Лето пятого курса Хогвартса
Белый конверт лежал на столе под лучами палящего солнца. Сургучная печать с тремя четырёхлистниками отливала серебром и поблёскивала на свету, будто состояла из настоящего металла. В графе отправителя значилось имя «Альбус Северус Поттер». Скорпиус пару раз покрутил в руке конверт, а потом посмотрел на чрезмерно пухлую сову, наблюдающую за ним своими огромными глазами. Парень секунды две пытался осознать, как такая птица вообще смогла долететь? Слегка наклонив голову вбок, Малфой заметил, что сова сделала то же самое. Она ещё пару секунд посидела на подоконнике, потом нахохлилась, встряхнула крыльями и взлетела, оставляя несколько пёрышек после себя. Парень больше не стал ждать. Присел на стул и сломал печать, а потом достал письмо. Мелкий шрифт вынуждал щуриться и перечитывать предложения несколько раз. Альбус словно пытался уместить на листе все события, которые произошли у него за месяц лета. «Скорпиус! Как проходят твои дни свободы? Читал в газетах об аномальной жаре во Франции, так что ты там держись! Может, наконец однокурсники перестанут называть тебя бледнолицым. У нас беспрерывно идут дожди, но в Годриковой впадине всё же иногда выпадают солнечные деньки. Здесь невероятно красиво, но достаточно мрачно, если выходить на улицу после заката. Джеймс и отец продолжают восстанавливать дом. По их словам, остались самые важные части, но я не могу понять, о чём конкретно они говорят. Часто секретничают, вызывая ужасное раздражение. Брат постоянно ходит нервным и взвинченным, но, кроме меня, этого словно никто не замечает! На все мои вопросы он просто глупо улыбается. Мне тревожно, и не покидает ощущение… » Скорпиус не успел дочитать, потому что письмо выдернула из рук сестра. Она быстро отбежала в сторону, чтобы у парня не было возможности до неё дотянуться. — Что ты делаешь? — удивлённый обернулся он. — Я тебя уже пять минут зову. — Она обиженно надула губки. — А ты не отвечаешь. Скорпиус лишь тяжело вздохнул, протягивая руку, но Селиция не собиралась возвращать листок. Взгляд лихорадочно бегал по брату, а пальчики сжимали бумагу. — Хватит баловаться, — резко поднялся со стула Скорпиус, а девочка тут же сделала ещё несколько шагов назад. — Ты меня не слушаешь. — Она топнула ножкой, и игрушечный дракон на её плече нервно заёрзал. — А бабушка… Скорпиус дёрнулся в сторону Селиции, но она резво увернулась, запрыгивая на кровать. С недовольным видом парень несколько минут гонялся по всей комнате за сестрой, но пятилетний ребёнок был явно проворнее и быстрее. — Прекращай! Но та словно вошла в раж. Детский смех заполнил комнату, а когда руки Скорпиуса обхватили девочку и подняли в воздух, она взвизгнула и снова весело захохотала. Вспыхнул яркий огонёк, и письмо упало на пол, быстро сгорая. — Агуаменти! — Но было поздно. От листка осталась пара клочков и пепел. — Ой… — Всё веселье пропало. — Я… я случайно… — Голубые глаза постепенно теряли свою яркость из-за слёз, а когда Скорпиус не смог сдержать очередного тяжёлого вздоха, они побежали по щекам. — Прости! — Всё хорошо. — Парень опустился на колени, чтобы собрать остатки письма. Селиция села рядом, пачкая пальчики в пепле, но совершенно не обращая на это внимание. Она отчаянно пыталась скрепить вместе два кусочка, где Скорпиус успел заметить слова «Что-то будет». — Магия не поможет? Малфой-младший покачал головой. Из пепла невозможно ничего восстановить. Дракон на плече сестры резво прыгнул на пол и стал пачкать свою плюшевую чешую в саже. — Рагнар! Глупенький, ты дракон, а не свинка. — Селиция подняла игрушку. Попытка стереть чёрные пятна не увенчалась успехом, ведь у неё самой все ручки были грязные. — Из пепла восставший, — задумчиво протянул Скорпиус, на что девочка бросила удивлённый взгляд. — Кто? — Феникс, как в твоей любимой сказке. — А-а-а… — Сестра потрясла игрушку. — Ты дракон! Драко-о-он! Вы дышите огнём, а не горите в нём. — Маленькие пальчики расправили крылья, погладили по плюшевой голове. — Зачем ты приходила? — еле сдерживая улыбку, спросил