༄༄༄
Следующим утром я просыпаюсь от звука торопливых шагов в коридоре. Недоумевая, выглядываю из своей комнаты и буквально сталкиваюсь нос к носу с Ялинг, расчёсывающей на ходу выкрашенные в розовый цвет кончики своих чёрных волос. — Что за спешка? — спрашиваю, одновременно показывая жестами. Немного потренировался, но всё равно не уверен, что выходит правильно. Однако Ялинг меня понимает. — В конце каждой учебной недели мы сдаём экзамен, — жестикулирует в ответ она. — И я опаздываю! Ты идёшь? Её вопрос выбивает из меня остатки сонливости, снова бередя вместо неё беспокойство. Я экзамены должен сдавать? Уже? Даже если пренебречь тем фактом, что я обманщик, притворившийся шаманом, разве не рановато? В речи Лоретто не было ни слова об экзаменах. Однако по школьному опыту знаю, что прогуливать контрольные — идея плохая; учителя в таком случае мстят и подсовывают задания вдвойне сложней, когда наконец придёшь. А прийти рано или поздно придётся, потому что плана побега у меня по-прежнему нет. Так что остаётся только кивнуть, быстро умыться и проследовать за Ялинг через Тик’аль.༄༄༄
Мы приходим в небольшую мастерскую в восточном крыле Великого храма, воздух здесь приятно прохладный, но окна выходят на глухую стену соседней постройки, отчего складывается ощущение, будто находишься в пещере, а не чертогах великих волшебников. Столы тут уставлены керамическими горшками, старыми фресками и бесчисленными пузырьками с пудровыми красками. Джая и Валто уже здесь, хмуро разглядывают какие-то кувшины с тарелками, выставленные перед ними. — Не знала, что ты придёшь, Елисей, — Джая смущённо моргает, когда замечает нас с Ялинг на пороге. Золотые нити в её волосах поблёскивают даже в этой тусклой обстановке, точно лучики надежды во мраке. — Ты случайно в магии минералов не разбираешься? — Нет. — Почему я не удивлён, — хмыкает Валто, даже не глядя на меня, и поднимает одну из тарелок со стола, чтобы рассмотреть белёсые разводы на её поверхности. — Чем именно вы занимаетесь? — спрашиваю, игнорируя его. — Нам нужно их почистить, — объясняет Ялинг, указывая на посуду. — И в этом весь экзамен? Какое… — «…разочарование». Я ожидал, что нас заставят обращать воду в огонь или стекло в бумагу, но полировать тарелки? Без шуток? В уроках астрономии в школе больше волшебства было. Следующие несколько часов разочаровывают ещё сильнее, потому что остаётся только сидеть и уныло наблюдать, как остальные пытаются нагреть воду с помощью магии, чтобы смыть кипятком разводы на керамике, потом призвать ветер, который окажется достаточно мощным, чтобы сдуть грязь, как предлагает Джая, и так далее. Валто пробует изменить зелёный цвет одной их тарелок на белый, чтобы полосы налёта были не так заметны, но выходит у него лишь оттенок выцветшей голубизны — и я даже не знаю как, он просто таращится на тарелку целую минуту, не моргая, пока глаза не заслезятся. Сам же я и не пытаюсь. Что я могу? Никаких кураторов, которые могли бы прийти проверить, как у нас дела, нет, так что по крайней мере в этом плюс. Могу не изображать вид бурной деятельности. Два часа спустя сдаются уже все, и я, лениво вертя в руках маленький потрёпанный кнут, который, видимо, используют всадники, когда выгуливают коней на праздничных парадах, беседую с Ялинг. Быстро перебирая пальцами, она рассказывает мне о разнице между утвердительными и вопросительными предложениями в жестовом языке. Пока что это самое интересное за день. Краем глаза я также вижу, как Валто и Джая время от времени ещё предпринимают попытки преуспеть в деле, хотя теперь это скорее выглядит так, будто Валто пытается Джаю склеить. — В тысячный раз, Валто, отвали! — огрызается Джая, когда тот опять подходит шепнуть что-то ей на ухо. — Сказала ж, у меня девушка есть. — Ты просто меня не примеряла, — лыбится, как имбецил, он. — Ты ботинок что ли, чтоб тебя примерять? — Джая корчит гримасу, делая вид, что её сейчас стошнит. — Тогда отвали дважды, я веган. Не ношу кожу. Когда Валто в третий раз прямым текстом посылают, его внимание неожиданно переключается на меня. Уперев локти в столешницу, он внимательно смотрит на меня через всю мастерскую, однако в его взгляде теперь никакого флирта, только неприкрытая злоба, будто в его любовных неудачах