***
В четверг, двадцать шестого мая, после уроков сотрудники строительной фирмы впервые приехали, чтобы осмотреть уборную и сделать необходимые измерения. Я провёл их в нужное помещение, и к нам присоединилась Ториясу Акане: видимо, её подослала Мегами с тем, чтобы не ходить самой. Ториясу сказала, что я прекрасно справляюсь со своими обязанностями, а ещё выразила надежду, что эта уборная наконец станет пригодной для использования. Собственно говоря, отсутствие Ёрико уже ощущалось: больше тут не было никаких посторонних звуков или явлений. Но это имело положительные последствия далеко не для всех. Во время первой перемены к нам в класс зашёл Руто Орочи. Проигнорировав улыбку и поклон от Даку, он встал перед моей партой и без предисловий начал: — Я слышал, ты провёл обряд, из-за которого Ёрико ушла. — Так и есть, Руто-семпай, — я встал и, поклонившись, начал рыться в сумке. — Хорошо, что ты зашёл: я как раз хотел передать тебе кое-что. Твой отец отдал мне материалы… — Духа нельзя было тревожить, — перебил меня Орочи, нахмурившись. — Ёрико могла бы рассказать, как именно её убили: я был очень близок к этому. Я неслышно вздохнул, наконец нашарив снимок, подписанный как «Ханасори Чиё». — А о чувствах самой Ёрико ты подумал, Руто-семпай? — бросил я, протягивая ему фотографию. — Она воссоединилась со своей матерью и теперь счастлива, где бы она ни была. Жаль, конечно, что ей пришлось томиться здесь в течение тридцати лет, но, думаю, тебе придётся найти другой объект для интереса. Возьми фото — кажется, это твоя мать. Руто медленно забрал у меня фотографию и поднёс её близко к глазам. Его длинные, чувственные пальцы мелко задрожали, а глаза расширились: он явно не ожидал этого. — Откуда у тебя эта карточка? — хрипло спросил он, пряча фото в нагрудный карман форменной рубашки. — Я уже сказал тебе, Руто-семпай, — я спокойно скрестил руки на груди. — Скоро дело Такада Ёрико будет забыто навечно: пройдёт тридцатилетний срок давности. Твой отец передал мне некоторые фотоматериалы, так как они связаны с моей семьёй, и я нашел среди них эту фотографию. Ты очень похож на девушку, изображённую на ней, поэтому я сразу понял, что это — твоя мать. Руто склонил голову и замолчал. Казалось, он впал в ступор; его длинные, почти девичьи ресницы трепетали при каждом движении век, но губ он не размыкал. Пауза становилась неудобной, и я уже хотел было прервать её, вежливо спросив, не нужно ли ему что-нибудь ещё, как вдруг Руто вскинул голову и, бросив краткое «спасибо», пулей вылетел из класса. Даку, всё это время внимательно слушавший наш разговор и активно делавший вид, что полностью погружен в учебник, который был открыт на давно пройденном параграфе, проводил глазами Руто и потом с любопытством уставился на меня. — А ты не говорил, что отец Орочи-семпая дал тебе фотографии, — с лёгким укором вымолвил он. Я сел за парту и доверительно наклонился к нему. — Дело в том, что убийство Такада стало для моей семьи очень болезненным периодом, — я стратегически понизил голос, чтобы Ацу почитал себя особенным — тем, кому я доверяю свои тайны. — Мы вообще стараемся не вспоминать об этом. Но сейчас, когда мои родители в отъезде, я решил сам разобрать папку, которую мне дал Руто Акон, и там оказалась карточка матери Руто Орочи. Я и решил отдать её, но всё никак не мог собраться сделать это. Даку задумчиво кивнул. Мы с ним уже несколько раз обсуждали так называемый «обряд», который я провёл в уборной. Я наплёл ему столько откровеннейшей чуши, что от всей души поразился, когда Ацу мне поверил. Он торжественно заявил мне, что я спаситель нашей школы, и пусть Руто Орочи считал совсем по-другому, Ацу оставался на моей стороне. Вот и сейчас он деликатно сменил тему, начав рассуждать о благотворительном мероприятии. Для каждого ученика Академи участие было обязательным, потому что таким образом мы не только учились и просвещались, но ещё и социализировались с совершенно разными людьми. Подобные навыки, столь высоко ценимые сейчас, в цифровой век, постепенно утрачивались человеком, ибо мы предпочитали переписываться, а не разговаривать друг с другом. Для того, чтобы снова научить нас общению, эти массовые мероприятия и сделали обязательными. Вскоре к нам присоединился Кодомо, а также Сома Рику, который сам решил, что теперь будет частью нашей компании. Его приняли достаточно хорошо, и ни у кого и мысли не возникло, чтобы его выгонять. Я сам старался сделать так, чтобы ему было комфортно с нами: наследник самой крупной фармакологической фирмы страны «Сома Фарума» в качестве друга — это очень даже неплохой выбор. И пусть Рику грешил цветистыми, вычурными фразами, его присутствие совершенно не напрягало. Нам пришлось прервать беседу, потому что близился урок. Мы все встали, приветствуя Нишино-сенсея, и очередной академический час начался.***
