За мгновенье до нового дня

      Хэ Тянь определенно болен. Какая-то неведомая зараза засела в его мозгу и заставляет творить херню. Мо старается не злиться – на больных не обижаются. Он старается быть терпеливым, очень старается. Но бесит же, блядь, как же бесит!       Вот это вот «Малыш Мо, обнимашки!». Малыш то, малыш сё… Какого хера, он не младше него и не сильно меньше ни по росту, ни в плечах. Да, Мо более поджарый, ну потому что это у Тяня есть время и деньги работать в спортзале над «идеальным» телом, а ему и так неплохо – таскать в «Удобном» ящики считается за фитнес?       И постоянно ставит в дурацкие ситуации. Вот постоянно. Как будто других развлечений нет, чем вытворить какую-нибудь херню, отчего Мо приходится краснеть и покрываться бисеринками пота. И лыбится, и смотрит, как будто его покрасневшее смущенное лицо – лучшее, что он в жизни видел. Тогда только и остается, что вытянуть перед собой руку со средним пальцем. Fuck you! Ему и это нравится. Он точно болен.       Нравится, когда его посылают, ругают, ворчат и обзывают придурком. Будет нормальный человек любить такое? Вот именно.       Шань рассеянно думает, что ещё ни разу не проявлял к нему какой-то нежности что ли, просто так. Не тогда, когда можно прикрыться «обстоятельствами», реакцией на страх, стресс, или найти ещё какую кучу оправданий, как когда их едва не снесло селевым потоком в горах или после отчаянной драки с Ше Ли… Да, всё можно было спихнуть на критичность ситуации, и только поэтому он сам его обнял.       Что думает об этом Тянь? Каково ему с таким, как Шань? Который до последнего отнекивается, чьи попытки сделать что-то для Тяня смешны и нелепы, как тот пластырь, который ему нафиг не сдался. И всё же Тянь улыбался так счастливо, как будто ему подарили нечто ценное. Он словно питался этими дурацкими попытками в заботу, как птица крошками. А в ответ легко дарил неизмеримо больше – самозабвенные порывы защитить, красивые вещи и жесты, искренние слёзы и осторожные поцелуи.       Его всегда было много – стоило появиться в поле зрения, и он заслонял собой всё остальное, без слов говоря: смотри только на меня, думай только обо мне. Я хочу тебя всего, без остатка. И ревновал ко всему, что отвлекало, тут же начиная поддразнивать, злить, смущать – чтобы снова только на него, только ему. Больше эмоций, и не так уж важно, каких именно.       Такой одинокий. И если одиночество Мо было добровольным – он просто не впускал в свою жизнь лишних людей, то те, к кому Тянь тянулся, очевидно, были не готовы это одиночество заполнять и в его жизнь погружаться. Брат, отец, друзья – все упорно смотрели на него и не видели, считая, что если он в чём и нуждается, то уж точно не в поддержке и участии. Почему-то Шань оказался единственным, кому это было видно, как на ладони. Вот только он категорически не знал, что с этим делать. Как быть поддержкой для того, кто по всем внешним параметрам сильнее? Что он может вообще ему предложить? Сэндвич?       Вот так и оказалось, что Шань просто оставался рядом и шёл туда, куда вёл его Тянь. А Тяню этого было просто достаточно. И так чертовски мало. Сегодня Шань снова чувствовал, что ему подарили нечто важное. Может быть, важнее всего, что было до этого.       Они ездили в те места, где прошло детство Тяня, он рассказал ему про свою мертвую собаку и отвел на могилу матери. Как будто хотел показать тем, кто любил его когда-то, что он больше не один. Это могло бы придавить неподъемным грузом ответственности, вызвать болезненное сочувствие и ещё целую гамму отрицательных эмоций… Но Хэ улыбался так светло, будто верил, что Шань сможет, что справится. Станет для него тем самым светом, который он разглядел в едва мерцающем огоньке и безрассудно принял своей путеводной.       Вечером они снова в убогой квартирке Мо. Снова пьют вечерний чай, старательно игнорируя недоумение поглядывающей на них Дейю, собиравшейся на работу – сегодня в ночную смену. Тянь оставался у них и раньше, но никогда не задерживался так надолго. И Шань благодарен ей, что она никак не озвучивает свои вопросы. У них сейчас каждый день считается по умолчанию бесконечным, а о завтрашнем они предпочитают не думать.       