Тэхён просыпается от отнюдь не мягкого приземления на пол и слышит над ухом ехидное хмыканье, очевидно, принадлежащее его вынужденному попутчику. Ну вот не козёл? Думает, раз родился симпатичным, то ему можно сталкивать бедных и несчастных Тэхёнов с кроватки?
Да уж, не так он представлял себе их бурную ночь с последующим пробуждением.
— Проснись и мой, — пропевает Чонгук у него над ухом; в отличие от Тэхёна, толкающийся засранец выглядит на удивление свежо и собранно для человека, всю ночь спавшего на пыльном матрасе.
— Проснись и пой, ты хотел сказать? — сонно потирая глаза, переспрашивает Тэ, неловко поднимаясь с пола.
— Не-а, я сказал ровно то, что имел в виду. Мне удалось найти залежалые бутылки с водой в соседней квартире — пить её не советую, а вот для того, чтобы обмыться, вполне подойдёт.
— Как оно там? Не пей из лужицы, козлёночком станешь? — Тэхён послушно принимает несколько бутылок из чужих татуированных рук.
— Точно, — соглашается Чонгук. — К тому же, нам доподлинно неизвестно, что именно привело к полному исчезновению всего человеческого на территории этого альтернативного Сеула, и до тех пор, пока мы это не выясним, следует крайне осторожно подходить к вопросам местных продуктов питания.
— Думаешь, здесь может быть повышенная радиация? — ужасается Тэхён, с подозрением оглядывая новоприобретённые бутылки и на всякий случай откладывая их на другой конец кровати — разумеется, тот, что присмотрел для себя Чонгук.
Последний же, глядя на столь бессмысленное, но, несомненно, забавное действие, еле как давит в себе улыбку — не хватало ещё пробудить в мальчишке подозрение, что у него есть душа. Вовек же не отцепится, хотя у Гука и без того возникают нехорошие подозрения, что ему вопреки всем законам логики и инстинкту самосохранения успели-таки основательно присесть на шею.
— Поверь мне, если бы город был радиоактивен, мы бы заметили, — Чонгук старается звучать как можно более резонно и иронично одновременно. — Так что прекращай страдать фигнёй, умывайся, да и пойдём.
— Но… Куда? — жалобно вопрошает Тэ, с ужасом понимая, что его неугомонный компаньон, кажется, собирается вновь протащить их по всем крышам в городе, не сообщая точного пункта назначения, ибо у самурая, как известно, нет цели — есть только путь, а старший, нужно заметить, со своей переносной оружейной очень даже смахивает на кого-то, кто мог бы махать мечом в феодальной Японии во славу сюзерена.
— Сегодня мы будем исследовать здания изнутри, — любезно просвещает его Чонгук. — Искать что-нибудь полезное, но больше — информацию о том, куда все подевались, и как нам подеваться туда же.
— Ты думаешь, мы тут что-то найдём? — с сомнением тянет Тэ, которому совсем не улыбается ползать в пыли и грязи в поисках выдуманных Гуком свидетельств произошедшей катастрофы.
— Что-то да найдём наверняка, — пожимает плечами великий энтузиаст их горе-дуэта. — Если здесь сохранились такие личные вещи, как детские игрушки, расчёски и кухонная утварь, то должны были остаться какие-то наводящие предметы вроде газет, личных дневников или тетрадей. Да даже налоговая декларация может сказать о многом, если знать, куда смотреть.
— Полагаю, спрашивать о первопричине столь глубоких познаний мне не следует, — Тэхён, в голове которого неожиданно созревает план маленького, но от этого не менее приятного саботажа, тянет с себя футболку, оголяя тощую фигуру и ряд проступающих сквозь кожу позвонков; следом за ней с него лёгким движением руки слетают штаны и нижнее бельё.
— Ну, ты, конечно, можешь спросить, но не факт, что я тебе отвечу, — Чонгук поворачивается к нему лицом и обескураженно смотрит на полностью голого парня прямо перед собой.
