༄༄༄
Вертя в руке перстень Йена, я смотрю на чистый лист бумаги на столе передо мной. Кисну. Очевидно, все жилые комнаты в Великом Храме устроены одинаково, потому что мои личные апартаменты оказались точной копией Лореттовых, за исключением полок с книгами, радующих глаз воздушных штор на окнах и хаоса с недопитой бутылкой виски в спальне. «А жаль, я бы сейчас выпил». Прошло уже два часа с того момента, как я сел за стол, чтобы для начала написать Кайлу хотя бы письмо, потому что духу поговорить с ним сразу лицом к лицу у меня явно не хватит, но даже на бумагу у меня пока не вышло выдавить из себя ни слова. Только ноги сидеть затекли. Я искал возможность связаться с братом с первого дня своего пребывания в Тик’але, и теперь у меня есть уродливый краденый перстень и шаманская сила, которая позволяет отправлять письма даже быстрее. И всё равно не пишу. Ну, а что я могу написать? «Привет, Кайл, это твой младший братик, которого ты бросил среди шаманов. Пишу узнать, собираешься ли ты меня вообще спасать? Если нет, ничего страшного, ведь я уже вроде как спас себя сам. Только… для этого мне пришлось самому стать шаманом, так что я в итоге решил, что не буду помогать тебе их искоренять. Я бы всё объяснил, но сейчас ты, вероятно, меня уже ненавидишь. Прежде чем разорвёшь моё письмо в клочья, я всё же считаю нужным предупредить, что твой план революции обречён оказаться в заднице — императрица Иш-Чель всё знает. О, кстати, как мамы? По-прежнему работают днями и ночами, даже не замечая, что одного сына дома не хватает, а второй затеял государственный переворот?» Вздохнув, кидаю перстень на стол, и тот шмякается о столешницу, разбавляя царящую в комнате тишину. «Не могу я так написать. Может, начать с вопроса про мам?..» Полагаю, правы те, кто говорят, что всему своё время. Пару месяцев назад я был готов жизнью рискнуть ради этого перстня, а теперь? «Надо, наверное, его выкинуть». Бесполезная золотая побрякушка поблёскивает в вечернем сумраке, когда я уныло отправляю её катиться по столешнице, а потом срывается с края стола и со звоном ударяется о каменный пол. Со звоном задорным и ясным, в отличие от моих мыслей. «Может, я как всегда преувеличиваю, и Кайл не возненавидит меня? Просто обзовёт идиотом, но не предателем?» В конце-то концов, шаман я или нет, мы по-прежнему семья, так? Я не был дома меньше трёх месяцев, но за это время моя жизнь каким-то образом поменялась так круто, что даже представить теперь не могу, как родные отреагируют на всё, что мне нужно им рассказать. Как и сказал Фарису, мне кажется, я теперь даже и не знаю своих родных… «Но знаю, что они ненавидят шаманов», — сами мне говорили, снова и снова, десятки раз. Каждый раз, собираясь за обеденным столом всей семьёй, кто-нибудь да не упускал возможности поворчать о криводушии и изуверстве шаманов, которых, «больных ублюдков», «как только земля носит»? Сам же я ненавижу… уже и не знаю кого. Делить всех на своих и чужих было куда проще. Когда я со вздохом наклоняюсь было, чтобы поднять перстень с пола, в нос мне внезапно бьёт запах жжёной бумаги. Подняв глаза, понимаю, что в воздухе над головой парит маленькая записка, формируясь обратно из пепла, взявшегося из ниоткуда, точно как однажды послание от Лоретто. Заинтригованный, я тянусь за письмом. Мы с Лоретто немного поупражнялись в магии сегодняшним утром, однако больше не обсуждали вчерашние объятия, так что может сейчас, когда солнце снова зашло, куратор готов поговорить по душам? Увы, почерк не Лореттов. Понимаю это в тот самый миг, когда мои пальцы касаются записки, и та вспыхивает неощутимым пламенем, материализуясь окончательно из иллюзорной тени, которая видна лишь получателю. «Это правда???» — спрашивают слова в записке. Я