Ещё вчера Мо чувствовал себя офигенно смелым, когда сгрёб запястье Тяня и утянул его в свою комнату, как будто решился на что-то, а в итоге только ткнулся губами возле губ, как первоклассник, заливаясь краской и чувствуя, что сейчас умрёт на месте. От собственной внутренней дрожи и бешено стучащего сердца, шума крови в ушах, заглушающего слова Тяня, который говорил наверняка что-то красивое и значительное. Он с трудом расслышал только вопрос: «Что ты хочешь?» И снова не удалось собрать смелости, чтобы произнести это вслух. Вместо этого он только ткнул пальцем, едва не попав Тяню в подбородок. Это можно было понять как угодно, и Тянь решил, что он хочет ещё поцелуй, немного другой, но переполненный теми же чувствами. Тянь вёл его за собой, не пытался давить, сминая губы и проталкивая язык, а только слегка касался им, дразня и приглашая. Позволяя притягивать себя за шею, зарываться пальцами в шелковистые смоляные пряди, ощутить, что его колено не просто так вклинилось между его ног, а чтобы к нему можно было прижаться, теряя последние остатки терпения.       Всё могло бы зайти далеко, если бы не мамин стук и напоминание, что они не доели, с вопросом, всё ли у них в порядке. Пришлось вернуться на кухню, а после сцены с обтиранием, переросшим в потасовку, из-за которой пришлось менять забрызганный пододеяльник, Тянь просто вырубился, едва забрался на свою сторону постели. Тот день и вправду выдался практически бесконечным и перегруженным событиями.       Произошедшие между ними утром стало естественным продолжением. Вчерашние поцелуи и проявленная Шанем какая-никакая инициатива показали Тяню, что бывшее раньше очевидным отвращение Мо к близкому физическому контакту больше на него не распространяется, и это открывало широкие перспективы. Чем он и поспешил воспользоваться, пока не оттолкнули, забираясь к нему под одеяло и притираясь всем телом, задыхаясь и млея. Не только в угоду своим очевидным желаниям, но и ради очередных воспоминаний, которые помогут ему не свихнуться, когда придётся уехать.       Шань понимал. Он вообще, чаще всего прекрасно понимал, что происходит, но только это никак не помогало ему с верной реакцией. Весь его опыт говорил: бей и беги. Всё его сердце и тело говорило: отвечай так, чтобы у него снесло крышу. И поэтому он не делал ничего, застряв ровно посередине. Но даже этого для Тяня было достаточно: он всегда самоуверенно принимал отсутствие возражений за согласие, чем очень Шаня выручал – потому что это оно и было. Так в их жизни случился первый минет. И как только в голову Шаня вернулись связные мысли, вместе с ними вернулось и грызущее чувство вины: он снова только брал то, что Тянь щедро сыпал на него от всего своего нездорового, нуждающегося сердца. Оттого, что не мог поверить, что может быть нужен просто так. Оттого, что думал, что присутствие Мо в его жизни нужно заслужить, нет, заслуживать каждый день и минуту, снова и снова. И если он остановится, то заслуживать его сразу перестанет. И тогда Мо развернется и уйдет, оставив его, вслед за всеми, кого он любил, и кто больше не был рядом.       Так продолжаться не могло. Шань должен собрать яйца в кулак и что-то уже сделать. Так, чтобы не было никаких ширм и оправданий. Чтобы показать Тяню – он нужен, желанен, любим весь и целиком. Со словами у Шаня традиционно не задавалось. Вот послать Тяня на три буквы – это просто, это без проблем. А сказать Тяню, что он его любит... вот тут начинались нехилые такие сложности. Не писать же записки с признаниями? Ничего тупее не придумать.       Как ни странно, лучше всего им обычно удавалось достигнуть взаимопонимания физически. Сперва с помощью кулаков, щипков, грубых лапаний и укусов, потом уже других касаний, становившихся всё более нежными и интимными. А если… не, бред. Ни в какой вселенной. Он, блядь, не сможет… сделать Тяня своим. Взять. Трахнуть. Все эти слова никак не стыковались со словами Хэ Тянь.       Они у него вообще ни разу ни с кем конкретным не стыковались, не считая фантазий о звездах с обложки. Параллельно пониманию некоторой безысходности положения, мысль о находящемся под ним Тяне, принимающем всю его любовь, обожгла покалывающим возбуждением.       Мельком взглянув на безмятежно прихлебывающего чай Тяня, не подозревающего, что происходит у него в тоже видимо не вполне нормальной голове, Шань поспешно уткнулся в свою чашку. Какое счастье, что чтение мыслей в этом мире невозможно.       Малодушная часть, или просто остатки рассудительности, норовила сдать назад. Не давая себе лишнего времени на метания, Шань решительно встал, забирая у Тяня почти пустую кружку, бросив:       – Сегодня пойдём в душ, я помогу тебе помыться. Не годиться просто вытираться второй день подряд, скоро как скунс вонять будешь. Потом повязки сменим, бинтов навалом.       