Другая завладела моим сердцем

Проснувшись, Клара второпях стала одеваться. Сон был беспокойным, грёзы — беспощадными. Хотя в голове не сформировался план, было ясно одно — она должна уйти. Должен быть другой способ присматривать за Джоном, следить, чтобы он не совершил ничего глупого и непоправимого. Она ему ничем не обязана, пусть он и смещал границы их дружбы, стараясь обернуть это во что-то новое. Пусть у него, вероятно, имелись к ней чувства, ей просто нужно сопротивляться, утвердить независимость сороковых и полноправно отклонить чужие ухаживания. Поддерживала лишь железная уверенность в том, что Доктор никогда бы по своей воле не заставил её проходить через это. Но это не значит, что она ему не устроит, как только он вернётся! И… будет молиться, что никаких воспоминаний человека он не увидит. Клара собиралась на цыпочках прокрасться мимо двери Джона, но та оказалась широко распахнутой, а кровать в комнате — по-армейски аккуратно застеленной, без единого торчащего уголка. Выходит, либо спал в другом месте, либо встал раньше. Она не могла не впустить в сердце слабое волнение, что он ушёл и до сих пор не вернулся. А вообще как не волноваться, это тело ей нужно в идеальном состоянии, без всяких осложнений на печень. Или хуже. Пустые гостиная и кухня, честно говоря, вызвали вздох облегчения. Расслабленно позавтракав, Клара заварила себе чаю, и стоило ей присесть, как открылась входная дверь. Застыв, она с огромным интересом уставилась на дымящуюся чашку. — Доброе утро, — сказал голос человека за пределами её видимости. — Доброе, — Клара осмелилась бросить на него мимолётный взгляд и тут же удивлённо разинула глаза от его безукоризненного внешнего вида: волосы зачёсаны назад, воротник рубашки накрахмален, даже руки, держащие матерчатый мешочек, идеальны. Она надеялась, что не слишком засмотрелась на то, какой он красивый и, чёрт побери, щеголеватый. — Выглядишь куда лучше. — Ты тоже. Вспомнив, в каком состоянии он её оставил, Клара зарделась. Но нет, не её это вина. Она поднесла чашку к губам и подула, чтобы скоротать время, пока он садился напротив. — Джон... Нам надо поговорить. О том, что было ночью. — Да. Клара сделала глоток, и горячая жидкость обожгла язык. Будет сложнее, чем думала. Обхватив чашку обеими руками, она закалила себя одним глубоким вдохом: — Это не может повториться. Это... — Я знаю, — Джон поднял руку с решимостью на лице. — Я хотел извиниться. Я вообще не должен был туда заходить — это твоя комната, твоё личное пространство. Я... поступил недостойно. Прости меня. Клара, не ожидавшая такого поворота, закусила губу. Может, она поспешила с выводами и уходить не так уж обязательно? Она кивнула самой себе: — Хорошо. Было видно, что Джон ещё не закончил, но мялся, нервно теребил шнурки мешочка — утончённая суетливость. — Клара. Я очень много размышлял, особенно после вчерашнего. Ночью я… — он прикрыл рот рукой. — Я кое-что понял. Понял, что упустил, — прижатая к губам ладонь превратилась в кулак, он испустил дрожащий вздох. — Вчера я думал, что смогу просто отпустить и продолжать жить… но я не могу. Я кое-что должен тебе рассказать, прежде чем мы сможем… двигаться вперёд. Клара сделала ещё глоток, нервы снова разогрелись. — Двигаться вперёд? Джон принялся наматывать верёвочки на каждый палец по очереди. — Я должен рассказать тебе… — он поднял голову, — о Мелоди. Она непонимающе покачала головой. Его улыбка была то ли тоскливой, то ли горькой, то ли всё вместе. — Так её звали на самом деле. «Ривер» было лишь кодовым именем. Клара не была к такому готова, но поймала себя на том, что умирает от любопытства. Доктор никогда не болтал о бывшей жене, и она бы соврала, если бы сказала, что не хочет узнать побольше. — Ривер?.. — Моя любовница, — прояснил Джон, перед тем как перечислить все прозвища, одно больнее другого: — Моя интрижка. Моё увлечение. Моя погибель, — его глаза проследили за её реакцией. — Ты не очень-то расстроена. Клара сделала очередной глоток. — Ты ещё ничего не рассказал. Это его, казалось, устроило. Пальцы не оставляли в покое мешочек, голос был тихим: — Понимаешь, я всегда старался быть достойным тебя. Соответствовать установленным тобой в жизни стандартам, — его взгляд смягчился. — В ходе войны, в эти… тёмные времена всё, о чём я мог думать, всё, что держало меня на плаву, это возможность вернуться к тебе. Снова увидеть тебя. Клара заёрзала на стуле, но силилась не показывать неловкости. — Джон… — Но… — он опять поднял руку в молчаливой просьбе дать закончить ему. — Я совершил множество вещей, — выражение его помрачнело. — Вещей, за которые буду гореть в Аду, за которые… должен буду ответить. Да, это была война, все мы делали одно и то же, но на настоящей войне дело вовсе не в ней, Клара. А в том, когда совершаешь эти вещи… когда находишь в себе на это силы. Когда понимаешь, что… хорош в них. Когда открываешь в себе сторону, раньше сидевшую тихо, которая ждала выхода на свободу… сторону, которой даже нравятся эти вещи. Его голос понизился до хриплого шёпота, но Клара приросла к месту и не могла податься вперёд, напрочь забыв о чае. Джон сглотнул, дёргая шнурки. — И потом ты… пытаешься убедить себя, что потерялся. Но это не так, нет, — он дёрнул уголком губ. — Ты, наконец, нашёл себя. Клара онемела от трепета. То сакральное, чем он делился, его потерянное «я», Война Времени, его борьба за искупление… Она побывала внутри его временного потока, но никогда ещё не находилась к нему так близко, как сейчас. Чтобы не потянуться к его руке, она сильнее сжала чашку. Ожидая. — И что же происходит потом? — продолжил Джон. — Ты встречаешь людей, которым тоже это нравится. Которым эти вещи доставляют удовольствие. Ты принимаешь этот неизбежный хаос существования, находишь тех, кто для тебя ничего не значит. Кто живёт изо дня в день, кто объявляется, когда пожелает, кто ничего тебе не обещает. Этим кем-то стала Ривер. Она приняла меня. Хаос. У неё не было ни стандартов, ни ожиданий. Она знала, что из себя представляли наши жизни, — он приостановился, взаимосвязь воспоминаний эмоций затуманили его лицо. — Наверное, звучит так, будто я оправдываюсь… — Нет, — ответила она слабым от сдерживаемых слёз голосом. На его лице вновь проступила печаль, отчаяние ночи. И Клара бы сейчас ударила себя за то, что не обращала внимания, не видела. Не понимала, как сильно он пытается до неё достучаться — этот человек, Джон Смит, не Доктор, но всё же каким-то невероятным образом и её Доктор. Его опыт, его прошлые жизни, его любимые когда-то женщины — всё смешали и втиснули в человеческое тело. — Я не заслуживаю снова просить тебя, Клара, — хотя в глазах его стояли слёзы, голос не мог бы быть более смиренным. — Не могу просить принять меня… — Но я принимаю, — она наконец потянулась через стол к его рукам и сжала. — Я всегда принимала тебя, Джон. Я знаю… понимаю всё, что ты совершил. Все стороны — даже те, которые тебе не нравятся, которые ты бы не хотел показывать. Всего тебя. И она не обманывала. Джон дал слезам волю, глядя на на неё совсем как вчера: — Тогда пойдёшь за меня? Ох и любил же он испортить прекрасный момент! Теперь надо найти в себе силы отказать. Клара прикрыла глаза. — Джон... Он разъединил их руки и зашарил в мешочке. Мешочек. Матерчатый мешочек. Тот, который она видела… на комоде. «Я всё исправлю». И вдруг все разрозненные кусочки пазла сложились воедино, картинка стала ясной как день. Её сердце забилось в два раза быстрее, когда Джон вытащил маленький золотой ободок, зажав между большим и указательным пальцами, и протянул ей. — Ты станешь моей женой… В горле пересохло, глаза приклеились к кольцу. А затем контрольный выстрел: — …снова?