парень. Селиция резко распахнула рот, а потом прикрыла его ладошкой. — Ой, бабушка звала нас в сад! — Она подскочила на ноги, хватая брата за руку. Скорпиус мысленно простонал. Он не хотел идти в сад, где Нарцисса чаще всего проводила чаепитие. Это место нервировало, было той частью поместья, которое Малфой-младший желал никогда не посещать. Но на все протесты бабушка только одаривала хмурым взглядом. Ни упоминание жары, ни попытки скрыться в библиотеке не помогали. Поэтому всё, что оставалось, — это смиренно посещать сад почти каждые три дня. В этот раз на встречу с Нарциссой Скорпиус шёл как на пытки, но ни одним жестом не показывал этого. Селиция бодро размахивала их руками вперёд-назад, но когда они оба переступили порог веранды, то в миг стали будто кем-то другими. Сестра утратила детскую резвость, а Малфой натянул на лицо самую яркую улыбку, на которую был только способен. Бабушка важно сидела за небольшим столиком. Из-за шляпы с большим ободком выражение её лица практически не было видно. — Присаживайтесь. — Нежный голос притупил обострившиеся в миг чувства. Селиция ровной походкой дошла до стульчика, а потом плавно опустилась на него. Пожалуй, так гордо и уверенно садились только короли на трон. — Сегодня должен прийти твой репетитор, Селиция. — Нарцисса поднесла к губам чашку, а потом бросила взгляд на внучку, которая слишком прямо сидела за столом и не отвечала. Парень знал, что сестра ненавидит уроки, которые ей выбрал отец. Девочка неоднократно говорила брату, что хочет изучать те же предметы, как у него, а не бесполезные танцы и игру на скрипке. По её словам, от мелодии инструмента у неё болит голова и пальчики, но Скорпиус ничем не мог помочь. Он и сам в своё время освоил пианино, хотя в итоге больше одного раза в год не играл на нём. Астория любила музыку, и только этот факт помогал парню запоминать ноты и расположение пальцев на клавишах. — Хорошо, — кивнула сестра, опустив взгляд на десерт. Длинные ресницы прикрыли её глаза. Наверняка она скрывала слёзы досады и показывать их не собиралась. — Драко продолжает с тобой занятия по окклюменции? — неожиданно поинтересовалась Нарцисса, и Скорпиус даже не сразу понял, что обратились к нему. — Мы с этого лета стали практиковаться в легилименции. Кажется, бабушка что-то тихо прошептала, но разобрать не получилось. По недовольно искривившемся губам и нахмуренным бровям можно было предположить, что слова не самые приличные. Нарцисса не одобряла эти занятия, но, пожалуй, не имела никаких возможностей помешать им. Если бы она знала, насколько Скорпиусу после таких уроков плохо, несомненно бы устроила скандал своему сыну. Но никто ничего не знал. Всё оставалось в пределах комнаты парня и его головы. «Главное глубоко дышать». Но это было огромной ошибкой. В нос ударил приторный цветочный запах, и к горлу подступила тошнота. Малфой всеми силами старался не смотреть в сторону клумб, чтобы воображение в очередной раз не сыграло с ним злую шутку. Там, среди пышных бутонов, никого быть не должно, но ему каждый раз казалось, будто мама ходит между клумб и поливает растения. «Они совсем завянут от жары!» — улыбалась бы Астория. В итоге завяли далеко не цветы. Холодный чай не справлялся с жаждой. Во рту стало совсем сухо, а в мыслях — пусто. Скорпиус отложил воспоминания далеко-далеко, как и учил отец, но помогало не так хорошо, как хотелось бы. Хоть бери и замуровывай переживания за бетонной стеной! Чашка в руках дрогнула, и напиток чуть не запачкал скатерть. Парень крепко сжал ручку, пытаясь сосредоточиться на сервизе, разнообразии десертов или робких попытках сестры стащить пару конфет со стола и спрятать в карман. Скорпиус нередко находил у неё под подушкой разноцветные фантики, которые выдавали себя громким шуршанием, когда девочка ложилась в постель. Тогда Селиция прижимала пальчик к губам и просила брата не рассказывать папе. Голова постепенно начинала кружиться, из-за жары по спине медленно стекал пот. После такого чаепития ничего не хотелось, кроме отдыха под прохладным душем, но