Если Тянь и удивился такой готовности оказаться с ним вместе за закрытой дверью ванной, то виду не подал. Ну что такого – два парня мыться будут, нормально же? Тем более, состояние ладоней действительно не позволяло помыться самостоятельно. Конечно, кое-что из того, что просил делать за него, Тянь вполне мог осилить и сам, но он не был бы собой, если бы не пытался воспользоваться ситуацией хотя бы в мелочах.       Попрощавшись с мамой и закрыв за ней дверь, Мо кое-как подобрал комплект относительно нового белья и штаны, которые будут коротковаты, но всё лучше, чем в трусах дефилировать и позвал Тяня мыться.       С тем, чтобы раздеться, Хэ справился сам, и даже запихнул одежду в стиральную машинку – оставалось надеяться, что за ночь подсохнет и можно будет досушить утюгом. Шань сосредоточился на добавлении порошка и нажатии кнопок, потому что обернуться было нелегко. Он пытался думать, что видел же уже Тяня практически без одежды – на реке, но одно дело практически и в компании Чжаня и Цзяня, а другое – совсем и наедине.       Видимо, Тяню надоело ждать, пока Мо закончит любоваться на крутящуюся темным комом в стиралке одежду, и он окликнул:       – Ша-ань, ты чего завис? Мне тут одиноко и холодно, хотя бы воду включи…       Мо со скрипом заставил себя повернуться. Тянь сунул ладони под мышки, стоя спиной к нему в узкой душевой кабине. И как он вообще собирался это провернуть, не залив ванную к хренам? Вдвоём они туда не влезут, или Шаню тоже придется раздеться и толкаться там на расстоянии выдоха… Твою мать! Ну и кто тут десять минут назад представлял себя альфа-самцом, и теперь опять краснеет, как последний недотрога? Так у него вот нихрена не получится. Для начала нужно хотя бы с мытьем справиться. Решительно игнорируя дрожь в руках, Шань потянулся за душем и повернул кран, настраивая температуру воды.       – Руки наверх подними, меньше намокнут, – скомандовал почти бодро.       О чём он забыл – так это о том, что Тянь ничего не делает просто так. Потому что Хэ тут же оперся локтями о стенку и слегка прогнулся в пояснице. Выглядело это так откровенно, что дыхание перехватило.       – Малыш, ты же будешь со мной нежным, м?       Эти мурлыкающие нотки… может для него всё это и очередная шутка, и сейчас он поглядывает через плечо, опустив ресницы и демонстрируя угол кривой улыбки… вот только для Мо всё это шуткой быть перестало. Вот буквально только что. И он делает «шаг вперед».       – Если хорошо попросишь.       Тянь ощутимо вздрогнул, услышав неожиданный ответ, и одновременно ощущая уложенную на спину горячую ладонь, которая провела сверху вниз, надавливая, словно считала позвонки и замерла только в опасной близости от задницы. Это что сейчас было? Мо? Хэ предвкушал, как тот будет краснеть, смущаться и отворачиваться, и собирался в итоге всё же мыться как-то сам, когда тот сбежит, напоследок обматерив его и хлопнув дверью.       Ладонь исчезла, сменившись теплыми струями, которыми его равномерно поливали. Тянь попытался было развернуться, но был остановлен крепкой хваткой за плечо.       – Не дергайся. Дверца открыта, пол зальём, – наконец Шань счёл его достаточно мокрым, отложил душ в ноги и выдавил на руку шампунь, распределяя его по волосам. Ему было неудобно тянуться, всё-таки Тянь был выше, плюс высота поддона и глубина кабинки, поэтому он не нашел ничего лучше, чем снова нажать на спину, вынуждая прогибаться сильнее, соскальзывая локтями по пластиковой стенке. – Ниже!       Тянь терялся, что происходит, стоя в весьма однозначной позе, пока ему мыли волосы, потом безо всякого стеснения начали усердно водить намыленной мочалкой по телу. И если руки и спина ещё было терпимо, то дальше он и сам почувствовал, что заливается краской, и не только от казавшейся горячей, а на деле едва тёплой воды. Интересно, как чувствуется происходящее самому Шаню? Ему тоже хочется? Что и как именно ему хочется стало понятно чуть позже, когда мочалка была брошена вниз, а скользкие от геля для душа пальцы прошлись по заднице, между так беспечно подставленных половинок. Успевший слегка расслабиться под поглаживающими движениями Тянь напрягся, широко раскрывая глаза и недоверчиво оглянулся, встретив твердый внимательный взгляд. Щёки Шаня привычно алели, но кроме этого никаких признаков смущения не было: куда уже смущаться, когда пальцы гладили и надавливали, и один уже погрузился первой фалангой…       – Малыш, ты уверен?       – Нельзя? – ломкий шепот в ответ.       – Тебе можно всё. Но сначала... Выйди, я лучше сам.       Но Шань только покачал головой отрицательно.       – Просто скажи, что мне сделать.

