***
Очередное утро, кои уже никто и не считает, на базе семерых удачников начинается крайне… неожиданно. Юнги с Чимином держатся на почтительном расстоянии, и обычно язвительный старший сейчас больше походит на школьника, впервые пригласившего одноклассницу на свидание. Намджун с Сокджином неотступно следуют друг за другом, уже окончательно и бесповоротно сливаясь в единое целое, преисполненное гармонии и взаимопонимания, а Чонгук с Тэхёном, которым обычно только дай лишний раз попререкаться, теперь и вовсе избегают смотреть друг другу в глаза. … И только один Хосок, растерянно хлопая ресницами, недоумённо наблюдает за всем этим действом со стороны, не совсем понимая, как именно к нему относиться. — Итак, каков наш план на сегодня? — деловито спрашивает Сокджин, намывая тарелки после завтрака, прошедшего по канонам вышеуказанной мизансцены. — У тебя есть какие-то конкретные предложения? — Чонгук радостно хватается за возможность вовлечь себя в диалог, с облегчением переводя глаза на Джина — до этого он уже исчерпал все места, на которых мог задержаться взглядом, лишь бы только даже по большой случайности не пересечься им с Тэхёном. После того, что произошло в бассейне, они судорожно запахнулись в свою одежду и, скомкано пожелав друг другу спокойной ночи, ретировались в разные стороны, придя к месту общего ночлега разными путями. Как банально. Как паршиво. Как закономерно. — Единственный план, который у меня есть, это план меню на сутки, поэтому, пожалуйста, уж просвети нас, собираемся ли мы куда-то выходить сегодня, или же будем торчать в этом потенциально нереальном здании до тех пор, пока не покроемся пылью и мхом. Сокджин, не будь дурак, также приметил эту причудливую игру в прятки глазами, но, как сторонний наблюдатель, предпочёл по умолчанию занять сторону Тэхёна, предварительно сделав себе мысленную пометку поговорить с оным, как только представится возможность. Удивительно, но столь неприкрытую нападку Чонгук будто и не замечает вовсе, вместо этого указывая, что было бы неплохо узнать мнение Юнги. — А? — отстранённо отзывается последний, помешивая уже третий по счёту кофе в солидных размеров кружке. — Да что с вами всеми такое?! — не выдерживает Хосок. — Вы все какие-то рассеянные и сонные, как мухи, а знаете, что с ними обычно делают, когда они оказываются на чьей-то территории?! — Прихлопывают, — зевает Юнги, потирая глаза. — Не истери, если мы действительно в симуляции, а всё указывает именно на это, выход из неё по-любому найдётся. Предлагаю погулять по городу — но в этот раз всем вместе, от греха, — и подёргать за камушки. — Подёргать… за камушки? — ошарашенно повторяет за ним Сокджин. — Именно, — с довольным видом кивает Юнги. — Потеребить листочки, поизучать местность — словом, поискать что-то, за что можно было бы зацепиться. — Сомнительный план, но, поскольку ничего лучше у нас пока нет… — разводит руками Чонгук, вставая со стула. — Собираемся и выходим через пятнадцать минут. Проговорив это, мужчина разворачивается и покидает помещение, будто кожей чувствуя на себе сразу несколько взглядов, один из которых — особенно, но так и не находит в себе сил обернуться и посмотреть в ответ.***
