За мгновенье до нового дня

      День выдался пиздецки тяжелым. Чэн отложил нагревшийся мобильник. Он вот только что вошел в свой кабинет, проведя на ногах бесконечно тянувшиеся с пяти утра часы. Дерганным жестом приподнял руку, сгибая в локте и сдвигая рукав пиджака, открывая тяжелый блеснувший браслет. Ещё только пять. Пять вечера. Всего двенадцать часов, а он вымотан и выжат. Стареет, что ли?       Всё шло наперекосяк наполовину оттого, что Би уехал по отдельному заданию в другой город ещё четыре дня назад, а наполовину вследствие блядских обстоятельств. Вот просто бывают дни, когда законы Мерфи имеют абсолютную силу и не считаются с тем, сколько усилий ты прикладываешь, чтобы им противостоять.       И проверенный годами брокер делает ошибку в документах. Водитель заболевает, игнорирует своё состояние и с температурой под сорок прётся везти товар, в итоге на ходу въезжает фурой в дорожный столб.       Самый тихий район вдруг оказывается объектом внимания хрен пойми откуда взявшихся копов, которые лезут не в то время и не в то, блядь, место, и перепуганный клиент, которого весь последний год вёл к сделке, срывается с крючка.       Вишенкой на торте стал брат. Звонок из полицейского участка привел Чэна в состояние тихого бешенства. Этот неиссякаемый источник проблем на его голову ухитрился разъебать чью-то тачку, и чуть не подраться с её хозяином. Делать нечего — надо ехать. Хорошо ещё, что начальник участка кое-что ему должен. Вот только это можно было использовать с гораздо большей пользой, чем на покрытие выебонов Тяня. Чэн устало вздохнул и подхватил плащ. Раз этот день уже не может стать хуже, можно и сообщить братцу, что ему стоит начать собирать чемодан – документы о переводе в новую школу приняты, это вопрос пары месяцев.       Понятно, что известие его не обрадует, но он и не нанимался радовать его, после таких-то сюрпризов.       В участке он застал брата на лавочке, шепчущимся с тем рыжим мальчишкой, которого он последнее время таскал везде за собой. И который выглядел сейчас так, будто и у него день не задался: сплошь бинты и пластыри, не скрывающие покрытое царапинами и синяками лицо. Всё остальное он прятал под широким светлым худи с капюшоном. Чэн поморщился — некогда ему мальчишек разглядывать:       — Выметайтесь и ждите снаружи.       Пришлось натянуть на лицо дежурную улыбку, хотя она едва держалась – в висках глухо пульсировала мигрень.       — Это же господин Хэ! Прошу, проходите.       Дело удалось уладить быстро, но это стоило ему приличной суммы и последних нервных клеток: вопли потерпевшего вызывали желание пристрелить его к херам на месте. И о долге начальника придется забыть. Тихое бешенство получило новый уровень и превратилось в кипящий котел, с которого каким-то чудом до сих пор не сорвало крышку. Сделав над собой усилие, почти спокойным тоном произнес Тяню, смотревшему как всегда, с вызовом:       — Поедешь со мной. Надо поговорить.       Под его тяжелым взглядом ни один не стал бы перечить, но только не Тянь.       — Нет.       Последняя капля сорвалась и упала, глаза заволокло алым, и рука сама сорвалась в хлесткую пощечину. Он пожалел об этом сразу же. Но было поздно что-то исправлять. Брат молча развернулся, схватив за руку рыжего, который от неожиданности даже не сразу начал вырываться, и направился куда-то на выход…       — Приведите его, — сил делать что-то самому больше не было. Чэн почувствовал, что не в состоянии ничего предпринимать. Пусть его подчиненные уже как-нибудь разберутся сами. На что они вообще годятся, если не смогут поймать пару подростков. Он едет в офис. Ему надо выдохнуть.       Всё это — не полный перечень того, что приключилось за этот день, уже к обеду напоминавший старый фильм «Поворот не туда». Ещё один звонок, оповещающий об очередной катастрофе, и он просто сорвется, отправив телефон в последний полет до стены.       Пообещав себе наорать или двинуть в морду первому, кто войдет, хоть таким образом скинув снова начавшее собираться в плотный комок в горле раздражение, Чэн проглотил пару таблеток и прикрыл глаза, позволяя мыслям течь беспорядочно: так его мозгу иногда удавалось находить оригинальные решения.       