༄༄༄
Торт — штука важная, но революция всё же чуть важнее. Следуя правилам Лоретто да и в принципе не желая привлекать к себе чужие взгляды, я ни у кого ничего не спрашиваю. Из-за этого приходится потратить немало времени на поиски места обитания стражников и ещё немного на то, чтобы терпеливо подождать в тени кустов у маленького, выложенного брусчаткой дворика под лестницей, соединяющей верхние этажи корпусов Великого храма. Знаю, когда патрульные меняются, следил за ними, когда было нечего делать в первые дни пребывания здесь. Тогда я верил, что братьям эта информация пригодится, теперь же… «Братья могут пойти далеко и надолго, буквы на три, если у них нашлись дела поважнее, чем моё спасение». После получаса, проведённого в попытках спрятаться от безжалостного солнца, под которым плавятся у меня, кажется, даже ботинки, я наконец замечаю солдата, которого ждал. Который лениво выходит из штаб-квартиры патрульных после смены. «Йен». На мою удачу, он один, без сестры-близняшки. Ничего не имею против Гвен, но уж точно не смогу ей доверять после того, как она доказала свою преданность Лоретто, когда отдала мои пряники. «А Лоретто лучше не знать, что я был здесь». Ничего не говоря Йену, я лишь выныриваю из-за кустов. Технически, не нарушу правил своего куратора, гласящих, что мне ни с кем нельзя разговаривать, пока не спросят, если Йен заговорит первым, верно? Йен выглядит вымотанным и унылым после целой ночи патрулирования улиц, форма на нём помятая, короткий пучок рыжих волос на затылке растрёпан, а плечи понурившиеся. На вид он прямо как чувствовал себя я, когда меня поймали с аурой. В душе на миг вспыхивает злорадное удовольствие при виде этого, потому что я-то сегодня, наоборот, свеж и бодр — может, какая-никакая, но справедливость в мире всё-таки существует? И это мне в подарок за тот день, проведённый по горло в уличной грязи, наручниках и унижениях. Заметив меня, Йен хмурится ещё больше, но кивает, когда я молча взмахиваю рукой, зовя его за собой. Так же молча мы проходим пару улочек и заходим в тупик между зданиями, ведущий лишь к горячим источникам, в которых шаманы любят проводить холодные вечера. Посреди дня, однако, у источников никого, так что это идеальное место для беседы без лишних ушей. — Чего нужно? — спрашивает Йен безучастным тоном, когда мы останавливаемся. Сначала мне кажется, он просто в дурном расположении духа, ведь помню, какой он был разговорчивый и лёгкий на подъём в нашу последнюю встречу, но потом… Потом замечаю, что он то и дело косится на мой студенческий браслет. «Думает, я теперь шаман, — эта мысль удивляет. — Осторожничает». Лоретто никому ничего не рассказывает о моих успехах в учёбе, и получается, никто и не знает, что научили меня ровным счётом ничему. А прошло уже предостаточно времени. Меня полагалось чему-то да научить. И каждый простокровка отлично знает, что лучше не доверять шаманам с божественными силами, способными обратить твою жизнь в горстку пепла — в буквальном смысле — за секунды. Однажды я размышлял, зачем шаманам вообще нужны стражники? А потом Кофи намекнул, что стража в Кабракане ничего и никого на самом деле и не сторожит, не поддерживает никакой порядок. Это видимость. Официально императрица запрещает шаманам использовать ауру против простокровных, утверждая, что все должны быть равны. Но если один простокровный отдубасит другого, то всё ведь на равных, так? В ряды солдат набирают только людей без дара, а табельное оружие (пули не из серебра разве ли способны навредить шаманам?) является отличным способом дать им почувствовать своё превосходство; редкий стражник захочет предать императрицу благодаря щедрой охапке