— Чёрт, дверь не открывается! — чертыхается Чимин, тщетно дёргая оную за ручку. — Как — не открывается? Может, ты просто недостаточно сильно жмёшь? — Чонгук подходит к выходу и с силой давит на злополучную ручку. — Что за… — Вот видишь! — чуть не взвизгивает Чимин, которому после стекла в ноге в любых трудностях видятся фатальные последствия. — Эй, ну что вы там копаетесь? Пойдём уже!… На то, чтобы каждый член команды подёргал, потолкал и даже попинал не поддающуюся дверь, уходит с десять минут, прежде чем все с обречённой ясностью понимают, что она магическим образом не распахнётся перед их лицами. — Вот дерьмо, — ругается Юнги, и все согласно кивают, полностью поддерживая это высказывание. — Ладно, что насчёт того, чтобы выйти через крышу? — подаёт идею Чонгук, и все воодушевлённо угукают, спеша на последний этаж. Хосок надсадно чихает, отмахиваясь от надоедливой мухи, невесть откуда взявшейся в помещении, и поспешно семенит за остальными. Настырная муха продолжает лететь следом. — Чёрт, чёрт, чёрт! — психует Чимин. Стоит ли говорить, что и верхняя дверь не сдвигается с места, как её ни подпихивай и не пинай? — Не психуй, — осаживает Чимина всё это время молчавший Тэхён. — Помимо дверей у нас ещё есть окна. — Кажется, нет, — раздаётся голос откуда-то сбоку, и группа с некоей обречённостью наблюдает за тем, как Намджун тщетно дёргает оконную ручку, так же будто приклеенную к одному месту. — Что ж, — говорит Юнги после минуты гнетущего молчания. — Зато теперь мы точно знаем, что находимся в симуляции, и что её создатели прекрасно об этом осведомлены. В связи с этим две вводные: очень хорошая и очень плохая. — Можно начать с хорошей? — жалобно просит Чимин. — Да без проблем, принцесса, — пожимает плечами мужчина. — Хорошая новость состоит в том, что наше знание может спровоцировать разрабов на активные действия, то есть — прямую конфронтацию, при которой будет намного легче отсюда выбраться. — Кажется, я понял, в чём заключается плохая, — невесело хмыкает Чонгук. — Прямая конфронтация… — … и никто не может знать её исхода, — заканчивает за него Тэхён, после чего они невольно пересекаются взглядами и почти синхронно отшатываются в разные стороны комнаты на верхнем этаже. От напряжённого умственного процесса парней отвлекает назойливое жужжание летающей под потолком мухи. Чонгук внимательно наблюдает за её полётом, сощурив глаза, после чего единым резким движением бросает в мошку взявшуюся будто из ниоткуда иглу. Она прошивает маленькое недоразумение насквозь, но оно и не думает падать, продолжая наворачивать круги над их головами. — А вот это уже интересно, — с блеском в глазах проговаривает Юнги. — Достаньте мне эту мушку, я хочу кое-что проверить. … Неожиданно резвую муху удаётся поймать лишь спустя пять минут, и то на первой же секунде чужого любопытства она начинает вести себя ещё более странно, пытаясь удрать от непрошенной компании куда-то в вентиляцию. Наконец, смехотворные прыжки по периметру помещения венчаются успехом: Юнги торжественно преподносят накрытую банкой муху, как величайшее сокровище на планете Земля. Мужчина коротко кивает, после чего, резко и без предупреждения, убирает с такими дьявольскими усилиями водружённую банку и, пока все задыхаются от возмущения (и пота), наступает на муху ногой, слыша потрескивание под подошвой и неожиданно хищно улыбаясь результату своего членовредительства. — Ну и что за… — начинает Хосок, который, отдать ему должное, носился активнее всех, пусть и с наименьшим результатом. — Смотрите, — вместо ответа проговаривает Юнги, убирая ногу, и все синхронно склоняются над последствиями его вероломства, разумеется, по классике жанра стукаясь лбами под насмешливым взглядом мужчины. — Твою… мать… — выдыхает единый организм в лице других шести участников их небольшой команды, созерцая обломки каких-то непонятных механизмов и проводков вместо ожидаемого красного пятнышка, должного быть на месте убитой мухи. Если изначально это и было мухой, разумеется. — И кто там не верил в идею глобального заговора и симуляции? — беззлобно подначивает Сокджина Намджун. — Юнги, — серьёзно начинает Чонгук, — ты сможешь объяснить, для чего нужна эта мушка, и по какому принципу она работала? — Судя