༄༄༄
«Они меня возненавидят». Эта мысль не покидает меня весь остаток дня. Как я сразу-то не подумал? Если мои родные узнают, что я стал шаманом, то ни за что больше не посмотрят на меня как прежде. Шаманы властолюбивые, коварные, мерзкие; шаманы живут в своих роскошных тик’альских стенах, надиктовывая всем нам правила, от которых лишь сами извлекают выгоду, отнимая права и свободы у простокровных. «Мы избавимся от шаманов, любой ценой», — слова, что с упоением каждый раз повторяют Кайл и Кофи, звенят эхом в моей голове, пока я таращусь на недоеденную порцию тушёной курицы в тарелке передо мной. За столом я один, так что некому посоветовать мне расслабиться. Лоретто сидит на другом конце многолюдного кафетерия, потому что другие студенты не ужинают со своими кураторами, и как это будет выглядеть, если мы усядемся рядом? К нам и так уже приковано много внимания. «Я так увлёкся идеей овладеть магией, что абсолютно забыл о том, что у меня была жизнь и до Тик’аля», — продолжаю размышлять, всё глубже утопая в своей угнетающей безысходности. Забыл даже, что должен был притворяться учеником. «Так правдоподобно играл шамана, что на самом деле им стал. Обхохочешься». Только вот моя семья хохотать не будет. Кайл вообще станет слушать, если я попытаюсь объяснить ему всё то, что узнал от Лоретто? Что простокровные и аурокровные на самом деле одно и то же, что все наши распри и вражда являются лишь одним большим недопониманием? «Но тогда ведь это будет означать, что в прошлых войнах сотни людей погибли зря, что сам Кайл воюет зря». А Кофи поверит, если я расскажу ему, что не все шаманы так же лицемерны, как те врачи, что отказались лечить его умирающего отца? «Да он скорее согласится, если скажу, что те самые врачи сделали мне лоботомию». А если я на практике продемонстрирую, что могу укрощать ауру, то ма с мамой, наверное, решат, что я сошёл с ума. Как брат моего прадеда. Теперь мне вдруг приходит на ум, что может, брат моего прадедушки покончил с собой вовсе не потому, что обезумел, а потому, что не смог вынести бремя правды? Может, он тоже пытался поведать истину людям, пытался остановить кровопролития, но никто не послушал? Как тогда мне одновременно быть и шаманом, и повстанцем? Как стать тем, кем я желаю стать, не потеряв того, кем я был? Потеряв аппетит, поднимаюсь на ноги. Хочу отправиться обратно в апартаменты и завалиться спать, пока голова не разболелась от депрессивных мыслей, но внезапно замечаю наблюдающую за мной знакомую пару глаз в очках. «Фарис». Парень моей сестры глядит на меня из-за резного окна кафетерия, стоя в вечернем мраке снаружи, подальше от освещения широкой каменной улицы, однако его всё равно слишком хорошо видно, чтобы можно было назвать дельным шпионом. Да и не может он быть шпионом, тут же усмехаюсь сам себя я, он же студент-алхимик — простокровка. «Но… простокровкам ведь, помимо прислуги и стражников, не дозволено оставаться на священных шаманских территориях после заката». В следующий же миг воспоминание о тайной встрече Фариса с одним из членов Совета, которую я ненароком подглядел в библиотеке, всплывает в сознании. Тревога скручивает желудок. «Он что, выторговал себе особые привилегии? А что он тогда предложил взамен?» Когда наши взгляды пересекаются, Фарис разворачивается и идёт прочь, глубже во мрак. Тревога заглатывает меня словно штормовая волна. Арьана мало что знает о планах наших братьев по поводу восстания, но всё равно что-то да знает. Если Фарис предал её и рассказал это что-то Совету… «Надо было поговорить с этим двуличным ублюдком сразу же». А если он видел сегодня, как я управляю аурой, и завтра предаст меня, рассказав всё моей семье? При мысли об этом становится совсем дурно. Не могу я раскрыть свои способности родным, только не таким образом. Бросив грязные тарелки на столе, спешу за Фарисом.༄༄༄