аурных монет в качестве зарплаты и вкусу власти, которым наделяет такая работа. «Сказка стара как мир, но работает безотказно всегда: разделяй и властвуй». Позволяй простокровным бить простокровных, устанавливай правила издалека и наслаждайся представлением со своего пьедестала. И всё же, глубоко в сердце, думаю, даже солдаты недолюбливают шаманов. Йен вот точно недолюбливает. И считает, я продал душу врагам и готов теперь с упоением самоутверждаться, предавать и калечить своих же людей. «Готов покалечить его». — Расслабься, я не аурокровный, взглядом не испепелю, — говорю я, дёргая за свой браслет так презрительно, как только могу. Рискованно признаваться, но мне нужна помощь Йена. — Гвен была права. Когда вы меня задержали, моё прикосновение к ауре было фокусом. — Оглянувшись по сторонам, тут же спешно добавляю: — Но если кому скажешь, буду всё отрицать. Йен по-прежнему смотрит на меня подозрительно, хотя рука его даже не тянется к дубинке на поясе. Забавно, когда они с Гвен меня поймали, то не сомневались. Потому что тогда я был простокровным, простолюдином, а теперь… «Но это ж дико». Даже если я внезапно научусь владеть магией, разве это меня изменит? Я не шаман, взращённый верить в своё безисключительное величие. «Я всегда я». Не поклоняюсь я узурпаторше, которая убеждена, что имеет право восседать на троне веками и играть нами, словно мы рыбки в аквариуме. Вынув из кармана ножик Лоретто, делаю маленький порез на кончике пальца. Щиплет. Но только капля крови. — Видишь? Красная, Йен. Я не шаман. — «Хотя будь я шаманом наполовину, как Валто, всё равно б была красная». Но Йену и этого достаточно. Он таких подробностей о шаманской крови явно не знает. — Ах, ты, сучий потрах! — Перед глазами что-то промелькивает, блеск металла на и без того ослепляющем солнце. Успеваю лишь инстинктивно выставить нож, отреагировать на угрозу угрозой. Момент, и висевший ещё недавно на боку у Йена пистолет уже нацелен мне в грудь, в то время как мой ножик указывает на Йена в ответ. «И вот, мы снова на равных». Сердце вмиг разгоняется галопом, пробуждаясь от адреналина, готовясь к опасности. Её, однако, нет. Йен тоже замирает, одновременно со мной, тоже чего-то ждёт. С беззвучным вопросом я вскидываю одну бровь, с опозданием понимая, что делаю в точности как Лоретто. — Ты убил Валто? — спрашивает Йен, его потемневший взгляд, как и голос теперь, полон ненависти. — Что? — «Неужели я правда похож на убийцу? Сколько раз у меня ещё будут об этом спрашивать?» Не знаю даже, огорчает это меня или раздражает. Но не быть шаманом мне теперь явно недостаточно, придётся ещё и объяснять всем и каждому, что с ума я в их окружении не сошёл. — Нет, не убивал. Но кто-то определённо хочет, чтобы подозревали меня. Поэтому-то я и пришёл, Йен, попросить у тебя помощи. Я не могу доверять шаманам, а ты единственный человек, которого я здесь знаю. Мышца нервно дёргается у Йена под челюстью, пока он продолжает сверлить меня взглядом. — А кто сказал, что ты можешь доверять мне, Елисей? Ты хоть умеешь ножом пользоваться в схватке? — Умею, брат научил. Хотя я предпочёл бы серебрёные кинжалы. Что-то новое вдруг появляется в ответ на это в глазах Йена, что-то… пытливое? — Кто твой брат? — спрашивает он. «Зачем ему имя?» Однако одно лишь имя вряд ли может добавить мне неприятностей. Тем более, советникам Мариселы уже известны все имена, такую информацию не продать. — Кайл Тамм, — отвечаю, помедлив. Пытливый лучик в глазах Йена становится ярче. — Ты знаешь Кайла? — ничего не понимаю. Опуская наконец пистолет, Йен кивает, причём с таким энтузиазмом, что на долю секунды мне чудится, я и впрямь стал, сам того не