Веснушчатое чудо

Мысли о Гермионе и ее возвращении, таком же неожиданном, как и ее отъезд, не дают Фреду покоя всю неделю после того, как Джордж ему об этом сказал. Найти идеальную формулу для нового продукта никак не получается, все постоянно валится из рук, и Уизли все сильнее закипает, мысленно проклиная Грейнджер, в очередной раз все испортившую, даже не успев появиться. Ему все равно. Ему должно быть все равно. Но почему-то она никак не выходит у него из головы. Наверно, злость, охватившая Фреда, логична: он ведь видел, как вся эта ситуация повлияла на Рона и на всю его семью, ему не могло быть все равно. Конечно, сторонний наблюдатель, возможно, решил бы, что нет таких вещей, которые могли бы всерьез задеть Фреда Уизли, весельчака и балагура. Но ведь в этом случае речь идет о его родных. И как бы он ни любил подшучивать над малышом Ронни, иногда делая по отношению к нему даже весьма жестокие вещи, он действительно заботится о каждом из них. Особенно теперь, после войны, в которой он мог потерять любого из них, хочется находиться в полной уверенности, что им ничего не угрожает. Даже если угроза весьма сомнительна и исходит от такого человека, как Гермиона Грейнджер. — Ты чего? Фред вздрагивает, понимая, что завис, занеся руку над полкой с Забастовочными завтраками. Кажется, он собирался проверить сроки годности и списать испорченные продукты, но так и не сделал это, раз за разом прокручивая в голове мысли о Грейнджер. А ведь он даже не видел ее еще. Интересно, она изменилась за это время? Должна была, наверно, ведь прошло достаточно много времени. Возможно, Фред даже не узнает ее, когда увидит. Ведь за шесть лет могло произойти все, что угодно. Рон вот, например, успел отрастить бороду. Фред тоже пытался, но ему, видимо, повезло с генетикой чуть меньше, поэтому он принял решение, что без растительности на лице он выглядит гораздо лучше. — Фред, все нормально? — слышит он растерянный голос Джорджа. — Да, — быстро кивает Фред, тряхнув головой, словно это могло бы помочь ему избавиться от чертовых мыслей. — О ней думаешь? — Джордж не называет имени, но Фред прекрасно понимает, что тот знает. Они никогда не говорили об этом. Но им и не нужно было, потому что за долгие годы они научились понимать друг друга без слов. И это было чертовски удобно, когда речь шла о новых шутках, но совершенно невыносимо, когда дело доходило до душевных терзаний. Потому что были вещи, которыми делиться не хотелось. Которые были настолько болезненными, неприятными и даже местами постыдными, что хотелось и самому об этом забыть. — С чего мне о ней думать? — чуть более грубо, чем следовало бы, отзывается Фред и сжимает зубы, уловив тяжелый вздох Джорджа. — Я не знаю, что там у вас произошло, но она сделала свой выбор. И я уверен, что она двигается дальше. Тебе бы тоже пора. Фред хмурится, сильнее сжимает зубы и оглядывается по сторонам. До открытия еще не меньше получаса, поэтому в магазине совсем пусто, только карликовые пушистики копошатся и фырчат в отведенном им месте. — При чем тут я вообще? — выпаливает Фред, отступая от Джорджа на шаг назад. — Она не была моей девушкой. Но она бросила моего младшего брата, а это просто подло. Джордж качает головой, глядя на него с какой-то едва различимой жалостью, от которой у Фреда зубы сводит. Он ненавидит, когда его жалеют, особенно когда это его собственный близнец. Он не просил ничьей жалости, и Джорджу следовало бы об этом знать! — А ты уверен, что дело именно в Роне? — неожиданно тихо спрашивает Джордж. — Он точно не выглядит, как человек, убивающийся по былой любви. Фред, у него месяц назад ребенок родился, ему точно не до страданий по Гермионе. Фред замирает, удивленно разглядывая Джорджа. И ведь правда, как бы Рону ни было тяжело, он смог со всем этим справиться. Он нашел человека, который искренне его полюбил, женился, у него родился сын, с которым он проводит так много времени, что его жена не без умиления, но с некоторым беспокойством рассказывала их матери, что Ронни готов даже сном пожертвовать, лишь бы посидеть с ним еще немного. Он стал спокойнее, увереннее в себе и менее… раздражающе ревнивым. Да, жена