***

Клара не могла ничего произнести, не могла пошевелиться, могла только смотреть, как Джон раскрывает её ладонь, вкладывает кольцо и снова закрывает его пальцами: отголосок подаренного очень давно ключа от ТАРДИС. А потом, заставив её и без того большие глаза расшириться, достал из мешочка второе кольцо и надел на свой безымянный палец. Мозг не торопясь заработал, подкинув целое слово, которое она пискнула: — Снова? Джону словно дали сигнал, он вскочил со стула и упал перед ней на колени, прижавшись лбом к её рукам, как вчера. — Да. Позволь мне снова быть твоим мужем. Я хочу лишь, чтобы ты снова спала в нашей кровати, чтобы твои вещи висели в шкафу рядом с моими, — он поцеловал каждую ладонь и поднял на неё исполненные эмоций глаза. — Дорогая моя, я люблю тебя больше своей человеческой жизни. Пожалуйста, возвращайся домой. Одна слезинка соскочила с её ресниц на щёку, но Джон, похоже, воспринял это как хороший знак, стерев ту большим пальцем. — Обещаю, я потрачу остаток жизни на то, чтобы никогда не доводить тебя до слёз, но я не смогу это делать, когда ты не здесь. Поэтому, моя дорогая... моя милая Клара, прошу, скажи, что ты вернёшься. Вернёшься в наш дом насовсем. Клара открывала и закрывала рот подобно рыбе, сражаясь со всеми невозможными словами в этом предложении: наш, дом, насовсем. Джон обхватил её талию, уложив голову на колени. — Можем даже снова попробовать завести ребёнка... И это стало критической точкой. Клара встала так резко, что он пошатнулся и упёрся руками в пол. Она глядела на него не моргая. Слёзы полились ручьём, было тяжело дышать, тяжело вспомнить, как жить дальше. Хотелось его пнуть, влепить пощёчину, наорать и наброситься с кулаками, рвать его одежду и волосы у себя на голове и... — Мне... — таки начала Клара на грани слышимости. — Мне надо... — она бросилась бежать по лестнице сломя голову, перескакивая сразу через две ступеньки, захлопнула за собой дверь и повалилась на кровать. Обняв подушку, как и ночью ранее, она затряслась сильнее. И хотя ткань опять пропитала влага, она обнаружила, что трясётся не от горя, а злости. Злости, вызывавшей желание что-нибудь сломать, разбить, а она заперлась в своей комнатёнке, и идти некуда, кроме как... Клара одёрнула себя. Есть и другой вариант. Можно ли рискнуть? Быстро осмотревшись, она нырнула под кровать и принялась рыться в ранце. Там лежала ещё одна незаменимая вещь... Она вспомнила про вторую руку, до сих сжатую в кулак. Сев обратно, она раскрыла ладонь и уставилась на бесконечную золотую полоску. На коже от неё остался отпечаток, будто это необходимое условие до того, как наденет. Но она не наденет, конечно нет. Но потом... Доктор. Его слова: «Как только я определю границы наших отношений, ты не можешь пойти против них». Вот он, источник её гнева. Ну и ещё... «Не дай мне влюбиться». Хорошо над этим потрудилась. Клара схватилась за голову и зарылась пальцами в волосы, пытаясь примирить две эти вещи, перебирая одинаково безумные ответы: «Прости, но моё сердце уже занято пришельцем, застрявшим в часах. Твоя копия, кстати». «Я вообще-то обещала другу, что ты ни во что не впутаешься». Минутку. Доктор заставил её пообещать не дать ему влюбиться, но не ради себя. «Не хочу, чтобы кто-то проходил через это снова». Клара почувствовала, как губы почти растягиваются в улыбке, когда поняла, что он подразумевал: если влюбится он, то и женщина автоматически ответит взаимностью. Само собой, он считал, что перед ним просто невозможно устоять. Что ж, ей бояться нечего. Если не считать... Если не считать случаев, когда он вёл себя как Доктор. Или говорил что-то «Докторовское», делил с ним память, манерность. А происходило это нередко. Именно поэтому ночью всё зашло так далеко... Клара шлёпнула себя по лбу, вдруг с поразительной ясностью осознав, что происходило с Джоном эти несколько недель. Почему был таким угрюмым, почему любое упоминание ухода или — Боже — того, что они могут быть только друзьями, даже эта дурацкая песня в магазине заставляли его настроение пикировать. «Это разве не про мужа, который ходит налево?». Рука перемистилась на рот. Как небрежно и жестоко, должно быть, это тогда прозвучало. В его понимании теперь она была бывшей женой, бросившей его из-за романа с Ривер (с этим придётся разбираться позже), которая вернулась ухаживать за ним и параллельно работать над книгой. Но он надеялся, что завоюет её вновь, в порывах ответной доброты прыгал выше головы, готовил завтрак, покупал цветы (и теперь интересно, он знал, что из