А посмотреть там, прямо скажем, есть, на что: упругие ягодицы, стройные ноги и по-кошачьи изогнутая спина, всем своим видом призывающая опустить взгляд ниже, прямиком к идеальным даже на вид половинкам… Вот же блять. К своему неописуемому удивлению и стыду, Чонгук чувствует прилив крови в место, которое он до сих пор никак не ассоциировал с глупыми мелкими студентами, боящимися собак и полиэтиленовых пакетов.
«Вот что бывает, когда долго воздерживаешься», — раздражённо думает Чонгук, а вслух интересуется:
— Ты что, родом из семейства кошачьих?
— Намекаешь на мою грацию, я надеюсь? — смеётся Тэхён, поливая себя водой из выданной ему бутылки.
— Нет, — мстительно отвечает Чонгук, — намекаю на то, что у кошек принято поворачиваться задом к тому, к кому они хотят проявить своё восхищение.
— Что ж, я тобой не восхищаюсь, — бесстыдно врёт Тэхён, пропуская пряди волос через пальцы и позволяя случайным каплям и дальше стекать по всему телу.
— Тогда мне тем более непонятен этот перфоманс.
— О чём ты? — легкомысленно фыркает Тэ. — Я просто моюсь, на чём ты, кажется, и настаивал несколькими минутами ранее.
— Не боишься поворачиваться спиной к бывшему заключённому?
Тэхён от неожиданности выпускает из рук пластиковую бутылку, которая, глухо стукнувшись об пол, заваливается куда-то под кровать, оставляя после себя живописную водяную кляксу на несколько сантиметров вокруг.
— Один-один, Тэхён, — насмешливо раздаётся у него за спиной. — Советую ускориться, если не хочешь бродить по городу, населённому милыми зверушками, в гордом одиночестве.
С этими словами старший покидает комнату под оглушительно громкий скрежет тэхёновых зубов.
***
— Нет, ну скажи, ты правда сидел?
— Ещё один вопрос, и ты реально отправишься на съедение одичавшим псам.
— Ну что тебе, так сложно ответить?! — Тэхён обиженно дуется, стараясь не отставать от быстрой поступи своего попутчика.
Они излазили уже несколько квартир по соседству с той, в которой устроились на ночлег, но, вопреки надеждам Чонгука, никаких писем, дневников и прочих личных вещей не нашли. Теперь неугомонный Гук стремился в более популяризированные районы Сеула — во всяком случае, популяризированные в том Сеуле, который они оба знали, и в котором жили с самых юных лет. К вящему удивлению и обиде Тэхёна, Чонгук отказался следовать его гениальному плану, а именно — сидеть в обнимку и плакать, пока ситуация не изменится в лучшую сторону.
— Конечно, — пробурчал тогда Тэ, — куда уж лучше и дальше бесцельно бродить по развалинам, копаясь в мусоре и надеясь найти то, не знаю, что.
Чонгук же предпочёл пропустить эту ремарку мимо ушей.
И вот они, уставшие и закипающие от злости, продолжают свой вояж по десяткам оставленных жилищ, отличающихся друг от друга разве что цветом обоев и отделкой мебели. Практически везде есть стандартный набор из полотенец, игрушек и даже зубных щёток с мылом, но никаких указателей на то, что именно послужило причиной исчезновения целого города, обнаружить не удаётся. На квартире тридцатой, если не сороковой, Тэхён сбивается со счёта увиденных им тарелок и пыльных ковров, а потому встаёт в позу и категорически заявляет, что не пойдёт дальше даже под страхом отправки на съедение собачкам из своего района, в котором они с Гуком так
неудачно пересеклись.
— Хорошо, и какие у тебя варианты? — сдаётся Чонгук, устало растирая залёгшую между бровей морщинку.
— Ну, — воодушевлённо начинает Тэхён, после чего его тут же прерывают категоричным:
— Предупреждаю: обниматься и плакать как вариант отметается сразу.
— Отлично, — фыркает младший. — Тогда я предлагаю навестить ближайшие гипермаркеты и уповать на то, что там остались какие-то долгопортящиеся продукты и менее подозрительная вода.
— Не думаю, что нам так повезёт, — ведёт бровью Чонгук.
— Ты думал, что мы откопаем ответ на все наши вопросы в груде женского белья! — обличительно тыкает в него пальцем Тэхён. — И вообще, если уж тебе так нравится рыться во всяком хламе, не понимаю, в чём принципиальная разница между ним и едой.