виноват я. — А ты б мог хотя бы сделать вид, что помогаешь нам с заданием, Елисей, — говорит Вальто, едко выговаривая каждое слово. — Или Тэйен ничему тебя не учит? Не собираясь ублажать его раздутое самолюбие, я зыркаю на него не менее едко в ответ: — Ничему. — Может, мы могли бы попробовать банальное мыло, без магии, — предлагает Джая, изучая очередную посудину. Глянув снова на белёсые полосы на тарелке в её руках, когда она подносит ту к свету, я неожиданно для себя самого осознаю, что видел подобные прежде. — А это не известковый налёт? Джая пожимает плечами. «Если это известь…» Может, нам и не нужна магия? Родители как-то забыли коробку с пуговицами в подвале, и дождевые капли, стекающие по стене, оставили на них точно такие же разводы. Мама тогда очистила пуговицы лимонным соком. «Простая химическая реакция, — сказала она. — Известь является основанием, а лимон кислотой. И одно терпеть не может другое. Тебя что, на уроках химии не научили, Еля?» — У вас есть лимоны? — когда все качают головами, я, вдохновившись, подскакиваю на ноги. Если у Лоретто на столе был апельсин, то в Тик’але и лимоны найдутся, верно? «Хоть что-то интересное за день будет». Быстро добраться до кафетерия, до которого приходится обойти весь гигантский храм и несколько улиц, не удаётся, однако в итоге лимоны я добываю. Никто не замечает, что я утаскиваю еду с собой, что хорошо, ведь тут и это считается неприличным. Хотя… я ходячее неприличие, по их мнению. Вернувшись в мастерскую, выдавливаю лимонный сок на одну из тарелок. Проходит несколько минут, все смотрят на меня как на сумасшедшего, но потом известковые разводы начинают растворяться, обращаясь в крошечные пузырьки кислорода на керамической поверхности, отчего вода напоминает шампанское. — Чудо, — с неподдельным восхищением говорит Джая. — Это алхимия? В ответ я лишь неопределённо веду плечами. «Если бы». Алхимия — процесс творческий, она помогает менять свойства вещей с помощью ауры, которая материализует мысли и позволяет создавать уникальные произведения, как искусство. Но подобной силой мысли обладают лишь могущественные шаманы, она требует немало тренировки и — таланта, которым я обделён. Тут же простая, предсказуемая наука, исход которой любой может выучить и запомнить. Никакого чародейства. — Понимаю теперь, почему Лоретто не прочь тебя обучать, — замечает Ялинг. — Ты находчивый. — Никакой он не находчивый. — Валто выглядит ещё рассерженнее теперь, когда моя идея сработала. Уголки его рта насупились вниз, а взгляд надменно прищурился в мою сторону. — Он даже не чистокровный, родители у него не шаманы. Может, прапрабабка его однажды переспала с колдуном, а теперь наш Елисей по счастливой ошибке унаследовал магию. Талантливым, как твердят слухи, ему не быть, сколько б ни старался, потому что… — наклоняясь через стол, он заглядывает мне прямо в глаза, и на лице его расцветает мерзко циничная усмешка, — …как и его родители, он рождён прислугой, а не чудотворцем. «Прислугой? — зубы скрипят, сдерживая моё желание врезать по его морде, чтоб стереть усмешку. — Мои предки правили в Кабракане веками до того, как шаманская императрица устроила переворот и захватила трон. Так кто же здесь рождён прислугой?» Но нельзя поддаваться на провокации. Когда я вспылил в последний раз, то оказался в наручниках и — здесь. Так что я лишь награждаю Валто испепеляющим взглядом, продолжая стоять неподвижно, как скала. Однако Валто не сдаётся: — Молодые шаманы вроде нас троих тренируются с самого рождения, чтобы впечатлить Совет и получить шанс учиться у лучших, а тебе, простокровному с каплей магии, преподносят всё и сразу, Елисей? И за что? Тебя, поди, пожалели — или поспорили на тебя. Ради анекдота. Пари на то, что смогут подобрать дворнягу с улицы, отмыть, надрессировать и слепить что-то более-менее сносное. Ялинг и Джая, позабыв о посуде, озабоченно переглядываются, наблюдая за нашей с Валто разгорающейся ссорой. Подавляя моё нарастающее негодование, руки сжимаются в кулаки, причём левая вокруг кнута, который опять подобрал, как вернулся с лимонами. Так и чешется шлёпнуть им Валто как кобылу. Я делаю глубокий вдох, и лёгкие наполняются прохладой мастерской, но гнев лишь жжёт изнутри всё сильнее. — А тебя, очевидно, никто