Скорпиуса ожидало занятие с отцом. Что будет в этот раз? Как сильно пострадает самообладание и разум после очередного внедрения в чужие мысли? Парень видел много моментов из жизни отца: бесцветные или счастливые из детства, которые перемежались серыми и грустными о войне, но даже их структурировать в собственной голове получалось с трудом. Очень тяжело оказалось после чтения мыслей дяди Блейза. Тот вообще никак не контролировал бурный поток воспоминаний, показывая всё, что нужно и нет, а Скорпиус в силу неопытности просто не мог фильтровать информацию. Самым запоминающимся стал момент ссоры мужчины с семьёй жены. Те, чуть ли не брызгая ядом, кричали на Забини. Он, по их мнению, забрал Дафну и оставил Гринграссов без наследницы. Но более тяжёлым оказался страх Блейза. Боязнь того, что тётя вышла за него не по любви, а ради причинения своим родителям неудобства. Скорпиус заламывал пальцы под столом, медленно отсчитывая время. Сколько ему ещё осталось до занятия? Уж лучше игра на пианино, чем копание в чужих мыслях. — Здравствуйте. — Тихий, робкий голос нарушил тишину. Дафна стояла в проходе и неуверенно вертела в руках солнечные очки. Её присутствие поразило Скорпиуса. Нервы натянулись до предела, потому что сразу стала понятна суть предстоящего задания. — Драко попросил меня отвести Скорпиуса… «На пытку», — продолжил за неё внутренний голос парня. — На урок. Нарцисса коротко кивнула, больше не поворачиваясь к гостье. Она предложила ей после остаться на ужин, но та отказалась, ведь прилетела во Францию исключительно по делам. Дорога до комнаты казалась бесконечной. Тихие шаги по полу не могли заглушить той кладбищенской тишины, что воцарилась между ними. Забини с годами стала совсем бледной и хмурой, исхудала, словно потеря сестры произошла совсем недавно. Скорпиус мог лишь предполагать, в чём заключалась причина. Так или иначе он сегодня может случайно узнать её, но это не радовало, а только больше угнетало. Ведь чужие тайны на то и чужие. Их место только в голове тех, кто ими бредит, а Малфой по воле отца становился свидетелем, у которого после каждого раскрытия внутренних переживаний скручивало живот в тугой узел. Парень знал, что навыки легилименции могут пригодиться ему, как главе рода, даже если смутно представлял, при каких обстоятельствах. Первое время Малфой ожидал уроки с предвкушением, слушал очень внимательно, лишь бы понять принцип. Когда получилось проникнуть в голову впервые, восторг быстро сменился огорчением. Потому что оказалось тяжело не воспринимать чужие мысли, они будто вплетались в собственные, вызывая внутренние противоречия. — Отец вас заставил? — хмуро спросил Скорпиус, пряча руки в карманы летних брюк. Пальцы были холодными, даже несмотря на духоту в доме. Дафна пару секунд не отвечала, пребывая в собственных мыслях, но когда спальня парня показалась впереди, то мягко улыбнулась, наконец отвечая на вопрос: — Я сама предложила. — Это вызвало удивление. — Блейз рассказывал о тренировках, и я посчитала их очень важными для тебя. Прибыв во Францию, поняла, что это мой долг. Малфой рассматривал стены, на которых тихо перешёптывались портреты, вглядывался в длинный узкий коридор впереди и никак не хотел вновь обратить внимание на свою тётю. Та больше ничего не говорила, и они молча вошли в комнату, где их уже ждал Драко. Мужчина отвернулся от окна, встречаясь взглядом с сыном и легко улавливая его настрой. Впрочем, он ничего на этот счёт говорить не стал. Забини присела на стул в центре, расправила складки платья, выглядя невозмутимо и спокойно. Будто сейчас они просто поговорят, а потом каждый пойдёт заниматься своими делами. Но парень знал, что этот урок вряд ли пройдёт гладко, и оставалось только догадываться, чем Скорпиус вновь будет озабочен следующие дни. — До того как ты пришёл, мы с Дафной спрятали здесь предмет. — Женщина на слова Драко коротко кивнула. — Тебе нужно узнать, что и где. Задача несложная и не требует глубокого проникновения в мысли. Скорпиус достал палочку, которая была зажата ремнём на поясе. Ничего