пионов состоял мамин свадебный букет, или её?), а когда вещи, казалось, шли по его плану, радовался, сиял. Как Доктор. Но когда она заикалась о том, что здесь на время, или ставила под вопрос его поведение, он сердился, грустил, но никогда ничего не говорил: всё-таки, по его мнению, пострадавшей являлась она. Всё это время... всё время, что Клара, как думалось, с ним осторожничала, Джон был вовлечён в тот же танец: постоянно оценивал её настроение, слова, проверял, «забрал ли землю». А эта его уверенность, настойчивость в том, что её рукопись — история любви, и неутолимая жажда узнать, почему главные герои не могут быть вместе... И всё, что она тогда ответила, он принял близко к сердцу: целовал вместо того, чтобы трепаться; поделился военным опытом и прежними отношениями. Их брак для него был простой истиной, и именно поэтому он не выражался откровенно. Не было нужды говорить «Я твой муж, почему не простить меня и не вернуться домой?», он повторял это уже много раз. И стоило признать — она тоже была виновата. Она легко могла бы дать знать о своём понимании, использовать термин «друзья» намного раньше и больше к этому вопросу не возвращаться. Без страха, ненависти и боли. Но она этого не сделала. Потому что хотела, чтобы всё было, как с Доктором, к тому же хотела верить, что он — это всё тот же Доктор с искажёнными воспоминаниями и странной мимикой. Играла на неоднозначности их отношений, расширяя границы того, что именуют дружбой, потому что... Ну, потому что была влюблена. Вот он, истинный источник гнева. Клара снова раскрыла ладонь и взглянула на кольцо. То, чего никогда бы не получила. То, о чём никогда не смела и мечтать. И предлагал это не тот... Потому что если раньше она и сомневалась, держалась за последний клочок надежды, что сможет истолковать любые слова и действия Джона как проистекающие из мыслей и чувств Доктора — в общем, больше таких иллюзий не было. Необходимо срочно начать воспринимать Джона как другого человека. Человека, который напоминает Доктора, как говорили Эми и Рори, но не он сам. Значит, нужен план. И поскорее. Раз уж Джон уже всё озвучил, отрицать отношения не выйдет, но сыграть роль униженной женщины — вполне. Она, предположительно, в его понимании узнала о Ривер, но не знала, что та для него значила, и это можно использовать в своих целях, хотя новые сведения стоит обработать. Чтобы обдумать дальнейшие шаги. А пока можно найти убедительное оправдание необходимости спать порознь. Наложить мораторий на любой физический контакт. Но получится ли? Сможет ли она на самом деле отвергнуть мужчину, который выглядит, говорит, двигается и ведёт себя точнёхонько, как мужчина, которого она... любит? Сможет ли смотреть в эти полные обожания глаза и ничего не чувствовать? Эти глаза вновь вспышкой пронеслись в сознании. Теперь ей навсегда запомнится образ стоящего на коленях. «Дорогая моя, я люблю тебя больше своей человеческой жизни». Даже подбор слов поражал сердце, как пущенная умелой рукой стрела с отравленным наконечником — она словно заново начинала верить в то, что через Джона говорил Доктор. Клара ещё раз посмотрела на кольцо в центре ладони, потом вытянула безымянный палец другой руки и осторожно его им подцепила. Потом чуть сменила положение, просто примерить. Как только вещь скользнула к самой костяшке, она тут же сбросила её обратно на ладонь, сжала ту в кулак и поднесла ко лбу. В этот же миг послышался стук. Время побеседовать с... мужем. — Милая? Да, кстати об отравленных стрелах... — Можно мне войти или?.. Вздохнув, Клара поднялась с пола и открыла дверь. Джон, очевидно, прислонялся к двери и вынужден был схватиться за косяк. — Прости, я… Она старалась не думать о том, насколько похожи его старания выглядеть непринуждённо на Доктора. Он выпрямился, сцепил руки за спиной, затем сунул в карманы. — Я просто хотел убедиться, что ты в порядке. Одной рукой взявшись за косяк, Клара размышляла о человеке перед собой и о том, сколько ещё он будет вести себя «по-Докторовски». И легче ли от этого или труднее будет держать дистанцию. — Да, просто надо было, эм… собраться с мыслями. Всё это было немного… слишком. Вторая рука с кольцом вяло опустилась. — О, — на лбу Джона появились морщины. — Так это значит, что ты… — носок его туфли завис у порога, будто бы он желал удостовериться в разрешении для каждой части своего тела, — остаёшься или… нет? — Да, — машинально ответила Клара, толком не подумав. — То есть я… остаюсь, но... Мне понадобится время. И... пространство. Теперь, когда я