Путешествие в обратном направлении (автор Priest, Китай)

Скопления надгробий, холодные черно-белые фотографии в рамках, на них — вечные фальшивые улыбки. Темнеющее небо, последние остатки погасшего света, поглощаемые горизонтом, группы из двух-трех человек, перешептывания, изредка подавляемые всхлипы, и сумеречный летний вечерний ветер, смешивающий жару и прохладу. Увядающие цветы, конец сезона. Конец жизни. Ань Цзе чувствовал себя в трансе, не в силах держать глаза открытыми, и множество сцен мелькали как тени в мозгу, который казался пустотой в пространстве. Циничный взгляд, на который он когда-то не обратил внимания, изможденный мужчина среднего возраста, который спустя годы раскаялся в содеянном… Кромешная тьма клетки, человек с безумными, как у дикого зверя, сильными чувствами… Ранняя осень, и девушка, навсегда оставшаяся двадцатипятилетней. И сине-серые, теплые, несравненные глаза на размытом лице… Мо Яннан, Сун Чанъан, Цзуи Шэ, Мо Цзинь, Мо Юй… и Мо Конг. Он чувствовал себя крайне уставшим, и все его эмоции, казалось, спали, спрятавшись в глубинах сознания, тупо наблюдая за происходящим. Тело окутывало тепло, Ань Цзе смутно ощутил мягкое прикосновение к раскрытой руке, а затем нежное касание на лбу, потом на губах — такое осторожное, что хотелось назвать его благоговейным. После чье-то дыхание тронуло веки, заставляя затрепетать ресницы, и на какое-то время возникла пауза, прежде чем Ань Цзе услышал прерывистый вздох. В оцепенении он наконец открыл глаза: знакомый потолок маленькой съемной квартиры и спокойное, но печальное лицо рядом. Пятна яркого полуденного солнца лежали на полу, и у Ань Цзе вдруг возникло чувство, будто что-то исчезло навсегда из его жизни. Он открыл рот, но обнаружил, что его мозг все еще пуст и вял, слова сами рвались на волю, но он не знал, о чем спросить. Мо Конг присел рядом, откинувшись на изголовье кровати, и взял его за руку. Склонив голову, он тихо сказал: — Звонили из больницы. Доктор Сун вчера… ушел… Не мигая, Ань Цзе уставился на Конга. Теперь он был уверен, что его состояние — последствие какого-то сильного психотропного препарата, иначе ему бы не пришлось прилагать столько усилий чтобы просто держать глаза открытыми. Сун Чанъан, Сун Чанъан… — Мне очень жаль, — выдавил Мо Конг, сквозь стиснутые зубы, уставясь невидящим взглядом в простыню. — Я не ожидал… Он выглядел не очень — веки покраснели, щеки впали, вокруг рта даже проступила сизая тень щетины. Не в силах продолжать, он вытер лицо рукой. Ань Цзе все еще не мог прийти в себя. Он вспомнил, что уже испытывал подобные симптомы. Похоже на действие препарата, который применял Сун Чанъан при вспомогательном лечении. Но это точно не было каким-то «монгольским» зельем, из-за которого люди теряли контроль не только над мышцами, а и над личностью. Он лишь ощущал глубокую усталость и нежелание двигаться. Сун Чанъан был мертв. Ань Цзе позволил этой мысли просто крутиться в пустой голове. Внезапно он прикрыл глаза и тихо, очень спокойно рассмеялся. — Который час? — мягко спросил он у Конга. — Почти полдень. Мы покинули больницу вчера вечером, а это случилось вскоре после нашего ухода. — О… — только и ответил Ань Цзе. Он с закрытыми глазами слушал, как юноша пытается подавить прерывистые вздохи, потом медленно произнес ломким голосом: — Найди хорошую погребальную контору, в которой можно купить бумажную невесту. Неважно, если лицо уродливое, главное с большой грудью. Сожжем ее на похоронах. Больше ничего не нужно… — после паузы он пробормотал: — Двадцать восемь… или двадцать девять лет… это же считается преждевременной смертью, да? Не помню… — Мне очень жаль, — Мо Конг сжал его руку. — Я не знаю. