Их было семь(я)

— Итак, — устало выдыхая, подытоживает Чонгук. — У этой траханной стены нет конца ни внизу, ни наверху, ни в длину. — Ага, и, чтобы дойти до этой светлой мысли, ты протащил нас по всем указанным направлениям на несколько километров вперёд, — закатывает глаза Чимин. — Гламурный мальчик прав, — неожиданно присоединяется к своему идеологическому врагу Тэхён, игнорируя чужое недовольное цоканье в ответ на нелестное прозвище. — Сколько можно шароёбиться вокруг стены, если уже понятно, что за её пределы нам никак не попасть? — Ха, а я всё думал, что вам, двоим, надо, чтобы перестать собачиться, — хмыкает Юнги. — Нет занятия более сплочающего, чем совместное гнобление кого-то третьего. — Да, прекрасно, только в нашей команде этим третьим всегда становится тот, кто пытается сделать хоть что-то во благо всеобщего спасения, — закатывает глаза Чонгук. — Хотите остаться здесь на веки вечные? Нет? Тогда не понимаю ваших претензий и недовольств. Посмотрите, вон, на Сокджина — человек покопался в песочке, не получилось, присел под деревце и не отсвечивает, пока не договорятся за него. Сразу видно — ему не улыбается встретить в этой заброшенной дыре Рождество, Хануку и Новый год! — Ну, лично меня всё устраивает более чем, — ухмыляется Юнги, откидываясь на на удивление зелёную траву и блаженно прикрывая глаза. — Кто знает, как в этом месте течёт время? Быть может, пока мы тут валандаемся, копы уже трижды успеют свернуть мои поиски. — Копы? Поиски? — Чимин удивлённо хлопает глазами. — А что тебя так удивляет, сбежавшая принцесса? — пожимает плечами Юнги, поудобнее устраиваясь на наиболее мягком участке. — Я не ангел, но по сравнению с тем же Чонгуком у меня за спиной простираются белые крылья, а над головой висит нимб. Не советую с ним спорить, кстати, этот человек уж точно оказался в лесу не для того, чтобы устроить набег на местные грибочки и ягодки. Тэхён любопытно сверкает глазами, надеясь, что Юнги расскажет что-нибудь ещё, хоть как-то проясняющее туманную, пусть и интуитивно понятную биографию Чонгука. Последний же, заметив, как младший чуть ли не впечатался своим длинным носом в чужую макушку в ожидании подробностей, спешит перевести тему, сводя на нет все чаяния обломавшегося парня. — Ладно, я понял, вы устали и вам надоело копаться в земле. — Да, чтобы сделать такой вывод, не нужно быть доктором наук, — фыркает Чимин, но на сей раз его, не сговариваясь, единодушно игнорируют, давая Чонгуку закончить предложение. — … Поэтому, — продолжает он, — я думаю, имеет смысл устроить привал. В этот раз заночуем у реки Хан — не уверен, что она достаточно чистая для того, чтобы в ней купаться, но сон на свежем воздухе рядом с водой, обычно, достаточно качественный и чуткий одновременно. — Я не буду спать на земле, — сцепив зубы, уведомляет окружающих Чимин. — Можешь подселиться к дятлу в дупло, уверен, там на порядок уютнее и теплее, — елейным голосом предлагает Тэхён, заслуживая неожиданно смешливый взгляд от Чонгука и, столкнувшись с ним, мгновенно уводя глаза в сторону, во избежание появления на щеках более чем красноречивого румянца. «Засранец, — думает он, ненавязчивым жестом растирая всё же слегка покрасневшую шею. — Мужчинам нужно на законодательном уровне запретить быть такими невыносимыми». — Но, что это? Тоннель в конце пред светом, — на шекспировский манер начинает Юнги, — иль эти двое снова не в ладах? — Кажется, я понял, — закатывает глаза Чимин, ненавязчиво кидая в разомлевшего на травке Юнги найденную неподалёку шишку; манёвр не удаётся, тот, ко всеобщей досаде, ловит её, даже не открывая глаз. — Тебя разыскивает литературная полиция за вопиющее надругательство над поэзией. Тэхён не может не отметить, что шутка была более, чем удачной, но после секундных размышлений приходит к выводу, что Чимину об этом знать совершенно не обязательно. — Пусть будет по-твоему, принцесса, — потягиваясь на кошачий манер, Юнги единым толчком вскакивает со своего места, отряхивая одежду от случайных соринок. — Ладно, Чонгук-а, пошли к этой твоей речке, тем более, что бродить по заброшенному городу впотьмах объективно опаснее, чем по открытой местности. — Интересно, чем? — уже просто из чистой вредности выёживается Чимин. Сокджин всё это время продолжает почивать под деревом, кажется, даже начиная похрапывать в такт чужим словам. — На открытой местности проще заметить