༄༄༄
Остаток дня проходит в озлобленной фрустрации. Не могу больше оттачивать магические навыки, потому что покой и концентрация — последние слова, какими могу себя теперь охарактеризовать. Не могу и обдумывать, как я буду разговаривать с Кайлом насчёт его несвоевременного восстания, потому что этот вопрос надо решать на трезвую голову, а внутри у меня всё бурлит. Мне остаётся лишь нарезать круги по Тик’алю, отрешённо листать учебники в библиотеке, обжираться кукурузным тортом в кафетерии, пока от него не начинает мутить, и — ждать, когда Лоретто придёт извиняться. Не я начал ссору, так что и просить прощения я первым не стану. Ну… может, и стану. Но только когда увижу, что куратор готов снова вести себя рационально! Тэйен не приходит. Я не нахожу Лоретто в библиотеке в тот час, когда хранителя библиотеки обычно там можно найти, и за ужином мой куратор не появляется, точно специально избегая меня. В какой-то момент я даже всерьёз начинаю обдумывать идею учинить драку с одним из стражников, ведь когда я в беде, Тэйен всегда чудесным образом появляется, чтобы разрешить конфликт. И это будет прямо-таки идеальным способом забыть нашу размолвку — переписать последнее воспоминание, заменив новым. Сделать вид, как говорится, что ничего и не было. Однако полагаю, во мне всё же недостаточно склонности к насилию или — я слишком жалок, потому что так и не могу придумать достойную причину, чтобы драку начать. Так что, когда солнце начинает спускаться за горизонт, окутывая город янтарными красками и духотой, мне ничего не остаётся, как волочить ноги обратно в апартаменты. Буду тоже тогда в ответ просто игнорировать Лоретто, как худший щенок на свете. Молча лягу спать. Только… входная дверь апартаментов закрыта. Воздух в лёгких спирает, когда я это осознаю. Оглянув лоджию, чтобы удостовериться, что я не полный болван, перепутавший двери, снова дёргаю ручку, однако та по-прежнему не поддаётся. Но всегда же поддавалась, как иначе? Лореттово заклинание запрограммировано впускать меня и выпускать в любое время, мне не нужен ключ для замочной скважины, которой даже и нет! — Лоретто? — постучав, прислушиваюсь. Неужели мы и правда так сильно поссорились? Настолько сильно, чтобы оставить меня ночевать в коридоре? Или Лоретто внутри и нет? «А если что-то случилось?» Императрица внезапно решила что-нибудь вытворить или… «Кайл узнал, что я подружился с шаманом». Но тогда стал бы он рисковать, отправляя кого-то, чтобы покалечить Лоретто? Однако никто, видимо, по-прежнему не способен покалечить Лоретто, потому что паническую минуту спустя, дверь открывается. Тэйен останавливается на пороге, загораживая мне путь и не позволяя войти. Мой куратор больше не выглядит злым или циничным, лишь каким-то помятым, будто весь день провалялся в кровати, и я чуть было не начинаю снова возмущаться, — потому что сам я весь день места себе не находил! — но потом наши взгляды пересекаются, и моя гордость вянет. Может, конечно, виноваты отблески алеющего заката, но глаза у Лоретто кажутся красными, словно от… слёз. — Чего тебе? — спрашивает Лоретто осипшим голосом. — Уже поздно, и мне сказать тебе больше нечего. Сглатываю, и в сердце опять пропасть. «Одной магии недостаточно, чтобы сделать мне по-настоящему больно», — разносятся эхом в голове Лореттовы слова. Выходит, у меня действительно получилось? Найти у Лоретто слабость настолько большую, что я причинил боль? Я наконец научился ранить словами, не кулаками? Я и впрямь задира. «Прости меня. Прости, прости, прости, прости… Ты не трус, и одиночество не твоя судьба. Мне жаль, что у тебя нет семьи, я бы поделился с тобой своей, если мог». Но вслух вылетает лишь: — Я здесь живу. Лоретто шмыгает носом. — Нет, не живёшь. Тебе выделили личные апартаменты. Этажом