Следуя по лабиринту вечерних аллей, погружённых в тусклый свет фонариков, развешенных по балконам и крышам, я вскоре оказываюсь в узеньком переулке, по которому никогда прежде не ходил. Фонарей тут нет, лишь лениво шепчущий ветер. Тьма обступает меня всё сильнее, пока я иду вглубь проулка, и в какой-то момент становится так темно, что дорогу впереди уже и не различить. Слишком темно. Слишком тихо… Мои пугливые инстинкты пробуждаются, заставляя меня замереть. Луна в небе светит ярко, как и всегда, однако под ногами противоестественная, как дым, чернота, и теперь кажется, что сам воздух вокруг пронизан чьим-то невидимым присутствием. Магия? «Ловушка?» Или тревога мне глаза застилает? Мурашки начинают красться по рукам, когда я пытаюсь расслабиться, пытаюсь нащупать свободу в мыслях и призвать ауру на случай, если придётся драться, однако ничего не выходит. Лишь нервничаю сильнее. Я не видел Мариселу и не слышал ни слова от неё уже больше месяца, и у императрицы наверняка есть дела и поважнее, чем я, конечно, но что, если вот так она хочет увидеться со мной сейчас сама? Может, моих попыток стать шаманом по её мнению недостаточно, ей надоело за мной шпионить, и она решила избавиться от меня? Ну вот, сейчас запаникую. Сжимая в кулаки руки, я оглядываюсь и думаю, а не поздно ли ещё развернуться и пойти прочь. Или бежать теперь глупо? «Но ничего не делать ведь ещё глупей…» Когда я уже почти было разворачиваюсь, уже было делаю шаг, бегу, чья-то фигура вырастает передо мной. Хлёстко, неожиданно, строго. Заставляя меня снова застыть так и не развернувшись. Это происходит за секунду — достаточно времени, чтобы мышцы среагировали и напряглись, но недостаточно, чтобы мозг полностью осознал опасность и струсил. Фигура делает шаг ко мне, и я замечаю длинные волосы, отсвечивающие под луной чёрным глянцем. — Лоретто! — мой испуг тает, тьма тревоги перед глазами рассеивается. — Я из-за тебя поседею… Лоретто смотрит на меня с немым вопросом в глазах, но с дороги не уходит. — Я тороплюсь, — бурчу я, теперь раздражаясь, отпихивая куратора в надежде, что Фарис ещё не ушёл далеко. Когда я выходил из кафетерия, был уверен, что Лоретто всё ещё сидит там, однако очевидно, что в отличие от всех остальных из куратора моего как раз-таки вышел бы отличный шпион. «Интересная, но неуютная мысль». — Что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает Лоретто, пропуская меня вперёд, но ступая беззвучно следом. — Мне надоело, что на меня все пялятся. Хочу выяснить, какие у императрицы на меня планы. — Ты всё уже выяснил у меня. Ей нужен шаман Монтехо. Бывший враг ныне под своим командованием, чтобы доказать своё превосходство. — Я не собака, чтоб мной командовать. — Тогда не беги за первой же попавшейся на глаза костью. Колеблясь с ответом, всё смотрю вслед Фарису, удаляющемуся в темноте впереди, затем оглядываюсь через плечо на Лоретто. Не останавливаюсь, но на миг замедляюсь, и это оказывается ошибкой, потому что даёт Лоретто возможность увидеть, что я начал сомневаться. Лоретто Тэйен никогда не упускает возможность. И теперь тоже я замечаю, как мысли начинают нестись вихрем в зрачках куратора, замечаю, как Тэйен открывает уже было рот, чтобы что-то сказать и переубедить меня. Поэтому начинаю говорить первым: — Я устал подпрыгивать каждый раз, когда кто-то на меня косится, Лоретто. И я даже не знаю — почему? Сомневаюсь, что моей просто перемазанной аурой физиономии будет достаточно, чтобы