Путешествие в обратном направлении (автор Priest, Китай)

Губы были холодными, на них ощущался тонкий привкус крови. Мо Конг подсознательно стремился к большему. Он нежно лизнул натянувшуюся кожу молодого человека, обвил рукой его шею и на мгновение прижался грудью к груди, чувствуя бешеный стук сердца. Наверное, он сошел с ума, делая все это в уверенности, что сейчас Ань Цзе достанет пистолет и пристрелит его. Но каждое нервное окончание в его теле посылало в мозг сигналы наслаждения, отключая разум. Этого было мало, так мало… Ледяные губы постепенно согревались под губами Мо Конга, руки больше не дрожали… Сердце юноши жгло словно кислотой. Он чувствовал себя глупым мотыльком, летящим на свет, наплевав на собственную жизнь, чтобы сгореть в пламени, которое ему не принадлежит. Всего за полгода он пережил самое горькое предательство, понял ответственность кровного родства, был вовлечен в самую зловещую битву и испытал глубочайшие угрызения совести… И в этот период болезненного роста встретил редкостного ублюдка. Пройдя крещение огнем, превратился в человека, молча сносящего одиночество и равнодушие. Он так долго выбирался из своего кокона, что, кажется, понял, что испытывала принцесса-русалочка из сказки, прочитанной им в детстве. Какой пыткой стало для нее, родившейся в ласковом море, хождение на двух ногах… Но вопреки ожиданиям, возможно, из-за слишком сильного шока, или слишком измученный сегодня ночью, на мгновение сбитый с толку этой непонятной обстановкой, Ань Цзе не сопротивлялся. Его глаза распахнулись, непонимающие и слегка испуганные. Несмотря на отсутствие реакции, его тело незаметно расслабилось. От осознания этого, сердце Мо Конга забилось в невыразимом экстазе. Увлекшись новыми ощущениями, юноша перестал контролировать себя. Нежный поверхностный поцелуй, поначалу почти невинный, быстро перерос в нечто большее. Ладонь Мо Конга, лежавшая на шее Ань Цзе скользнула к его затылку, лаская и не давая отстраниться, а вторая рука поползла ниже. Прохладные пальцы коснулись открытой кожи под рубашкой Ань Цзе. Вздрогнув, юноша словно очнулся и оттолкнул Мо Конга. Согнутый локоть Мо в тесной кабине задел клаксон, заставив автомобиль резко «вскрикнуть» в темноте. Затем воцарилась неловкая тишина, слышалось лишь сдавленное дыхание двух людей. На мгновение Ань Цзе почти возненавидел свое «ночное» зрение, которому никакой мрак не был помехой: он отчетливо видел малейшие изменения на лице Мо Конга. Он наблюдал за тем, как в его взгляде, уже не детском, лишенном легкомыслия, мало-помалу угасает первоначальное вожделение, а затем появляется дымка задумчивости, печальная, темная… Он даже чувствовал какие-то сильные и болезненные эмоции, исходящие от Мо. Однако глаза юноши по-прежнему смотрели на него, не мигая. Да так пристально, что ему почти пришлось уклониться и отступить. Ань Цзе с грустью подумал, что он слишком долго был один, так долго, что не мог призвать свое самообладание, которым так всегда гордился, чтобы отвергнуть такую капельку тепла, проникшего внутрь. Положив руки на руль, он негромко рассмеялся и, опустив глаза, чтобы избежать прямого взгляда Мо Конга, постарался сказать как можно более естественным тоном: — Что случилось? Так сильно приспичило? — Нет, — тихо прервал его Мо Конг. Он все еще сидел полуобернувшись и осторожно схватил Ань Цзе за руку. Тот яростно принялся вырываться, словно ошпаренный, но Конг не отпускал. Запястье заболело от крепкой хватки. — Нет, — снова повторил Мо Конг. — Мне все равно кто, Ань Цзе или Ань Инь Ху, можешь ты посмотреть на меня и просто выслушать? Не думать обо мне, как о… — он вдруг горько рассмеялся и договорил охрипшим голосом: — Как о сыне своего спасителя? Я знаю, что многим в этой жизни обязан отцу, не обязательно напоминать мне об этом ежеминутно. Дыхание Ань Цзе замерло. Мо Конг продолжал сжимать его запястье своей горячей рукой. — Ты все еще думаешь обо мне, о Сяо Цзинь или Сяо Юй, как о долге за какие-то услуги? О том, что будешь чист, погасив эти долги благодарности? Ты ведь не мазохист, Ань Цзе, за что ты не можешь простить себя? — он уставился прямым взглядом, хотя, возможно и не мог так ясно видеть в темноте, это заставило Ань Цзе напрячься еще больше. — Ты сам не хочешь никого прощать. Ты не чувствуешь себя счастливым и не можешь видеть счастье других! Ты несчастен? Ты, блядь, разочарован в жизни! Ты… — Не думай, что я буду терпеть твои выходки и позволю молоть чушь, — резко оборвал Ань Цзе, глядя на Мо Конга равнодушным взглядом. — Отпусти. Юноша встретил его опасный ледяной взгляд, не выказывая признаков слабости. Этот молодой человек всегда был таким невозмутимым и спокойным, он ни от кого не шарахался и, казалось, ничто не могло задеть его. За исключением Ань