ниже, прямиком под моими. — Когда? — Неделю назад. Ком встаёт поперёк горла, и в груди что-то колет. «Я не хочу личные апартаменты. Только не сейчас». Я бы понял ещё, если б меня выселили сразу после того, как я дверь ванной сломал своей кривой руной, но сегодня… Почему это звучит как «прощай»? Мы действительно больше не друзья? — Мне никто не сказал, что я должен жить отдельно. — Ты не спрашивал, — пожимает плечами Лоретто, апатично глядя в пустоту, сквозь меня. Я перевожу взор за Лореттову спину, на гостиную, укутанную сумерками, и моё сердце опять сжимается. Свет не горит, так что ничего как следует не разглядеть. Но как мне всё исправить? Как мне восстанавливать нашу дружбу, если я буду не здесь? Банальное «извини меня» вообще искренне прозвучит? — Можно, я хотя бы зайду вещи собрать? — Твои вещи уже унесли. — Прежде чем я успею выдумать новый вопрос, новое оправдание, чтобы задержаться ещё ненадолго, Лоретто начинает закрывать дверь. Наши взгляды вновь пересекаются на долю секунды, и в Лореттовых глазах вспыхивает нечто похожее на тоску. Почти тут же эта тоска холодеет, скрываясь за более будничным, отстранённым выражением лица. — Мне правда нужно отдохнуть, Еля. Спокойной ночи. Дверь закрывается. Закрывается неспешно, учтиво, точно говоря: «Увидимся» или «До завтра», — оставляя меня одного на вечерней лоджии. Однако внезапно воцарившаяся тишина ощущается как стена, а не дверь. Полагаю, если я по-прежнему Еля, не Елисей и не Монтехо, всё не так уж и плохо, и ничего не изменилось, только вот… кажется, что всё же изменилось. Сломалось. Как мои карманные часы, которые я никак не могу разгадать — все детали на месте, а они всё равно не работают. Почему не работают?༄༄༄
«Нужно всё исправлять». «Исправлю». «Смогу». По-прежнему не могу думать ни о чём другом. Так что с утра, после ночи, проведённой ворочаясь и созерцая тревожные сны о крадущейся по телу ауре и обращённом в мочу вине, в своих новых апартаментах, которые ощущаются пустыми и недружелюбными, я делаю вторую попытку. Умываюсь, репетирую улыбку перед зеркалом и нахожу свою самую чистую рубашку — последнюю из тех, что передала мне семья вместе с пряниками. Мне хотелось оставить её на день испытаний, эдакий кусочек, который всё так же ободрительно пахнет домашним мылом и комфортом, но… кому сейчас есть дело до испытаний? «Мы не можем перестать быть друзьями из-за одной глупой ссоры», — убеждаю себя я, шагая обратно к апартаментам Лоретто, когда облачное утро окрашивает белые стены храма в сизую хмурь. «Мы друзья». «Судьба Лоретто не одиночество». «И я не одинок». «Нам просто нужно поговорить». На этот раз, когда я стучу в дверь, несмотря на ранний час, та распахивается почти моментально. Лоретто теперь выглядит свежо, взгляд зоркий, спина прямая, хотя в движениях и читается некая дёрганность, точно мой куратор так и не выспался. Однако теперь нет ни намёка на грусть или, что хуже, слёзы. Единственное, что осталось прежним: отрешённое выражение лица, но теперь бы я назвал его скорее сдержанным, чем потерянным. — Я считаю, нам нужно подкорректировать программу твоего обучения, — заявляет Лоретто прежде, чем я успею продемонстрировать свою отрепетированную улыбку. — Она стала чересчур неформальной в последнее время, это неправильно. Лореттов деловой тон лишает меня всей уверенности. Я нервно пробегаю руками по рубашке, разглаживая её. — Мне нравится неформальность, она… уютная, — говорю осторожно, пока Лоретто опять не торопится отходить от порога. И меня внутрь не пускает, и за дверь не выходит, чтобы пойти со мной заниматься в парк, как обычно. Что это вообще значит? И стена между нами по-прежнему на месте, шаман я или нет, но её чувствую. Холодную, тяжёлую, удушающую. Теперь это даже