осознавая, шаманом и каким-то неведомым образом его околдовал. Или мозги у него вскипели от этой жары? Но взгляд у Йена по-прежнему ясный, не одурманенный и вроде бы даже искренний, когда он говорит: — Все, кто хочет избавиться от шаманов, знают Кайла, Елисей. Итого… все? «Все». Его слова почему-то не утешают. Наоборот даже, вызывают тяжёлое, неприятное покалывание глубоко в груди, точно вставшая поперёк горла кость. «Имя моего старшего брата только что спасло меня благодаря… своему имени?» Аурокровные находят меня ценным за то, что я потомок Монтехо, а простокровным я небезразличен за то, что я брат Кайла. И ничего большего. «Я вообще хоть чего-то стою сам по себе?» Оглянувшись по сторонам ещё раз, окончательно убедившись, что энтузиазм Йена действительно предназначается мне, а не кому-то другому, я тоже начинаю было опускать нож. Затем сомневаюсь. — Йен, какой твой любимый цвет? — Рассвет, — гордо отвечает тот. «Правильный ответ». Точно как того и требует наш с Кайлом тайный код. Получается, Йен и правда из числа тех, кому мои братья доверяют. Но ведь ни Кайл, ни Кофи никогда мне не говорили, что у них есть соратники прямо в стенах шаманского города, иначе я бы уже давно додумался разыскать кого-то, через кого можно связаться с семьёй. «Почему мне никто ничего не сказал?» На душе становится совсем паршиво. — Ха, Елисей! Так ты и есть брат Кайла? — спрашивает Йен, окидывая меня взглядом с головы до ног. — Слуша-ай, а я всё думаю, кого ты мне напоминаешь. Да о тебе же все только и говорят! Ни за что б не подумал, что ты тот шпион, на первый взгляд ты… наивный, знаешь? — он гогочет, пряча пистолет обратно за пояс и толкая меня в плечо. Видимо, это должно было выйти по-дружески, но я пошатываюсь, чуть не падая. — О-о, или ты притворяешься? Губы невольно поджимаются. — Да. — «Нет? Чего во мне наивного?» Но нож я теперь тоже не вижу смысла держать наготове, так что засовываю обратно в карман. — А ты, Йен? Валто тоже вроде как был шаманом. С чего тебе печалиться о его смерти? Или ты тоже притворяешься? — «Он обозвал меня шпионом», — думаю, всё мрачнея. Что ж, полагаю, Кайлу было проще распустить слух о том, что я стал тайным агентом на важном, секретном задании, чем объяснять своим товарищам моё отсутствие. Кто бы продолжил поддерживать его в спасении народа от шаманов, если б он признался, что так долго не может вызволить из их логова родного брата? Но я не хочу быть темой бесед, безымянным братом-шпионом — и даже не по своей воле! «Я хочу остаться в живых». Ни разу за те годы, что мне выпало дышать и ходить по земле, мне так сильно не хотелось, чтобы впереди меня ещё ждала скучная, счастливая, долгая жизнь. — Валто был шаманом наполовину, — качает головой Йен. — Мы разговаривали пару раз, и Валто дал мне понять, что ненавидит Тик’аль. Поэтому-то я и решил, что шпион он, понимаешь? И когда узнал, что его убили, подумал, нас всех раскрыли. Конец. Как бы искренне ни звучал голос Йена, я всё сомневаюсь, переступая с ноги на ногу снова и снова. От жары или беспокойства, но рубаха уже тоже начинает липнуть к спине. «Валто мёртв, и я могу оказаться следующим». И речь же о потенциальной войне, как можно доверять одному из шаманских стражников?.. «Но Кайл, получается, доверяет». А я доверяю Кайлу. Ладно. «Да и может, Йен потому-то здесь и работает, чтобы подобраться поближе к врагу, верно?» Колеблясь ещё пару секунд, киваю самому себе. — Йен, мне нужно, чтобы ты пронёс мне в Тик’аль аурный амулет. Кольцо, кулон, — что угодно. Но заряженный и желательно зарегистрированный как утерянный. Чтобы я мог отправить сообщение брату, и энергия амулета не привела шаманов обратно ко мне. — Я мог