всё знаю, это просто... — она вздохнула, ища подходящие слова, и вдруг поняла, что правду скрывать совсем не нужно. — Я думала, что между нами всё по-другому, но сейчас знаю точно, как обстоят дела. То есть... человек, которого я знала раньше... — Я всё ещё тот человек, — умоляюще перебил Джон. Клара печально улыбнулась: — Я знаю. Он где-то там внутри. Но всё изменилось, ты в то же время стал совсем другим. Ты изменился. И... мне есть что узнать. О том, как быть рядом с этим человеком. Джон опёрся о дверную раму и покачал головой. Руки в карманах дрожали. — Не понимаю. Ты ведь сказала, что принамаешь меня всего, даже те стороны, которые мне не нравятся, — голос его почти срывался. Клара было потянулась к нему, но вспомнила, что до сих пор сжимает кольцо. Его тревожность передавалась воздушно-капельным путём. — Это так, но... думать и чувствовать это одно, а знать, как с этим жить — совсем другое. Именно поэтому мне понадобится время, — она натянула улыбку, надеясь, что нашла баланс между приговором и убеждением. — И пространство, — Джон многозначительно покосился на комнату. — Полагаю, это значит, что ты будешь спать здесь? — Да, — ответила она без промедлений. — Пока, — добавила, заметив, как он стремительно меняется в лице. — И ещё это значит, что я должна буду проявлять инициативу в... — Близости? — Прикосновениях, — уточнила Клара. Джон неверяще вытаращился на неё: — Что, во всех? Мне нельзя... обнимать или... целовать тебя? — томление было недвусмысленным. — Гладить волосы, брать за руку? Клара сглотнула. Сердце от проявления столь неприкрытой тоски забилось быстрее. — Можно... Только позволь проявлять инициативу мне. Будто в обмороке, он привалился головой к стене — идеальный образ влюблённого щенка. — Я могу спрашивать? Боже, как же с ним будет сложно. Клара кивнула: — Да. Его глаза без стеснения забегали между её глазами и губами. — Можно тебя поцеловать? — голос звучал жутко соблазнительно. Когда он так смотрел на неё, то становился пламенем, а она — мотыльком. Голова почти незаметно дёрнулась. — Нет, — почти неслышимо. Она прочистила горло: — Пока нет. Голову Джона одолела гравитация, прихватив заодно и плечи. Клара не смогла этого вынести: — Но... можем обняться! Джон весь засветился от восторженного облегчения и обхватил её тело руками, едва не оторвав от пола. Она вцепилась в незнакомый материал его пиджака, затем зарылась в него носом в попытке отыскать запах Доктора под лосьоном после бритья. Он трогал её спину, волосы, шею, испуская вздохи, которые варьировались от лёгких колебаний воздуха до звуков, граничащих со стонами. Клара ощутила загорающуюся искру, объятия напомнили о другом их контакте. Отстранившись, она застенчиво пригладила слегка взъерошенные волосы, и кольцо, о котором она совершенно забыла, со стуком упало. — Ох! Клара уже хотела его подобрать, но Джон опередил, поднял и неторопливо протянул на ладони с тем же немым вопросом. Она смотрела на кольцо и чувствовала, как тянется каждая секунда, пока наконец не взяла его двумя пальцами, а затем добавила ещё два пальца другой руки и во внезапном порыве поцеловала кусочек металла, неотрывно глядя в чужие глаза. Надеясь, что такого ответа ему будет достаточно. Видимо было. Джон кивнул и мягко улыбнулся: — Ну... — он поджал губы, которые точно сами собой образовывали усмешку. — Ты знаешь, где меня найти. Клара усмехнулась в ответ и плавно прикрыла дверь. Сказать больше было нечего. Сев обратно на кровать, она начала заново рассматривать кольцо. Носить его не может, но и не носить — тоже. Оглянулась вокруг, выискивая решение, тряся рукой с кольцом, как от ожога. Это было невозможно, но ей подходило: невозможное задание для Невозможной девчонки. Поймав краем глаза блеск на комоде, Клара улыбнулась — вот и нашлось решение. Она нанизала кольцо на простую золотую цепочку и надела на шею. После, найдя своё сокровище, расстегнула самодельное ожерелье и добавила ещё один элемент. Клара посмотрела на себя в зеркало и вспомнила меланхоличные размышления Джона об участи Доктора. Тогда она настояла, что он ошибается, но, быть может, это касалось и её. Может, действительно нужно выбирать: имя или сердце? Одна вещь должна была представлять сердце, но носила она его только по имени. Другая дала ей имя, закрепившее её в его жизни, — Невозможная девчонка — но именно в ней хранилось сердце. Клара провела по ним пальцами, и в горле встал нежданный ком. Обручальное кольцо… и ключ от ТАРДИС. Две вещи, которые вместе она никогда больше не получит.