приближающуюся опасность, — отвечает Тэхён, вызывая сразу несколько вопросительных взглядов, но не спеша отвечать ни на один из них. — Сокджин-хён, поднимайся! Мы идём на ночлег! — А ко мне ты ни разу не обратился, как к хёну, — замечает Чонгук. — При всём уважении, хён, — ёрничает Тэхён, параллельно пытаясь встряхнуть основательно задремавшего Джина, видимо, не имевшего ничего против дальнейшего рандеву со столь любезно приютившим его деревом, — ты не настолько старый и авторитетный, чтобы тебя так называть. — Я не настолько авторитетный, как разведённый алкоголик с похмельем?! — от возмущения аж задыхается Чонгук. — Почему, когда вам больше нечем крыть в споре, все сразу вспоминают про мой алкоголь? — обиженно спрашивает Сокджин, которого-таки смог растолкать неугомонный Тэхён. — Помнишь мои слова про гнобление третьих лиц, или ты к этому моменту уже заснул? — задумчиво спрашивает Юнги. — А, впрочем, неважно, только что я получил уже которое подтверждение своей гениальной теории. Выведу определение, получу Нобелевку… Назову этот закон законом Юнги. — Как оригинально, — закатывает глаза Чимин, пряча лёгкую улыбку, на секунду возникшую на его лице. — Да и уголовник с Нобелевской премией — это, признаться, тянет на полноценный газетный разворот. — А что ты имеешь против нашего брата? — притворно возмущается Юнги. — Нельсон Мандела, между прочим, тоже сидел, и ничего так, срубил баблишка на теме жвачки и расового неравенства. — О, Господи! Так, продолжая перебрасываться остротами и подколками, они и преодолевают ещё пару километров до вышеупомянутой реки Хан. Чонгук на пробу опускает в неё найденный где-то в кустах прутик, а после, чертыхнувшись, и руку в невесть откуда взявшейся перчатке. Народ смотрит с любопытством, но присоединяться не спешит. В конечном итоге Чонгук погружает в воду оголённую конечность по локоть, предварительно закатав рукав. Все смотрят на него с таким ужасом и интересом, как будто у него на месте руки вот-вот образуется щупальце или ожог в последней степени, но ничего подобного не происходит. В конечном итоге, скинув с себя всю верхнюю одежду и оставшись только в боксёрах (исключительно из страха домогательств Тэхёна, а так — снял бы и их), Чонгук по рёбра погрузился в устрашающе-прозрачную в свете занимавшейся Луны воду, спустя пару минут вынеся вердикт о сравнительной безопасности оной. — В принципе, можно и одежду застирать, — задумчиво протягивает Чонгук, когда все члены их небольшой компании оказываются в реке. Народ смотрит на него с львиной долей скептицизма, и только Сокджин, покровительственно кивнув, говорит, что возьмёт всеобщее шмотьё и организацию привала на себя. Такой результат устраивает чуть больше, чем всех, а потому его благосклонно отпускают из водоёма раньше остальных, продолжая нежиться в неожиданно приятной воде и постепенно расплываясь в разные стороны, впрочем, предварительно договорившись не заплывать дальше видневшегося в отдалении моста. Чимин с Юнги устраивают своего рода соревнование на скорость гребли — Юнги откровенно шутит и поддаётся, чем неимоверно бесит Чимина, требующего честного поединка, и очень скоро их миниатюрные фигурки растворяются вместе с шумом и гамом где-то вдалеке. Тэхён с Чонгуком неловко переглядываются, впервые за последние сутки оставшись наедине. Между ними повисает гнетущее молчание, которое становится всё более невыносимым с каждой секундой, но в то же время не представляется возможным к уничтожению, так как ни один, ни другой попросту не знают, о чём говорить, да и нужно ли это вообще. Так или иначе, но каждый из них, волею судьбы оказавшийся в этом тихом, по-особому мерцающем в лунном свете водоёме, чувствует совершенно удивительную атмосферу и власть момента. Чонгук смотрит на Тэхёна, моментально заливающегося краской, и думает о том, что тот, пусть и язва первостатейная, но всё-таки чертовски очарователен в этом таинственном блеске и мимолётных всполохах воды. Обжегшись этой мыслью, как открытым огнём, старший мотает головой, отправляя в полёт бесчисленное количество брызг, и наспех сообщает Тэхёну, что хочет немного поплавать в уединении, торопливо удаляясь в противоположную от Юнги с Чимином сторону. Тэхён немного грустно кивает, откидываясь на спину и позволяя нежному потоку воды удержать себя на плаву. «И на что я только надеюсь?» Момент оказывается безнадёжно упущен.