бы попросить Арьану или Фариса, конечно, только вот всех входящих обыскивают стражники у ворот. «Но ни один стражник не станет особо заморачиваться с обысками другого стражника». — Опять же, разболтаешь кому, буду всё отрицать. Наморщив лоб, Йен кивает. Сурово и энергично, что даже меня подбадривает. Если он воспринимает всё так серьёзно, видимо, не зря брат ему доверяет. Что ж, хоть что-то хорошее за последнее время — какой-никакой, а успех. «Давно его у меня не было». Когда думаю, что всё, дело сделано, можно теперь, наконец, расслабиться и пойти перекусить, я почти уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но Йен меня останавливает, опустив руку на плечо: — Без проблем, разумеется, всё будет, Елисей, но… могу и я попросить об одолжении? Насторожившись, опять поднимаю на Йена глаза, но выражение лица у него, как и было, бесхитростное. — Какое одолжение? — Вы вроде как с Лоретто близки. — В каком смысле? — мне вдруг становится ещё жарче. — В смысле… нет. И если Валто тебе что-то ляпнул… — Не-е, знаю, Валто просто дурачился, — Йен отмахивается от моих слов. — Лоретто ж твой наставник, чего между вами вообще может быть общего? Нет, я к тому, что ты всё равно что-то о Лоретто да знаешь. Как студент, ты к нему ближе, чем все остальные. Можешь нас познакомить? — Зачем? В ответ Йен лишь расплывается в улыбке. Однако в то же время он и как-то по-детски застенчиво отводит взгляд, точно… смущаясь. В сочетании с его строгой формой и широкими, как у громилы, плечами, выглядит это почти что комично. Уставившись на этого комично лыбящегося Йена, я чувствую себя не в своей тарелке. Йен всё молчит, а значит, предполагается, я должен догадаться о чём-то сам, но о чём? Пот блестит у него на лбу, игриво и радостно, как само солнце, и солнце это сегодня напоминает мне только зарево с утра, в свете которого я проснулся, услышав шаги Лоретто. «Гвен говорила, её брат без ума от Лоретто, — вспоминаю внезапно. Медленно, очень медленно и неохотно, эта мысль начинает раскручиваться в голове. — Ну, скорее просто подшучивала, но кто знает нас лучше наших родных?» Люди и шаманы обычно слишком презирают друг друга, чтобы встречаться, но это вовсе не запрещено. Да и сам я сегодня окончательно убедился, что внешность Лоретто способна возбуждать… комплименты. А что до внешности Йена, то может, он и не особо притягивает взгляды, но полагаю, его горящие, живые глаза, веснушчатый нос и крепкие руки вполне можно назвать красотой юности. «Интересно, Тэйен находит юность красивой?» — Но ты ж знаком с Лоретто, — говорю, и мой едва повеселевший настрой отчего-то бесследно плавится, — у вас спарринг тренировочный в том году был какой-то. — Ну… — уши Йена вспыхивают. Как у втрескавшейся по те самые уши малолетки, а значит, Гвен была права. «И почему я раньше не замечал, что у него такие кривые, как сушёной селёдки, уши?» Отвратительно. — Да, но я не уверен, что он меня запомнил, знаешь? Да ты не переживай, Елисей, тебе ничего делать не придётся. Просто устрой так, чтобы мы с ним пересеклись. — Лоретто. Не он, не с ним. Лоретто предпочитает, когда говорят просто имя. — От жары или безмозглости Йена, но голова начинает гудеть. «Неужели мне одному это было так легко запомнить?» И кажется, теперь я начинаю понимать, почему моему куратору хотелось именно так, без всяких шаблонов. Йен обсуждает Лоретто как какого-то своего очередного приятеля из подворотни, в которого втрескался, напившись на выпускном, но какой из Лоретто приятель? Мантии, книжки, сияющий от недоверия взгляд и двухсотлетняя мудрость шаманской души, — там столько всего! Куратор и маг — тогда он, да, а если зараза и задница? Она. А