༄༄༄
Следующие два дня — как в тумане. Я сплю или пялюсь в потолок, или притворяюсь спящим. Не хочу ничего делать, не хочу ни о чём думать, и кажется, даже сражаться ни за что больше не хочу. Потому что… за что я вообще сражаюсь? Точно чувствуя моё прискорбие, Лоретто не говорит ни слова, проводя дни невесть где, а вечерами молча листая за столом свои книжки. А может, просто делая вид, что меня не существует. Игнорировать проблему, если решения ей нет, ведь можно достаточно долго, верно? А я не приношу Лоретто ничего кроме проблем. Всё же, как бы диковинно это ни было, наличие куратора теперь не кажется проблемой мне. Теперь, наоборот, ощущаю странное умиротворение в присутствии Лоретто. В Лореттовых размеренных шагах и непритязательных взглядах. Будто меня надолго сунули головой в ураган, а теперь наконец появился шанс сделать вдох, и Тэйен здесь, чтобы стеречь мой покой. Чтобы, как верный страж, сделать всё, чтобы тот ураган не вернулся — ни за кем из нас. На третий день, однако, я обращаю свой же покой крахом. Когда робкий солнечный свет только-только начинает просачиваться слепящей позолотой в окно, я, проснувшись на диване под шорох шагов, пересекающих гостиную за моей спиной, совершаю ошибку. Я говорю: — Доброе утро. Шаги резко стихают. — Ого. Оно разговаривает? Разве мы не ждём, когда ты превратишься в тыкву? Не открывая глаз, перекатываюсь на спину и закидываю руку внутренней стороной локтя на голову, прячась от солнца: — Ждём. — Не нужна мне говорящая тыква. — Увы, тебе от неё не избавиться. — Ничего, ты сам же меня от неё избавишь. — Слышу, как Лоретто умышленно громко прихлёбывает кофе. — Когда проголодаешься. — Проголодаюсь? С чего бы? Мне сюда из кафетерия приносили еду вчера и… — повернув на подушке голову, чтобы как любой воспитанный человек взглянуть своему собеседнику в лицо, сам себя обрываю, когда вместо лица моё сонное сознание вмиг пробуждает голый торс. «И не только торс». Глаза опускаются на… — Ты без одежды! — скорее от шока, чем из вежливости, зажмуриваюсь. — О боги… почему ты без одежды? — «Совсем». В голосе Лоретто в ответ по-прежнему ни толики смущения. — Я люблю спать без одежды, — говорит Тэйен всё так же непринуждённо. — И кофе каждое утро пью без одежды. Мне что, ради тебя привычки менять? «Каждое утро?» Дыхание спирает. То есть пока я тут преспокойно храплю и ничего не подозреваю, передо мной уже два дня болтается чужой… да?! «Это какой-то новый вид урагана». Делаю медленный вдох, выдох и ещё вдох, пресекая порыв снова открыть глаза. Просто чтобы взглянуть и удостовериться, что мне не померещилось. Нет, ничего больше. — Мне сюда из кафетерия приносили еду вчера и позавчера, — с трудом теперь, но заканчиваю фразу, наощупь закапываясь поглубже в одеяло, чтоб хоть какая-то ткань помимо моей пижамы нас разделяла. И почему из нас двоих чувствую себя раздетым я? Ещё и гостиная, если задуматься, не такая уж и просторная, Лореттова задница и всё, что к ней прилагается, буквально же в паре шагов от меня, так? Или в трёх шагах? Нет, я глаза не открою. «Срамота». — Я думал, твоё распоряжение. — Моё. И моя снисходительность, что позволяет тебе третьи сутки валяться овощем у меня на диване. Но не думаешь, что хватит уже траура по человеку, которого ты и не знал толком? Твоя собственная жизнь продолжается, так что прекращай покрываться пылью, поднимай свои ленивые кости и сделай что-нибудь, чтобы не тратить воздух зря. — Не могу теперь воспринимать раздражение в тоне Лоретто всерьёз. Могу только сдерживать импульс опять посмотреть, хотя Тэйен явно не ценит мою скромность. — Тебе всё ещё нужно научиться контролировать ауру, Еля. Совет не оставит меня в покое и не отпустит тебя домой, пока ты не овладеешь магией или — пока мы оба не будем мертвы. Итак. С чего начнём? «С того, что ты оденешься, отъехавший ты, как, похоже, и все здесь, эксцентричный, бесстыжий шаман!» Но если серьёзно, не знаю, что ответить. Как полагается вести себя после того, как узнаёшь, что кто-то пытался тебя убить, а за тебя погиб кто-то другой? Как полагается вести себя, когда знаешь, что тебя всё ещё хотят со свету сжить? «Или сделать меня одним из них. Аурокровным». Но это невозможно. У меня нет врождённого таланта, а даже если бы и был или если бы я нашёл какое-то заклинание или зелье, слухи о котором слышал, способное временно обратить кровь в моих