Дипломник (AU!сборник)

Кожу щиплет хлеще, чем от пощечины матери. Парень недовольно прикрывает глаза, понимая, что это тот самый момент, однако желания смотреть на руку совершенно не находится. Это как отсрочка неизбежного, ведь момент нужно принять, как дар, вкусить, унюхать, распознать, зафиксировать всеми доступными человеку рецепторами. Парень не спеша достаёт пачку сигарет и закуривает. Пальцы на левой руке до сих пор прожигает судорогой. Он буквально чувствует, как вены филигранно полосуют чёткие линии символов. Настойчивое игнорирование слова нисколько не унимает вспыхнувшую радость и интерес. Бэкхён тяжело вздыхает и упирается затылком в стену здания, не зная каких богов благодарить за то, что наконец в девятнадцать чёртовых лет на его теле есть подлинное упоминание существования его половинки. В девятнадцать. Не в тридцать, не в сорок, не в пятьдесят, когда половина жизни за плечами, а в девятнадцать, когда ещё можно свернуть горы или собственную шею. Второе — уже невозможно, практически невыполнимо. Чужое «никто тебя не захочет, Бэкхён» больше не заденет, не причинит боль от мысли «а вдруг». Теперь он знает, что в мире есть человек, который полюбит такого, как он, такого… каким считает его мать и вся вместе взятая родня. Эта жизнь ничего не стоит, абсолютно. Бён был уверен, что захлебнётся ею и ждал, ждал, ждал, хотя отказывался признаваться себе в этом. И это случилось. И случилось не так поздно, как он боялся. Бён поднимает сигарету и зажимает губами фильтр, немного оскаливаясь, пока закатывает рукав кожанки. Там, вдоль вен, на бледной коже горит адским пламенем одно единственное слово — безупречный. Парень неверяще смотрит на руку и зажмуривается, скатываясь по стене на корточки. Он ждал чего угодно, но не этого. Вот, что подумает о нём соулмейт, когда встретится с ним лицом к лицу?! Безумие… Бён затягивается сигаретой и раскрывает слезящиеся глаза. Завтра у него четыре пары начиная с первой, он не спал уже несколько суток, прожигая себя в баре за последние деньги, а накануне заявился полумёртвый в родительский дом и схлопотал от матери парочку нелестных фраз и тумаков от отца. Для всех непримиримый, а тут вдруг безупречный?! Истерично всхлипнув, парень накрывает лицо ладонями, едва удерживая себя от желания скатиться в пропасть и прокутить ещё пару недель в беспамятстве. «Безупречный, значит», — мысленно хмыкает Бён, отталкиваясь плечом от здания, — «ага, как же. Вообще не обо мне». Раньше Бён был уверен: чем раньше появляется метка, тем быстрее наступает встреча, но он ещё никогда так не ошибался. Кажется, он никогда не встретит свою пару. В конце концов, для того, чтобы это случилось, нужно стать безупречным, а он таким никогда не станет...

***

Когда в три часа ночи в комнату врывается маленький ураган, Юра подскакивает на кровати, раскрывая полные концентрации глаза. Словно это не она только что спокойно спала. У Чанёля заплаканные глаза и сжатые до побеления губы, не выпускающие ни звука, чтобы не привлечь нежелательное внимание. Пухлые пальчики зажимают ручку и держат её на расстоянии, словно запястье вот-вот взорвётся. Хотя, судя по состоянию брата, Юра понимает, что примерно такие ощущения он и испытывает. Чужое мычание не удаётся распознать даже после третьего раза. Чанёль боится, что вместе с вырвавшимися словами с губ сольётся плач, и тогда скандала не избежать. Папа очень не любит, когда он шумит… Сестра включает ночник и утягивает его на кровать, тут же укутывая в одеяло, чтобы приглушить всхлипы. Ей сразу всё стало ясно, но как объяснить малышу о том, что всё в порядке, она не понимала. Этим должны были заниматься родители, однако… Юра сама узнала о соулмейтах в школе; родители никогда не поднимали эту тему и даже не собирались. Не зная с чего начать, Юра укачивала брата в объятьях, пытаясь подобрать слова. Сам малыш совершенно не был готов слушать хоть что-нибудь, задыхаясь от скользящей боли под кожей. Поднявшаяся температура сбивала его с мыслей, голова кружилась от продолжительного приступа и страха, а руку словно отняло — он даже не понял, когда перестал её чувствовать. Ладошка упала с запястья от бессилия, и Юра прищурилась, читая одно единственное слово -…       — Чудной, — восторженно произнесла она. — Ты чудной, Чанёль! — шепнула она, чмокнув в мокрый лоб.       — Мне плохо, — пожаловался ребенок, закрывая глаза.       — Учитель говорил, что это нормально. Скоро должно пройти.       — А что со мной?       — Вот, посмотри, — указала сестра, зачёсывая на макушку взмокшие волосы брата, — это — особое слово, которое поможет тебе найти человека, который тебе предназначен.       — Это из-за него мне было больно? — ошарашено вопросил малыш, поднимая на сестру слезящиеся глаза. — Я не хочу никого искать, он сделал мне больно. Юра качнула головой, хаотично пытаясь понять, как донести до брата основы.       — Это не он, — заверила она, — это… вселенная. Никто не хотел делать тебе больно, Чанёлли, просто ты ещё маленький. Будь ты постарше, метка бы совсем не болела. Не бойся. То, что слово появилось, очень хороший знак!       — Правда?       — Конечно! Это значит, что где-то существует человек, который принадлежит тебе, — глядя в пустые совершенно невпечатлённые глаза, Юра задумчиво пожевала губу и вздохнула, так и не найдя подходящих слов. — Слово — это гарантия того, что где-то в мире есть человек, рядом с которым ты будешь счастлив… который будет заботиться о тебе, во всём помогать, радовать и… он никогда не сделает тебе больно, как папа.       — О-о! — ошарашено протянул Чан. — А когда он придёт за мной? Или мне нужно пойти искать его?       — Нет-нет! — спохватилась Юра, прижимая брата крепче. — Когда ты повзрослеешь, вы обязательно встретитесь. Это может произойти где угодно, но ты обязательно поймёшь, что это твой человек, когда посмотришь на него и…       — И что? — восторженно шепнул малыш. Юра замялась:       — И тогда ты подумаешь о нём так же, как и он подумает о тебе в тот же момент, — сказала она, ткнув в слово на руке. — Это слово описывает первые чувства к твоему человеку. Ты будешь для него чудной, а он — первым чувством, которое ты испытаешь. Чанёль ничего не понимает. Абсолютно. Но Юра твёрдо убеждена: она сделала всё правильно, потому что даже после того, как родители узнали о метке на руке сына и попытались разбить его веру в пух и прах, Чанёль сжимал губы от обиды, но в его глазах горел огонь надежды, потому что он помнил слова Юры о том, что где-то в мире есть человек, который будет дарить ему всё то, чего недодали здесь.