определенно смогла изменить его самым неожиданным образом и помогла ему избавиться от тех черт, которые мешали ему нормально жить. И которые так раздражали Гермиону, пока они были в отношениях. Возможно, для Рона ее отъезд был даже к лучшему. — А теперь посмотри мне в глаза и ответь честно: ты действительно беспокоишься именно о Роне? — тихо говорит Джордж, глядя на него с мягкой улыбкой, словно прочитав его мысли. А Фред не может найти в себе силы ответить, ведь Джордж, кажется, знает его даже лучше, чем он — самого себя. Только вот объяснение такому поведению Фреда не находится. Мысль о том, что дело было всего лишь в Роне, была чем-то понятным, рациональным и даже успокаивающим, но сейчас ничего не находится. — Фред… — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — тихо говорит Фред, поджимая губы и пытаясь игнорировать неприятное чувство в груди. Краем глаза он видит, как Джордж недовольно качает головой и принимается проверять Забастовочные завтраки. А Фред решает, что заняться делами — лучшее решение. — Ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придется об этом с кем-то поговорить. — Джордж, — Фред, нахмурившись, поворачивается к брату и отвечает непривычно строго: — Займись делом, будь так добр. Или иди копошиться в мозгах у Анджелины, а меня не трогай. Лицо Джорджа на мгновение принимает обиженное выражение, но затем он кивает и начинает проверять Блевательные батончики гораздо активнее. А Фреду становится не по себе: они с братом почти никогда не ругались. Более того, они и разделились всего два раза в жизни, и оба раза им не понравились: в первый Джордж потерял ухо, а во второй… Вспоминать о втором не хочется никому из них, и разговоры об этом все в семье обходят стороной. И Фред с ужасом думает, что все могло бы сложиться куда хуже.

***

Фред не знал, как так произошло. Еще мгновением раньше они стояли бок о бок с Джорджем, смотрели на вспышки заклятий и собирались с мыслями для очередного рывка. В легкие набилась пыль, то и дело поднимающаяся от очередных взрывов, дыхание перехватило, было чертовски жарко. Фред вспотел. Стоило, наверно, снять куртку, но на это не было времени. Мысленно он поблагодарил Джорджа за разумное решение написать подобие завещаний перед Битвой. А ведь Фред не сразу воспринял его всерьез, это казалось лишним, бессмысленным, но сейчас нависшая над головой угроза ощущалась особенно сильно, почти физически давя на плечи. Где-то совсем близко раздался знакомый вскрик, и ноги сами понесли Фреда к его источнику. Он был почти уверен, что Джордж последует за ним, но тот, кажется, на что-то отвлекся… И именно в тот момент, когда рядом не оказалось человека, как две капли воды похожего на него, Фред запаниковал. Он старался отшучиваться, как и всегда, он метал заклинание за заклинанием в Пожирателей, напавших на Перси, но сердце внутри колотилось так быстро, как никогда. Кажется, он заметил подоспевших на помощь Гарри, Рона и Гермиону. Капюшон соскользнул с одного из Пожирателей, открывая высокий лоб и волосы с проседью… — Добрый день, господин министр! — крикнул Перси, ловко метнув заклятие. Министр выронил волшебную палочку и схватился за воротник, явно борясь с дурнотой. — Я не говорил вам, что подаю в отставку? Этот неожиданный комментарий почему-то чертовски развеселил Фреда, и тот поспешил отозваться: — Перси, да ты, никак, шутишь! Пожиратель смерти, с которым дрался Фред, рухнул под тяжестью трёх Оглушающих заклятий, выпущенных одновременно с разных сторон. Толстоватый упал на пол, весь покрывшись тонкими шипами, похоже, он на глазах превращался во что-то вроде морского ежа. Фред оглянулся, с восторгом оглядывая старшего брата. Казалось, тогда он увидел, по-настоящему увидел Перси впервые с того момента, как тот променял их на работу в Министерстве. И если раньше Фред готов был себе признать, что продолжал злиться даже после того, как брат опомнился, то теперь он готов был забыть обо всем. — Ты и правда шутишь, Перси, — улыбнулся он, протягивая руку, чтобы хлопнуть Перси по плечу. — По-моему, я не слышал от тебя шуток с тех пор, как… Завершить это простое движение не удалось. Фред не успел среагировать, не успел обернуться, не успел даже закончить мысль, когда громкий взрыв ударил по барабанным перепонкам и что-то больно обрушилось сначала ему на спину, а затем на затылок. Фред запомнил тяжелое чувство в груди, как вздохнуть не получалось, как он упорно пытался побороть желание закрыть глаза и забыться. Было больно. Кажется, он даже закричал, хотя это, возможно, было лишь его галлюцинацией. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль о том, что он, казалось, умирал, но тут же исчезла, как и любые другие ощущения. Следующее, что запомнил Фред — это свое пробуждение в Больнице Святого Мунго. Джордж говорил, что до этого он просыпался еще несколько раз, даже что-то говорил, но эти моменты стерлись из памяти. Зато Фред хорошо запомнил глаза Джорджа, когда он очнулся. В них было столько вины, обреченности и искреннего облегчения, что это, вероятно, еще надолго будет преследовать Фреда в ночных кошмарах. Никогда прежде он не видел брата таким разбитым, словно бы даже постаревшим. — Мерлин, скажи, что мы победили, — просипел тогда он, морщась, когда Джордж вцепился ему в предплечье. — Победили, — выдохнул тот. — А я все пропустил, — сделал слабую попытку пошутить Фред. — Не могу сказать, что жалею, конечно, но… Джордж не рассмеялся. Он вообще не двигался, разглядывая его и словно не веря, что Фред действительно очнулся и больше не собирается терять сознание. И такая неподвижность, если честно, немного пугала. — Долго я спал? — нахмурился он, прижимая руку ко лбу и пытаясь переждать приступ головной боли. — Дольше, чем хотелось бы, — тихо отозвался Джордж. — А если в часах? Фреду казалось, что прошло не так много времени. Возможно, несколько часов. Может, быть день или два. Поэтому ответ Джорджа застал его врасплох: — Три недели. Ты, — Джордж шумно сглотнул, — ты попал под завал. Фред выдохнул и тряхнул головой, решив, что ему послышалось. Он просто не мог пролежать на койке в больнице несколько недель, это не могло быть правдой. Это и звучало-то как сюжет из мелодрамы, а не как реальность. А затем в голову пришла еще одна мысль, заставившая его напрячься. Ведь он был там не один, и если этот взрыв так сказался на нем, то… — Все живы? Вопрос дался с трудом. Голос сорвался на хрип, и Фред вгляделся в глаза Джорджа в поисках немого ответа, по-настоящему боясь того, что мог услышать. Страшно было узнать, что кто-то из его родных мог пострадать. — Перси оглушило, но он в порядке. Рон и Гермиона отделались испугом, а Гарри пытался умереть, конечно, но ты же его знаешь, — Джордж мягко улыбнулся. — А Джинни? Папа с мамой? Чарли? Билл? — начал перечислять Фред, чувствуя, как с каждым именем голос садился все сильнее. Только теперь пришло осознание, как много стояло на кону в этой войне. — Все хорошо, — Джордж снова успокаивающе положил руку ему на предплечье и опустил голову, но в голосе его слышалась улыбка. — Все в порядке. Видел бы ты нашу маму, она была просто невероятна. Фред усмехнулся. — А ты сомневался, Фордж? Услышав это обращение, Джордж вздрогнул, словно от удара, замер на мгновение, а затем поднял голову, разглядывая Фреда с особенной пристальностью, и тот с удивлением обнаружил застывшие в его глазах слезы и то, как затряслись вдруг его руки. — Ты чего? — растерянно спросил он. — Я думал, что потерял тебя, — голос Джорджа перешел в сип. Только теперь, казалось, он позволил себе выплеснуть эмоции, накопившиеся внутри за те три недели, пока Фред был в отключке. Джордж плакал редко, всегда сохраняя позитив, поэтому теперь видеть его… таким было жутко. И Фред замер, чувствуя укол вины. Если бы не он, то Джорджу не пришлось бы переживать нечто подобное. Они бы просто вернулись в магазин и продолжили бы веселить народ. Фред старался не думать, что могло произойти с магазином за эти три недели, потому что Джордж не выглядел как человек, находившийся в состоянии вести бизнес. Единственное, что успокаивало — это то, что Фред чувствовал себя практически нормально, а это означало, что выписка была не за горами. А потом можно было бы начать понемногу возвращать в Джорджа жизнь. Какой бы сложной задачей это ни казалось.