так и не отмыл, — цежу, не в силах больше молчать. — Потому что ты несносен, Валто! Думаешь, ты избранный? Божественный светлый маг, рождённый творить чудеса? Магия не знает лимитов, она уничтожает всё, к чему прикасается. — Я думаю, с нас хватит лимитов. Шаманы и ведьмы подвергались гонениям поколениями. — Специально или нет, но Валто выводит меня из себя только больше, когда раз за разом продолжает поправлять свою белобрысую чёлку, которая уже засалилась от его пальцев. — И даже в Кабракане, месте, некогда основанном шаманами, мы не могли пользоваться магией без разрешения, пока старых королей и королев не свергли! Мы были собственностью короны, были вынуждены выполнять приказы простокровок как твоя семья, убивать и умирать ради капризов жестоких тиранов. Мне хочется расхохотаться в ответ. Так вот, во что он верит? Знаю я эти россказни, клевету, которую шаманы распространяют, чтобы оправдать свою спесь. «Нас однажды обидели, поэтому теперь мы имеем полное право обижать всех в ответ». Однако императрица Иш-Чель никогда не признавала ничего, кроме неуязвимости шаманов — а ей-то почти триста лет, старше неё никого, и она лично помнит времена, когда мои предки были жестокими тиранами. И ни в одной известной мне книге по истории не упоминается ни единого плохого слова о моих королях и королевах. Потому что все их любили! Даже шаманы. Никто не подвергал императрицу гонениям; она была советником последнего кабраканского короля, который доверял ей как родной дочери, — пока она не решила забрать власть себе. Говорят, он слёг от неизвестной болезни и умер так быстро, что даже шаманы не смогли его вылечить, завещав трон Иш-Чель, своему верному другу, вместо родных детей. И конечно, его дорогая советница не могла просто его отравить, так? Шаманские боги бы её покарали за это, да-да. «Только вот почему тогда её законное восхождение на трон вылилось в гражданскую войну, что тянулась годами? Почему детям почившего короля пришлось бежать и скрываться под чужим именем?» — Ты не один из нас, — продолжает Валто, скрестив на груди руки и огибая стол, чтобы встать прямо передо мной. — Ты рождён прислуживать, вот почему знаешь, как чистить грёбаные тарелки. Потому что это твоя обязанность. А что ещё входит в твои обязанности, а? Полы драить? Варить? Подлизываться? Ты ж должен быть хоть в чём-то хорош, раз такому перфекционисту, как Лоретто Тэйен, приглянулся. Хотелось бы мне знать на это ответ. Я и сам гадаю, как Лоретто уговорили за меня взяться. Может, в этом-то всё и дело — Валто подослали помочь моему куратору меня раскусить, доказать, что я не шаман? Заставить меня признаться в том, что на деле я потомок отравленного короля, а потом отравить меня так же. — У Тэйен нет друзей, и сомневаюсь, что кто-то захочет начинать список своих приятелей с тебя, дворняжка. — Буквально вижу, как взгляд Валто начинает блестеть от какой-то новой мысли, которую он явно находит гениальной. — А у Тэйен и любовников нет. Тебя не в бордели ли подобрали? — оценивающе пробежав глазами по мне сверху вниз, он похабно ухмыляется. — Хотя для шлюхи ты недостаточно красив. К тому же, ещё пару кило, и тебя можно будет назвать жирным. — Эй! — Джая упирает руки в бока. В ответ выражение лица Валто на миг теплеет, и он перестаёт хмуриться, переводя на неё глаза. — Ты не жирная, крошка. Формы тебе идут. — Затем он опять поворачивается ко мне, и взгляд его опять полон плотоядной желчи: — А ему — нет. Скажи-ка мне, Елисей, я неопытен, когда дело касается борделей, но там ценят что-то помимо внешности? Навыки? Например, умение нагибаться, не пискнув, или дерзость нагибать тех, кто выше тебя по статусу? И то и другое, может? Поговаривают, тебя видели выходящим из Тэйеновых комнат в ту самую ночь, когда ты сюда только прибыл. Что вы там делали, а? Тра… Кнут смачно шлёпает его по губам, прерывая на полуслове. Валто отшатывается, скорее в изумлении, чем от боли, и горшки с тарелками позвякивают, когда его спина врезается в стол. Однако до того как я успею хлестануть ещё раз, его ноздри раздуваются как у зверя. Что ж, вот и всё. Я пытался держать себя в руках, изо всех сил пытался. Но словно наблюдая киноленту уже записанную в моей голове, понимаю, что делаю, только когда мы с Валто уже