нового. Как и в случае с Блейзом, самая элементарная задача: узнать, найти. Всё внутри переворачивалось вверх дном. Взгляд голубых глаз Дафны вынуждал внутренне содрогаться от того, насколько он был родным. Сосредоточиться не получалось совершенно, а воображение рисовало новые детали в образе тёти, делая её практически неотличимой от матери. Скорпиусу пришлось сфокусироваться на зрительном контакте, но это никак не помогло, а только сильнее ухудшило ситуацию. Та нежность и мягкость во взгляде путали, вызывали диссонанс. Да, на него смотрела Дафна, но разум почему-то твердил, что через эту женщину за ним обеспокоенно наблюдает Астория. Парень выставил палочку вперёд слишком резко. Стискивая зубы, он всеми силами пытался отогнать наваждение, совершенно забывая о концентрации. Поэтому заклинание вышло совсем паршивым и даже не достигло тётю. — Сосредоточься, — хмуро заметил Драко. Скорпиус то сжимал, то разжимал свободной рукой кулак. Магия, будто невидимые нити, оплетала его пальцы и запястье, но никак не находила выход. Сопротивлялось всё существо парня, как бы он ни старался подавить в себе нежелание. — Легилименс, — сдавленно прошептал Скорпиус, не отрываясь от голубой радужки женщины. Наконец картинки замелькали в голове. Утренние события и дорогу до поместья в Париже Малфой легко смог отсортировать, добираясь до сути. Он увидел отца, как и всегда спокойного, собранного, увидел собственную комнату и совершенно некстати подумал о том, что книги на прикроватной тумбе лежат несимметрично. Дальше показался предмет. Фамильное кольцо Малфоев, что Драко носил на руке практически всегда. Он с Дафной спрятали его под подушку. Отец в видении достал палочку, и всё внутри женщины задрожало, а мысли хаотично понеслись в пляс от увиденного через столько лет, родного для глаз древка. «Астория… Астория!» Скорпиуса затянуло в пучину воспоминаний. Маленькая Астория бегала за Дафной по пятам, выклянчивая у неё показать волшебную палочку, которую та приобрела перед тем, как отправиться в Хогвартс. — Ты жадина, — насупилась девочка, не переставая сверкать любопытными глазами. — Мама сказала, что тебе ещё рано с такими предметами играться. — А потом Дафна, словно спохватившись, добавила: — И вообще, это не игрушки вовсе! — Она стыдливо отвела взгляд, ругая себя за то, что сама воспринимала палочку как нечто забавное, словно новую магическую куклу в шкафу, хотя Олливандер очень долго рассказывал ей, насколько древко важно для мага. — Да я же только одним глазком посмотреть. — Она смешно прищурила глазки. — Всё равно нельзя! — Вот появится у меня палочка, и она будет самая красивая из всех, которые существуют в этом мире! Тогда я тоже не стану её тебе показывать. Дафна только засмеялась. Дальше проносились годы. Скорпиус не успевал следить за ними да и не хотел особо. Магия, словно под руку, провела его к могиле. Там Дафна сидела возле надгробия и громко надрывно кричала. Пальцы погружались в ещё не промёрзшую землю, сжимали лепестки невянущих цветов, а из глаз бежал град солёных слёз. Те падали на могилу и грязные холодные руки. — Астория! — выла Дафна, словно искалеченное в бою животное. Женщина схватилась за чёрное платье на груди, начиная задыхаться от истерики, которая захватывала её с каждой минутой всё больше и больше. Будучи в одном поминальном наряде, Забини не чувствовала холода, а вот Скорпиус дрожал так, словно сам находился посреди заснеженного кладбища. Дафна не услышала шаги. В её голове набатом звучали одни и те же слова: «Она мертва», а громкие всхлипы стали единственным звуком в этом погрузившемся в зимнюю спячку месте. Парень бы сказал, что сон здесь застыл на века, не представляя кладбище Малфоев в летнее время. Словно деревья никогда не зацветут, трава так и останется пожухлой и смятой после снега. Только цветы вызывали диссонанс в картине, но и они не придавали ей живости. — Дафна. — Обращение отца практически не было слышно за стонами и криками. Они эхом разлетались по округе, уведомляя всё вокруг о той горечи потери, что