хуже, чем в день нашего знакомства; тогда куратор смотрел на меня хотя бы со снисхождением, а теперь со мной разговаривают как с каким-то полузабытым коллегой, на которого и смотреть-то не обязательно. Которого видеть не обязательно. Сцепив пальцы в замок за спиной, чтобы не дёргать опять рубаху, я нехотя киваю. — Ладно, как скажешь. — «Если тебе так хочется». — Что тогда будем делать, Лоретто? — Куратор. Во-первых, я твой куратор, а ты мой студент. Не забывай об этом, и так пусть и будет. — Но мы ещё и друзья. Лоретто моргает, и фасад напускной сдержанности на миг рушится, снова обнажая во взгляде тоску. Ещё раз моргает. Переступает с ноги на ногу, точно ища какой-то внутренний баланс, и тоска вновь скрывается. — Мы не можем быть друзьями, Елисей. Вчерашний день послужил тому ярким примером. Я твой учитель, и мне полагается тебя учить, ничего больше, так что если каждый из нас хочет добиться… чего бы каждый ни добивался, дружба будет пустой тратой времени. Она излишня. «Излишня?» Слово жалит язык, хотя я всего лишь думаю о нём. Стискиваю пальцы в замок покрепче, так, что они чуть не хрустят. Значит, вместо того чтобы сказать друг другу грёбанное «прости», мы теперь излишни? «Ты и правда сука», — хочется сплюнуть. То ли виной тому утренняя прохлада, то ли моё вновь пробудившееся раздражение, но колючие мурашки бегут по спине. «Вместо того чтобы проблему обсудить как два взрослых, разумных шамана, ты будешь опять прятаться от меня в своей скорлупе и делать вид, что наша дружба излишня?!» Как в Лоретто вообще может уживаться столько мудрости и столько безмозглости одновременно? — Хорошо. — Хорошо, давай поиграем. «Даже интересно, сколько ты выдержишь, прежде чем сдашься, Тэйен. Я прихожу к тебе мириться, хотя не только я вчера наговорил пакостей, но если ты не хочешь разговаривать на равных, отлично! Будешь тогда извиняться в первую очередь». — Какое будет сегодня задание, куратор? Ничего не отвечая, Лоретто исчезает в апартаментах, закрывая дверь у меня перед самым носом, точно мне больше не дозволено даже мельком заглянуть внутрь. Спустя несколько секунд дверь распахивается вновь, и куратор протягивает мне корзину с бельём. Я таращусь на неё в недоумении. — Это твоё задание на сегодня, — поясняет Лоретто. — Ты хочешь, чтобы я твои вещи стирал? — «Как мальчик на побегушках?» Грубые слова так и норовят сорваться с языка, но я прикусываю кончик. «Может, я был не прав, решив, что из Лоретто выйдет что-то дельное на троне. Могущественный ты или нет, нельзя заставлять людей стирать твои трусы, оправдывая это тем, что тебя оскорбили». — В храме для этого прислуга есть. — Я не доверяю прислуге. И мне сегодня нужно поработать в библиотеке, так что это задание послужит отличной возможностью для тебя постичь важность индивидуальной работы, терпения и необходимости беспрекословно выполнять указания своего начальства. «Даже если моё начальство оказалось капризной сукой». Снова прикусываю язык. Я подыграю, напоминаю себе. «Я побью тебя в этой игре». — Как изволите, Ваша Всемудрость. Лоретто, очевидно, казалось, что я начну спорить, потому что лицо куратора искажается от изумления, когда я хватаю корзину и разворачиваюсь, чтобы уйти. Слышу, как Лоретто стоит неподвижно ещё какое-то время, видимо, глядя мне вслед, а потом тихие шаги скрываются в апартаментах, и дверь затворяется. «Вот увидишь, я буду таким послушным щеночком, что тебя затошнит от моей покладистости, Тэйен. Будешь ещё умолять меня опять накосячить».༄༄༄