летим на пол, сцепившись ногами и руками, и вокруг грохочут горшки и кувшины, а пудра красок сыплется во все стороны, точно приправа для ярости. Валто крупнее меня, напоминая мне этим Кайла, хотя я никогда не дрался с братом, и я едва успеваю схватить его руку прежде, чем та разобьёт мне бровь, пока мы катимся по каменным плитам. Джая кричит, пытаясь нас разнять, но мы лишь отпихиваем её, целясь кулаками друг в друга. — Что, я прав, да? — шипит Валто, ударяя меня в живот. — Вы, простокровки, понимаете только физический язык боли и удовольствия. Мозги и магия не для вас! — А вы, аурокровки, умеете только языками чесать и нарушать законы природы! — мои костяшки с хрустом встречаются с его челюстью. Я вдавливаю Валто в пол, приставив локоть к горлу, но он тут же меня отталкивает. — Потому что шлюхи и прислуга даже на это не годны! — Убью тебя! Противоестественно резкий ветер свистит между нами. Не ветер даже, потому что порыв этот словно соткан из предостережения, выбивая из равновесия с такой мощью, что кажется, будто на спину швырнули булыжник. Обомлев, секунду спустя я понимаю, что меня откинуло от Валто. Мой позвоночник остро врезается в ножку одного из столов, пока Валто отлетает к противоположной стене. Поначалу думаю, что это Джая или Ялинг воспользовались аурой, однако подняв глаза, осознаю, что Джая, стоящая неподалёку, ошарашена не меньше. — Это что такое? — рокочет низкий голос с порога. Сердце уходит в пятки. Дёрнув голову вбок, я вижу в дверях главного советника Тихона и беловолосую женщину, которую уже встречал вместе с ним в вестибюле, когда только очутился в Тик’але. Из-за их спин выглядывает Ялинг, натянуто, точно с извинением, улыбаясь. Советник медленно заходит в мастерскую, оглядывая погром, который мы с Валто учинили, и его бородатое лицо, покрываясь красными пятнами, свирепеет — неудивительно, мы же устроили драку в стенах священного шаманского города, это преступление. «Я устроил». — Я не виноват! — бросив на меня косой взгляд, обещающий в будущем закончить начатое, Валто подскакивает на ноги первым. — Он на меня набросился! — А он меня спровоцировал, — покосившись на него в ответ и потирая будущие синяки на рёбрах, тоже поднимаюсь. А ведь только-только старые кровоподтёки от драки за велосипед зажили. Опять карма? — Ни один из вас не выглядел так, словно хотел предотвратить ссору, когда мы прибыли. Ни один из вас не выглядит невиновным, — говорит Беловолосая. Её доводы каким-то неведомым образом и впрямь звучат рационально, может, благодаря её тихому, спокойному тону. Или тут замешана магия? «Интересно». — Ты, — советник поворачивается ко мне. — Тебя тут вообще быть не должно. До испытаний чуть меньше двух месяцев, так что у тебя ускоренная программа и персональное расписание с Лоретто. В ответ я могу лишь моргнуть, растерявшись, отчего мои взбаламученные эмоции немного стихают. Наверное, я бы знал об этом, если бы Лоретто пришло в голову хоть чуточку позаботиться о своём ученике и сообщить мне о существовании какого-то расписания, а не просто сунуть книгу в руки и исчезнуть на три недели. — Но… куратор? — осторожно встревает Джая. Значит, главный советник и есть её куратор? Видимо, она и правда талантливая, раз такой высокопоставленный чин взялся её учить. — Елисей выполнил задание, что вы нам дали. Любопытство вспыхивает в глазах советника на мгновение, но — только на мгновение. — Да неужели? — его лоб снова хмурится. Сомневаюсь всё же, что мой фокус с лимонным соком его впечатлит; он не похож на дилетанта, способного спутать химию с алхимией. Однако прежде, чем я успею выдумать оправдание, из коридора доносится эхо новых шагов. Все поворачиваются как раз в тот момент, когда у входа в мастерскую появляется Лоретто Тэйен собственной персоной. Прибыв, Тэйен замирает на пороге, точно заходить в грязный зал неприятно, но и уйти вот так сразу, раз уже пришлось появиться, тоже позволить себе нельзя. Мой куратор выглядит запыхавшимся, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы понять, что пришлось спешить. И когда Ялинг успела всех собрать? Я был уверен, что наша с Валто потасовка длилась не больше минуты. Повисает тишина. Все смотрят на Лоретто — Лоретто смотрит на всех в ответ, уверенно и невозмутимо, хотя