***

Чонгук с раздражением выдыхает воздух сквозь плотно сжатые зубы, шипя от неприятной тяжести в паховой области. Чёрт, ну почему именно сейчас, когда они все находятся в глубокой и, что самое неприятное — совершенно непонятной по своей природе заднице, его организм решил вспомнить, что у него, оказывается, есть член, которому свойственно периодически вставать? Чонгук не совсем понимает, что вызвало у него подобную реакцию, хотя, даже если у него и есть какие-то мысли на этот счёт, он скорее просверлит себе дополнительную дырку в уретре, чем признается, что в глубине души прекрасно знает ответ на свой так и не высказанный вопрос. Гадина-память, будто издеваясь, услужливо подкидывает мозгу сегодняшнюю картинку: чужую идеальную задницу, не менее идеальный изгиб спины и ехидную, чуть квадратную ухмылку на почти бронзовом от природы лице. Член заинтересованно дёргается, очевидно одобряя общее направление фантазий, а Чонгук, грязно выругавшись, запрокидывает голову, опираясь руками на основание того самого отдалённого моста, под который поспешно заплыл во избежание столкновения с другими членами их небольшой группы. В опускавшейся на постапокалиптический Сеул темени было сложно разглядеть пространство прямо перед собой, не говоря уже о том, что творилось в нескольких метрах вокруг, а потому Гук, удачно схоронившийся под металлическими реями, мог не бояться едких насмешек Юнги и стыдливых взглядов других, более совестливых членов группы. Господи, члены… Чонгук едва слышно стонет, понимая, что игнорировать не желавшее проходить возбуждение — плохая идея, к тому же, спустя пару минут торгов с собой и осмысления сложившейся ситуации он-таки придумывает себе очень удачный предлог, никак не связанный с ничьими задницами и изгибами. «Я просто устал, — как мантру повторяет Гук, медленно проводя рукой по прессу, приспуская боксёры и обхватывая налившийся кровью член шершавой ладонью. — Мне просто нужно сбросить накопившийся стресс, и ничего более. Это всё, что мне нужно. Это всё… » Дыхание мужчины учащается, а рука начинает динамичные движения вверх-вниз. Он прикрывает глаза, думая о том, что дрочить в водоёмах — так себе по комфортабельности идея, но разгорячённому организму хватает и этого. Очевидно, все его органы сегодня восстают против своего носителя: несмотря на жалкие попытки представить известную порноактрису, симпатичную коллегу или бывшую, в конце-то концов, перед глазами упорно маячит злополучная задница, а в ушах как будто наяву стоит чужой бархатистый смех. Отрицать и дальше бессмысленно: не он сам, так его тело хочет Тэхёна, хочет его и в воде, и на суше, вбиваться в податливо стонущего парня на бешеной скорости, с каждым разом вырывая из его груди всё новые и новые стоны. Интересно, этот мальчишка глотает?… Стоит Чонгуку пусть даже мельком подумать об этом, как он, коротко простонав, кончает себе в кулак, в очередной раз изрыгая поток ругательств с привкусом ярко выраженного спермотоксикоза. Нет, всякое, конечно, в его жизни бывало — тридцать два года, как-никак, уже топчет грешную землю. Да, бывало всякое… Но Ким Тэхёнов в его практике, определённо, ещё не было. Закатив глаза и отмахнувшись от лениво текущих в совсем не правильном направлении послеоргазменных мыслей, Чонгук быстро споласкивает постепенно опадающий член водой — благо, вокруг него её в прямом смысле слова пруд пруди, — и неторопливым брасом плывёт в сторону берега, надеясь поспеть как раз к ужину, на который так кстати рассщедрился Сокджин. «Кончил, ну и ладно», — резюмирует он, твёрдо решая даже под страхом пыток не выдавать и без того излишне самонадеянному Тэхёну свой небольшой секрет.

