на неё хорошее впечатление и, быть может, даже изменить мнение о себе в лучшую сторону. Он подойдёт к этому со всей ответственностью и с полной отдачей.       После завтрака и сборов он проводил девочку до ворот и пожелал успехов в школе. Рин было немного неловко перед личным водителем за поведение, которое Кирей никогда прежде не демонстрировал, и она с трудом дождалась момента, когда машина тронется с места.