Твёрдо решив, что на этот раз добьюсь своего, спускаюсь по лестнице и выхожу из Великого храма. На ходу пытаюсь сообразить, где вообще в Тик’але прачечная, и раздумываю, что шокирует Лоретто больше: если я пройдусь утюгом по роскошным мантиям и выжгу на каждой парочку дырок, потом состроив невинный щенячий взгляд, или же если выстираю и выглажу всё так безупречно, что даже слуги обзавидуются? Время близится к завтраку, так что большинство шаманов, что встречаются мне по пути, лениво плетутся в сторону кафетерия. Поразительно, однако, но никого явно не удивляет, что я тащу корзину с бельём. Получается, это традиция, что ли, тут такая — заставлять своего ученика вещи стирать? Никогда не пойму этих шаманов и их эксцентричности до конца; даже став одним из них, чувствую себя белой вороной… — Елисей! Игнорируя своё имя, продолжаю шагать. — Елисей! — тяжело дыша, Йен подбегает, чтобы оказаться бок о бок со мной на аллее. — Ты что, не слышал, я зову? Я тебя всюду ищу! Мне сказали, у тебя новая комната, но мне никто не открыл, так что я пошёл… — Я занят. — Обрываю его, не здороваясь. Я, честно сказать, забыл о нём и его близняшке-сестре в последнее время, а если и его тоже не отправили за мной шпионить, то Йен мог искать меня лишь для того, чтобы поделиться очередными нелепыми слухами, которых наслушалась Гвен. Ну, или у него для меня новости от Кайла, но о брате я слышать сегодня не желаю. Я вообще сейчас шаман или повстанец? Мальчик на побегушках у Лоретто или Кайлов щенок? А если ни то ни другое… кто я сам по себе? «Белая ворона». Любопытный взгляд Йена пробегает по мне и корзине в моих руках, однако он ничего не комментирует. Лишь проводит рукой по своим рыжим волосам, которые — странно — не затянуты сегодня в пучок и обрамляют его квадратное лицо, гармонично сглаживая углы. Переведя дыхание, Йен оглядывается по сторонам, а потом снова смотрит на меня. — Я раздобыл то, о чём ты просил, — говорит он негромко. И прежде чем воспоминания успевают полностью всплыть на поверхность моего сознания, Йен вытаскивает из кармана своей серой формы перстень. Этот перстень не такой, как элегантные серебристые колечки Лоретто; этот золотой, определённо немало поношенный и с массивным красным камнем, гордо поблёскивающим в утреннем тумане. У меня во рту пересыхает. «Аурное кольцо». — Ты больной?! — схватив перстень, запихиваю его в корзину, засовывая поглубже в тряпьё. Тоже оглядываюсь, но к счастью, поблизости и правда никого. Однако если кто-то увидит нас с числящимся украденным аурным кольцом, это хуже, чем оружие пронести. Преступление! Йен усмехается: — Расслабься. Все шаманы — тщеславные снобы. Ну… все, кроме Лоретто, разумеется. Никто тут даже не ждёт, что простокровки посмеют им перечить, так что никто на нас не посмотрит. Да и вообще, мы с Гвен уже третий год тут на службе, патрулируем улицы снова и снова. Я могу тебе расписание составить, подробно рассказав, кто и когда здесь пройдёт, и чужие шаги услышу за полкилометра. Никто нас не видит. «Или они хотят, чтобы мы так думали». Хотя может, Йен прав. Если бы от меня хотели избавиться, то оправдание давно бы уже нашли, а если теперь меня хотят использовать против моей семьи, как считает Фарис, — то найдут оправдание и незаконному кольцу в моём распоряжении. Наверное, даже если бы я кого-то убил, меня б теперь оправдали. «Интересно, вот каково чувствовать себя всесильной императрицей? Делаешь, что желаешь, — а потом пишешь под себя и законы». Никто не зовёт Мариселу убийцей, хотя она, должно быть, отняла жизни сотен людей в годы гражданской войны, так? Получается, чтобы стать героем, и неважно, что ты делаешь, нужно лишь победить — любой ценой. Написать собственную историю. Останавливаюсь на углу здания рядом, в тени. Полагаю, я должен теперь поблагодарить Йена за кольцо, которое сам же и попросил, но оно ведь теперь мне не нужно. А сказать Йену, что оно мне не нужно, я не могу, потому что он спросит почему, а я не могу быть шаманом — тщеславным снобом — в его глазах. — Чьё