***

Ночь выдаётся на редкость прохладной: в какой-то момент все присутствующие начинают всё громче стучать зубами, с головой выдавая откровенный дискомфорт и полное отсутствие сна. Те скромные утеплители, что были с собой у запасливой троицы в лице Чон-Ким-Кима, уже не помогают — температура становится всё менее щадящей к своим невольным узникам, и до каждого из членов их микро группы в какой-то момент доходит, что долго они не протянут — как пить дать свалятся на следующий же день от простуды или цистита, которые в обычной жизни пусть и неприятны, но всё же не смертельны, а в их полевых условиях имеют все шансы развиться и прогрессировать до состояния чего-то более серьёзного, типа воспаления лёгких или почек. — А я изначально б-б-ыл против ид-д-еи ночевать в лес-с-у, — стуча зубами, жалуется Чимин. — Если не смог настоять и согласился с мнением большинства тогда, не возникай и сейчас, — огрызается Тэхён, по непонятным для всех причинам чувствующий себя наиболее спокойно и органично, во всяком случае, на первый взгляд. Лучше него держится, пожалуй, только Чонгук, но тот вообще за свою долгую карьеру где только не ночевал и в каких только температурах не передвигался, а вот Юнги с Сокджином и недовольным после очередной нападки со стороны Тэхёна Чимином чувствуют себя, мягко говоря, неуютно. Холодно. Это слово пеплом оседает на губах даже тех, кто держится (или старается держаться) непоколебимо. — Обнимемся? — предлагает Юнги, широко разводя руки в стороны и разворачиваясь корпусом к лежащему рядом Чимину. — С каких это пор тебя потянуло на нежности? — отфыркивается тот. — Он предлагает тебе согреться, — закатывает глаза Тэхён, и, на удивление, этим его ехидство и ограничивается, хотя все присутствующие, включая Чимина, ожидали от органически не переваривающего последнего парня какую-нибудь гадость, на которую рано или поздно, но Чимину пришлось бы отвечать. — А… — парень покорно придвигается к удовлетворённо хмыкающему Юнги и неловко обхватывает его своими маленькими по сравнению с остальными членами группы ладошками. Они накрываются пледами, благоразумно вынесенными из гипермаркета всё той же троицей, и затихают; конечно, это — не панацея, но всё же лучше, чем совсем ничего. — Удобно устроились, — кряхтит Сокджин, вставая со своего места и переползая на пледы к скрутившейся на них парочке. — Пожалуй, нарушу вашу идиллию и влезу третьим лишним. Эй, вы, Терминаторы, — обращается он к изображающим Атлантов Тэхёну и Чонгуку, — присоединяйтесь. В любое другое время я бы сказал, что чем больше народу, тем меньше кислороду, но в этот раз, наоборот, приветствуются любые лишние конечности. Тэхён смеривает прибившегося к теснящейся парочке Сокджина со стороны Юнги непонятным взглядом. Все члены группы истолковывают его по-своему, но почему-то совершенно одинаково. — Можешь прижаться к Джину, — безразличным голосом предлагает Чимин, лежащий с другого краю. Тэхён молча преодолевает то небольшое расстояние, что отделяет их друг от друга, и действительно устраивается рядом с усмехающимся Сокджином, благо, тот достаточно высокий и крепкий, чтобы обхватить младшего целиком, тем самым согревая в два раза сильнее. Чонгук тоже встаёт со своего места, хотя ему, в общем-то, не привыкать к различной степени дискомфорта, и ложится рядом с пытающимся получить хоть какое-то тепло от костлявого Юнги Чимином под яростный взгляд, брошенный с другого конца их кучи-малы. Сокджин — самый старший в их компании, к тому же, наученный годами работы дворецким и оттого