заткнуть каждую недовольную простокровку в Кабракане. Я же никто. Ну, Монтехо, и что? Кому до этого есть в наши дни дело? Я не правлю над простокровными, не могу указывать им, что делать и кому поклоняться. — «И если Джая была права, если Совет подозревает о планируемом восстании, и я лишь нужен им для того, чтобы продемонстрировать мою отрубленную голову, когда всё зайдёт слишком далеко, чтобы запугать народ, почему я сижу и покорно молчу, как подсадная утка? Я не могу доверять воле судьбы, не смогу и сбежать в последний момент, чтобы два столетия где-то сидеть и тренироваться, готовясь к борьбе, как Лоретто». — Скажи честно, ты думаешь, Марисела оставит меня в покое после испытаний? Лоретто мрачнеет: — Нет. «И моя семья тоже не станет защищать Елю-шамана». — Тогда мне нужно что-то предпринять, — говорю. — Перестать играть в жертву, помнишь? Оказаться на шаг впереди. Если сумею выяснить, для чего я нужен Совету, то смогу повернуть информацию в свою пользу, получить преимущество. Подыгрывая, но устанавливая собственные правила игры. — Этим уже занимаюсь я, — качает головой Тэйен. — Нет, ты подыгрываешь, поджидая момента, когда можно будет повернуть информацию в свою пользу и получить преимущество. Вот, — указываю пальцем на самого себя. — Я твоё преимущество. Всё это время ты не можешь сражаться в одиночку, но теперь-то мы вместе. Я буду сражаться на твоей стороне. Могу повлиять на исход событий. Ты же мне доверяешь, так? Лоретто замирает на месте. Матюгнувшись, тоже останавливаюсь, с сожалением наблюдая, как силуэт Фариса окончательно растворяется во мраке. Но если у меня не получится убедить Лоретто в моей правде, у Лоретто точно получится убедить меня в своей, а мне надо, чтобы мой куратор помогал мне, а не мешал. И если мы сейчас опять начнём ссориться вместо того, чтобы объединиться, императрица опять победит. — Я тебе доверяю, — говорит Лоретто после чересчур долгой паузы. Говорит негромко, едва слышно, будто бы понимает это только сейчас, и понимание этого Лоретто вовсе не нравится. Когда я продолжаю стоять неподвижно, Лоретто делает шаг вперёд, нагоняя меня, и мы оказываемся бок о бок, почти что зажаты между стенами, очерчивающими узенький переулок. Между нами теперь едва ли достаточно места для дуновения ветра. Если я вытяну руки и упрусь ладонями в противоположную стену, то Лоретто окажется в ловушке моих объятий. Если Лоретто сделает то же самое, то в объятия зажмут меня. Опять совсем не вежливая дистанция, но и Лоретто не возражает — опять. Мне вдруг становится любопытно, а не специально ли Тэйен всё это затевает: выводит меня из равновесия, чтобы тем самым я растерял всю уверенность и согласился с Лореттовым нерешительным до активных действий мнением? Или просто бросает Мариселе вызов такими вот крошечными, безобидными, но приносящими неимоверное удовольствие шажками? Она хотела видеть меня у себя в постели и на службе, а я в итоге стою тут, в милости у Лоретто. Сплю на диване у Лоретто. Её Величеству такое не может понравиться. Кроме того, она — некогда доверенное лицо короля Монтехо, которого отравила, — должна как никто другой понимать, что слуги чаще всего и становятся причиной краха правителя. Учинённая Мариселой гражданская война убила всю Лореттову семью, а Марисела потом, что? Схватила осиротевшего маленького ребёнка и бросила на воспитание на два столетия у своей дряхлой бабки Первокровной? Чтобы себе верного раба вырастить? Друга? Преемника? «Но преемник-то ей зачем, если она явно намерена сама править вечно». А может, как сказал Йен, Первокровная и впрямь планировала Лоретто, как и многих до этого, убить? Ради какого-то ритуала, наделяющего