гляжу на вопрос в полной прострации первые пару секунд. Округлые, ровные буковки явно принадлежат руке Арьаны, но как сестра могла отправить мне шаманское письмо? «Фарис», — понимаю, мрачнея. Значит, она всё ещё думает, что за её собственными простокровными письмами могут следить. «Но что правда-то?» Пока я размышляю над этим, не отвечая, на стол передо мной требовательно падает новая записка: «Ты теперь шаман? Без шуток?!» Значит, Фарис ей всё рассказал. Трепло. Хочется выругаться, и даже жаль, что он не услышит. Неужели было не очевидно, что это тайна? «Не говори никому», — пишу быстро и отправляю, прислонив аурный перстень к листку, мысленно думая о том, что получателем является Арьана. Я всё ещё не пробовал отправлять письма без колец и амулетов, как шаман, а если потеряю концентрацию, когда призываю ауру, и случайно отошлю свои тайны кому-то другому, это точно будет катастрофой. «Что ж, зато перстень всё-таки пригодился». Моя записка мерцает разок и исчезает без всяких вспышек и пепла. «Могила, — приходит тут же в ответ. — Но ты же не сошёл с ума, чтобы овладеть магией, правда, Еля? Какого цвета трава?» «Считаешь, сойди я с ума, перестану отличать цвет травы?» «И всё же…» «Зелёная. Как мамина тушёная с горохом капуста, которую жрать невозможно». Арьана теперь меня не оставит в покое, понимаю вдруг, ёрзая затёкшими ягодицами на стуле. По крайней мере, пока не выяснит всё. Отчего-то я позабыл, что любознательный ум моей сестры никогда не позволяет ей сидеть на одном месте, пока она не выискивает ответы на все свои вопросы. «Но я сам не знаю всех ответов». Думаю, я должен быть рад, что хотя бы один член моей семьи восхищается шаманами и не задумывается о том, чтобы отречься от меня за то, что я стал одним, но чем больше людей знают мою тайну, тем сложнее будет эту тайну хранить. «Тогда как ты смог стать шаманом? — настаивает Арьана на новом клочке бумаги. — У тебя же нет колдунов среди предков. Уверен, что ты не приёмный?» «Не более чем ты, спасибо». Пауза. А затем приходит: «И???» Молчу. «Ой, да ладно. Мой болтливый братец теперь будет держать рот на замке? Рассказывай. Как тебе так повезло? Это какая-то магия той богини, что учила твоего куратора, да? Ритуал? Заклятие? Тэйен умеет обращать людей в шаманов? Я так и знала! Помнишь, когда нам с тобой было года по четыре и в Кабракане пропала девчонка, которая, как говорили, потерялась в лесу, что за аурной границей?» «Это говорила ты», — напоминаю я. «Потому что я видела, Еля! Видела, как она туда пошла, прям в чащу, прям сквозь аурную завесу, скрывающую наш анклав, не побоявшись ни леса, ни ауры, хотя и была простокровкой! И никто мне не поверил тогда. Конечно, с чего бы верить ребёнку… Но я пообещала себе, что докажу всем, что мы тоже можем использовать магию, и вот — ты. Ха! А Фарис мне тоже не верил, представляешь? Дурак мой. Понимаешь теперь, Еля, ради чего я начала изучать алхимию? Кайл и Кофи никогда этого не понимали, но ты не такой тугодум, как они. Охх, я так рада, что могу теперь наконец с тобой говорить открыто. Столько хочу тебе рассказать! Ты же при встрече потом расскажешь мне, как научился? Что с тобой произошло там? А меня Тэйен научить сможет? Можно, я возьму у тебя кровь на анализ? И мочу. И…» — её спешный почерк становится неразборчивым, и я не могу понять, что там ещё она хочет взять на анализ, хотя что-то мне подсказывает, что мне бы это всё равно не понравилось. И всё же, пока я читаю строчки Арьаны, меня охватывают странное чувство — какая-то сладкая горечь. Знаю, конечно, что сестра порой говорливая, как и я, когда на неё нахлынет вдохновение, но теперь вдруг мне приходит в голову, что мы не так уж много общались в последние пару лет. Когда были маленькими, болтали