по вопросу, ты уже знаешь ответ, — ухмыляется Юнги. — Армейский опыт не пропьёшь, неправда ли? — Не уверен, что знаю наверняка, но могу предполагать, — поджимает губы Гук. — Говорю же, армейская паранойя, — хохочет старый друг, собирая детальки от некогда бодро кружившего насекомого и следуя к письменному столу в центре помещения, судя по всему, служившего кабинетом. — Ладно, сейчас посмотрю, а вы пока подумайте, чем заняться, чтобы не отсвечивать. Не люблю, когда стоят над душой. К просьбе относятся со смесью понимания и разочарования в одном флаконе: конечно, как выразился Юнги, «постоять над душой» очень хочется всем и каждому, кто присутствует в комнате, особенно в свете того, что впереди маячит несомненно инновационное умозаключение, но портить отношения с мужчиной — крайне самоубийственная затея, а потому все, тоскливо вздохнув, покидают одинокого гения, бережно прикрывая дверь и судорожно думая, чем же себя занять. Парадоксально, но факт: несмотря на то, что самые догадливые и не очень уже дошли до мысли, что ни с Юнги, ни с Чонгуком лучше не ссориться, в случае крайней необходимости из этих двух все, не раздумывая, выбрали бы последнего. Вероятно, это как-то связано с тем фактом, что от младшего из них хотя бы примерно понимаешь, чего ожидать — быстрой смерти и могилки под какой-нибудь особо дружелюбной ёлочкой в случае крайней эскалации конфликта. Чего же ждать от Юнги с его дурацкими шуточками и холодным, цепким взглядом, не знает никто. … Через десять секунд в кабинете не остаётся ни души, кроме двоих из них, включая Юнги. — Да? — мягко откликается он, хотя до этого недвусмысленно дал понять, что прихлопнет любого, кто будет надоедать ему своим присутствием во время работы. Любого, да. Очевидно, любого, кроме него. — Решил стоять над душой, — откликается Чимин, подходя к столу и опираясь на него руками. — Проверяешь мои границы дозволенного? — усмехается Юнги, поднимая глаза на стоящего перед ним парня. — Скорее, пользуюсь случаем, чтобы поговорить без лишних ушей. — Присаживайся, — Юнги кивает в сторону кресла напротив, окончательно отрываясь от рассматривания хаотичной кучки деталей и микросхем. — Полагаю, это может подождать. — Полагаю… — эхом откликается Чимин, после чего без перехода и каких-либо отдалённых подводок выпаливает, будто боясь, что в следующую секунду не наберётся смелости сказать всё то, о чём так напряжённо думал с момента их знакомства: — Послушай, мне неинтересны интрижки, и если для тебя всё это — курортный роман, давай закончим прямо здесь и сейчас, потому что я… я… чёрт, ладно, да, я правда начинаю в тебя влюбляться, но я не хочу доводить это чувство до состояния, когда буду согласен на всё, чтобы удержать тебя рядом хотя бы на минуту. Просто… скажи, что ты думаешь о наших отношениях, ладно? И давай уже покончим с этим дурацким разговором! Чимин смотрит в стенку над головой Юнги, не решаясь заглянуть в чужие глаза, но на подсознательном уровне чувствуя, что мужчина не отрывает от него своего фирменного пристального взгляда. Отважься он хоть на секунду перевести свой, не смог сказать бы и слова — это уж точно, к гадалке не ходи. — Принцесса, посмотри на меня, — просит Юнги, стараясь убрать из голоса стальные нотки. Чимин неохотно выполняет его просьбу, моментально заливаясь краской с головы до ног. — Мне тридцать четыре года, — так же без прелюдий говорит мужчина, и брови парня напротив невольно ползут вверх от озвученной цифры, — ни один из которых я не прожил нормально, — меж тем продолжает Юнги. — Я воровал данные, выводил на сторонние счета космические суммы, занимался не очень правильными вещами и, как я уже говорил всем остальным, в том лесу собирался сделать привал