отравляла сердце и разум. Женщина обернулась. Мокрое от слёз лицо исказила гримаса боли и злости. На кого конкретно? Скорпиус предположил, что на всё и всех. На ту несправедливость, что господствует в этом мире. — Что?.. — Голос был сиплым и не отражал никаких эмоций. Драко вытянул руку, на которой лежала палочка матери. На неё отблеском падал свет тусклого солнца и ярких белоснежных сугробов. Она действительно очень красивая. — Нет, — возразила Дафна на немое предложение мужчины. По щекам с новой силой побежали слёзы. — Оставь… я её… — Проглотив ком в горле, Забини продолжила: — Не заслужила. И опять картинка начала расплываться, блекнуть. Круговорот воспоминаний не хотел выпускать из своих тисков. Скорпиус не понимал: прошли часы или одно мгновение. Ему казалось, словно вечность. — Я не могу! — Крик, похожий на разбивающуюся о пол посуду, зазвенел в ушах. Скорпиус не сразу осознал, что он звучал в голове. — Ничего не получается, и лекари только разводят руками! Забини прижимал к себе Дафну, которая никак не могла успокоиться. Её трясло. — У нас не будет детей, Блейз. — Мы справимся… — Я устала! Бесчисленные попытки выматывают. Сколько мне ещё нужно вытерпеть? Этот разговор состоялся незадолго до прибытия Дафны в Париж. Скорпиус обеспокоенно старался разорвать заклинание, но мысль, которая проскочила в голове у тёти, вынудила его поражённо застыть. Она хотела забрать его и Селицию к себе. Воспитывать как своих детей, укладывать в постель и помогать взрослеть. Ей было тяжело наблюдать за холодным отношением Драко, она негодовала из-за вечной его занятости, и тот разговор, что парень подслушал несколько лет назад, неожиданно обрёл смысл. Ещё тогда она предложила им переехать, чтобы они были ближе к ней. Но женщина осознавала эгоистичность и неправильность своих мыслей, только подавлять их никак не могла. Множество подарков, то отношение, которое Забини проявляли к ним, подкреплялось не только родственной связью. Они не могли иметь детей и восполняли недостаток таким образом, но Дафне этого категорически не хватало, поэтому она утешала себя мечтами, будто Скорпиус и Селиция — её дети. В то же время ей было тошно от самой себя и ужасно стыдно перед погибшей сестрой. Парень разорвал заклинание, когда наконец обрёл контроль над телом и собственными мыслями. В голове была полная каша, и, словно заевшая пластинка, в ней звучали крики Дафны, её отчаяние и горе. — На… нашёл? — Страх отразился буквально на пару секунд, Забини смогла его подавить, стараясь вести себя так, словно ничего и не было. Парень коротко кивнул, сдерживая дрожь. Он левитировал в руку кольцо, а потом собирался протянуть отцу, смотря при этом куда угодно, но не на взрослых. — Носи его, — неожиданно заявил Драко, вновь оборачиваясь к окну. Скорпиус опустил взгляд на перстень, что поблёскивал в ладони. Драконы тянулись когтями к букве «М», намереваясь разорвать её. Стоило испытывать радость оттого, что теперь ему доверили фамильную ценность, но парень чувствовал только моральное истощение. Этого никто не замечал. Вернее, Дафна и Драко специально никак не реагировали на побледневшее лицо и плотно сжатые губы. Ещё раз взглянув на палочку матери в руках отца, Скорпиус ощутил новую волну тоски. Она накрывала его с головой, заполняла лёгкие, вынуждая рвано дышать. Эти воспоминания и тайну Дафны, что утешала её в трудные минуты, парень отложил на верхние полки в своей голове, хотя и понимал, что места там становилось всё меньше и меньше. Слишком много переживаний, которые вскоре перестанут умещаться и посыпятся к его ногам, вновь вызывая знакомую тяжесть на душе.***