юное лицо моего куратора можно скорее принять за ещё одного студента, а не учителя. — Какие-то проблемы? — Тэйен сегодня в аккуратно зашнурованной мантии, фиолетовой, как все наставники. «Значит, ты помнишь, что тебе меня вообще-то учить полагается». Ещё раз окинув взглядом рассыпанные краски, раскатившиеся по полу горшки, остальных студентов и даже стены, словно растягивая время, глаза Лоретто наконец опускаются на меня: — Что ты здесь делаешь? У тебя персональное задание. Поджав губы, я заставляю себя расправить побитые плечи. — Нет. Никакого задания у меня нет. — Не останусь я сегодня один виноватым. Посмотрим, что скажет советник, когда я скажу, что учитель из Тэйен дерьмовый. — Я вообще не видел вас уже несколько недель, куратор. Не давали мне никакого задания. — Значит, книгу ту ты уже выучил наизусть? «А-а… Семьсот страниц истории». — Я уже всё это читал прежде. Глумливая насмешка танцует в уголках Лореттовых губ, и мой наставник даже не пытается её скрыть: — Копия, что ты получил в своё распоряжение, является единственной существующей, так что сомневаюсь. — Напоследок ещё раз очертив глазами мастерскую, словно ставя точку, Лоретто поворачивается к выходу. — Прибери тут всё, Елисей. А потом займись настоящим делом. — Лоретто, знаю, Елисей твой первый воспитанник, — начинает было Беловолосая, — так что если тебе нужна помощь или совет… — Спасибо, но мы отлично справляемся, Зури. Когда Тэйен уже ступает было за порог, советник Тихон нарочито громко прочищает горло. — И всё же, полагаю, как преподавателю, тебе не помешает на собственном примере показать, как у нас делаются дела, — говорит он. Сначала я не вполне понимаю, что подразумевают эти слова, однако когда Лореттова осанка деревенеет, до меня с ужасом доходит: советник просит Лоретто помочь мне убраться. Это не приказ, а всего лишь предложение, но — унизительное. Указывающее на более низкое, зависимое положение Лоретто при шаманском дворе. Да притом ещё и в присутствии каких-то мелких сошек в лице местных студентов, для которых сплетни — форма познания. Похоже, я не просто уничтожил свою репутацию сегодня, но и репутацию своего наставника. «Мне крышка». Лоретто точно захочет сегодня мои кишки на кулак намотать. Валто тихо хихикает. Я молчу. Когда Ялинг поднимает руку, чтобы что-то спросить, беловолосая Зури — её куратор? — качает головой: — Нет, Ялинг, ты помогать с уборкой не будешь. К тому же, тебе тоже есть что почитать. Ялинг вздыхает. — Остальные на сегодня свободны, — объявляет советник, довольно кивнув. И с этими словами все уходят. Все, кроме меня и моего куратора.༄༄༄
Почти что физически ощущаю, как течёт время, вялое и вязкое, когда мы с Лоретто смотрим друг на друга, оставшись в полном одиночестве и непредсказуемой тишине мастерской. Среди мусора и погрома мой наставник в своём холёной, без маломальского пятнышка мантии и без единой торчащей невпопад прядки струящихся за плечами волос совершенно не вписывается в обстановку разрухи, отчего лишь сильнее кажется, что сейчас вот-вот что-то произойдёт. Опаска вьётся, как дым, в груди, пока я жду, когда Лоретто начнёт кричать и меня отчитывать — или сразу бить? — в месть за унижение, заработанное из-за меня перед другими кураторами и студентами. Однако Тэйен ничего не предпринимает. Лишь барабанит пальцами по бедру, похоже, ожидая действий от меня, наблюдая с не меньшим подозрением. — Ну… я… — ничего смертельно острого в руках куратора не вижу, ветра обезумевшего, способного пришпилить меня опять к двери, не чувствую. Должно быть, это означает, что Лоретто сегодня в относительно уравновешенном настроении. — Я помою пол, а вы можете посуду собрать, — предлагаю неуверенно. Лореттовы пальцы перестают барабанить. Гляжу, как куратор огибает мастерскую, сдвигает инструменты и утварь, расчищая угол одного из столов, а затем запрыгивает, усаживаясь на этот самый стол и болтая ногами. — Ты помоешь пол, — соглашается Лоретто, одаривая меня флегматичной улыбкой, — и ты же можешь и посуду собрать. Было б логично, если у меня возникло желание надрать дерзкую задницу этой пародии на учителя за такой ответ, но видимо, вся моя вспыльчивость сегодня израсходовалась на Валто. Да и чего я ждал от шамана, угрожавшего мне ножом у горла