За мгновенье до нового дня

      Это даже не было особенной тайной. Просто Гуаньшаню как-то не с руки было с кем-то об этом говорить. Хотя иногда и распирало, что уж там. И он даже вляпался в какой-то чатик, где то и дело пищали девчонки. То есть они конечно писали, но от обилия смайликов, котиков, блесточек иногда хотелось блевать. Но где иначе он мог хотя бы изредка обсудить то, что не давало ему покоя? Просто ему нравилась… да нравилась. От этого прекрасного голоса становилось сразу так, что дыхание в груди спирало. Она была вся — идеал. Хотя идеала не существует. Вот и её не существовало тоже. Хатсуне Мику. Его милой девочки с хвостиками цвета морской волны. С этим фактом он давно смирился, но продолжал следить за новыми треками, и иногда всё равно грузил проклятый чат, где у него опять начинали слезиться глаза от блеска и розового цвета. Зато он мог написать «как вам Плохое Яблоко?» и получить в ответ целый шквал восторженного визга, разборов текста, предположений и в конце этого всего удовлетворенно выдохнуть «ага, круто».       Ему хотелось бы купить мерч, хотя бы повесить в своей комнате один единственный плакат с милой Мику. Но туда мог завалиться теперь не только Лысый, который смотрел на него как на икону, и простил бы, пожалуй, даже такую не крутую деталь в образе братана. Теперь там могли появиться и Цзянь с Чжанем, чью реакцию он мог с трудом спрогнозировать. А хуже всего – чёртов мажор. Он-то уж точно стал бы ржать, называть его «малыш» и дразнить на разные лады. Без злого умысла, просто он обожал докапываться на ровном месте. Или того хуже, отзываться пренебрежительно о его богине. И тогда драки не избежать. Драк Гуаньшань не боялся, но с Хэ Тянем это чаще всего превращалось в весьма одностороннее насилие над ним. Если быть честным, то уже давно это было больше игрой, чем реальными потасовками. Хэ просто зажимал его где-нибудь, трогал, пока Гуаньшань не начинал вырываться всерьез, не в силах терпеть этого вызывающего странные реакции взаимодействия.       В общем, по здравом размышлении, проще было не покупать плакат. Так и деньги целее были. А вот удержаться от того, чтобы плейлист в телефоне на девяносто процентов не состоял из треков, где электронная девочка выводила красивые японские слова, будоражащие его воображение, было невозможно.       Это позволяло Мо как-то держаться в школе, успокаиваясь на переменах, воткнув в уши наушники и погрузившись в дивный мир со своей ненаглядной. Дома на компьютере ещё хранилась папка за семью паролями, где были любовно сохранены то грандиозное видео с концерта, а также немного, чисто сотня-другая любимых артов. Приличных, как вы могли подумать. Марать своё увлечение всякой пакостью Гуаньшань бы не посмел. Его чувства были светлы и прекрасны. Но на какое-либо понимание их со стороны друзей он не надеялся. Потому что мужик должен слушать какой-нибудь крутой рэп. Или забубённый металл, от которого барабанные перепонки едва не рвутся. Самый край — какое-нибудь техно. Но всё это ему как-то не заходило. Как и джаз, блюз и тоскливая классика. Мо скривился. Где он и где эта вся возвышенная муть. В топку.       Вот и сейчас он сидел на школьном подоконнике, покачивая носком кроссовка, под тревожный и прекрасный «Мои крики – музыка для твоих ушей», где ангельский голосок услаждал слух на фоне тяжелых гитарных запилов. Он настолько ушёл в себя, что проморгал момент, когда наушник резко выдернули из уха и в него выдохнули:       — Приветик! А что ты слушаешь? Я тоже хочу!       Таким нахальством обладали всего двое его знакомых, и он замер, пытаясь сообразить, что делать, но было поздно: на лице Цзяня, придвинувшемся слишком близко расплывалась довольная улыбка. Наушник он уже запихнул себе в ухо и слушал, кивая.       — Вау. Рыжик… — он смотрел словно по-новому. — А ты, оказывается….       — Ничего не оказывается! — наушник вылетел из изящного ушка И, как пробка, возвращаясь в ладонь хозяина. — Какого хрена! Я случайно включил. Обычно я такое…       Какого хера он оправдывается? Похоже, ещё и безрезультатно, потому что Цзянь слушал его, склонив голову так, что светлые пряди падали вниз. А хитрый прищур и кривая улыбочка давали понять, что он не верит ни единому слову из его жалкого раздраженного лепета.       — Ну, ну, не надо стесняться! — вкрадчивый голос лился в теперь свободные уши. — Я видел, как ты аж глазки прикрыл и ногой качал. У тебя даже лицо прояснилось, ещё чуть-чуть – клянусь, ты бы улыбнулся. Во я дурак! — он хлопнул себя по лбу. — Надо было подождать, пока это произойдёт. Сфоткал бы и продал фотку Тяню. Как думаешь, сто тысяч — не слишком дешево?       Он выглядел искренне озабоченным, но на самом деле откровенно потешался. На что это он намекает? Сдалась Тяню его улыбающаяся физиономия. Хотя, может и сдалась. Почему-то он думал, что мажор бы не задумываясь выложил кучу денег за такое. Идиот. Эти мысли смущали. Гуаньшань зашарил взглядом, пытаясь разыскать своё возможное спасение, но Чженси рядом не было. А это значит, что неуемная энергия Цзяня сейчас доставалась ему одному. И вызволить его из этого снова придвигающегося мягким котом бедствия никто не придёт. Разве что… из огня да в полымя!       — О чём болтаете без меня? – лёгок на помине. И уже привычно устраивает руку на плече. На том самом, где всё ещё болтается наушник. В котором всё ещё играет…       — О музыке! — восторженно сообщает Цзянь. — Прикинь, а Рыжик у нас фанат Хатсу…       Мо ненавидел так делать. Но нужно было спасать ситуацию, и он, скрепя сердце, всё же заехал локтем под рёбра сидящего рядом. Цзянь как-то сдавленно хекнул и схватился за рёбра. Совсем удар не держит. Ну хоть заткнулся. Вина боролась с удовлетворением, хотя расслабляться было рано. Ох как рано.       — Эй! — рука на плече стала словно бы тяжелее и сжалась предостерегающе. — Ты чего сегодня такой бешеный. Не тронь его больше. Ты в порядке?       Последнее предназначалась переставшему морщиться Цзяню, который мстительно улыбнулся и выпалил.       — Он меня чуть не убил. А всё, чтобы ты не узнал, что он любит Мику!       На лице Тяня отразилось непонимание, медленно вытесняемое чем-то совсем страшным, как потемневшее грозовое облако. Рыжего сдёрнули с подоконника, как котёнка, и поволокли прочь под хихиканье Цзяня. Впрочем, через пару секунд он уже как намагниченный повернул голову в сторону, откуда по коридору брёл Чженси, таща сразу два рюкзака.       — СиСи! Спасибо! Пойдём скорее, а то в столовке булочки кончатся.       Про ввернутого им в пучину отчаяния Гуаньшаня И уже благополучно забыл.       На задворках школы никого не было, поэтому наблюдать разворачивающуюся сцену было некому. Радоваться этому или печалиться, Гуаньшань ещё не решил.       — Ну? — вопрос был сформулирован слишком расплывчато, но, кажется, Гуаньшань догадывался, что хочет узнать нависающий над ним Хэ Тянь. Он сглотнул, лихорадочно соображая. — Ничего не хочешь мне рассказать?       Мо не хотел и мотнул головой. Хотя и не надеялся, что это поможет.       — А Цзяню, выходит, рассказал?       — Он сам узнал, — Гуаньшань отвёл глаза. — Кто же виноват, что он такой любопытный.       — И где ты её нашёл?       Странный вопрос, но отпираться уже, наверное, было бесполезно. Всё равно Цзянь растреплет. Лучше уж он сам.       — В интернете.       — Давно?       — Около года назад, — по мере этого допроса у Гуаньшаня копилось ощущение, что что-то тут не так. Но вопросы сыпались один за одним и он отвечал быстрее, чем думал.       — Она из Китая?       — Япония.       — Ого. Красивая?       — Очень.       — И что тебе в ней так понравилось?       — Поёт хорошо. Милая, — на эту тему он мог бы поговорить ещё, но Хэ уже задавал следующий вопрос.       — И часто? — он кивнул на телефон, давая понять, что речь об этом.       — Каждый день… — было немного неловко и Мо ощущал, что краснеет.       И чем больше он краснел, тем темнее становился Хэ. Уже грозя побить рекорд своей же мрачности. На этих словах он поперхнулся и отвернулся, чтобы успокоить дыхание. Гуаньшань заволновался. Что это с ним? Неужели настолько терпеть не может вокалоидов? Ну так он же его и не заставляет слушать.       — Слушай, Хэ. Я понимаю, что тебе не нравится. Я же тебе и не предлагаю. Какое твоё дело, что я...       — Ещё бы ты мне предлагал, — отозвался Тянь как-то слишком убито для разговоров о музыкальных пристрастиях, пусть и таких необычных. — Короче, мне плевать на твою японку, понял?       Мо послушно кивнул. Понятно. Чего там непонятного. А вот следующие слова озадачили:       — Ты убедишься, что я — лучше.       Вот с этим Гуаньшань уже согласиться не мог. Он, конечно, пока не слышал, как поёт Хэ Тянь, но вряд ли лучше, чем Хатсуне. Может быть он и был много в чём крут, но как тут вообще можно сравнивать?       — Этого не может быть. Ты не можешь быть лучше Мику.       В этот момент у него застряли в горле все дальнейшие слова, потому что в глазах Тяня отразилась вся боль этого мира. И красивые, чётко очерченные губы едва слышно произнесли:       — Почему?       И Гуаньшань выдохнул то, во что верил всей душой:       — Потому, что она — идеальна.       Раздавшийся хруст то ли костяшек, то ли зубов идентифицировать не удалось прежде, чем Хэ развернулся и ушёл обратно в школу, хлопнув задней дверью так, что сверху посыпалась штукатурка. Мо выдохнул и потянулся за сигаретами. Это надо было перекурить. Нехорошо получилось. Кто же знал, что у Тяня такой комплекс на почве пения… надо будет потом как-то сказать, что он, Гуаньшань, не против послушать. Вдруг он и правда неплохо поёт. На фоне его других талантов... Хотя с божественной Мику в этом уж всё равно не сравнится.       Сигаретный дым приятно расслаблял, от большой перемены ещё оставалось несколько минут – хватит докурить и вернуться в класс. Мо запихнул назад так и болтающиеся на плече наушники. Птичий щебет.       — Say, that you love me… — пропел он тихонько. Однажды он точно найдёт того, кого полюбит по-настоящему. А пока у него в сердце только Хатсуне Мику. И, совсем немножко, эта псина сутулая. Хэ Тянь.