Дни лета проходили как в тумане. Скорпиус запирался в своей комнате, чтобы подумать, понять, как ему справляться. Драко разрешил отдохнуть пару дней, но они пролетели слишком быстро. Ни книги, ни прогулки с сестрой не отвлекали от тревоги и одних и тех же размышлений: «Как смотреть в глаза тёти теперь? Как завершить этот нескончаемый круговорот мыслей, мелькающих в голове и приводящих в уныние?» Ответа не было, как и всегда. Медитации не помогали, концентрация на посторонние вещи тоже, а повторяющиеся из раза в раз чаепития начали ещё больше угнетать. Нарцисса, замечая состояние внука, предложила разнообразить обстановку, прогуляться по улицам Парижа, но Скорпиус, хоть и принял предложение, сомневался в действенности этого метода. Нужно было что-то делать, как-то выбираться из пучины собственных мыслей. Селиция тоже беспокоилась. Стала ещё больше ходить за братом по пятам и, не получая должного внимания, становилась невыносимо надоедливой. Скорпиусу только и оставалось, что прятаться в собственной спальне. Но даже это не всегда помогало. Когда сестра должна была быть на занятиях, она оказывалась рядом и не воспринимала наставления о том, что сбегать от учителей — плохо. Сегодня же было на удивление тихо и спокойно. Словно всё вокруг замерло в ожидании очередного сеанса легилименции с Драко. Парень нервно ходил по комнате, останавливался на пару секунд, чтобы прислушаться к шагам за дверью, а потом продолжал путь от одного угла до другого. Он перекладывал книги, поправлял шторы и делал всё, что могло хоть как-то отвлечь. Ожидание нервировало, на спокойном лице проскакивали истинные эмоции, с потрохами выдавая внутреннюю тревогу. Когда отец вошёл, парень замер на месте, глубоко вздохнул. — Что случилось? — Неожиданный вопрос вынудил перевести на Малфоя-старшего взгляд. Скорпиус приподнял брови. — Селиция постоянно ворчит, что ты её игнорируешь, а Нарцисса отчитывает за твоё состояние. — Не понимаю причины их беспокойства, — пожал плечами парень. — Я тоже, — кивнул мужчина, левитируя стул в центр комнаты. Он выглядел словно подставка под петлю. Оставалось только затянуть её на шее. — Раньше тебе удавалось контролировать эмоции, но сейчас они опять хлещут через край. Скорпиус присел, вытягивая ноги и пытаясь выглядеть безмятежным. Внутри всё переворачивалось. — Нам вернуться к практике по окклюменции? — Это лишнее, — неожиданно холодно заметил парень, поднимая стальной взгляд на Драко. Ему хотелось убедить отца в том, что он справляется с поставленными задачами, даже если иногда это было совсем не так. Позиция «убедить всех вокруг, а потом уже самого себя» стала неким жизненным ориентиром. — Легеллименс, — резко проговорил Драко, не оставляя даже времени на попытку сопротивления. Скорпиус с ужасом осознал, что единственная мысль, которой была занята его голова, — это тайна Дафны. Она не отпускала Малфоя-младшего очень долго и разбиралась в голове по частям, чтобы устаканиться. Сейчас демонстрировать плоды своих трудов было очень некстати просто потому, что чужие переживания он не хотел показывать кому-либо. Это личное и сокровенное Скорпиус чувствовал себя обязанным защищать. — Протего! — Разум не успевал за телом, а когда в голову врезались острые и холодные, как нож, воспоминания Драко, тот окончательно перестал исправно работать. Прежде, чем отец вытолкнул парня из своей головы, Скорпиус увидел Асторию в петле. Её плавно покачивающееся тело и безжизненное лицо. То сравнение, что недавно посетило Малфоя при виде стула, начало вызывать отвращение. Возможно, Драко успел его увидеть, раз первым и единственным, что выцепило сознание, была смерть матери от удавки в собственной комнате. Скорпиус упал на пол, отхаркивая желчь. Рвотные позывы сжимали горло, перекрывая доступ к кислороду, а голова кружилась, размывая окружающие вещи. Глаза застелила пелена, слёзы струились по щекам и большими каплями падали на испачканный ковёр. Мысленный шкаф трещал, барьеры вот-вот грозили разрушиться без возможности на восстановление. Всё выжигалось дотла. В этом хаосе чувств и эмоций Скорпиус отчётливо видел бездыханное тело, слышал скрип люстры и дуновение ветра из открытого окна, который играючи развивал шторы и покачивал, словно убаюкивая, Асторию. Картинка, настолько яркая, никогда не пропадёт из головы. Скорпиус отдалённо чувствовал на своих плечах чужие руки. Он не понимал до конца, сжимают ли его в крепких объятиях или холодный пол наконец встретился с обессиленным телом. Озноб пробирал до костей, зубы стучали так громко, что заглушали всё вокруг, кроме лихорадочно бьющегося сердца. Очередной приступ рвоты вынудил тело вновь согнуться пополам. — Прости… — Голос отца звучал на периферии. Скорпиус после этих слов окончательно отдался на волю всему, что слишком долго копилось внутри.***