во время нашей предыдущей беседы? Очевидно же, не сочувствия. Весь следующий час, если не дольше, я хожу кругами по помещению, поднимая горшки и кувшины с пола, оттирая от грязи, составляя так, как они стояли. Удача, что ничего не разбилось, а то мне, наверное, пришлось бы собирать их по осколкам как мозаику и клеить своими ж соплями, потому что ауры на это у меня точно нет. Лоретто внимательно, безустанно за мной наблюдает, но ничего не комментирует. И издёвок я тоже не слышу — уже неплохо. — Знаешь, я вообще-то начал эту драку отчасти из-за тебя, — наконец подаю голос я, когда уже невыносимо становится от того, что за мной молча следят, как за червячком в банке. Перехожу обратно на ты, потому что выкать как-то странно, да и Лоретто вроде не против. — Валто сказал… наговорил гадостей кучу, которые касались и тебя. Всё так же непринуждённо болтая ногами, Лоретто вскидывает бровь. — Неужели? И ты подумал, я сказочная девица в беде, которой требуется защитник её непорочной чести? Как мило. — В Лореттовых чертах сегодня ни следа утомлённости. Хуже даже, Тэйен выглядит бодро и вполне жизнерадостно, несмотря на необходимость меня терпеть, когда вытаскивает из потайного кармана в складках своей мантии небольшую коробочку. Отогнув крышку, вынимает оттуда пряник. — В следующий раз подумай получше, ладно? Таща последний кувшин на стол как раз рядом с куратором, я замираю на полпути. «Пряники». Те самые, которые мне передали родные и, как сказала Гвен, Лоретто приспичило конфисковать — могу узнать пряники Кайла где угодно. То есть всё то время, что мы не виделись, Лоретто таскается с ними, дожидаясь момента, когда можно будет сожрать у меня на глазах? «Вот же сука». — Это мои, — замечаю, мрачнея. — Ага. — Сжевав первый пряник, Тэйен принимается за второй. По-прежнему ни капли смущения. — Мне бы и в голову не пришло, что бывают морковные пряники, да ещё и такие вкусные. Хочешь? — Ты специально, что ли? — Провоцирую тебя? Может быть. Что, мне тоже вмажешь? «Чтобы мне потом твоя невидимая магия тумаков отвесила?» Что это за учебная тактика? — Обойдусь. Оставь себе. Я поем свежих, когда вернусь домой, а у тебя это, может, единственная возможность попробовать что-то, приготовленное с любовью, а не сервированное в кафетерии. С очередным пряником, замершим у губ, Лоретто как-то несвойственно для себя на меня смотрит. Заторможенно и слегка отрешённо, будто слова задели за живое, и требуемся момент, чтобы принять и подавить плохие эмоции. Сомневаюсь в своём успехе, однако. — Ну, потом не говори, что тебе не предлагали, — секунду спустя Тэйен пожимает плечами и с демонстративным аппетитом снова кладёт пряник на язык. Крошки сыплются на мантию. Сейчас едва ли время обеда, но я уже сыт сегодняшним днём по горло, пока волочу ноги к раковине в углу, чтобы набрать ведро. Вода, как везде в Тик’але, ледяная. Когда начинаю оттирать рассыпанные по полу краски и цветная мазня пачкает мне штаны, пока я ползаю под столами, Лоретто всё так же непрерывно и пристально наблюдает за мной. Наблюдает, наблюдает… это жутко выбивает из колеи, но я всё же прикусываю язык и молчу. — Так что ж такого Валто ляпнул? — спрашивает наконец Тэйен, когда пряники кончаются. — Что врага в твоём лице нажил? Поднимаю глаза, но выражение лица у Лоретто непроницаемое. Моему учителю и впрямь интересно, чем задеты мои чувства? Или хочется знать, чтобы потом было о чём другим наболтать? — Он сказал, что мы с тобой… Ну, знаешь. — Когда Лоретто опять выгибает на меня бровь, я невольно закатываю глаза. — Ой, не заставляй меня говорить вслух, понятно же! Он сказал, что меня видели у твоих комнат, когда я получил книгу, которую должен сейчас читать. Только, очевидно, кто бы ни засёк меня на твоём пороге, книгу не заметил. — Делаю паузу, выжимая тряпку. — Он ещё употребил слово «бордель», — добавляю, чтобы звучало драматичнее. К моему разочарованию, Лоретто не находит это драматичным и даже не злится, как я за миг до того, как хлестануть Валто по губам. — Бордель, серьёзно? — фыркает. — И кого из нас тогда создали работать в борделе? По мнению Валто, разумеется. — Меня. Тебя создали, чтобы бордель посещать. Нежданно-негаданно Лоретто в ответ начинает смеяться. Губы растягиваются, зубы сверкают, и