Их Всемудрость так вообще — они. И как тут выбирать? Местоимения же, получается, относятся к этим словам, не к Тэйен. Ну разве можно в пару звуков запихнуть целую личность? «Зачем эти местоимения вообще нужны? Только путают всех». — Ты же говорил, что ненавидишь шаманов, Йен! — А ещё я говорил, что Лоретто не как все шаманы. Не избалованный и не жадный до власти. Ты же знаешь, он рос не в Кабракане, так? А в мире простокровок. Как мы. «Просто. Лоретто. Не. Он! — Селёдкоухий баран начинает бесить. — И… не как все шаманы? Гвен права, у Йена двойные стандарты». В который раз переступив с ноги на ногу, утаптывая свою злость и головную боль в раскалённую брусчатку, цежу: — Лоретто пришлось жить в Сент-Дактальоне — вот, что я слышал. Там тоже есть маги, Йен. А ещё я слышал, что Лоретто обучала шаманская богиня. Йен смотрит на меня выразительно. — Богиня? И ты в это веришь? — говорит он. — Абсурдные слухи, нет никаких богов, Елисей. Где они, если есть? Сестра вот моя слыхала другое. Что это просто очень-преочень старая ведьма, которая живёт в Сент-Дактальоне. Так называемая Первокровная, которая стала первым шаманом в истории, использовав магию, чтобы наделить себя сверхспособностями, и которая даже серебра не боится — настолько сильная! — А… — А именно в Сент-Дактальоне она живёт потому, что только там может втайне практиковать тёмное ремесло. Ей больше тысячи лет, она выглядит как мумия и пьёт кровь девственников, чтобы выжить. Ведьма берёт юных шаманов — девственников, разумеется, — в подмастерья раз в двести лет, учит их тайнам ауры, а затем убивает, чтобы выпить до последней капли их кровь. Это позволяет ей жить ещё двести лет. — Зыркнув на переулок и удостоверившись, что мы всё ещё одни, Йен склоняется ко мне и заговорщицким шёпотом добавляет: — Думаю, Лоретто от неё сбежал и пришёл в Кабракан, чтобы найти союзников и остановить её. Так что если он… Лоретто попросит о помощи, я помогу. Ты? — Я-я… — «Фу». Не могу сдержать гримасу. Не знаю даже, что хуже: безумство этой истории или отвращение, что она у меня вызывает. «Мумия, питающаяся девственной кровью?» Но судя по выражению лица Йена, он во всё это верит, так что не знаю. Может, это я дурак, которому макушку напекло. У шаманов немало секретов, а у Лоретто так вообще больше всех. Мой куратор — персона недоверчивая и талантливая, так какая другая история могла выковать такую сильную личность? Когда Йен продолжает на меня выжидающе пялиться, я понимаю, что должен что-то ответить. Послать его? Могу отказаться играть в сваху, конечно, но что если Йен тогда откажется достать мне амулет? Да и не так уж это и сложно — привести двух в одну комнату, или вроде того, просто… Точёные формы Лоретто, которые я видел с утра, напомнили мне скульптуру, вырезанную руками гения, которой полагается любоваться издалека, а не трогать. И я сомневаюсь, что Йен захочет лишь поболтать. «Чтоб он лапал эту скульптуру?» Да у Йена даже запястья раза в два толще, чем у Лоретто. Не то чтобы ручищи Йена могли навредить такому шаману, как Тэйен, но одна лишь мысль о том, что он схватит моего куратора за… что-нибудь, кажется мерзостно неправильной. «Хотя мне-то какое дело?» — Ладно, пофиг, — веду плечами, отгоняя неприятные мысли прочь. — Будет тебе свидание. Но сначала амулет. Снова расплывшись в бараньей улыбке, Йен кивает и, уже ничего не говоря, убегает. Когда я смотрю, как он исчезает среди кустов, меня охватывает новое, до неприятного странное чувство. Чувство, причину которого не могу до конца себе объяснить. Горячо жалящееся, но не солнцем, а откуда-то изнутри, и оседающее на языке терпкой, обиженной горечью. «Однозначно голову напекло».༄༄༄