Дипломник (AU!сборник)

Футболка неприятно липнет к телу, несмотря на то, что поверх надета куртка. Гром оглушает, разносясь дополнительным эхом по зданию. Вспышка молнии освещает мёртвый подъезд. Бэкхён поднимается на последний этаж пешком. Дыхание загнанное. Да и весь он загнанный в угол поступлением, семьёй, обстоятельствами и…       — Блять, — немо приоткрываются губы. Плечо сталкивается со стеной, и голова запрокидывается, позволяя умоляющему взгляду подняться вверх. Хочется не просто плакать — хочется рыдать. Вот так, с захлёбом, чтобы не было и секунды вдохнуть или выдохнуть. Внутри всё горит. Боль такая, что хочется выть. И всё, что может сделать парень, это прижать руку к груди и закрыть глаза. В конце концов, он не Дева Мария, и слёзы не выйдут из глаз, как бы умоляюще они не смотрели. До нужной двери осталось несколько шагов. Бэк не спешит — знает, что за дверью ждёт катастрофа. Он пришёл сюда далеко не за спасением. Просто причинять себе вред так по-плебейски, а позволить это сделать кому-то другому и утолить дикую жажду раскурочить себя — позволительно. В голове давно всё перемешалось. Он уже не знает, чего хочет. Возможно, он больше не хочет ничего, что даёт жизнь. Дверь открывают не сразу. У Джунсу снова неадекватные глаза. Бэк пытается незаметно поджать губы, понимая, что выглядит как промокшая избитая псина. Любовнику, впрочем, абсолютно насрать на его состояние: он как и всегда пусто улыбается, глупо раздвигая губы, и отсвечивает зрачками-стекляшками. Бэкхён каждый раз входит в квартиру как в последний: настороженно, немного боясь, потому что до сих пор не понимает, как мог проебать тот момент, когда «да я просто поиграться взял» перешло в настоящую наркозависимость. «Господи, Бэкхён, он уже давно не тот человек. У вас нет ничего общего. Просто прекрати это», — умоляет себя, наблюдая за неуверенной походкой парня, — «пожалуйста, прекрати», — снова говорит он себе, обращая внимание на оставшуюся открытой входную дверь. Вот он — путь спасения: нужно выйти на лестничную клетку, вызвать лифт, спуститься вниз и пойти домой. Нужно попроситься к друзьям на ночёвку или извиниться, наконец, перед мамой или просто вернуться домой и получить по лицу от отца — нужно спасти себя. «Тебе здесь не место», — горит перед глазами входная дверь. — «Иди, закрой меня с другой стороны». В гостиной — единственной жилой комнате — слышится грохот упавшего на пол тела и тихое хихиканье. Бэкхён поджимает губы что есть сил, потому что глаза мгновенно заполняются слезами и хочется банально сесть на пуфик и зареветь, привлекая внимание всего равнодушного к нему мира. Горечь поднимается к горлу, и парень качает головой, отказывая себе в спасении. Дверь закрывается изнутри, втискивая тихий щелчок между раскатом грома и блеском молнии. В доме нет света. Выключатели не реагируют на контакт. Бэк пробирается в гостиную на ощупь и частые вспышки молнии. И когда взгляд падает на чужое тело, вопрос о причинах падения отбрасывается сам по себе: в комнате жуткий бардак, здесь словно проводился обыск. На деле Бён знает, что его парень всего лишь искал пакетик, который Бэк запрятал, умоляя закончить употреблять. Стянув мокрую куртку, Бэкхён падает на диван и упирается локтями в колени, рассматривая глупо улыбающегося парня. У них было такое хорошее начало: Бэк словно вдохнул свежий воздух после того, как задыхался в четырёх углах проблем. С появлением Джунсу не тревожили ни родители, ни выпускные экзамены, ни мысли о будущем, ни ссоры, крики, редкие побои и побеги из дома с подростковыми пьянками. Джунсу был плотной латкой на открытых ранах, сквозь него кровь проступала незаметно, безболезненно. Бэкхён её замечал, но смотрел на проблему так, словно не из него литрами вытекает кровь, словно не его тошнит от мира, словно спасение есть… было. Латку сорвало на одной из вечеринок. Бэкхён не знает, какого чёрта попёрся на студенческое сборище вместе с ним и почему позволил произойти этому ужасному происшествию, почему позволил Джунсу «побаловаться», почему не проявил настойчивость и не попросил уйти, почему… десятки почему. Теперь всё это не имеет значения, потому что его парень скоро сдохнет во время «прихода», а умоляющее «пожалуйста, послушай меня» Джунсу зашлифует новым порошком или таблетками. Бэкхён выгорел: слишком много сил убил на то, чтобы вытащить парня из этого состояния, слишком сильно умолял, слишком долго переживал, слишком… всё было слишком с самого начала. Даже случайные стычки в этой самой гостиной, доводящие до разбитых кулаков и крови на лице, — это всё было слишком. Джунсу хорошо хоть, а Бэкхёну что?.. раскуроченная переживаниями психика и абсолютный слом «я особенный, я смогу ему помочь, я его вылечу». Слёзы топят его, пока парень опьянённо водит руками по полу и обращает, наконец, на него внимание.       — Ты такой яркий, Бэк, — вырывается хмык. Парень поджимает губы что есть сил. Вот прямо из последних. Настолько ему хуево, что он даже рот зажимает ладонью и уже не может… уже ничего не может с собой сделать.       — Чем я всё это заслужил? — спрашивает себя, разводя руки. — Хорошо тебе, да? Тебе хорошо, Джу? Пьяная улыбка выходит запредельной. Джунсу как будто увидел целую вселенную, узрел все тайны и теперь на него снизошла такая блажь!..       — Иди ко мне.       — Долбаёб, — рычит Бэкхён. — Я ненавижу тебя. Я так любил тебя, ты бы таким… таким… Почему ты перестал спасать меня, Джу? Ты можешь опять спасти меня, пожалуйста? Вернись и сделай меня счастливым, я больше не хочу всего этого дерьма. Ты заигрался, заигрался, слышишь? Я не могу… не могу больше! Ты убиваешь меня, я больше не хочу… Отклика нет. Бэк ударяет руками по обивке дивана и тут же смазывает ладонями едва выступившие на ресницах слёзы. Всё! Всё! Всё! Это не прекратится. Джу действительно сдохнет, и Бён вместе с ним, если не остановит самого себя. Надо уходить. С концами. Нельзя забывать, что двери открываются как внутрь, так и наружу. Переступив через тело, Бэкхён бросается к стульям и быстро складывает свои вещи в пустой рюкзак. Под столом находится пакет, и свороченные вещи падают и туда. Джунсу находит в себе силы обратить на него внимание и подползает ближе, хватая за промокший носок.       — Отвали.       — Детка, хочу тебя. Ты такой охуенный. Руки опускаются. Всё, что снизошло на Бёна, тут же свалило камнем на плечи. Слёзы заполняют глаза снова. Его выбивает из колеи абсолютно каждое действие, потому что он любит этого наркомана. Он не может перестать думать о том времени, когда Джунсу делал его счастливым. Он хватается за воспоминания, пока парень стягивает до пятки носок и целует его в щиколотку, плотно обхватив пальцами ногу. Господи, как это унизительно! Лучше бы он не опускал голову, не смотрел на этого… на это… блять.       — Ты уже забрал всё, что дал мне. Я ничего тебе не должен, — психует Бэкхён, вырывая ногу из чужой хватки. Джунсу тянется снова, что-то бормочет и у него стоит так, что наверное уже и болит.       — Давай, — подначивает тот, — иди ко мне. Всё будет хорошо. Бэкхёну пиздец как хочется, чтобы всё наладилось. Он хочет дышать без сожаления. Ему так не хватает любви и ласки. Почему он должен принимать её от ёбаного наркомана?.. Джунсу не должен разбираться в том, что происходит. По крайней мере, каждый секс под наркотой, как прямой путь в больницу с разорванной задницей. Он ощущает всё импульсами, слишком сильно концентрируется на удовольствии или чёрт его знает, но это всегда так — невыносимо. И Бэка никогда не слышат, когда он просит остановиться или хотя бы быть нежнее. В этот раз он контролирует всё сам. Больше никакой тяжести на спине, пригвоздившей к дивану, никакого хрипа и безразборных фраз — остались разве что стальные ладони, тут же нашедшие своё место. У Бэкхёна в глазах слёзы и молния, освещающая его и разъёбанную комнату. Мутный взгляд смотрит в окно напротив, а сознание будто отключилось, даже не позволяя уловить хотя бы долю удовольствия. Для Бэкхёна это прощальный секс: двигается, как хочет, стонет, как хочет, царапается, как хочет, материт любовника, как хочет и даже не парится по поводу того, что толком не снял джинсы. Он не смотрит на Джунсу. Под конец становится абсолютно насрать на этого человека, потому что вот теперь он действительно отдал всё, что мог взять в этих отношениях. Истерический смех вырывается, когда Бэкхён понимает, что кончил и может спокойно встать с чужого члена и съебаться из квартиры. Больше его не будут драть до последней капли, больше не будет всего этого привычного ада — именно поэтому смех и заканчивается, превращаясь в тяжелое предистеричное дыхание, ведь если всё закончилось, то как жить дальше?! Он ещё не умеет по-другому, он может только так, с пренебрежением и наркоманскими угарами, хотя когда-то… когда-то ведь было всё хорошо! Мокрые трусы и приспущенные джинсы плохо натягиваются на кожу. Футболка понемногу стала высыхать от тепла его тела, но натянуть влажную куртку надо — он ничего здесь не оставит, кроме разъёбанного сознания. Шмыгнув носом, парень застёгивает рюкзак и не оборачиваясь вываливается в коридор. Там же обувается в противно хлюпающие кроссовки и открывает дверь. Это кажется невероятным. В подъезде, кажется, даже пахнет теперь по-другому. В голове ворочается тысяча мыслей и переживания начинают понемногу душить его, потому что идти некуда, он не может понять, что ему делать дальше. Двери лифта открываются перед ним, и он сжимается в ком, чувствуя, как к горлу подкатила удушающая тошнота. Желудок сжимается против воли, он уже сгибается, но оттягивает себя от створок и едва не сваливается по лестнице вниз. Бэкхён вываливается из подъезда с рёвом. Становится прямо под дождь и рыдает, запрокинув голову. Всё. Это конец. Спасения нет, и не жди.