смех выходит такой беззаботный, раззадоренный, искренний, что я даже останавливаюсь на секунду, вытаращившись. Никогда не думал, что шаманы способны на что-то искреннее. — Мы с тобой, ха? — продолжает Лоретто, вдоволь насмеявшись и снова болтая ногами. — Но это же нелогично, неразумно и… вообще невозможно, Елисей. Ты это знаешь, я это знаю, Валто это знает. К чему твоя пылкая реакция тогда? — Он назвал меня прислугой и шлюхой! — А ты предпочитаешь, чтобы тебя называли господином и девственником? — Я ни то, ни другое. Может, тебе легко стоять в стороне, когда другие говорят подлости и совершают плохие поступки, но у меня обострённое чувство справедливости. Я борюсь за правду. — Правда не последний свободный стул, никто её у тебя не отнимет. Твоя правда уже тебе принадлежит, раз ты её знаешь, так какой смысл за неё бить морду кому-то? Чтобы доказать её? На кулаках можно доказать только боль. — После короткой паузы Лореттов взгляд наконец серьёзнеет. Облизав обсыпанные сахаром губы, Тэйен с сожалением смотрит на опустевшую коробку из-под пряников. — А что до справедливости… ты же понимаешь, что справедливость — это мир во всём мире, так? За мир нельзя ратовать, развязав войну. Это всё равно что убить кого любишь, чтобы доказать свои чувства. Всё натирая полы, краем глаза замечаю, как Лоретто, говоря, усаживается поудобнее, подтягивая правую ногу и упираясь ботинком в столешницу, чтобы положить на колено локоть. Подол мантии разлетается, и под ним выглядывают старомодные серые штаны, до нелепости простенькие по сравнению с роскошной шаманской мантией. Глянув на меня сверху вниз, мой наставник, очевидно, приходит к выводу, что меня не убедили рассуждения на тему войны и мира, так что продолжает: — По моему опыту, Елисей, ни один счастливый человек не имеет потребности делать несчастными других. Ты ничего не знаешь о жизни Валто, как в общем-то и я, но что-то мне подсказывает, что задирая тебя, он пытался заставить чувствовать лучше себя. Или же оставить у тебя такой же паршивый осадок, какого у него в избытке. И глянь-ка? Ты подарил ему удовольствие от победы и отдых на остаток дня, а сам полы моешь. — Помедлив, Лоретто добавляет: — Если хочешь мой щедрый совет, как учителя, в следующий раз хотя бы попытайся изобразить равнодушие. Оно заставляет задиру чувствовать себя бесполезным. Отказ играть по чужим правилам работает куда эффективнее, чем попытки побороть агрессию большей агрессией. Не лей воду на воду, а то сам в ней утонешь. «Легко быть философом, когда руки чистые». Стоя на коленях, с рукавами по локоть промокшими в грязной, холодной воде и с вонючей тряпкой в руках, я недовольно смотрю на Лоретто исподлобья. Встретившись со мной взглядом, Тэйен слегка наклоняет голову, точно бросая мне вызов, не прочь подискутировать. За этой готовностью дискутировать в глазах у куратора не скрыто, однако, ни сарказма, ни триумфального самодовольства, ни жалости ко мне. И не могу не согласиться, что шаман на этот раз прав: мой агрессивный настрой потерпел крах, и я мою полы, точно как прислуга, какой Валто и желал меня видеть. Физический труд вроде бы должен меня утешать, ведь иначе придётся учиться управлять аурой, которой я управлять не могу. «И Лоретто в этом признаться не могу». Тем не менее, обязанности прислуги не кажутся благословением. Противостоять коварным шаманам — цель благородная, а в том, чтобы притворяться поломойкой ради этого, нет благородного ничего. — А ты тогда считаешь себя персоной счастливой? — спрашиваю. В ответ Лоретто безжалостно сминает коробочку из-под пряников одним резким движением: — По-твоему, я выгляжу как счастливая персона? «Нет». Но почему нет? Разве шаманы, как Лоретто, не имеют всё, о чём можно только мечтать? Место при дворе, всеобъемлющую силу, замысловатые колечки на пальцах, свободу поступать как пожелают и с кем пожелают? И даже мои пряники. — Ладно, неважно, — шмыгнув носом, я снова принимаюсь за полы. — Валто всё равно лгун. Он сказал ещё, что шаманы однажды подвергались гонениям. — Об этом он не соврал. — Ещё как соврал. Я не дурак, историю знаю. Все её в школе учат. Выражение Лореттова лица вдруг меняется, и мысли в глазах начинают метаться, будто разрываясь, не в силах быстро решить, стоит ли давать