Строительная фирма, с которой я договорился, уже осуществила измерения и необходимые закупки. В соответствии с договором, который был заключен с ними от имени школы, они давали скидку на фурнитуру, а также обещали бесплатно оборудовать эту уборную женскими гигиеническими шкафчиками. Я не знал, что это такое, но не стал уточнять, подумав, что слово «бесплатно» звучит хорошо в любом случае. Каждый день я докладывал Мегами о том, как идут работы, и она явно была довольна, хотя старалась не демонстрировать этого. Зато Куроко улыбалась мне и кивала весьма дружелюбно: за последнее время мы весьма сблизились. У нас даже появилась традиция: после того, как все остальные участники совета расходились по домам, мы выпивали по чашечке чая и беседовали о KNF. Куроко действительно считала меня настоящим другом; во всяком случае, именно так она и живописала меня в разговорах с Аикура Анко. И я изо всех сил старался упрочить эти узы. Но я не забывал и о других участниках совета. И самой интригующей из них мне казалась Тораёши Широми. Мне хотелось подловить её на краже, поймав с поличным, но она, как назло, решила сделать перерыв в своих клептоманских делах. То ли она почувствовала опасность, то ли Мегами высказала что-либо по поводу пропадающих вещей… В общем, Тораёши пока не попадалась, и это меня раздражало: мне нужно было заручиться поддержкой всех членов совета до того, как будут закончены работы по ремонту уборной. А фирма, которую я нанял, справлялась с этими задачами очень оперативно, даже чересчур. Кано с самого начала поддерживал меня, Каменага теперь, когда выяснилось, что я «увлекался» KNF, считала меня своим другом. А ещё была Рюгоку Аои, которая — удивительное дело! — имела увлечение под стать Куроко. Правда, Аои нравилась не популярная группа вроде КNF, а коллектив молодых людей, которые пока ещё не дебютировали официально, но упорно тренировались в ожидании данного события и общались с немногочисленными поклонниками посредством социальных сетей. Аои горячо поддерживала эту группу, писала им письма, посылала подарки, даже переводила деньги, но всё — максимально анонимно. На её официальной странице в каобуке не было ни намёка на то, что она увлекается этим коллективом, но вот на форумах, где можно было писать анонимно, она не скупилась на ласковые слова в адрес своих любимцев. И самое главное — один из этих молодых людей, взявший себе псевдоним «Ларго», походил на меня как две капли воды. Как-то раз, когда Аои патрулировала школу после окончания уроков, я присоединился к ней, предложив помощь. Она не отказалась, хотя прекрасно справлялась сама, и мы не спеша пошли по этажам. В ходе этого променада я поделился с Рюгоку «мечтой» стать кей-поп звездой, и это поразило Аои до глубины души. Она не стала откровенничать со мной по поводу группы, которой увлекалась, лишь сдержанно посоветовала мне обратиться в определённое агентство. — Сейчас всё ушло в онлайн, — вымолвила она, упрямо глядя себе под ноги. — Пошли заявку, и они наверняка пригласят тебя на прослушивание. — Очень надеюсь, — я постарался придать голосу мечтательные нотки. — В агентстве, куда я хочу послать видео со своим выступлением, Рюгоку-семпай, есть группа, готовящаяся к дебюту. И один из участников — Ларго — как говорили мне многие, очень похож на меня. Конечно, я далеко не так талантлив, но надеюсь, что когда-нибудь смогу стоять с ним на одной сцене. Рюгоку ничего мне не ответила, но после этого эпизода я заметил, что она стала обращаться ко мне куда чаще, чем раньше, и тон её голоса явно потеплел. А вот Ториясу Акане… На неё у Инфо-чан не было абсолютно ничего. Да, порой Акане любила пококетничать с юношами. Да, её фото в хостаграме свидетельствовали о любви к себе и некотором хвастовстве. Да, в её томном взгляде лисьих узких глаз было что-то жёсткое, словно она оценивала каждого, попадавшего в её поле зрения. Ну и что с того? Ничего из вышеперечисленного грехом не являлось. Иными словами, к ней надо было искать иной подход. И фото из её хостаграма подсказали мне, какой именно. При виде Ториясу я демонстрировал смущение, отводил глаза, кусал губы. Когда она обращалась ко мне, я начинал заикаться, а порой, когда она вертелась перед зеркалом в кабинете школьного совета, пялился на неё, причём так, чтобы она замечала это в зеркале. Иными словами, я активно изображал увлечённость Акане. Я подключил к этой миссии и Инфо, и она, сев за одну парту с Ториясу — якобы для того, чтобы проверить друг друга по английским словам, которые им задали, — как бы вскользь обронила: «Не могу поверить, Акане, что самый завидный красавчик школы теперь у твоих ног. Как ты умудрилась завоевать Айши Аято? Поистине, только тебе это по силам». По словам Мичико, Ториясу ничего не ответила, только загадочно улыбнулась, но с тех пор и она ко мне потеплела, даже начала улыбаться мне при встрече. Тораёши оставалась единственным камнем преткновения. Но так не могло продолжаться вечно, ибо мне нужны были голоса всех членов совета, чтобы впоследствии остаться там. Прошёл понедельник — день рождения Куши, на котором он весьма оригинально заказал в столовой карри для всей своей компании друзей, то есть нас. Во вторник, тридцать первого мая, мы подводили итоги весны, и я занял первое место в общем табеле успеваемости по всей школе. А на среду, первое июня, был назначен спортивный марафон, который изменил абсолютно всё…