***

      Они сидели на кровати, между ними стояла раскрытая аптечка, и Шань поливал пенящимся антисептиком ладони, к которым безнадежно прилипли промокшие желто-бурые бинты, понемногу снимая их и слыша сдавленное шипение. Ему не раз приходилось обрабатывать свои раны, но смотреть на чужие было гораздо больнее, и он старался действовать как можно аккуратнее. Совсем недавно Тянь точно так же сжимал до хруста челюсти, бинтуя его шею и обрабатывая синяки и длинные ссадины. Что у них за постоянный лазарет? Наконец свежие белые бинты заменили лежащие неопрятным комком старые, и Тянь рвано выдохнул, откидываясь на покрывало.       – Я теперь тебе даже помочь не могу.       – Да заживает уже. Не парься. Я бинтую, только чтобы мама не видела лишнего, – Мо невольно коснулся шеи, сейчас ничем не закрытой. Там и правда уже начали сходить корки, иногда немилосердно зудевшие и кровившие, если неловко задеть. – Ложись, я сейчас.       Он закрыл аптечку и сгреб мусор, прикрыл за собой дверь. По пути снова начало накрывать неуверенностью и потряхивать. Он крепко зажмурился, вцепившись в косяк. Может не стоило делать с Тянем такое? Но он не отказался, не послал его, позволил, и выставил только в самом конце. Значит, сам хочет этого? Или настолько боится потерять и готов на всё, чтобы этого не произошло? Он помотал головой. Смысл уже теперь голову ломать. Кто виноват, что у них всё так неравномерно – то долгие месяцы на одном месте, то вот так: за несколько суток расстояние ушло до нуля и в глубокий минус…       Шань вернулся в свою комнату, но к постели не подошел, замерев в паре шагов, на что Тянь осторожно похлопал ладонью рядом с собой, откинув одеяло с половины Мо и демонстрируя, что сам ещё одет: трусы и сидевшая в обтяжку футболка.       – Иди сюда. Поговорим?       Поколебавшись ещё, Шань всё же забрался, и лёг рядом. Тянь снова перевел взгляд на потолок.       – О чём ты думаешь на самом деле?       Мо заворочался, устроившись в итоге спиной к Тяню. Так было немного легче, взгляд не магнитило к его спокойному, расслабленному лицу, к приоткрытым губам…       – Я не могу тебе сказать, - проворчал невнятно.       – И ты хотел показать мне, верно?       Шань вздрогнул. Откуда…?       – Да.       – А если без необходимости донести до меня свою мысль? Хочешь?       – Хочу. Но ты не должен себя заставлять.       Тянь всё же не выдержал, поворачиваясь и обнимая.       – Я стопроцентный эгоист, малыш. Всё ради моего удовольствия. Покажи мне всё.       Мо медленно развернулся, обнимая в ответ, и потянулся за поцелуем, сперва коснувшись губами щек, скул, подбородка, прежде чем найти губы и задерживая дыхание, толкнуться языком, который Тянь сразу же пустил, встречая своим.       Они повернулись, так что Шань оказался сверху, теперь уже его колено раздвигало бедра Тяня, который задрал футболку на его спине и провел ногтями по пояснице, без нажима, но чувствительно - касание осело где-то внутри мелкой дрожью.       Он оттолкнулся, становясь на колени, чтобы снять с Тяня футболку – зачем, спрашивается, надевал? Мо ловил флэшбэки того, как Хэ выгибался перед ним только что в ванной – он определенно хотел увидеть это ещё раз. Снова провести вот так по спине, но чуть позже – сейчас его ладони опустились на плечи, стекая по ребрам и животу до пупка, от которого шла вниз дорожка темных волосков.       Захотелось проследить её пальцем, что он и сделал, не останавливаясь на резинке трусов, скользнув под неё и встречаясь с головкой вставшего члена. Тянь смотрел на него молча, не отрываясь. Ждал, словно боясь неосторожным движением или словом разрушить окружающее их звенящее напряжение, в котором Шань разглядывал его, впервые не скрываясь и не пытаясь отвернуться.  Следующим движением тот хлопнул под бедром согнутого колена, и, не дождавшись реакции, повторил сильнее.       