это кольцо? — спрашиваю, силясь звучать непринуждённо. Йен отмахивается от моего вопроса: — Не беспокойся об этом. Друг моего друга знает друга, который… Если коротко, в общем, товарищ твоего брата Кайла по имени Павло помог, так что кольцо должно быть надёжным. «Павло? Разве Фарис не упоминал Павло? Предателя?» Мрачнея ещё больше, я вглядываюсь в улыбчивое лицо Йена. Однако если тут и сокрыт какой-то подвох, Йен либо хорошо лжёт, либо плохо распознаёт ложь, потому что улыбка у него безмятежная. И всё же, есть что-то в Йене, что не позволяет чувствовать мне безмятежным себя: он познакомился с Валто незадолго до того, как Валто убили, а потом оказалось, что он и Кайла знает, а теперь… Павло? Однако у меня нет времени сообразить, к чему эта моя мысль ведёт, потому что Йен добавляет: — Я, кстати, сейчас свободен. Когда я озадаченно вскидываю брови, его улыбка становится шире. И теперь — только теперь — воспоминания о последней нашей беседе всплывают на поверхность моего сознания окончательно. «В прошлую нашу встречу мы ведь не только обсуждали Валто, и я не только попросил достать мне аурный амулет. Уговор был одолжение за одолжение, кольцо за…» Мой взгляд снова пробегает по Йену. По его выстиранной и выглаженной униформе, по скрупулёзно выбритым щекам, по глазам, подсвеченным нервным предвкушением. «Я обещал ему свидание с Лоретто». Что-то горькое появляется на языке. Я мало что знаю о Йене, но что вижу в нём прямо сейчас, так это дружелюбного, лёгкого на подъём, добродушного, хорошего человека, и при мысли об этом на душе становится лишь паршивее. Теперь мне кажется, что сам я не такой уж и хороший человек. Что моя чистая рубашка выглядит убого по сравнению с тем, как щепетильно Йен сегодня явно постарался над своим внешним видом. А если Лоретто это оценит? Просто чтобы меня взбесить или… правда понравится? Лоретто обожает всё гармоничное, а именно так Йен сегодня и выглядит. «Его мне ещё сейчас не хватало… как я буду с Лоретто мириться, если тут Йен под ногами путается?» И мой куратор же меня точно матом покроет и заставит до конца жизни свои шмотки стирать, если узнает, что я променял его на кольцо. «Как Йена прогнать?» Голова идёт кругом, пытаясь найти причину отказаться, но я лишь прихожу к выводу, что если хочу, чтобы Йен от обиды никому не разболтал о нашем уговоре, остаётся теперь идти до конца. Да и даже если он как-то замешан в смерти Валто, солдат не способен навредить опытному шаману вроде Лоретто, тем более единичной беседой. «И Лоретто сегодня в ублюдском расположении духа, верно?» Если я хочу, чтобы Йена отшили да так, чтоб он не вернулся, но вины моей в этом не было, то это должно быть сегодня. — Конечно, — я натягиваю на себя улыбку в ответ. — Пошли.༄༄༄
Когда мы заходим обратно в Великий храм, то находим моего куратора как раз на пути в библиотеку. Заметив нас с другого конца коридора, Лоретто поджимает губы и крепче сжимает охапку книг в своих руках, однако помимо подозрительного взгляда в мою сторону, ничего не выдаёт Лореттовых эмоций, так что я и дальше следую своему же плану. Который… Мне казалось, будет сложнее. Казалось, будет неловко и наигранно, но к моему разочарованию, происходит всё так быстро и незатейливо, что я даже не успеваю насупиться. Когда мы подходим к Лоретто и я начинаю бубнить что-то нескладное о том, что столкнулся с Йеном случайно и что мимо Лоретто сейчас мы тоже идём случайно, и попутно стараюсь вплести в свою речь оба их имени, чтобы познакомить, не знакомя, выражение лица у Лоретто внезапно теплеет. — Да, я тебя помню, Йен, — говорит Лоретто угодливо сахарным тоном. В этом тоне такая тонкая грань между вежливостью и приторностью, что я не могу понять, издёвка ли это или искренний интерес, или и то и