наделённый выработанными с течением лет проницательностью и вниманием к мелочам. От него не укрывается, с какой обидой и отторжением одновременно Тэхён, слегка отстранившись от его груди, смотрит в сторону обнявшихся Чонгука с Чимином, и Джин неожиданно чётко осознаёт, в чём причина настолько яркой и непонятной для всех остальных антипатии Тэ к своему ровеснику. — Если захочешь поговорить об этом — я всегда здесь, — шепчет он на ухо вздрогнувшему Тэхёну. Тот молчит с секунду, а потом, выдохнув, роняет скомканное «спасибо, хён», после чего зарывается носом ему в подмышку, пряча лицо не только от поднявшегося до кучи ветра, но и от идиллической картины слепившихся вместе Чонгука с Чимином. Он не хочет этого видеть.

***

Утро в главном офисе начинается во всех отношениях активно: босс, как никогда воодушевлённый и чем-то очевидно взволнованный, врывается в до недавних пор никого не интересовавшую обитель Пак Богома, практиканта и просто жалкой песчинки по сравнению с общей громадой проекта, который они готовят к выходу в свет. — Самое время начинать испытания, — оповещает он, вставая напротив экранов. — Где эта великолепная пятёрка? — Вот тут, — Богом машинально тычет в одну большую кучу из человеческих тел, накрытую пледами и отображающуюся на боковом мониторе. — Ты что, уже успел их угробить?! За одну-то ночь?! — в ужасе округляет глаза босс, не отрывая взгляда от открывшейся ему картины. — Что? Нет! Они просто спят! — аналогично боссу испугался Богом, приближая картинку до максимума. Правда, он не учёл, что максимум изображения на такого уровня технике — понятие воистину удивительное, так что в следующую секунду их взорам предстаёт огромное изображение человеческой ноздри. — Видите, он дышит! — как бы оправдываясь, показывает Богом на и в самом деле вздымающуюся ноздрю. — Вижу-вижу, — успокаивается босс и в следующую секунду недовольно говорит: — убери уже это с монитора, у нас есть задача поважнее, чем разглядывать волосы в носах испытуемых. — Ис…. испытуемых? — поджимает губы Богом, смотря на босса неверящим взглядом. — Но они не давали на это своего согласия! Вы не можете измываться над гражданскими. А если кто-то из них умрёт? — До этого не дойдёт. Вероятно, — чуть подумав, корректирует свой ответ босс. — И вообще, я тебе что, подружка, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? Приказы начальства непозволительно ставить под сомнение — если каждый будет так делать, в стране начнётся кавардак и воцарится анархия. Ты этого хочешь? — Никак нет, сэр, — опустив голову, ответствует Богом. — Ну, вот и молодец, — заключает босс, бросая на стол перед парнем какую-то папку, которую всё это время держал в руках. — И вообще, любой другой лаборант на твоём месте просто умер бы от счастья: из куратора утопичного объекта стать чуть ли не главным передовиком! Впрочем, дело твоё, как и твоя карьера: в папке подробно расписанный план изменений и нововведений на несколько дней вперёд. Подумай об этом пару часов — скажем, до обеда, и, если надумаешь — будешь курировать этот объект и дальше, но на этот раз с целым штатом сотрудников, которые будут действовать согласно указанному на первой странице плану. Сделай правильный выбор, Богом, — с этими словами босс резко разворачивается и выходит из кабинета. Парень смеривает тоскливым взглядом ютящуюся у кромки леса группу, в глубине души уже зная, какой именно даст ответ. «Простите меня, ребята», — думает он, решительно раскрывая принесённую папку и принимаясь внимательно изучать её содержимое.