постоянно: о игрушках, конфетах, цветных пуговицах, школьных драках… Только когда отец Арьаны и Кофи умер, мы целый месяц не разговаривали, но — я не разговаривал ни с кем. Однако и тогда мы сидели бок о бок часами напролёт молча и играли без слов. Поэтому-то Арьана и была мне всегда куда ближе, чем наши братья. Потому что мы слышали друг друга. Видели. «Понимали». Тем не менее, за последние несколько лет, с тех пор, как она начала изучать алхимию, а я воровать ауру для Кайла, мы отдалились. Арьана, казалось, перестала разделять моё стремление к справедливости, а я не мог вбить себе в голову, как она может так искренне восхищаться колдовством, которое погубило её отца. Детская дружба забылась, как вчерашний сон. А сейчас это её письмо, полное восклицаний и вопросов, — оно точно как та сестрёнка, которую я знал. Упрямо неунывающая, сострадательная, родная… Что-то пробуждается в сердце, разливаясь теплом по телу. «Сестрёнка». Мне вдруг снова становится так по-детски весело, пока я гляжу на её задорные записки. Легко. «И вот, получается, почему она так пылко расспрашивала меня о Лоретто, когда мы встретились в лабораториях. Конечно, она и не думала, что меня надо спасать от шаманов — надо лишь помочь мне с ними найти общий язык, как нашла с Фарисом она». Так выходит, всё это время Арьана пыталась выяснить, почему шаманы отличаются — или не отличаются — от нас? Стремилась к справедливости, только вот таким вот своим методом? И всё в одиночку, держа свои чувства под замком, пряча от всей семьи? «От всего мира». Как же, должно быть, ей было одиноко изо дня в день дома среди нас. Только я теперь не одинок, у меня есть сестрёнка. «Я люблю тебя, Аря», — пишу, поддавшись мимолётному порыву. Когда я вообще последний раз называл её Аря? Ей раньше нравилось, когда я её так зову. Почти что физически ощущаю её смятение, когда долгая минута проходит прежде, чем появляется ответ: «Я тоже люблю тебя, Еля. Всегда». Снова пауза, а когда мне приходит новая записка, то почерк внезапно иной. Я его не узнаю, однако судя по тому, что появляется это письмо из пепла и неосязаемого огня, как и предыдущие, догадываюсь, что отправитель не поменялся. «Слышал новость?» — спрашивает Фарис теперь сам. Здесь наверняка скрыт какой-то подвох, но ответ у меня один: «Нет». «Советник Бадар умер. Говорят, инцидент в алхимической лаборатории». Моргнув, я секунду лишь пялюсь на угловатые буквы Фариса, которые на первый взгляд не имеют никакого смысла. Советник мёртв? В смысле советник императрицы? Но она же ценит их на вес золота, как своих матушек-крёстных, которые готовы пойти на всё, чтобы обеспечить ей место на троне. «Почему тогда никого до сих пор не допросили, не обвинили? Почему никто не кричит об этой новости на каждом углу, а по городу не ходят солдаты, ища убийцу, чтобы казнить?» А потом моё внимание наконец цепляется за слово «умер». В смысле… сам? Могущественный шаман, который в лабораториях чувствовал себя лучше, чем дома, нарвался на инцидент? И до меня наконец доходит. «Марисела никого наказывать не будет, потому что спланировала и убила его лично». Холодок змейкой пробегает по позвоночнику. «Или же она приказала его убить — не велика разница — и выставила всё как несчастный случай, чтобы не поднимать шумиху». Фарис рассказывал, что Бадар хвастался сговором с другом Кайла; и если Бадар теперь мёртв, то получается, поплатился за это. Получается, это правда. «И императрице эта правда не понравилась». «Слушай, Еля, — приходит новая записка от Арьаны. — Фарис говорил тебе о планах Бадара, так? У нас мало времени. Советник мёртв, но он успел передать Пабло исправленный рецепт эссенции. Я слышала, как Кофи и Кайл вчера шептались дома. Они собираются эту эссенцию испытать