другое. — У нас спарринг был в тренировочном зале в том году, верно? — Точно! Ох, я думал, ты меня забудешь. — Разве тебя можно забыть? Йен расплывается в улыбке от уха до уха, и вся его прежняя нервозность тает, как обожравшийся валерьянкой кот. — Мне безумно понравилось, как ты двигаешься, Лоретто. Особенно тот выпад, когда ты… Лоретто обрывает его резким взглядом в мою сторону. — А тебе нечем заняться, Елисей? Растерявшись, лишь открываю рот. На языке сухо и горько, и становится ещё хуже, когда я вижу, как Йен мне кивает, точно прощаясь без слов. Не надо со мной прощаться, я никуда не уйду. Или эта беседа внезапно стала чем-то приватным? Но рядом с Лоретто стоять должен я, это мой наставник, мой друг, мой шаман, чьё грёбанное шмотьё я таскаю — ничего тут не может быть приватного без меня! Нечего меня выгонять как нагадившую на диван псину. Не знаю, однако, что ответить так, чтобы это не вылилось в очередной скандал, так что разворачиваюсь и иду прочь, не говоря ни слова. Но не ухожу. Завернув за угол в боковой коридор, я прижимаюсь спиной к прохладной каменной стене и, замерев, прислушиваюсь. Первое время Лоретто с Йеном обсуждают их спарринг, шутят и смеются, и всё это звучит так по-дружески, что Тэйен вдруг и не кажется мне больше не знающим как вести себя в социуме одиночкой. Или притворяется так хорошо из вежливости? Едва сдерживаюсь, чтобы не вернуться и не разогнать их как голубей до того, как Йен пригласит моего куратора на настоящее свидание. «А оно вообще может быть? Свидание?» Тревога растекается по телу жаром, пугающим контрастом в сравнении с холодной стеной за затылком. Нет, это вообще-то дерзость со стороны Йена думать, что один из самых могущественных шаманов Кабракана воспримет простецкого патрульного, как Йен, всерьёз. Им есть, о чём поговорить, просто потому, что у них был спарринг — один, — но готов поспорить, что это было, когда мой куратор только прибыл в Кабракан и не знал, что шаманам не полагается опускаться до уровня простокровок и тренироваться со стражниками. «Хотя Лоретто тоже считается в какой-то мере изгоем среди шаманов, да и плевать моему куратору всегда на то, что и как полагается». Они всё продолжают и продолжают беседовать, и сердце начинает колотиться у меня в груди, пока мой предательский разум в красках выписывает картину того, как всё это возможно: Лоретто согласится на свидание. А потом ещё одно. И ещё. И Лоретто понравится, ведь это что-то неизведанное, любопытное, как новая книжка. И эти двое начнут расхаживать по городу держась за руки, устраивая вдвоём пикники. Когда я представляю, как мясистые ручищи Йена в порыве страсти схватятся за идеально приталенную Лореттову мантию, а липкие губищи потянутся к острому подбородку… меня чуть не выворачивает прямо в корзину с бельём. Лоретто вообще нравится подобная романтическая чухня? «Я не ревную, просто интересуюсь». Ну а может, и ревную, что с того? Что такого может Йен, чего не могу я? «Я тоже могу устроить пикник, у меня уже даже корзина вот есть». И зачем нужна эта романтика, когда у тебя уже есть верный друг, а? Когда уже есть, с кем поговорить по душам, кого обнять, кому спать на твоём диване? Ради секса? «Он переоценён». Да и если б Лоретто хотелось кого-то трахнуть, то никто явно не стал бы ждать Йена. Никто не стал бы предпочитать людям книги! Опять внутри всё горит. «Ну почему так-то? Почему когда я впервые в жизни нашёл настоящего друга, кто-то норовит его у меня отнять?» Если Лоретто найдёт кого-то другого, с кем можно проводить вечера, что насчёт моих вечеров? Как мне чинить нашу с Тэйен дружбу, если Тэйен будет постоянно с кем-то другим? Кто будет есть апельсины, которые я в следующий раз сопру из сада, разбирать со мной прадедовы часы, слушать мою болтовню? «Я