— Ты знаешь, что чревоугодие — один из семи смертных грехов? — назидательно заявляет Чонгук, но, натыкаясь на голодный и не очень дружелюбный взгляд, решает не искушать судьбу и согласиться сделать остановку в первом же продуктовом магазине, что подвернётся им на пути.
… В одном из некогда самых популярных гипермаркетов Сеула их поджидает неожиданный сюрприз.
— Ты слышишь этот шорох? — шёпотом спрашивает Тэ, рефлекторно прячась за спину Чонгука и слегка придерживаясь за его талию рукой.
— Да, — цедит Гук, держа поближе к себе заряженный автомат.
Так, в позе весёлого паровозика, состоящего из собранного Чонгука и испуганно дышащего ему в лопатки Тэхёна, они преодолевают добрую половину продуктового отдела с на удивление заполненными всякой всячиной полками — тут тебе и лапша, и хлопья, и протеиновые батончики, и Бог его знает, что ещё. Не услышь они этого злополучного шороха, голодный Тэхён уже был бы утерян для общества до своего полного насыщения, а то и вовсе отказался бы продолжать их во всех отношениях бесперспективный путь и поселился бы рядом с отделом со сладостями, где-то между шоколадом и готовыми булочками в шуршащих обёртках — трижды плевать, заражённые они какими-то фантомными вирусами и облучениями, или нет.
Постойте-ка… Шуршащие обёртки?
— Чонгук, — Тэхён совершенно по-детски дёргает старшего за рукав, привлекая к себе внимание и заставляя Гука немного провертеться, чтобы выбрать наиболее удобную точку обзора для слежки за непонятным источником шороха и этой непутёвой пародией на человека.
— Ну что? — шикает он на Тэ, одним глазом поглядывая в сторону, откуда идёт звук.
— Кажется, это шуршит упаковка от еды.
— Не лишено смысла, — слегка кивает Чонгук. — Но если она шуршит, значит, есть кто-то или что-то, что способствует этому звуку. В любом случае, держись поближе ко мне, но не путайся под ногами и, если дойдёт до драки, не лезь на рожон.
— Тебе не нужно просить меня дважды! — самоотводится из битвы с неизвестным нечто Тэхён, послушно ныряя за мощную спину старшего и возрождая их распавшийся было локомотив.
С каждым беззвучным шагом Чонгука и куда более слышимым топотом Тэ, шорох становится всё громче и настойчивей, приводя их в алкогольный отдел. Увиденное в нём заставляет Тэхёна удивлённо захлопать глазами, а Чонгука — досадливо цикнуть и убрать автомат к себе за спину, при этом исключительно в профилактических целях (хотя, на самом деле, просто из вредности) приложив им младшего по голове.
Перед ними, в окружении пустых бутылок из-под соджу, а также целого вороха фантиков и самых разнообразных, пока ещё целых конфет, сидит вполне симпатичный мужчина средних лет, сосредоточенно пыхтящий над особо замороченной упаковкой каких-то пирожных.
— Открывайтесь же, ну, — выпаливает он и закусывает губу, после чего, к большому удивлению пока не обнаруженных им наблюдателей, ударяется в невероятно горький, почти детский плач.
— Ну, не переживайте вы так, — сострадательный Тэхён, разумеется, не в силах пройти мимо такого перспективного объекта для сочувствия, а Чонгук, увы, на секунду теряет бдительность и не успевает его осадить. — Хотите, я вам помогу?
Мужчина поднимает голову и несколько раз кивает, протягивая доброму незнакомцу издёрганный, примятый пакетик, и, судя по всему, не особо задаваясь вопросом о том, откуда тот вообще взялся и что здесь забыл.
— Спасибо, — благодарит он, получая раскрытую упаковку обратно и только тогда, видимо, задумываясь о некой неправильности, если не абсурдности происходящего. — Меня зовут Сокджин, а тебя?
— Тэхён, — мягко представляется Тэ и плюхается рядом. — А тот парень у стеллажа, что недовольно хмурится и кидает в меня убийственные взгляды — Чонгук. Может показаться суровым, но в глубине души он — редкостная лапочка, просто это нужно попытаться разглядеть.
