༄༄༄
Чувствую себя утомлённым и замёрзшим, когда вновь выхожу из Великого храма. Мёрзну, однако, я как-то странно, потому что моему телу по-прежнему очень даже тепло под солнцем. Скорее, холод внутри. Пустота. «Дружба излишня». «Из-лиш-ня…» Понимаю теперь, что чувствовал себя так же, когда умер отец Кофи, когда я был испуган и растерян, и внутри у меня не было ничего кроме ощущения абсолютной и неотвратимой несправедливости. Когда казалось, будто что-то очень важное вырвали из моей жизни, не предложив ничего взамен. Я не мог как следует сформулировать для себя смысл этого чувства тогда, будучи маленьким, но теперь думаю, что дело тут заключается как раз-таки в отсутствии того самого смысла. Миру же полагается иметь смысл, так? Замысел? А какой замысел в чьей-то неожиданной, ранней смерти помимо того, что она оставляет тебя самого в одиночестве посреди твоей жизни? Отнимает кого-то, кого ты никогда не увидишь вновь. Может, конечно, смерти полагается учить нас тому, как ценна жизнь. Но когда умер Умар, у меня вовсе не было ощущения, что моя собственная жизнь имеет ценность, как раз наоборот — она стала безлико пустой, как покинутый навсегда дом. Ма сказала, я после этого месяц не разговаривал… «Излишня». Объятый неуютной печалью, я останавливаюсь у журчащего фонтана на зелёном островке посреди перекрёстка. Это настоящий, недавно построенный фонтан, с водой, а не аурой, и воздух вокруг него влажный и сверкающий радугой в призме капелек над ним. Интересно, у Лоретто на душе было то же самое, когда погибла семья? «Вся Лореттова семья. Весь Лореттов мир». Поставив корзину с бельём на мраморный парапет, плюхаюсь рядом, скидываю ботинки и разворачиваюсь, опуская ступни в фонтан. От ледяной воды сводит ноги на миг. «Тогда неправильно всё это чувствовать. Лоретто верно делает, что всех прогоняет из своей жизни». Удивительно, но сквозь ледяное оцепенение мысли у меня ясные как никогда. Пустые, но ясные. Кто-то однажды сказал мне, что человеческие чувства — это сбой в природе, хаос, губящий честный порядок, и может, так и есть? Все те неоправданные ожидания, уязвимость и месть, боль и войны, — всё из-за чувств. Но научись их укрощать, посади их в клетку, обуздай как магию, и станешь неуязвимым. Только так, наверное, и можно выжить два столетия и стать одним из самых могущественных магов анклава. Только так, видимо, и можно стать императрицей и править веками. «Стать апатично неуязвимым, чтобы ранить тебя не мог никто, а в особенности твоё собственное сердце, которое обманом вечно калечит душу». «Излишня». Но… я почти было убеждаю себя во всём этом, но потом на ум приходит новая мысль, пока я бесцельно шлёпаю пятками по ровному дну фонтана. «Если ты ничего не чувствуешь, откуда тогда взяться тому самому желанию бороться и выживать? Жажде докопаться до истины? Стремлению к счастью?» Возмущение опять начинает шевелиться в груди. «Нет, они все только лгут об излишках!» Из меня, очевидно, дельного шамана никогда так и не выйдет, потому что я не могу держать под замком свой темперамент. Вместо того чтобы оставаться замёрзшим и ясно мыслящим, я, разочарованно фыркнув, толкаю корзину со всей силы в воду. Брызги летят в лицо, заставляя вздрогнуть. Корзина падает в фонтан, и Лореттовы вещи рассыпаются по водной глади, начиная медленно намокать и тонуть. Одно из полотенец остаётся на мраморном парапете рядом со мной, и покосившись на него, я вдруг понимаю, что выглядит оно подозрительно чистым. Да и нет среди остальных вещей никакой Лореттовой одежды, не говоря уже о трусах; вокруг меня лишь полотенца и наволочки, без единого пятнышка и едва ли смятые, точно мой куратор схватил первое попавшееся из шкафа и кинул мне. Просто чтобы отослать меня подальше ненадолго, не видеть моё лицо, но не оскорбив. «Никаких чувств, значит, Ваша Всемудрость? — моё негодование вспыхивает под рёбрами как уголёк. — Почему бы тебе тогда было не сказать всю ту чушь, что была сказана Йену, в лицо мне? Или не покидало чувство, что не выйдет? Что вместо этого сболтнёшь, что я тебе нужен?» Всюду враньё! Подскочив на ноги, начинаю остервенело топтать полотенца, пришпиливая их ко дну. Парочка простокровных слуг проходит мимо фонтана, в недоумении на меня косясь, но вместо того чтобы спросить, где находится прачечная, — которую я так и не нашёл, — я прогоняю их прочь, продемонстрировав средний палец. — Вот почему нельзя заводить учителей, которые