силами, который требует не менее могущественной жертвы, чем заклинатель? «И так только, может, Марисела и побеждала в испытаниях раз за разом все эти годы?» Только вот ребёнок, может, и будет заглядывать в рот своему спасителю, но рано или поздно осознание обмана с возрастом прояснит мысли. Да и не зря говорят, что ученики превосходят своих учителей, так? «Лоретто куда умнее, чем кажется своей юной внешностью». И сейчас, когда Мариселе так нужна та жертва, те силы, перед грядущими испытаниями, Тэйен возьми и сбеги. Джая сказала, что Лоретто не сложно найти в Кабракане, но зачем же Лоретто скрываться, да ещё и на каких-то окраинах, где так легко получить серебряный нож под рёбра? «Нет, если хочешь выжить — прячься у всех на виду. Там, где не смогут и пальцем тронуть. Где ты у всех на глазах можешь отомстить». Официально для всех в городе Тэйен является просто одарённым шаманом, пропадавшим невесть где долгое время и наконец вернувшимся в родные земли. Талантливым, вежливым, всеми нахваливаемым шаманом. По праву заслуживающим высокое положение при дворе. Не может императрица такого приговорить теперь без веской причины к смерти — ведь это будет выглядеть так, словно она устраняет соперника перед приближающими состязаниями, боится проиграть. Сомневающийся, неуверенный в себе правитель никому уже не внушит страха и благоговения, на которых держится вся Мариселова власть. А Лоретто играет очень уверенно: смело, но не дерзко. Хитро, но не коварно. Авторитетно, но не властно. Да и даже стражники, вроде Гвен и Йена в Лоретто души не чают, разве может Совет убить такого шамана, рискуя верностью стражников? Кто тогда будет запугивать рядовой народ, если не они? Понимаю сейчас внезапно, что был вовсе не прав, что Лоретто на самом-то деле удалось сделать немало за проведённый тут год. Никто и единого плохого слова о моём кураторе мне не сказал до сих пор — что это, если не безупречная репутация, если не заявка на победу и трон? Выиграй Лоретто в первых же испытаниях, сразу после прибытия в Кабракан, люди могли усомниться и не довериться незнакомцу, но теперь — всё подготовлено идеально. Сначала не осознавая масштабов угрозы, теперь Императрице с её Советом остаётся лишь локти кусать и играть по своим же правилам. Они разве что могут завалить Лоретто работой, подкинуть дикого студента, врага-простокровку, как я, и кучу других проблем, уповая на то, что Лоретто оступится. Надеясь, что однажды найдётся причина, чтобы Лоретто обвинить и казнить. Но отныне я и сам шаман, не простокровка. Мы союзники, не враги. И если мы сможем предугадать следующий шаг императрицы, то у нас появится нерушимый шанс на победу — шанс дожить до испытаний, методично, целеустремлённо, продуманно, а не просто полагаясь на слепую удачу, на которой дожил до сегодняшнего дня я. «А если Марисела сейчас не так уж и сильна, у Лоретто есть все шансы получить трон», — это мысль внезапно звучит опьяняюще правильно в моей голове. Всю свою жизнь я мечтал увидеть кого-то отличного от шамана у кабраканской власти, но теперь, когда сам я вдруг оказался шаманом — я вижу ситуацию с нового ракурса. Магия не проблема, проблема — это жажда безудержного контроля над чужими жизнями. Магия же является лишь инструментом. Как оружие. Или ложь. Или боль. Однако Лоретто не нужен контроль, Лоретто нужна справедливость, точно как мне — разве не поэтому мой куратор рискнул рассказать мне правду о том, что аурой может овладеть каждый? А вместе мы можем претворить всё в реальность! Тэйен — единственный человек, который способен сделать всех счастливыми и равными без кровопролитий. «Лоретто — мой ключ к достижению