Цзе. Этого старика, который отказывался принимать его всерьез. — Почему ты не хочешь попробовать? Пожить нормальной жизнью, хотя бы попытаться? Я же не больной на голову Хэ Цзинмин, который стремится всех подавить и подчинить себе. И я не Цуй Му Лиан, я живой человек, в отличие от нее… — голос Конга становился все ниже и ниже, пока не опустился до шепота: — Я… Он не мог договорить и просто пристально уставился на Ань Цзе. Блеск в его глазах был особенно заметен в темноте, они словно светились своим собственным светом. «Слишком ярко» — подумал Ань Цзе. Откуда такая нежность и настойчивость? «Почему?» — тупо вертелось в голове. Только ответа не находилось. Может, это просто инстинкты? Мо Конг всего лишь ребенок, бурление гормонов не дает мыслить ясно. Ань Цзе опять уклонился от взгляда юноши. «Ань, ты просто вонючий старик!» Он даже не подозревал, что носит в себе такой сильный комплекс неполноценности. Пылкого и энергичного Пьющего Лиса десять лет назад задушил в своей темнице Хэ Цзинмин. Как сказал Сун Чанъан, трудно представить, чтобы человек, которого три года держали в клетке, остался нормальным и не сошел с ума. Ань Цзе подумал, что он не сумасшедший, должно быть потому, что фактически уже мертв. Это так жалко. Эх, Мо Конг, стоит ли этот жалкий раздражающий старик, не имеющий вообще никаких достоинств, кроме молодой кожи, украденной у юного себя, стоит ли он твоих переживаний? Ань Цзе скривил губы, как будто издеваясь над самим собой, и по одному разжал пальцы Мо Конга, высвобождаясь из его хватки. Потом он застыл, глядя прямо перед собой в ветровое стекло. Ань Цзе включил передачу и нажал на педаль газа, медленно выводя машину с пустыря. После рассвета предстояло сделать еще так много дел. Мо Конг беспомощно наблюдал, как медленно затянулась трещина, которую ему удалось пробить в твердой как гранит внешней оболочке Ань Цзе, обнажая глубоко спрятанную внутреннюю сущность. Он снова ускользнул назад, и у Мо Конга не получилось его удержать. Теперь он вел машину с ленивым видом, словно все его внимание сосредоточено на дороге. Свет в глазах Мо Конга постепенно тускнел, пока последняя искра не потухла во тьме. Он чувствовал себя еще более утомленным, чем Ань Цзе. Свернувшись на пассажирском сиденье, он склонил голову набок и молча смотрел на проносящийся мимо пейзаж, не замечая его. Два человека ехали обратно в город в тишине, поглотившей их как болото. По непонятной рассеянности Ань Цзе привез их к дому, где была квартира семьи Мо и его арендованное жилье. Он не был тут почти месяц. Припарковав машину, Ань Цзе наконец обратился к Мо Конгу: — Это была длинная беспокойная ночь. Иди отдыхать. Сун Чанъан сказал, что с Сяо Цзинь все будет в порядке. Бесшумно открыв дверцу автомобиля Мо Конг вылез и подождал, пока выйдет Ань Цзе, и вдвоем они молча пошагали к подъезду. Только возле своей двери Ань Цзе залез в карман и сообразил, что после нескольких раз смены одежды уже и не помнит в какой из вещей остался его ключ. Он вздохнул, почесал в затылке и, повернувшись к Мо Конгу, возившемуся со своим замком, спросил: — У тебя есть удостоверение личности, кредитка или что-то в таком роде? Мне нужно вскрыть дверь. Протянув руку, Мо Конг положил ладонь на его плечо и прошептал: — Если не возражаешь… можешь переночевать у меня. Сяо Цзинь хотела с тобой поговорить. А утром я схожу к домовладельцу за дубликатом ключа. Нахмурив брови, Ань Цзе колебался. Мо Конг горько усмехнулся: — Ты не веришь в мой характер или в свою стойкость? Я же долго жил у тебя, так что это просто ответная любезность. Глядя на принужденную улыбку Мо Конга, Цзе ощущал, словно совершает какую-то непоправимую ошибку, но чувствовал лишь легкое сожаление. — На самом деле я не… Не «что»? Запнувшись, он неловко умолк. Мо Конг тоже ничего не говорил. Свет в коридоре, активируемый голосом, наконец погас, так как никто не произносил ни слова. В темноте Ань Цзе уловил движение, и кто-то тихо и нежно, как вздох, шепнул ему в ухо: — Я действительно люблю тебя… Сигнальный элемент не может понимать смысл слов, тем более, он не улавливает ритм ударов человеческого сердца, он лишь реагирует на звук и включает лампу. В тот момент, когда зажегся свет, Мо Конг сделал большой шаг назад с выражением облегчения и горечью смирения на лице. Ведь он наконец-то сделал признание. Эти слова были лишь простым движением губ, но посмотреть ему в глаза Ань Цзе было слишком трудно. Молчание затягивалось. Мо Конг не сильно-то и рассчитывал на ответ. Парень, который всегда прятался в своем панцире, как черепаха, мог проявить храбрость и бесшабашность лишь под градом пуль. Оставалось только ждать. Обернувшись, Мо Конг подумал, что это ожидание уже вошло у него в привычку. Он открыл дверь и пригласил: — Входи.