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. Когда позвонили из больницы, ему показалось, что у него в голове все смешалось. Перед глазами встала пошлая ухмылка Сун Чанъана и его двусмысленная шутка… Мо Конг не представлял, что кто-то может прожить такую несчастную жизнь и умереть так ужасно… обыденно. — Извини, это выбило меня из колеи, — не открывая глаз, грустно улыбнулся Ань Цзе. — Пару дней назад я звонил его лечащему врачу. Этот паршивец знал, что у него ухудшение. Но он все равно намеренно явился ко мне, чтобы побесить. Так глупо… Я дал врачу адрес, полагал что мне сообщат через несколько дней… несколько дней… Из-под закрытых век протянулись две тонкие линии слез, и капнули на подушку. Ань Цзе медленно протянул руку, чтобы их стереть. Уголки губ все еще поднимала улыбка. Помолчав некоторое время, Мо Конг вдруг резко отодвинул его руку и без лишней нежности поцеловал его мокрые ресницы с болью, которую нельзя было выразить словами. Он никогда не знал, что в мире есть такие чистые чувства, и не подозревал о существовании дружбы, которую можно пронести сквозь жизнь и смерть. Некоторые слова нельзя произнести вслух, и кажется, что их можно выразить только через такие действия. Если извинения и соболезнования не нужны, то как ему отдать дань уважения такому человеку, случайно встреченному на пути? Ань Цзе не оттолкнул его. Не хватило сил, или наркотик освободил его от необходимости смотреть в лицо своим собственным согнутым и перекрученным, скрытым и труднопонимаемым мыслям… Слегка приоткрыв глаза, с какими-то чувствами, в которых он и сам не до конца разобрался, Ань Цзе мягко ответил. Кто знает, что за лекарство дал ему монгольский доктор, оно словно очистило душу от всего того прошлого, которое все время влияло на него и держало в плену, мысли плыли легко, им негде было приземлиться, и они больше не зацикливались ни на каких проблемах, только на юноше, выражающем сильные чувства яростными поцелуями. В этот момент Ань Цзе почувствовал себя глупо. Ему не нужно было напрягаться, чтобы представить презрительный взгляд Сун Чанъана, а затем этот собачий рот, не способный выдать ни одного хорошего слова, произносит: «Пьющий лис, отброс с IQ, бесконечно приближающимся к нулю. Жизнь — это разбазаривание народной собственности, растрата социалистического питания и загрязнение общественных источников воды. Дыхание — это оскорбление кислорода Земли. Единственная цель жизни — создавать неприятные события. С такой точки зрения между бородатым мужиком и террористом нет никакой разницы. Ты не делаешь ничего полезного, просто забудь об этом и убей себя. Сколько людей в мире, которые не больны, а лишь считают себя больными, и сколько психиатров являются побочными продуктами, созданными такими извращенцами, как ты…» В какой-то момент его руки обвились вокруг шеи Мо Конга, притягивая к себе горячее тело юноши, и Ань Цзе был вовлечен в такой яростный поцелуй, что никто не мог его контролировать, как будто они боролись и побеждали друг друга, и слезы текли беззвучно, не останавливаясь… Слезы — не вода, а способ излить печаль. --------------------------------------------------------------------------------------------------------- От автора: я использовала большую разделительную линию, а вы подключите свое воображение --------------------------------------------------------------------------------------------------------- Вероятно действие наркотика еще не закончилось — когда Ань Цзе выбирался из ванной с помощью Мо Конга, его глаза слипались. Конг заботливо уложил его на кровать и повысил температуру на кондиционере. Ань Цзе что-то неразборчиво пробормотал и моментально заснул. Из-под ворота пижамы виднелись красноватые пятна. Конг тронул пальцами очевидные следы зубов на ключице и мягко улыбнулся. Задернув шторы, он придвинул к кровати кресло и уселся, молча глядя на спящего. Часы тихо тикали, отсчитывая ускользающее время. В спальне воцарилась атмосфера умиротворения и усталости. Слишком много сильных эмоций и взаимное напряжение привели двух людей к взрыву. Это не было красиво, изысканно или, тем более, сладко. Конг вспомнил слова Сун Чанъана о том, что Ань Цзе не привык к осторожному обращению, да и он никогда не был в роли защитника, и действительно перестарался. Этот человек был не из тех солнечных мальчиков с хрупкой внешностью и простым умом. Он обладал авантюрным духом, не пасовал перед опасностью, в конце концов, он ведь отправился в путешествие по пустыне без сопровождения. Было