выглядят на твой возраст! — невольно рычу себе под нос, продолжая пачкать и втаптывать в грязное дно до этого безупречные наволочки. Становится чуточку легче теперь, когда тряпки начинают выглядеть такими же бесполезными, каким заставил меня чувствовать себя мой куратор. — Потому что такие засранцы до неприличия хорошо способны убедить тебя в том, что ты их понимаешь, а потом безжалостно это понимание отнять! И может, возраст — штука вообще прямо противоположная от благословения? Конечно, опыт делает тебя мудрее и сильнее, но что насчёт слабостей? Твои мании, обиды и страхи же тоже со временем крепчают. Можно быть нелюдимым, одиноким подростком с убитой семьёй и разбитым сердцем, когда тебе восемнадцать, но когда ты проживаешь восемнадцатый год своей скорби снова и снова на протяжении двух столетий? «Становишься как разбитая чашка, которая притворяется, что сама себя собрала на клей». Становишься одержим своим одиночеством, лелея его как дракон золото, отталкивая друзей, обращаясь чопорным и фригидным, и страшась перемен как огня. Потому что перемены способны ранить, так? А до сих пор ты же как-то выжил со своим клеем. Не хочу я выживать. Я хочу жить! «Мне нужен друг». В тот самый момент, как я задумываюсь об этом, краем глаза замечаю чей-то силуэт, наблюдающий за мной с дороги. «Ну почему императорские прихвостни не могут оставить меня одного хоть на день?» Перебирая уже в голове самые изощрённые маты, в промокших по колено штанах, я перестаю топтать вещи и поворачиваюсь. Не прихвостень. — Что ты делаешь? — жестами спрашивает Ялинг, её ученический браслет покачивается на запястье в такт движениям. В отличие от меня она определённо в прекрасном расположении духа, глядит разве что с удивлением. — Медитирую, — говорю языком и жестами, отвечая первое, что пришло в голову. Если пути вселенной и впрямь неисповедимы, а магия заставляет вселенную материализовывать мои желания теперь моментально, это совсем не то, чего я желал. «Друг, в смысле Лоретто, не кто-то другой». — Помогает справиться с подавленными эмоциями. — Хм-м. — Не уверен, повелась ли Ялинг на моё объяснение или просто решила подыграть, но она кивает. — Надо как-нибудь тоже попробовать. Всем своим сердцем я теперь желаю, чтобы Ялинг ушла восвояси, но вселенная явно умеет шутить, потому что Ялинг вместо этого только подходит ближе к фонтану. — Раз уж я тебя уже встретила, может, тебе это тоже будет интересно. — Вытащив стопку листовок из кармана своих штанов, она протягивает мне одну и снова прячет остальные. — Я тут решила основать книжный клуб, и всем буду рада. Мы собираемся во фруктовой роще на западной стороне Тик’аля по четвергам, обсуждаем общие интересы, играем в игры… простокровки и аурокровки, все вместе. У тебя же семья простокровная, так что тебе должно это понравиться, верно, Елисей? Когда я ничего не отвечаю, Ялинг, помедлив и переступив с ноги на ногу, продолжает: — Джая сказала, она книжные клубы не любит, но там будут Гвен и Йен, они говорили, что тоже с тобой знакомы. Не… не пойми неправильно, конечно, я не дружу с простокровной прислугой, но эти патрулировали территорию рядом в прошлый четверг, мы немного пообщались, и они вроде даже и ничего, так что я и их пригласила. К тому же, я слышала, простокровки очень стесняются, когда речь заходит о наготе, так что будет весело посмотреть, как они краснеют, да? — она снова делает паузу, когда испуг мелькает в её глазах. — Ой. Ты же тоже раньше считал себя простокровным… Прости. Но ты не такой как они, так? Аура должна была течь в твоих жилах с рождения, ты наверняка это чувствовал. Ох, как же тебе, наверное, было одиноко среди них в детстве — даже вообразить не могу. В любом случае, приходи. Я познакомлю тебя с нашей новенькой, как же её зовут… — Ялинг широко улыбается. — Марисела! О, она такая забавная. Всё стоя ногами в ледяной воде, я смотрю на вручённую мне Ялинг листовку, на блестящие буквы, переливающиеся на солнце. Не знаю даже, с чего начать свой ответ. Шокировать Ялинг, намекнув ей, что их новенькая Марисела является единственной и неповторимой императрицей Иш-Чель? «Но это же не мой секрет, так что и проблема не моя. И если императрице хочется играть в эту игру, пожалуйста. Зато тогда у неё меньше времени, чтобы следить за мной». Или признаться, что я не смогу смотреть Йену в глаза после случившегося сегодня? Или спросить, с какого перепуга вселенная так до подозрительности