жилах в ауру и даровать шаманские силы — или сунул бы руку в аурный фонтан, вытерпев ожоги и боль, и чудесным образом умудрился укротить магию на время… «Простокровные, играющие с магией, сходят с ума». К тому же, я предам родных, если позволю императрице добиться желаемого и приму её сторону — это ещё хуже. Ни за что. Так как теперь я знаю, что Марисела жаждет избавиться и от Лоретто, я также знаю, что Лоретто не обидит единственного своего союзника из имеющихся, а значит, можно бесстрашно выдохнуть и не остерегаться ножа под кадыком. — Хочу блинчики на завтрак, — ворчу, натягивая одеяло на голову. Пауза. — Кое-кто обещал всё выполнять, что скажу. — Кое-кто обещал всё выполнять, но не слепо, куратор. Какую беду могут навлечь на меня блины? Отчасти я готов к тому, что в ответ чугунный, колдовской ветер Лоретто скинет меня с дивана или что кофейная кружка полетит в голову, требуя уважения и повиновения. Но ничего такого не происходит. Лоретто ничего не говорит, я только слышу рассерженный вздох и шаги, направившиеся обратно в спальню. Это считается за победу? Чтобы проверить, осмеливаюсь выглянуть из-под краешка одеяла, вслед Лоретто, но в тот же миг забываю о нашем споре. Щёки вспыхивают, когда глаза опять опускаются на абсолютно и бессовестно обнажённый в лучах восходящего солнца силуэт. На блестящие, струящиеся по спине волосы, острые плечи, тугую талию, переходящую в бёдра… и длинные, стройные ноги, двигающиеся беззвучно и грациозно, мышцы на которых выступают и тут же прячутся при каждом движении. Точно в такт моему сбитому от стыда пульсу. «Нельзя смотреть, нельзя. Я же высоконравственный человек, меня так просто не завлечь. Хотя… если всем всё равно?» Вечно скрытая за слоями мантий, фигура Лоретто никогда особо не вызывала у меня интереса. Я знал, разумеется, что хорошенькая мордашка должна идти в комплекте с симпатичным телом, но просто никогда не представлял его так подробно, думаю. Или видел не так много голых тел, чтобы сравнивать, поэтому конкретно это застало меня врасплох, встав жаром поперёк глотки? Но у Лоретто не просто симпатичное тело, а красивое, — не могу же я быть дилетантом настолько, чтоб не отличать. Сильное, но нежное. Гибкое, но крепкое… И ни единого шрама, ни царапины, ни мозоли; лишь зацелованная утренними лучами смуглая кожа, в приятных глазу пропорциях углов и изгибов, точно скульптура. «Почти нереальная». Окружённая духом некой неподвластной времени чинности, непревзойдённого, могущественного, знающего себе цену шамана, каким Лоретто, вечно забываю, и является. «Да будь у меня такое тело, я бы тоже стал расхаживать голым, наслаждаясь собой». Однако не могу не признать, что даже просто смотреть лестно. «Колдовство и подлая несправедливость». Выругавшись себе под нос, прячусь обратно под одеяло. Под ним теперь душно и тесно, и сердце обиженно колит в груди. Почему без штанов ходит Тэйен, а ощущение, будто за живое задели — у меня? Полчаса спустя, при полном параде и в мантии, зашнурованной до самого горла как и всегда, Лоретто уходит, не говоря ни слова.༄༄༄
Мне следовало уже уяснить, что любая моя победа, в которой замешаны шаманы, есть не что иное, как поражение в замедленном действии. Завтрак я получаю, но — не блинчики. «Кукурузный торт». Выглядит он отвратительно: будто кастрюлю с кашей забыли на плите, и она превратилась в горелый кусок грязи, выварившийся до состояния кирпича. Я всегда ходил мимо этого кирпича в кафетерии. Однако в пустом желудке точно зияет дыра и есть больше нечего, а принюхавшись к торту, прихожу к выводу, что пахнет он мёдом, не грязью. В итоге оказывается, что и на вкус он куда лучше, чем на вид, так что когда с тортом покончено, даже обидно, что принесли всего кусочек. Теперь чувствую себя ещё голоднее. Чтобы убить время до обеда, пытаюсь вздремнуть, но после двух дней, проведённых лёжа, у меня, кажется, аллергия на сон. Глаза не смыкаются, и остаётся лишь ворочаться, ворочаться, ворочаться… Никакого больше покоя, и голова гудит от назойливых, не дающих покоя мыслей. Как мне не высовываться, чтобы не вляпаться в новую беду? «Никогда не умел вести себя смирно». И что Лоретто делает целыми днями, где пропадает? Должна же у Тэйен, помимо кураторства, быть какая-то работа, как у всех в Тик’але… А какие козни планирует строить нынче Марисела? Проходит час. Два. Не спится. Поднимаюсь, потягиваюсь, слоняюсь