— Без понятия, откуда ты это взял, но ещё раз назовёшь меня лапочкой — даже не сомневайся, пущу-таки на собачий корм.
— Зануда, — Тэхён показывает старшему проколотый язык.
— Красивый пирсинг, — шмыгает носом их новый знакомый, кивая на поблёскивающий в слабом свете на честном слове работающих ламп шарик, мелькнувший как раз на уровне его глаз.
— Спасибо! А у тебя просто потрясающее окрашивание, где вообще делают такой шикарный пепельный блонд?
— Послушайте, это всё, конечно, очень интересно, — Чонгук отрывается от стеллажа и подходит ближе, садясь напротив нашедших друг друга парней, если по отношению к явно возрастному Сокджину можно было в принципе применить это слово, — но вас не смущает, что мы находимся в непонятно как свершившемся апокалипсисе на базе современного Сеула? Нам с Тэхёном было бы очень интересно послушать, как ты, — обличительный кивок в сторону Джина, — сюда попал.
— Ну… Я… — Сокджин заминается и, неловко шаркая носком лакированной туфли по полу, признаётся: — Я не помню.
— Как?! — одновременно спрашивают от неожиданности синхронизировавшиеся собеседники.
— Ну… — снова мнётся Джин, и Чонгук, резко сокращая расстояние между ними, громко закашливается, вновь отодвигаясь от мужчины на приличное расстояние и вынося свой вердикт:
— Да он же пьян в жопу!
— Почему сразу в жопу? — возмущается их случайный встречный. — Может быть, я натурал.
— Поверь, вопросы твоей ориентации меня волнуют в последнюю очередь, — закатывает глаза Чонгук. — Ебись, с кем душа велит, но только вспомни, чёрт бы вас всех побрал, что ты делал до момента попадания в этот… мир, Вселенную или фиг его знает, что это такое, вплоть до момента встречи со мной… и вот этим, — обличительный кивок уже в сторону Тэхёна.
— Вот так значит, да? — оскорбляется последний. — Я с тобой преломил кусок хлеба и разделил своё ложе, а ты меня «вот этим» окрестил?!
— Он мне не нравится, — присоединяется к возмущениям младшего Сокджин, пока Чонгук устало переводит взгляд с одного на другого и думает, что, вероятно, зря пренебрегал советами бабушки ходить в буддистские храмы по выходным.
Ведь что это, если не наказание за все его грехи?
… Непомерными усилиями со стороны Чонгука и очень вовремя подмазавшегося к его успехам Тэхёна, пьяного и грустного Сокджина удаётся привести в худо-бедно адекватное состояние, в котором тот, собравшись с силами, всё же поведывает им душещипательную историю своего попадания в город-призрак.
История, в общем-то, не нова: мужчина, как оказывается, слишком усердно заливал горечь от крайне болезненного развода с такой же крайне болезненно давшейся ему супругой. Всё по классике: не ценила-разлюбила-с любовником в сказочные дали укатила. А Сокджин остался один, как в поле воин, да и побрёл, куда глаза глядят, после трёх бутылок соджу посчитав столь сомнительный маршрут очень даже романтичным и достойным своей тонкой и остро переживающей кризисы натуры. Добрёл до какого-то леса, а дальше — временной провал. Обнаружил себя уже посреди гипермаркета, поедающим печенюшки да опустошающим местные залежи алкогольной продукции.
— Ну, я и подумал: зачем мне куда-то идти? А потом вас встретил, хотя, чисто технически, наверное, вы — меня, — заканчивает свой рассказ Джин под сочувствующие ахи-охи в исполнении эмпатичного Тэхёна и задумчивый взгляд Чонгука.
— Заметил? — спрашивает последний у Тэ, который, роняя скупые слёзы из солидарности с горем новообретённого товарища, практически забыл о существовании в их компании третьего элемента.
— … Что еда ничем не отравлена, раз он до сих пор жив?
— Что? — сначала не догоняет Чонгук, а потом, прослеживая хищные взгляды, бросаемые Тэхёном на разноцветные упаковки вокруг, презрительно добавляет: — Тебе лишь бы пузо набить! И куда только всё вмещается? Но я не об этом, а о том, что уже в третьем рассказе подряд фигурирует этот чёртов лес.