удачно познакомила Ялинг с теми самыми стражниками, с которыми знаком и я? Пока я раздумываю над вежливым отказом, Ялинг добавляет: — В следующий раз мы будем обсуждать историю порнографии в средневековом искусстве. Моргнув, я теряюсь, думая, что неправильно прочёл её жесты, но когда Ялинг повторяет всё буква за буквой, понимаю, что всё понял верно. «Какая до дикости специфичная тема». — Почему? — мне всегда казалось, что Ялинг своего рода покладистая тихоня-отличница, одевается всегда простенько, ведёт себя тихо… но теперь вспоминаю, что Джая говорила, Ялинг отправили учиться в наш анклав, потому что в своём она учинила «аморальный скандал». — В каком смысле почему? Почему нет? Мы не пенсионный кружок простокровок по рукоделию, мы обсуждаем по-настоящему важные темы. И я люблю искусство, так что в прошлый раз мы обсуждали влияния личных страхов на творчество, а теперь — история порнографии. — Что в ней обсуждать? Ялинг смотрит на меня многозначительно: — Ну скажи ещё, что никогда подобное не смотрел. Чувствую, как мои щёки розовеют: — Зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «смотреть»... — Ой, да ладно тебе, Елисей. Ну, разве не очевидно? Во-первых, это одна из древнейших тем в искусстве, богатая историей и дающая нам возможность изучить человеческую природу. Во-вторых, будем честны, наши родители ничего нам не объяснили, только стыдили вечно за проявленный интерес, когда мы росли и жаждали познать мир, а потом? В один прекрасный день ты просыпаешься, и тебя спрашивают: «Эй, ну что, где наши внуки?» Как будто мы их должны карандашиком нарисовать, как в первом классе домашку! Разве ты не думаешь, что страсть является неотъемлемой частью жизни, достойной быть изученной? Нужно же знать, как дела правильно делаются, так чтобы никого ненароком не поранить, и без незапланированных детей, которых потом, как нас, будут воспитывать не пойми как. Да и не помешает знать, как получать удовольствие. — Она задумывается на миг. — Разве ты не думаешь, что секс может быть источником гормонов счастья, как вкусная еда или танцы и смех? А ещё это отличная тренировка для тела. Так почему вместо того чтобы пользоваться столь полезным явлением людской стыд превращает это в табу? Непростительно! — Может, табу существуют не без причины. — «Как, например, то, которое утверждает, что не следует заводить дружбу со своим учителем-шаманом». Ялинг пренебрежительно качает головой: — Да, да, не без идиотской причины, созданной для малых детей и индивидуумов, не способных пользоваться мозгами. Тех, кто считают, что депрессия — выдумка для лентяев, солнце умирает каждую ночь и рождается каждое утро, а людям с вагинами нельзя кататься на простокровных поездах, потому что у них на скорости может вылететь из этой самой вагины матка. — Когда я невольно корчу гримасу, Ялинг кивает. — Иди, почитай историю. Во всё это люди однажды верили. К тому же, если бы не табу и запреты, которые каждый глубоко в душе жаждет нарушить, люди и шаманы бы совершали куда меньше ошибок и причиняли друг другу меньше вреда, когда в итоге срываются, пытаясь попробовать всё и сразу и нагнать упущенное. Как в магии, везде важен баланс. — Я подумаю над этим, — всё, что я могу выдавить из себя в ответ. Только сейчас, когда стою неподвижно и намокшие наволочки и пустая корзина плавают вокруг меня, я замечаю, что аурное кольцо Йена валяется на дне фонтана. Я совсем о нём забыл. Кошусь на Ялинг, но она его пока не заметила, к счастью. Тихонько делая шаг в сторону, я поспешно ставлю на кольцо ногу, пряча. — Спасибо за приглашение. Ялинг улыбается ещё шире, демонстрируя зубы и явно гордясь собой. А потом добавляет: — О, и если можешь, не приглашай в наш клуб своего куратора, ладно? Её просьба звучит непритязательно, но настойчиво, отчего, конечно, тут же вызывает у меня подозрения. — Почему я не могу пригласить Лоретто? — «Потому что об этом Марисела попросила? Тогда, может, стоит туда пойти и пошпионить разок за ней». Я до сих пор не могу сообразить, когда она развлекается, а когда планирует очередную казнь. Да и есть ли для неё вообще разница? «Или, может, Ялинг с Мариселой заодно. Может, Ялинг и убила Валто по приказу императрицы, поэтому-то они и играют теперь в друзей, обсуждая новое убийство под предлогом пошлого кружка по интересам? Чем смерть для них не общий интерес, так?» — эта мысль неприятно сводит желудок. Тем более, как ещё объяснить, что