Тянь сообразил, что он командует приподняться и сделал как просят, позволяя раздеть себя окончательно. Следом Шань разделся сам, оставляя одежду там, куда она упала, продолжая рассматривать, и выдерживать этот изучающий взгляд становилось все сложнее.       Мо терялся, чего и как именно ему хочется прямо сейчас – в голове никак не выстраивалось какой-то четкой картины действий, поэтому он просто касался и тянулся губами туда, куда падал взгляд, оставляя горячие мокрые поцелуи на коленях, бедрах, боках, вызывая легкую щекотку, твердых сосках, плечах и ключицах, и снова на груди и ниже. Хэ вздрагивал, переставал дышать, но держал себя на месте, цепляясь за простыни. Когда Шань всё же сжалился над ним и провёл языком вдоль ствола, обнимая губами головку, и тут же отстранился, Тянь не выдержал:       – Малыш, пожалуйста, поласкай меня так немного.       Мо кивнул и вернулся, вбирая глубже, и добавляя неспешные движения ладонью. Он пытался действовать так же, как утром делал Тянь, потому что помнил, как горячо и кайфово это ощущалось. Ему самому давно уже отчаянно хотелось, но всё, что он позволял себе – это прижиматься иногда напряженным членом к бедру Тяня, но так было ещё хуже – собственное возбуждение росло, как он не старался его игнорировать.       Тянь нетерпеливо дернулся бедрами вверх, но дать ему кончить в планы не входило, поэтому Мо отпустил его, сплевывая скопившуюся во рту слюну с примесью естественной смазки, и опустил руку, щедро распределяя её по пальцам и начиная проталкиваться внутрь, сначала одним, а затем и двумя сразу.       – Ты очень узкий. Вообще получится? – решился он озвучить свои сомнения.       Тянь закусил нижнюю губу – ему не было больно, но и приятными ощущения пока было не назвать.       – Должно. Не спеши только. Я ещё никогда…       Мо обожгло пониманием – это происходит впервые не только для него, но и для Тяня. До этого он предпочитал не заостряться на этом, но обычно Хэ вёл себя так уверенно и с апломбом, что невольно казалось – у него опыта больше, чем Шаню бы хотелось. Выходит, не так… и это заставляло сердце биться чаще, хотя ещё минуту назад казалось, что некуда – оно и так разрывало грудную клетку, и Шань как мантру повторял себе успокоиться. Если бы это помогало…       Его движения стали ещё медленнее и бережнее, он снова начал ласкать член Тяня, заметив, что его возбуждение спадает. Возможно, так ему будет проще расслабиться. И действительно, пальцы заскользили легче, и можно стало добавить третий. В какой-то момент он ненамеренно начал задевать простату и Тянь отозвался низким стоном.       Через некоторое время он сбивчиво зашептал:       – Всё, всё, хватит, я не могу больше. Иди ко мне.       Шань вытащил пальцы и снова сплюнул, размазывая выступившую смазку по дернувшемуся от этого движения члену. Похоже, это не будет долго. Пусть. И опустился к тут же потянувшемуся за поцелуем Тяню, одной рукой помогая себе войти в раскрытое горячее отверстие. Общий стон друг другу в губы. Было тесно. Жарко. Хорошо на грани терпения. Они замерли, Тянь сжал его коленями и руками, вновь впиваясь ногтями уже не ласково. Переждав несколько мгновений, Шань подался назад и толкнулся снова. И ещё раз, выдыхая в шею откинувшего голову назад Тяня, касаясь раскрытыми губами, дыша им, его запахом.       И балансируя на самой грани, сбиваясь в рваный, горячечный ритм, слушая ответные стоны, выдохнул:       – Ты. Мой.       В это мгновение Тянь сжал его изнутри особенно сильно, и сопротивляться поднимающейся горячей волне оргазма стало невозможно. Дав себе несколько секунд отдышаться, он опустил руку, в несколько движений помогая Тяню достигнуть разрядки, и только тогда позволил себе лечь рядом, встречая всё ещё затуманенный взгляд.       – Мне кажется, я понял, что ты хотел сказать. И... Шань, я тоже.