перед тем, как бежать из страны. Я не уверен, что даже после пересечения границы смогу жить спокойно, потому что спокойствие — то немногое, чего в моей жизни никогда не было. Ты мне нравишься, ягодка, но я не знаю, смогу ли дать тебе то, чего ты на самом деле заслуживаешь. В самом деле, не предлагать же тебе бежать вместе со мной? — усмехается Юнги, мягко поглаживая кожу чужой руки чуть ниже локтя. — Не хочешь узнать, почему я оказался в том лесу? — тихо спрашивает Чимин, неожиданно перехватывая конечность старшего и заключая его широкую ладонь в замок из своих, маленьких и тёплых. — Валяй, — кивает Юнги, откидываясь на спинку кресла и позволяя младшему вертеть свою руку так, как ему вздумается. — Я бежал из дома. — Впечатляет. — Я бежал из дома, потому что меня хотели вписать в династийный брак. — Получается, я не просто так звал тебя принцессой? — Нет, — чуть нервно улыбается Чимин. — Какое семейство из Южной Кореи приходит на ум первым при упоминании фамилии «Пак»? — Ммм, мясные короли, — после секундной паузы отвечает Юнги, отсылая на монополизировавшую всю добычу, забив и продажу животного мяса семью Пак. — Итак, тот самый таинственный наследник, которого они так усердно прятали от глаз прессы… — Да, — грустно улыбается Чимин. — Во всяком случае, до того, как я побросал в сумку документы с весьма солидной суммой наличных и сбежал от брака с Кан Сохи. — Та, что дочка владельцев «Kan Industries»? Симпатичная девочка, нужно признать. И что тебя не устроило? — Юнги-хён, я гей, — мужчина вздрагивает: не то от обращения, не то от самой фразы. — И, раз уж мы выяснили, что терять мне больше нечего, ответь уже, наконец-то, ты хочешь быть со мной?! — Хочу, — не задумываясь над ответом ни на секунду, просто говорит Юнги. В следующее мгновение Чимин встаёт со своего кресла, не разрывая их всё ещё крепко сцепленных рук, и огибает широкий рабочий стол, приземляясь к мужчине на колени. Юнги, тяжело вздохнув, прижимает парня к себе, свободной рукой поглаживая его подрагивающую от выброса адреналина спину. Чимин напряжённо сопит ему в макушку, вынуждая мужчину склонить голову и уткнуться носом в тонкую шейку напротив. Они замирают в таком положении на несколько минут, и только осторожные поцелуи в нежную кожу прерывают благостное молчание этих двоих. Неизвестно, сколько бы ещё времени прошло в этом уютном, всепоглощающем чувстве, если бы не заполошно ворвавшийся в кабинет Тэхён, с горящими щеками сообщающий: — Юнги, у нас пропал Чими… — парень застывает на полуслове, замечая блондинистую макушку друга, а потом и самого друга, восседающего на чужих коленях. — А, ой! Простите-простите, не хотел вам мешать! Чимин не сдерживается и истерично хохочет, когда за другом закрывается дверь. Юнги мягко улыбается, смотря в чужие глаза-щёлочки и мысленно обещая самому себе оберегать этого мальчика всеми возможными и невозможными путями.***
— Итак, по уже сложившейся традиции, у меня есть две новости — хорошая и плохая, — ближе к вечеру сообщает Юнги, выползая из кабинета к измученной томительным ожиданием публике, не знавшей, чем хотя бы условно продуктивным себя занять. — Начни с хорошей, — жалобно просит Хосок. — Желательно, ей же и закончи, — добавляет Сокджин. — Ладно, хорошая так хорошая, — пожимает плечами Юнги, присаживаясь на софу в центре назначенной ими гостиной. — Я разобрался в механизме этой фиговины. — Из чего проистекает плохая новость, ибо её назначение нам не понравится, — не спрашивает — утверждает Чонгук. — Боюсь, что так, — кивает Юнги. — Механизм мушки похож на компиляцию простенького микрофона и камеры слежения. Проще говоря — всё, что мы здесь делали и говорили, кто-то упорно фиксировал на видео- и аудиозапись.