Ялинг внезапно повстречала Гвен и Йена? Может, они все хотят обхитрить меня, и зная, что я порой болтаю лишнего, только и ждут, когда я расскажу им все незаконные планы Кайла. «Или я всё-таки параноик». Ялинг не ожидала, что я задам подобный вопрос, и её тонкие брови сдвигаются от смущения: — Ну… знаешь… не пойми меня неправильно, но я просто не доверяю Тэйен. Твой куратор, конечно, талантливый маг и одарённый учитель, но как личность… Слухов много ходит. Никто ничего не знает о жизни Лоретто, а когда ни взгляни Тэйен вечно держится от всех в стороне. Это ненормально. «Ненормально, что ты описываешь Мариселу, — думаю. — Она просто лучше притворяется». Почему все вечно видят в Лоретто что-то не то? То Джая, то Фарис, то теперь Ялинг… Я, может, и параноик, но они все тогда вообще чокнутые. Весь мир чокнутый.༄༄༄
Когда Ялинг наконец уходит, я выуживаю кольцо из фонтана и прячу в карман. Оглядев катастрофу из грязных, промокших полотенец и наволочек, которую я устроил, чувствую себя теперь таким же вымученным и мятым, как тряпки, после всех новых мыслей, что подкинула мне Ялинг. Даже злиться больше не хочется. Чертыхнувшись, начинаю всё собирать. Это ведь несправедливо, что никто не хочет с Лоретто дружить, верно? А Лоретто не хочет дружить со мной. «Точно уравновешивая эту несправедливость». Однако, что самое обидное, кроме уничижительных шуточек Валто однажды, никто, похоже, даже и мысли не допускает, что между мной и Лоретто могут быть какие-то чувства. Что мы можем быть кем-то помимо двух шизиков, едва терпящих друг друга из-за навязанного кураторства. Может, и хорошо, ведь тогда и Совет не заподозрит, что мы сплотились против императрицы, но… почему мы не можем быть друзьями в глазах людей? Неужели я выгляжу таким поверхностным и фальшивым? Или Лоретто выглядит? Мы оба? «Излишни». Снова вспоминаю совет своего куратора о том, что нужно примириться со своим сердцем и не позволять всяким «если» и «вдруг» останавливать меня на пути к желаемому. Этот совет относился, конечно, к магии, но магия ведь является частью нашей жизни, так? А мы с Лоретто сейчас делаем прямо противоположное от примирения с сердцем. Разумеется, не буду спорить, общаться с людьми — сложно. Никогда не видел, чтобы общение вообще в конечном итоге делало кого-то счастливым: единственная подруга моей матери — её же коллега, мои родители развелись, Арьана скрывает, что встречается с шаманом, друзья Кайла, как оказалось, не прочь его предать шаманам ради власти, а сам он вечно ссорится со своей невестой, как и все мы друг с другом в семье… Люди либо причиняют тебе боль, чтобы заглушить свою, либо не понимают тебя, а следом причиняют боль уже по причине этого самого непонимания. Единственный, кто, думаю, счастлив: Кофи. Он просто в принципе ничего ни от кого не ждёт, дружит с кем-то новым каждую ночь и забывает об этом под утро. Только вот не хочу я дружбу, как у Кофи. И я не могу апатично играть чужими судьбами, как Марисела, скрывая правду о себе от каждого, а может, и от себя. Ничего из этого у меня не выходит. Но и довольствоваться одиночеством, как Лоретто, у меня тоже не получается. «Мне нужно… что-то ещё». Слова Ялинг теперь начинают обретать новый смысл. «Везде важен баланс». И ведь не только когда дело касается табу. Как насчёт баланса времени, проведённого в своих мыслях, и времени, проведённого за беседой с другим человеком? Между безопасной зоной комфорта и непредсказуемой свободой? Да даже любовью и ненавистью! «У меня было предостаточно ненависти к шаманам… может, пора поискать немного любви — что бы она ни значила». Да. Быстро скидав мокрые тряпки обратно в корзину, я каким-то образом собираю и все свои раздумья в новый, вдохновлённый порядок. Когда те самые двое простокровных слуг, которых я прогнал средним пальцем час назад, появляются у фонтана вновь, спрашиваю у них о прачечной. Мужчина и женщина смотрят на меня так, будто хотят тоже послать меня в ответ, но в итоге всё же молча указывают направление. «Теперь я знаю, что мне нужно», — подбадриваю себя я, зашагав. Если Лоретто больше не хочет моей дружбы — ладно, справлюсь. Будет больно, обидно, и возможно, я опять психану, но справлюсь. Однако мне нужно услышать это от Лоретто лично. Нужно знать, что Лоретто знает, что мне всё равно эта дружба нужна. И если это выставляет меня слабым, уязвимым или поверхностным, пусть. «По крайней мере, я примирюсь со своим сердцем».༄༄༄