В дверь постучали, и Чэн даже обрадовался: а вот и жертва. Подобрался, поднимаясь навстречу.       Вошел Би. Молча закрыл за собой и повернул защелку. Так же, ни говоря ни слова устало опустился на диван и похлопал рядом. Чэн выдохнул разом половину напряжения и шагнул к дивану. Вместо того, чтобы садиться, сразу вытянулся, как был, в костюме и ботинках, устраивая спину на коленях, а голову на подлокотнике. Да… так — лучше всего.       На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только тихим дыханием. Боль отступила. Каждый просто ощущал присутствие, рассеянно скользя взглядом по знакомому до последней черточки лицу.       — Устал?       — Устал.       — Всё нормально?       — Потом.       Всё потом. А пока — Би протянул руку, отводя упавшие на лоб пряди. Склонился прижимаясь, осторожно губами к губам. Чэн поднял руки, притягивая ближе, приминая светлый короткий ежик волос, сгребая в кулак футболку на спине, без слов говоря: «Какого тебя так долго не было» и в ответ – горячим языком по губам, между, обводя кромку зубов «Я тоже очень скучал».       Они не говорят много. Не так часто бывают вдвоём. Ещё реже позволяют себе вот так забить на всё и раствориться в крошечном мирке на двоих, куда никого не пускают.       Чэн слегка толкает в грудь, поднимается, чтобы снова оказаться на коленях – но уже лицом к лицу, сжимая своими коленями бедра. Ловит удивленный взгляд – они всё же в офисе, и не пройдет много времени прежде, чем кому-то срочно понадобится кто-то из них.       Сейчас плевать, много времени и не нужно, сколько есть – всё их. На то, чтобы: ладони на плечи, по шее, и снова выдохнуть в поцелуй. По коленям, и вверх, проклиная одежду, что мешает сейчас почувствовать пальцами горячую кожу, по которой бы вот так, носом, упиваясь запахом, а потом языком. Чтобы в ответ – нетерпеливое движение навстречу… А пока — как есть. Через рубашку, так тоже хорошо, гладить спину, не пытаясь вытащить подол из-под ремня. Пока Чэн дергает ворот, открывая участок между шеей и плечом, чтобы медленно сжать кожу зубами. Не укус, пока нет. Обещание. Зубы сжимаются слегка, и тут же отпускают, оставляя влажный розоватый след.       В нём сейчас нет страсти – только желание трогать, убеждаясь – здесь, для него. Пальцы обводят верхнюю губу, и Би хочется лизнуть подушечку, втянуть в рот, прикусить, и выпустить. Такие желания легко исполнимы. Хэ смотрит с улыбкой. Эту улыбку тоже хочется сцеловать, но больше – смотреть. Он так редко улыбается, что каждый раз бы отмечать в календаре. И потом считать отметки, перебирая в памяти, анализируя причины, чтобы научиться вызывать эти улыбки, когда хочется. Потому что так он гораздо красивее, если это конечно возможно. Потому что так он кажется почти счастливым. Би бы отдал всё, чтобы это было так.       Но всё, что может – охранять его, следуя за правым плечом в самое пекло, в надежде, что успеет, если что, заслонить. Что не проглядит, нутром чуя, когда ему грозит опасность. Не ошибется, выбирая маршрут, выбирая людей, которых можно подпустить к нему близко. Только не так близко, как сейчас он сам. Это место, под его руками, губами, под всем весом – только его. Его. Это чувство заставляет обхватить руками, прижимая, сколько есть сил, уткнуться в шею, царапая скулу о подбородок в мелкой щетине – не успел побриться… опять подняли ни свет - ни заря. Значит, почти не спал. Сегодня надо заставить лечь раньше…       На столе раздражающе звенит телефон. Несколько секунд никто не реагирует, впитывая тепло. Но оба знают – он не может не ответить. Би нехотя расцепляет руки.       – Спасибо. Теперь точно доживу до вечера. Останешься сегодня? – не дожидаясь ответа, Чэн встает, ловит вибрирующий аппарат на краю стола. – Да. Что там ещё? Сейчас? Подгони машину. Нет, никто не нужен. Цю вернулся, поедет со мной.       Би встряхнулся и встал. Всё в порядке. Теперь он тоже просто обязан дожить до вечера.