сегодня ночью, и если та сработает, если этот новый вариант и впрямь будет лишать шаманов сил, то они планируют захватить Великий храм, когда всем будет не до них — во время шаманских испытаний. Всё остальное у них готово». Недавнее тепло улетучивается из моего сердца, когда я это читаю. Холодок расползается по всему телу, покалывая и бросая в дрожь. «На испытаниях». Почему это звучит как смертельный приговор? И что означает это «всё остальное готово»? Готово что? Однако если Арьана права… даже если Бадар не признался перед смертью в своём сговоре с простокровными, даже если Марисела не успеет помешать Кайлу, всё пойдёт крахом, когда братья нападут. Шаманы потеряют силу. И я потеряю. И Лоретто… Они даже могут попытаться убить моего куратора в наказание за то, что сделал меня шаманом! «Или всех нас посадят в клетки, как было описано в журнале Монтехо». Слова Джаи всплывают в памяти: «Горы трупов, Елисей. Этого ты хочешь? Отмывать с улиц кровь? Потому что шаманы не станут преклонять колени добровольно. Потому что так всё и будет». На испытаниях. Получается, у меня всего чуть больше недели, чтобы убедить Кайла поменять своё решение? Как вообще можно убедить человека, который кого-то всей душой ненавидит, этого кого-то полюбить? Кайл посвятил жизнь мечте о том, что уничтожит каждого до последнего шамана в Кабракане, так что вообще может заставить его отречься от этой мечты и всех тех лет, что он на неё потратил? Я? Разве будет достаточно меня?.. «Я поговорю с ним, Аря, — всё же пишу в ответ. — Придумаю, как его переубедить. Обещаю». У меня получится, добавляю про себя. Не знаю как, но получится. Должно. Обещаю.༄༄༄
Следующие три часа я хожу по гостиной кругами. Как и пообещал, придумываю. Не выходит. Во-первых, шпионы Мариселы вечно за мной наблюдают, так что я не могу пойти домой средь бела дня. Во-вторых, у меня до отвращения плохо получается убеждать словами. В-третьих, Кайл не из тех, кто станет слушать кого бы там ни было, если он уже принял решение. Единственное, что может мне сейчас помочь: чудо. Однако даже магия, что знакома мне, не так проста. Только если бы боги и впрямь существовали и пришли мне на помощь… Стук в дверь пронзает тишину. Солнце уже почти окончательно опустилось за горизонт, оставив скромную полосочку алого света на полу комнаты, и стук словно пробуждение в преддверии ночи. Скорее инстинктивно, продолжая нарезать круги по апартаментам, я разворачиваюсь и иду открывать дверь. Не жду никого, не хочу никого видеть. «Если это Ялинг со своей порнухой или Йен с разбитым сердцем, лучше бы им сразу проваливать. У меня тут дела поважнее». Не Ялинг и не Йен. На пороге стоит Лоретто. Я, должно быть, показался чересчур удивлённым визиту или потерянным в собственных мыслях — или и то и другое, — когда открыл дверь, потому что между бровями у Лоретто при виде меня появляется озабоченная морщинка. — Всё хорошо? — спрашивает Тэйен. Когда я киваю, Лоретто легонько отталкивает меня в сторону и, не дожидаясь приглашения, входит. — Ты занят? — продолжает куратор, с любопытством оглядывая моё новое жилище. — Нет. — «Что ж, полагаю, Кайл может подождать ещё часик». Не выгонять же учителя, правда? Закрывая дверь, вижу, что Лоретто замечает стопку неиспользованной для письма Кайлу бумаги на столе, но, к счастью, ничего не спрашивает. Перстень я успел спрятать, а записки Арьаны и Фариса рассыпались в пепел, который тоже исчез бесследно спустя четверть часа после отправления, так что спрашивать, в общем-то, не о чем. Однако мой куратор до этого самого момента и моим новым жильём не интересовался. — А что? — «И Лоретто никогда не появляется без причины». Прежде чем ответить, Тэйен проходит и неспешно усаживается на мой диван. В тот его самый