в нем что-то от искателей приключений, которые пускаются во все тяжкие, а потом зализывают раны в одиночестве. Пальцы Мо Конга перебирали волосы Ань Цзе, шелковистые и мягкие. Говорят, у людей с мягкими волосами мягкий характер, но этот парень, видимо, был исключением. Его брови и глаза действительно имели красивую форму, но по ним никогда нельзя было прочитать никаких эмоций. Только что он испробовал на вкус слезы этого человека, и они были горькими, как воды тысячелетнего моря. Первоначальный азарт и юношеская страсть к завоеванию улеглись, острота ощущений угасла вместе с радостями и горестями. Мо Конг вдруг ощутил необычайный покой и наполненность в своем сердце. Под конец Сун Чанъан намекнул ему — этот парень с широким морем и небом (прим.пер.: свободолюбивый) никогда никому не будет принадлежать, но и он надеется обрести близкого человека. Монгольский врач с гороховым лицом и злой улыбкой оказался мудрецом. У Мо Конга было ощущение, что Сун Чанъан видел всех насквозь. Препарат продолжал действовать почти до самого вечера. Ань Цзе проснулся с тяжелой головой. Когда он попробовал пошевелиться, почувствовал, как хрустнуло в суставах. Он нахмурившись, взглянул на Мо Конга, который не сводил с него глаз. — Есть что-нибудь поесть? — А? Да, сейчас принесу! — Мо Конг вскочил, чуть не споткнувшись о кресло. Однако Ань Цзе уже поднялся, сгреб свою одежду и побрел в кухню, ворча: — Зачем нести? Тут пройти два шага, думаешь я не дойду? Ты что, живешь в Запретном городе? (1) Мо Конг следовал за ним как услужливая маленькая невестка. — В микроволновке стоит миска супа с лапшой. Если остыл, можно разогреть. — Летом и так жарко, — Ань Цзе, зевнув во весь рот, достал миску и сел за обеденный стол. — Будешь есть? — О… я… — Возьми себе чашку, — Ань Цзе посмотрел на него и закатил глаза. — Блин, что ты ломаешься как девственица? Лицо Мо Конга залилось краской. У Ань Цзе суп пошел не в то горло, и он надсадно закашлялся, отвернувшись в сторону. Затем странно взглянул на юношу и пробормотал: — Да неужели? Что ж, дядя Ань Цзе, не у всех здесь присутствующих тот уровень цинизма, которого ты достиг, столько лет вращаясь в преступной среде. В определенном отношении школьник Мо Конг совершенно невинен. Ань Цзе потер переносицу с растерянным видом: — К счастью, я не… кхе-кхе… Мо Конг спешно ретировался на кухню. Этот простой ужин прошел в напряжении. Один утешал свою совесть тем, что не посягнул на «девственность», а второй чувствовал необъяснимую нервозность по тому же поводу. После еды Мо Конг сознательно взял на себя уборку со стола и мытье посуды. А на улице уже совсем стемнело и зажгли фонари. И ни один из двух юношей почему-то не подумал включить свет в комнате. Ань Цзе сидел в гостиной, зацепив ногой ножку обеденного стола, и о чем-то серьезно размышлял. Внезапно он обратился к Мо Конгу: — Неужели Сун Чанъан тебя одурачил? — Да, — кивнул Мо Конг. — Что тебе сказали, когда звонили из больницы? — Вчера у врача не было ночной смены. Он сказал, что состояние доктора Суна внезапно ухудшилось ночью. Судя по его виду, ему было очень плохо, он боролся с приступом, но почему-то не нажал кнопку вызова медсестры, — Мо Конг обернулся с хмурым видом. Взглянув на Ань Цзе, он открыл кран, чтобы ополоснуть посуду. — Врач сказал, что это странно. — Конечно, странно, потому что это было самоубийство, — холодные глаза Ань Цзе были устремлены в одну точку. — А скажи мне одну вещь… — Что именно? — Мо Конга охватило нехорошее предчувствие. Все последние события в одно мгновение пронеслись перед его внутренним взором, и от внезапного осознания он чуть не выпустил из рук мокрую миску. — Что ты имеешь в виду? Это значит, что в нашем окружении есть… — он не смог закончить фразу. В тусклом свете из окна он заметил выражение лица Ань Цзе и побледнел. — Только… возможно, что это… Оставив посуду, он бросился к телефону в гостиной и быстро набрал номер. — Сяо Юй, где ты? Примечание: (1) Запретный город — обширный дворцовый комплекс в центре Пекина. Он был построен в 1420 году и служил резиденцией императоров династии Мин.