привык уже, что кто-то слушает мою болтовню». Лоретто же не из тех людей, которые меняют друга на интрижку, верно? Нет, я не ревную. Просто в груди что-то колет. Спустя полчаса омерзительно милой беседы, наконец воцаряется неловкая пауза. Моя ядовитая гордыня ликует. «Со мной-то у Лоретто неловких пауз не бывает». На цыпочках подкравшись ближе к повороту, я слышу из-за угла, как Йен прочищает горло, намереваясь было снова начать разговор, однако Лоретто его опережает. — Йен, я могу говорить с тобой откровенно? — спрашивает Лоретто внезапно посерьёзневшим тоном, будто сахар закончился. Йен, должно быть, кивнул, потому что Лоретто через мгновение продолжает: — Ты интересный человек, Йен, и у тебя предостаточно качеств, которые способны понравиться, но я вижу, чего ты пытаешься тут добиться, так что, позволь, сэкономлю твои силы. Я не ищу каких бы там ни было отношений. Не ищу ни физической, ни эмоциональной близости. Картинка пикника, так тщательно разукрашенная в моей голове, обращается чёрно-белым пеплом. От облегчения буквально выдыхаю. Ну разумеется, Лоретто просто любезничает. Я у моего куратора единственный друг. — Я… да я просто… — в самом голосе Йена слышен смущённый румянец. — Кроме того, я человек мнительный, требовательный и мстительный. Такого ты хочешь видеть в своей жизни? — бесстрастно продолжает Лоретто. — Не обманывай себя моей приветливой внешностью, меня невозможно удовлетворить. Я пренебрегаю чужими проблемами и никогда не остаюсь рядом надолго, даже если во мне нуждаются. Беру, что хочу, и ничего не даю взамен. Лгу, улыбаюсь и использую других, если в этом есть моя выгода. И я признаюсь сейчас во всём этом, Йен, лишь потому, что я не представляю, какую выгоду можешь принести мне ты. «Ну, теперь ты переигрываешь, куратор». Я бы скорее поверил во всё это, если бы услышал от Мариселы. Хотя, пожалуй, Лоретто ведёт сейчас себя именно так, как по мнению любого простокровного и должен вести себя тщеславный сноб. Затаив дыхание, осторожно выглядываю из-за угла. Лоретто стоит ко мне спиной, и я вижу лишь часть лица Йена за Лореттовым плечом. Йен выглядит удивлённым и растерянным, и выражение его лица, ещё недавно улыбчивое и радостное, теперь побледнело, став каким-то точно пришибленным, и мне почти что становится его жаль. Но полагаю, если бы я не знал Лоретто так хорошо, то тоже бы поверил этому убедительному шаманскому голосу. Но я не верю. По крайней мере, пока. — Хотя, — снова начинает Лоретто, держа свои книги в одной руке, а второй делая жест, точно задумчиво похлопывая Йена по плечу. — Мне вдруг пришло в голову… Может, я найду в этом выгоду. Мне не помешают личные глаза и уши среди стражи, раз ты сам предлагаешь. Расскажи-ка поподробнее, какие отношения ты задумывал? Вот и всё, финальный удар. Шок искажает лицо Йена, и он отшатывается от прикосновения Лоретто как от отравляющей кислоты. И я не могу не согласиться, это слишком уж жестокий способ отвергнуть человека, пришедшего к тебе с открытым сердцем и влюблённой душой, полной возвышенных мечтаний. Это удар под дых, бросающий душу с седьмого неба на землю продажной реальности. Фарис бы, наверное, сказал, что я идиот, и в этом-то и заключается истинная сущность Лоретто — используй или будь использован, — но я не верю. Версия Лоретто, которая знакома мне, ни за что не станет торговать своими чувствами. «А я знаю, о чём говорю, ведь в нашей дружбе настоящие чувства». Кроме того, если бы я не нравился Лоретто за то, кто я есть, и всё это было бы лишь ради политики, никто бы не стал со мной вчера ссориться — наоборот, меня бы держали при себе, нашу дружбу бы полировали до блеска. Куратор бы не стал пытаться задеть меня своими словами за живое, и мои бы слова за живое куратора не