мне ещё один щедрый совет. — В школе ты изучал историю простокровных, одним из каких и был всю свою жизнь до сих пор, а не шаманскую историю, — наконец произносит Лоретто, и левая нога моего куратора, всё ещё свисающая со стола, перестаёт беспечно раскачиваться. — Может, я и не питаю к тебе симпатий, мой драчливый студентишко, но книгу ты от меня получил не потому, что во мне тлела надежда на то, что ты уронишь её себе на лицо и задохнёшься. «Какой вздор», — хочется заворчать. Ещё и упрямое зелёное пятно на полу отказывается оттираться. Но ведь если б шаманы не были неуязвимы, моим людям не потребовалось больше двух веков на то, чтобы найти способ их остановить, а братья бы не потратили почти пять лет на попытки вывести формулу эссенции, способной у колдунов отнять магию. Да и всё равно мы по-прежнему подвергаем себя огромной опасности. В конце-то концов, у императрицы ни много ни мало империя в распоряжении, которую мои предки буквально построили для неё, с патрульными и шаманскими вояками, и наверняка шпионами, а у нас лишь кучка бессильных простолюдинов, вооружённых мечтой о светлом будущем, и ничего больше. Но то, как слова Лоретто прозвучали… — Предположим, я поверил, куратор, — начинаю рассуждать вслух, то ли чтобы с Лоретто поспорить, то ли с собой, — и шаманы и правда однажды были рабами, но… как? У вас — нас — невероятная сила. — У каждой силы есть слабости. И чем больше сила, тем больше и слабость, такова уж природа. Версия истории, которую вам преподают в школе, та, где шаманы неуязвимы, служит как раз для того, чтобы убедить всех в нашем превосходстве, скрыть слабости. Укрепить мир и власть великой императрицы Иш-Чель. — Последняя фраза на губах у Лоретто звучит сухо, точно молитва, повторённая так много раз, что потеряла своё очарование. — Или ты ждёшь, что тебе скажут правду? Выдадут инструкцию к тому, как поработить всех до последнего чародеев вновь? Ничего не отвечаю. Не знаю, что сказать, ведь никогда не задумывался об истории в таком ключе. Лоретто тоже больше ничего не говорит, терпеливо дожидаясь, пока я домою пол, а когда заканчиваю полоскать ведро с тряпкой и убираю их обратно под раковину, то спрыгивает со стола. — Люди редко совершают поступки без причины, — говорит Лоретто, отворачиваясь к выходу и на меня не глядя. — Магия не исключение, Елисей. Тебе нужна причина, чтобы её учить. Открой ту злополучную книгу. Не прощаясь, Тэйен уходит.༄༄༄
Как только я снова один и свободен покинуть мастерскую, спешу обратно в студенческий домик, к книге, что получил от Лоретто. Мой куратор только что буквально признался в том, что не станет учить меня магии, пока я не прочту её, и это-то и должен быть мой счастливый билет — возможность избежать того, что моё вранье вскроется, — но мне хочется знать, кому принадлежит правда. Нужно знать. Перебирая хрустящие от старости страницы, я нетерпеливо отыскиваю главу об основании Кабраканского анклава. Картинок в ней немного, так что неудивительно, что я пропустил её, когда сонно листал фолиант в прошлый раз. «Великое завоевание», — гласит заголовок главы. Пульс учащается, когда я с оцепенением понимаю, что ни Валто, ни Лоретто мне не солгали, что это вовсе не та история, которую мне преподавали в школе. История, что преподавали мне, утверждала, что более четырёх столетий назад шаманы пригласили людей — народ, не наделённый магическими способностями, — из-за океана, чтобы жить вместе в мире и изобилии, обмениваться знаниями и навыками, алхимией и наукой, и строить общество рука об руку. Однако в этом трактате говорится иное, и выглядит он куда старше, чем все мои школьные учебники, так что факты в нём должны быть хоть чуточку, но менее приукрашенные переписчиками. Этот трактат говорит, что всё было как раз наоборот: народ, не наделённый магическими способностями, прибыл без приглашения, завоевал земли и зверски убил каждого шамана, пытавшегося тому помешать. Конечно, такая версия выставляет аурокровных уязвимыми, так что понятно, почему они предпочли её скрыть. Ком встаёт поперёк горла, когда я читаю дальше. Шаманов убивала и порабощала армия под предводительством человека по имени Монтехо, чей род и правил в Кабракане на протяжении поколений после. Мой род. «Я наследник убийцы».༄༄༄