Годы спустя.
Наблюдая за мёртвым пейзажем, парень не мог точно понять, что конкретно он чувствовал по отношению к картине. Она не вызывала никакого отклика внутри. Запечатлённое красками место стало не чем иным, как обычным мгновением из жизни художника, желавшего выложить свои чувства, но они не затрагивали души Скорпиуса. Нарцисса медленно подошла к внуку. Несколько минут она рассматривала чужую работу, прежде чем наконец заговорить. — Море не впечатляет, мой мальчик? — с усмешкой спросила женщина, ссылаясь на название картины. Скорпиус вздохнул. Наверное, и в двадцать, и в сорок лет бабушка продолжит обращаться к нему как к ребёнку, но шутку оценил, поэтому на губах появилась улыбка. — Мне не дано понять тех чувств, что испытывал художник в момент созерцания. — А что ты испытываешь сам? Скорпиус ещё раз прошёлся взглядом по ребристой поверхности моря, задержал внимание на отблеске медного шара в небе. Маленькие чёрные фигуры людей в лодках рассекали туман и воду вёслами. — Одиночество. Нарцисса обеспокоенно следила за эмоциями Скорпиуса, но на его лице ничего не отражалось. Всё та же лёгкая улыбка и задумчивые серые глаза, которые сами подобны морю, окутанному густым утренним туманом. — Я считаю, — медленно начала женщина, — рассуждать о чувствах художника не то, чем должно привлекать искусство. Эмоции и мысли, посещающие нас во время изучения картины, намного важнее. Скорпиус кивнул, подставляя локоть бабушке. Они вместе направились дальше по коридору, где иногда мелькали редкие посетители. Селиция гордо вышагивала от одного экспоната к другому, но по её виду становилось понятно, насколько это скучно. Она лишь имитировала заинтересованность. Для парня же картины, в которых он запечатывал пережитые моменты, — теперь часть его разума. Став самим своего рода художником, Скорпиус находил занимательным смотреть на изображённые лица и подмечать детали. Для него все люди вокруг будто живая картина. В пятнадцать лет парень больше не мог содержать в порядке все свои мысли. Первое время он желал вырезать из головы всё, что угнетало и нарушало равновесие. «Искусство наполняет нас духовно и морально. Открывает те пути к мыслям, что раньше были недоступны», — сказала как-то Нарцисса, когда они точно так же ходили по Лувру. Скорпиус в тот день запомнил длинный извилистый коридор, украшенный множеством картин: от пейзажей до портретов. Мысленный шкаф приобрёл потайную дверь, за которой скрывалось всё, до чего никто не должен был добраться, да и самому Малфою не хотелось посещать настолько глубокий коридор своего разума. Идя по его левой стороне, парень наблюдал за сокровенными тайнами, написанными размашистыми пятнами на другой стороне — горе, боль, обида. Всё светлое оставалось за пределами, на полках, остальное же хранилось в мрачном, слабо освещаемом коридоре. Галерея его жизни, личный Лувр, где ни одному посетителю не было места, кроме самого хозяина. Никто о нём не знал, даже отец никогда не видел экспонатов в голове сына. Когда всё тревожащее исчезло из шкафа, уроки окклюменции и легилименции прекратились. Скорпиус зацепился взглядом за мрачную картину. Ту все обходили стороной из-за того, что изображала она далеко не радостный пейзаж и даже не чей-то портрет. Кусок свежей плоти и застывшая в глазах смерть. Долго рассматривать её парень не смог, потому что Селиция аккуратно взяла брата за руку и потянула куда-то в сторону. — Смотрите! — тихо, но восторженно прошептала девочка. Огромная птица рассекала крыльями вокруг себя пламя, взирая на своих зрителей гордо и надменно. Яркие перья переливались золотом, не оставляя равнодушной как сестру, так и других посетителей Лувра. — Восставший из пепла! — радостно выдохнула Селиция.