задели. А может, Тэйен сейчас как раз и вымещает своё недовольство мной на Йена? «Или знает, что я подслушиваю?» Моя тревога возвращается. «Мне полагается всё это слышать? Ревновать? Стыдиться? Бояться?» Иначе зачем Лоретто всё усложнять, если Йену можно просто сказать «нет»? «Я должен услышать всё это и поверить, что для Лоретто любые отношения, будь то дружба или романтика, — это холодный расчёт? Поверить, что мне тоже ждать нечего?» Это тогда что, такая самозащита от потенциально разбитого сердца? Разбей его другим, пока не разбили тебе? Однако звучит всё это, конечно, как не что иное, как холодный расчёт. Ведь Лореттово предложение подразумевает… что именно? Что Йен годится лишь для роли личного шпиона? Крысы? Прислуги? А в ответ? Получить право прикоснуться к шаману и хвастаться всем своими отношениями с ним? Возможность постоять рядом раз в недельку под безжалостным солнцем, пока Тэйен слушает новую порцию тайн и слухов, ходящих среди солдат, пока Йен предаёт своих же друзей и товарищей? Шанс увидеть, как Лоретто — с жалостью — смахивает с формы Йена ворсинку, попутно похлопав по плечу? Вероятно, Лореттова стратегия и впрямь работает, потому теперь я невольно начинаю представлять на месте Йена себя. Моё открытое сердце чувствовало себя таким же растерянным, когда мой куратор вчера закрыл передо мной дверь, пусть и не так бессердечно. А сегодня утром я ведь буквально готов был встать на колени, лишь заикнись Лоретто об этом, точно как Йен готов был с неба луну достать своим воодушевлением. Я всё думал о Йене, как он ком-то грубом и неотёсанном, как о неподходящей паре кому-то столь утончённому и деликатному, как мой куратор, но — мы с Йеном не такие уж и разные, так ведь? Я не деликатный. Запястья у меня не намного тоньше, чем у Йена, а выбирая между оружием и книжкой, я определённо скорее научусь точить кинжалы, чем разберусь, как каждый раз не теряться в Лореттовой библиотеке. Да и будем честны, я тоже, как и Йен, чаще всего смотрю на шаманский мир с двойными стандартами, которые сам же придумываю, того не замечая. «Лоретто — шаман, но не такой как все. Магия плохая, но я её беру во благо. В Тик’але отвратительно, но от местной еды я не откажусь». Я тоже порой бросаю слова на ветер, так и не выполняя обещанного. Мне тоже нечего предложить самодостаточной, целеустремлённой душе, какой обладает Лоретто. «Может, наша дружба и впрямь излишня. Если мы хотим обыграть Совет и императрицу, надо вести себя проницательно, расчётливо, хладнокровно; надо быть именно такими, каким в глазах Йена выставляет себя мой куратор», — впервые эта мысль звучит до жестокости трезво в моей голове. Никакой тревоги и паники, лишь суровая опустошённость. Да и что хорошего может из нас вместе выйти, так? Я только сею хаос, а Лоретто надо быть начеку, тренироваться, не отвлекаясь на мои проблемы; а самому мне всё сложнее в последнее время думать о нуждах моей простокровной семьи, пока я тону в жизни шамана всё глубже и глубже с каждым днём. Мы два разных мира, а когда разные миры сталкиваются, они взрываются, не оставляя после себя ничего. — Я… я так не могу, — дрожащим голосом шепчет Йен. — Я… прости. Спеша уйти, Йен забегает за угол, где я прячусь. Заметив меня, он вздрагивает, и пару секунд мы просто смотрим друг на друга, оба точно парализованные стыдом. Точно оба сделали что-то предосудительное. Красные пятна заливают щёки Йена, когда его взгляд устремляется обратно в главный коридор, где по-прежнему стоит Лоретто, затем он опускает глаза и шагает прочь. Спустя долгий миг, слышу, как Лоретто вздыхает. Потом перекладывает книги в руках, собирая их поудобнее, и отправляется дальше, то ли делая вид, то ли впрямь не зная, что я всё ещё стою за углом, обнимая корзину с бельём.༄༄༄