всего, о чём я мечтаю. Не Кайл, не новая война. Лоретто». Восторг берёт за душу. «И мне тогда не придётся всю оставшуюся жизнь скрывать от родных свои магические способности. Не придётся родных предавать». «Моя собственная революция». — Мы команда, — произношу слова так убедительно, как только могу, и протягиваю руку, предлагая Лоретто пожать её в знак согласия. — Тебе незачем больше быть одиночкой. — Мой жест выходит неуклюже, потому между нами недостаточно пространства, чтобы вытянуть руку как следует. Больше похоже, будто я пытаюсь измерить расстояние между собой и Лоретто ладонью или отнекиваюсь от объятий, о которых якобы втайне мечтаю. «А может, и правда мечтаю. Объятия подбадривают, а меня никто уже два месяца не обнимал с тех пор, как в Тик’але без семьи». Не знаю, о чём думает Лоретто, однако вижу, что мысли всё продолжают кружить в зрачках куратора, пока подсвеченные блеском звёзд глаза пристально смотрят в мои. Вокруг нас полная тишина. Вечер безмятежный, воздух тёплый. На мгновение меня снова охватывает чувство умиротворённого покоя, и мне кажется, я почти что ощущаю, как сомнения Лоретто сходят на нет, как разглаживающаяся после стихшего ветра гладь озера. Одна из тех книг, что я читал, утверждала, что аура также питает интуицию, так может, так и работает шаманская эмпатия? Хотя рациональный ум тут же мне шепчет, что Лоретто вот-вот укоризненно возразит. Начнёт предостерегать меня о том, чтобы я не вляпался в очередную беду. — Ладно, — говорит Лоретто в конце концов, никаких возражений. Мысли перестают кружиться в зрачках, и Лореттов взгляд фокусируется, хотя лицо в то же время приобретает какое-то необъяснимо взволнованное выражение, и напряжение появляется в уголках губ. Лоретто соглашается, но по причине, которую явно находит не совсем по душе. «Разве Лоретто не хочет, чтобы мы были командой?» Однако я забываю вопрос в тот же миг, потому что вместо того, чтобы объяснить мне свои причины или же принять моё рукопожатие, Лоретто поднимает руку и прижимается ладонью к моей груди, точно желая оставить на мне свой отпечаток. Дыхание спирает. Ладонь у Лоретто на этот раз холодная, чувствую через рубашку и невольно дрожу. Однако прикосновение твёрдое, уверенное, подбадривающее. Полагаю, это максимально близкая к объятиям вещь, какую мой куратор готов пока мне предложить, но всё равно этого кажется недостаточно. Обидно. — Если ты правда веришь, что у нас что-то может получиться, Еля, то хорошо. Но я пойду с тобой. Качаю головой: — Нет, Фарис встречается с моей сестрой, он может согласиться поговорить со мной, но только не в присутствии кого-либо ещё. И… — оглядев снова переулок, понимаю, что я и не знаю вовсе, в какой части Тик’аля мы находимся. Я шёл за Фарисом, особо и не думая куда. — Не уверен, где его теперь искать. Лоретто указывает подбородком во тьму впереди: — Он всё ещё рядом. — Шаманская интуиция? — И да, и нет. Эта дорога ведёт в тупик, там старый аурный фонтан. Фарис либо ждёт где-то во мраке, пока мы освободим ему путь обратно, либо прячется у фонтана — с той же целью. — И он один? Это не ловушка Мариселы? — Нет. — Точно? — Точно, Еля. Шаманская интуиция. — Рука от моей груди отстраняется, и Лоретто разворачивается, чтобы уйти в том направлении, откуда мы пришли, снова заставляя меня вздрогнуть, когда невольно касается меня плечом и бедром на узкой дороге. А потом вдруг добавляет: — Спроси у Фариса о богине. Мой нос растерянно морщится: — Что? — О богине, — повторяет Лоретто, не глядя на меня. — Первокровной? Знаю, по Кабракану ходят слухи о ней. Хочу знать, видел ли кто её. Не добавляя больше ни слова, куратор исчезает в ночи.༄༄༄