— Действительно, — Тэхён неохотно отводит взгляд от полки с рамёнами. — Если два случая ещё можно считать особо упоротой случайностью, судьбой или провидением, то три уже вполне себе тянут на статистику.
— Вот именно, — довольно кивает Чонгук, почувствовавший, что словил удачу за хвост.
В этот момент живот Тэхёна издаёт оглушительное в своём неудовлетворении бурчание, заставляя его обладателя трагически надломить брови и посмотреть на Гука взглядом, достойным зависти кота из Шрэка.
— … Ладно, можешь съесть всё, что пожелаешь, — вздыхая, разрешает Чонгук, и младший срывается с места с недостижимой для многих спринтеров скоростью, восторженно скрываясь между стройными рядами всех цветов и мастей.
***
Как следует набив животы с расчётом на то, что следующая стоянка с кучей снеди может и не предвидеться, парни (разумеется, с подачи Чонгука) озадачиваются забиванием уже своих рюкзаков и сумок, в том числе приобретённых в этом же гипермаркете, самыми разнообразными вариантами пищи, начиная от лапши и заканчивая сладостями с водой.
Когда они кое-как распихивают непомерное количество продуктов по карманам и отсекам, встаёт вопрос касательно того, что делать с Сокджином, беспомощно смотрящим на них снизу вверх и даже не пытающимся встать со своего насиженного места.
— Тут и думать нечего — он пойдёт с нами! — уверенно заявляет Тэхён.
— Не-а, — так же уверенно возражает Чонгук. — Больше одного нахлебника моя шея просто не выдержит!
— А кто сказал, что он нахлебник? — парирует Тэхён, из чистого упрямства и симпатии к незнакомцу (но больше всё-таки из упрямства и желания досадить Чонгуку) решивший продавливать его присоединение к их группе до победного конца. — Погоди-ка, — доходит до Тэ, — а кто сказал, что нахлебник — я?!
— Ну, я, — окончательно заводит в тупик и себя, и оппонента Чонгук, поворачивающийся к предмету развязавшегося спора и решительно спрашивающий: — Ты умеешь делать хоть что-то, потенциально пригодное для выживания? Чем ты вообще занимаешься по жизни?
— Я — профессиональный дворецкий, — гордо расправив плечи, ответствует Сокджин. — Могу готовить, убирать, заниматься садоводством и рыбалкой, — чуть погодя, Джин, подумав, добавляет: — А ещё я великолепно играю в крикет.
— Потрясающе, — фыркает Чонгук, мысленно уже смирившийся с вынужденным прибавлением в дуэте, резко эволюционировавшем до трио; к тому же, человек, владеющий азами рыболовства и готовки в сложившихся условиях — не самый бесполезный член команды, во всяком случае, уж точно пополезнее того же Тэхёна. — Я должен выбраться из разверзнувшегося наяву апокалипсиса при помощи студента-придурка и дворецкого-алкаша.
— Ты что, не смотрел «Мстителей»? — игнорируя полновесный булыжник в свой огород, усмехается Тэ. — С похожей фразы у них начиналось любое спасение мира!
— Да какой уж там мир, — машет рукой Гук, — нам бы хотя б свои задницы унести в целости и сохранности, не говоря уже о чём-то более сложном. Ладно, поднимай Сокджина — отныне он ответственен за наше пропитание, а ты — за то, чтобы он не упал в какую-нибудь яму по дороге.
— Вот так, да? — вредничает Тэхён уже больше для проформы, чем исходя из реального негодования.
— Ты решил его завести, тебе и возиться, — пожимает плечами Чонгук, взваливая на себя потяжелевший раза в три рюкзак и перекладывая автомат к себе в руки.
— Эй, я, вообще-то, всё слышу! — беззлобно ворчит Сокджин, с помощью Тэхёна принимая вертикальное положение. — Могу я спросить хоть, куда мы идём, или это — тайна, покрытая мраком?
— Можешь, — кивает Чонгук, направляясь к выходу из приютившего их гипермаркета. — Мы идём в лес.