по апартаментам, пытаясь расслабиться. Делать нечего, смотреть кроме бесчисленных книжек на полках не на что. Спальня заперта, — ну, естественно, — и вместе с ней все личные вещи Лоретто, какие могли представлять интерес, а окно в гостиной выходит на аллею с густыми, цветущими деревьями, так что ничего не видно. И стекла в раме нет, лишь какое-то мерцающее заклинание, фильтрующее воздух, пропускающее свежий, но отталкивающее меня назад, когда пытаюсь высунуться. Ещё через час я с досадой плюхаюсь обратно на диван. Когда только-только начинаю чувствовать, что вновь готов задремать, в нос бьёт запах чего-то палёного. Слабый, но отчётливый. Настороженно подняв глаза, осознаю, что мне пришло сообщение: листок бумаги появляется из ниоткуда над головой, точно пепел, формирующийся обратно в пламя, обратно в записку. Сначала думаю, это от братьев. «Наконец-то!» Однако записки, отправленные аурными кольцами, простокровными, не появляются из пепла. Они просто мелькают и исчезают, появляясь в другом месте — никакой прелести в процессе. Шаманское письмо. Отчего-то догадываюсь, что это от Лоретто, как только вижу заострённый, с гордыми завитками почерк, когда выхватываю полностью сформировавшуюся записку из воздуха. «Если хочешь играть в бунтаря, — гласит записка, — то хотя бы играй по-умному. Покажись на людях, а то начнут думать, что я держу тебя в заложниках и выбьют мне дверь, спасая тебя. Неужели нам нужно ещё больше внимания?» Ниже красуется список правил, которым мне полагается следователь, если снаружи я всё же покажусь: «Нельзя ни с кем не разговаривать, если не спросят. Нельзя приближаться к студенческому дому и апартаментам Мариселы, а также отвечать на любые провокационные вопросы. Нельзя задавать СВОИ СОБСТВЕННЫЕ вопросы в попытках выяснить, что случилось с Валто. Нельзя… Нельзя… Нельзя…» Как бы рационально всё ни звучало, всё равно хочется показать письму средний палец. Напоследок, в самом низу, всё-таки есть одно «льзя»: «Почитай книги, что на столе, когда вернёшься». Из любопытства, разумеется, иду тут же к книгам. Фолиантов по шаманской истории больше нет, а значит, полагаю, мы прошли тот урок. Теперь для меня заготовлены учебники по теории заклинаний и чар. «Лоретто до сих пор думает, что может сделать из меня шамана». Интересно, сильно взбесится, если я признаюсь, что это невозможно? Хотя Марисела вот обрадуется — предлогу меня тут же вздёрнуть. Теперь понимаю, что так увлёкся придворными интригами в последнее время, что абсолютно забыл о родных, даже скучать по ним было некогда. Как они? Недели прошли, а я так больше и не получал никаких вестей от Кайла после того, как он через Гвен наказал мне «сидеть тихо». Не умею я сидеть тихо. И не хочу, какой толк? Тихо можно только помереть. Мои братья вообще помнят, что я среди врагов и в опасности, что жду, когда меня отсюда вызволят, так? «Конечно, помнят, мы же семья». Но тогда почему всё так долго! «Там явно дело нечистое». Мысли в голове вертятся теперь всё быстрее, и невольно опять начинаю грызть ногти, вроде останавливаясь, как только понимаю это, но спустя пару минут ловя себя за тем же делом. Сердясь на себя же. И на братьев. Думая о том, чтобы снова наведаться в лаборатории, поискать сестру, но она говорила, Кайл с Кофи ей ничего нынче не рассказывают, так что смысл? Да и не хочу я впутывать Арьану в свои неприятности. «Если б только у меня было моё аурное кольцо, чтобы отправить весточку Кайлу магией, как Лоретто мне». Но кольцо конфисковали, а других амулетов у меня нет. Хотя… возможно, смогу раздобыть? Никто не станет покушаться на мою жизнь посреди бела дня, верно? И желудок по-прежнему крутит от голода. Кукурузный торт только разжёг аппетит, а сколько бы я ни ждал, обед мне не приносят. Пожалуй, стоит тут всё-таки согласиться с Лоретто — лучше и правда показаться на публике хоть в кафетерии, а не поджимать хвост и прятаться после первой же угрозы. «Чтоб не думали, что меня можно так просто запугать». С этими мыслями, замотивировав себя обещанием заполучить на обратном пути сытный обед и ещё кусочек десерта, я быстро умываюсь, переодеваюсь в чистую одежду, которую мне принесли из студенческого дома — благо, не все мои вещи промокли в крови, — засовываю ножик, который однажды не сумел украсть, в карман — на всякий случай — и на цыпочках выскальзываю в холл.༄༄༄