угол, где обычно сидит на своём, когда читает. Поступок, тем не менее, не выглядит, как вторжение в личное пространство, потому что апартаменты и без того идентичны Лореттовым, и присутствие куратора, наоборот, словно дополняет картину. Радует глаз. Сразу становится привычно и уютно, и как-то спокойно. И я понимаю, что мне нравится этот внезапный и необъяснимый интерес Лоретто ко мне, какова бы ни была скрыта за ним причина. Только когда мой куратор устраивается среди шёлковых подушек, задумчиво барабаня по одной пальцами, точно подбирая нужные слова, чтобы начать беседу, я замечаю, что Лоретто сегодняшним вечером выглядит немного иначе. «Свежее? Холёнее?..» Волосы явно недавно вымыты и расчёсаны, натёртые маслом ресницы блестят, а мантия более тёмного, синего оттенка, не лазурная. Тёмные мантии шаманы обычно носят на беззаботные, неформальные встречи. Мои предательские мысли невольно тут же несутся к картинке мечты Йена о свидании с Лоретто, потому это всё выглядит именно так, как я на той картинке Лоретто и представлял — беззаботно. Однако я не успеваю решить, мог ли мой куратор по какой бы там ни было глупости передумать насчёт Йена, и снова от обиды позеленеть до состояния маминой несъедобной капусты, потому что Тэйен в следующий миг поднимает на меня взгляд. — У меня всё не выходят из головы твои слова, Еля, — говорит. — О том, что всем нужны объятия? — «Ну не с Йеном же обниматься теперь!» — Нет, о том, что нужно быть на шаг впереди других. О том, что можно подыгрывать, но в то же время устанавливать собственные правила игры. — Пауза. Когда Лоретто продолжает говорить, то голос становится чуточку нежнее, неувереннее, точно Тэйен не может предугадать, как я отреагирую: — Как ты смотришь на то, чтобы посетить горячие источники? До сих пор стоя бараном посреди комнаты, до сих пор не понимая, к чему всё это ведётся, я хмурюсь. — Источники? — «Шаманские источники?» Я ни разу там не был и не уверен даже, что мне там быть дозволено, ведь официально я пока что и не шаман, раз ещё не участвовал в испытаниях. Однако я знаю, что это самое популярное развлечение из тех немногих, что есть в Тик’але. Место, должно быть, обустроено с помощью магии — иначе как ещё можно разместить тёплое озерцо прямо посреди городского храма? — и многими посещаемо, особенно поздними, прохладными вечерами, как сейчас. Замечая мою растерянность, Лоретто кивает: — Многие шаманы любят там бывать, включая советников. Расслабиться, выпить, посплетничать, сболтнуть лишнего. Мне подумалось, мы тоже можем пойти. Послушать? Ты же хотел узнать, кто убил Валто, так? И ты наверняка уже слышал о Бадаре. Может, нам удастся выяснить что-нибудь полезное там, а заодно… — уголки Лореттовых губ дёргаются вверх, — развлечься? «Лоретто приглашает меня развлечься? Лоретто? Развлечься? Меня?» Становится только хуже, потому что теперь я вообще ничего не понимаю. Зачем ради этого стоило наряжаться-то? Хотя, если подумать… да, наверное, у источников все шаманы красуются, и это просто чтобы вписаться. Да и идея вполне разумная — самому мне ни разу отчего-то не приходило в голову, что можно куда-то пойти специально, а не просто слоняться по улицам, чтобы послушать сплетни. Однако это ведь отличный способ быть в курсе последних новостей, верно? Как разведывательная миссия. К тому же, со всеми своими тайнами я буду выглядеть куда менее подозрительно, если буду развлекаться. И несмотря на то, что по-прежнему не раскрытое убийство Валто сейчас мне вряд ли поможет, подробности о смерти Бадара вполне могут пригодиться в беседе с Кайлом, чтобы убедить его, что я всё ещё на его стороне. В ответ на вопросительный Лореттов взгляд, замерший на мне, я, помешкав, киваю. Что ж, мы идём к горячим источникам.༄༄༄