Дипломник (AU!сборник)

Джунсу похоронили. Прошло четыре месяца. Бэк продолжает теряться в пространстве, не зная, куда себя деть. Родители отказались от него окончательно, когда пришло оповещение от кафедры ДОУ и АД, и это вполне себе очевидный итог. Бэкхён прикусывает губы, что есть сил сжимает себя в объятьях на общажном матрасе, и думает: «Разве это не то, чего я хотел?..» Хотел. Да, хотел! Хотел избавиться от них! Но без них трудно. Без них сложнее. Без них тяжело дышится и живётся, потому что в общаге кормят, дают спать и пить, но ты должен учиться и зарабатывать себе на жизнь сам. За всё нужно платить, за доброту — в том числе. В голове бесконечно крутится одно и тоже, заставляя его жмуриться и хвататься за виски: «больше», «сильнее», «лучше», «больше», «сильнее, «лучше», «больше», «сильнее», «лучше»… Больше не получается, сильнее не удаётся, лучше… он никогда не был лучшим. Бён чувствует себя так, словно его разрывает на куски: боли в желудке и груди мучают его ежечасно, понемногу накатывает бессонница, либо одолевают кошмары, его тошнит желчью и он продолжает жмуриться. Закрыть глаза — отсечь себя от реальности. И когда первые звёзды загораются перед глазами, толкая его в пропасть первой дозы, в его жизни появляется человек, который пихает его в плечо и говорит: «Сумасшедший, что ли? Не заметишь, как подсядешь, и сдохнешь!». Джиун отгоняет дилеров одним чётким: «Пошли нахуй отсюда», и Бэкхён даже не задумывается над тем, почему они послушно отходят от него. Джиун достаточно искренне беспокоится о нём, выводит из подворотни около клуба, и толкает в плечо снова.       — Выглядишь замученным, но это дерьмо не сделает твою жизнь лучше, пацан, так что беги отсюда, пока не сломал себе ничего. Бэкхён думает, что выглядит в несколько раз хуже, чем просто «замученным». Но чужое беспокойство высекается на сетчатке глаза. В последующую неделю всё, что может видеть Бэк, это чужие недовольные внимательные глаза. О большем он думать не может, поэтому идёт обратно. Сознательно идёт, чтоб спровоцировать чужое беспокойство или хоть долю положительных чувств в свою сторону. Его уже ждут. Усмехаются и снова «спасают» недоумевающим «да ты совсем уже, что ли?». Взамен таблеток предлагают сигарету. Джиун кажется хорошим, от него пахнет участием, и это завлекает в сети. Бэкхён пропускает мимо глаз абсолютно всё. Да и вообще вся его жизнь даже вдали от наркотиков кажется такой, будто он находится под кайфом двадцать четыре часа в сутки. Джиун крутит им, как хочет, и Бэкхён позволяет ему это делать, потому что чужие руки обещают ласку, глаза — сухую поддержку, губы — взрыв эмоций, а чужой карман — возможности. Единственное, что требуется, подставиться в нужный момент, прибежать по первому зову и стать, наконец, хоть кому-то нужным. Парень понимает: любви здесь не будет, но после Джунсу ему насрать на любовь. Бёну похер на то, что чужие руки дают ласку с большими перебоями, а глаза с немым удовлетворением, словно всё идёт так, как нужно. Единственное, что устраивает Бэкхёна, это губы. В чужой карман он не лезет, потому что Джиун выворчивает карман сам, приковывая его к себе одним лишь действием. Когда в комнату приходит комендант с квитанцией об оплате, Бэкхён рыдает над бумажкой ещё час, потому что впервые за месяц понимает, насколько сильно вляпался. Джиун много не требует, говорит приказывает: «Ты мне нравишься, попробуй продержаться рядом со мной ещё месяц». Что-что, а против воли удерживать себя на месте Бэкхёну удавалось всегда. Поэтому он остаётся, постепенно забивая на учёбу, ведь между «сейчас» и далеким будущим всегда выбор останавливается на «необходимо».       — Я смотрю, тебе попался какой-то мудак, — отмечает очередной съезжающий сосед. — Не пробовал найти себе кого-то получше?       — Не лезь в мою жизнь, — шепчет Бэкхён с закрытыми глазами. Парень хмыкает, продолжая молча наносить обезболивающую мазь на синие запястья. Бён наслаждается аккуратными касаниями и плачет, отвернув голову к стене, потому что к нему впервые так бережно касаются. Его выворачивает наизнанку от того, какими мягкими кажутся чужие прикосновения. Так непривычно, так хорошо и так больно одновременно!.. Бэкхёна тошнит в ванной. Когда он возвращается, в комнате нет ни соседа, ни его вещей. Бэкхён снова остаётся один. Вторая половина сессии закрывается с огромным трудом. В декабре Джиун впервые принуждает его к сексу при своих друзьях. Бэкхён от стыда и боли ломает себя изнутри. Чувств не осталось — только долг, который нужно отдать тем, что у него имеется. Он плохо спит, со страхом ожидая очередного сообщения с требованием приехать, дёргается от каждого звонка и плачет. Плачет практически постоянно, пока слёзы не заканчиваются. Умереть не получается. Получается возвращаться к началу, словно из образовавшегося лабиринта нет выхода. Джиун продолжает манипулировать, но с какой-то неохотой. Бэкхён сгибает плечи внутрь, когда его просят приехать на чужой адрес. Голос его парня кажется резким, словно отдаёт приказ. Бён сбрасывает звонок и дрожит от злости, перетекающей в безволие.       — Ты даже больше не стараешься скрыть всё это, — воет парень, качаясь, прижимая к себе колени. — Я не хочу, не хочу, не хочу! Пожалуйста, пожалуйста… «Больше», «сильнее», «лучше», «больше», «сильнее, «лучше», «больше», «сильнее», «лучше» — звучит в его голове. Бэкхён поднимается на второй этаж и замирает перед чужой дверью, зная, что внутри его не ждёт ничего хорошего. Что будет в этот раз?.. Насколько сильно Джиун захочет сделать ему больно?.. Внутри шумно: играет музыка, слышится звон бутылок и громкий смех, кто-то рассказывает шутку, после которой следует хохот. Недалеко от входа открыта дверь в комнату, свет вываливается в коридор. Через несколько секунд оттуда выходит парень с сигаретой в зубах, явно выпивший, застёгивающий ширинку джинс. Ухмылка касается чужих губ, и Бэкхён вдруг ощущается маленьким мальчиком среди толпы незнакомцев. Одного взгляда достаточно для того, чтобы понять, что сегодня произойдёт.       — Ну, чего застыл? Джиун тебя давно ждёт, — бормочет парень, обходя его, чтобы закрыть дверь на замок. Бэкхён думает: «В комнате не меньше трёх человек, Джиун достаточно сильный, чтобы удержать меня на месте в одиночку, но их здесь четверо. Вероятность того, что я смогу вырваться, равняется нулю». Взгляд падает на пол, быстро осматривая коридор в целом: «Эта дверь ведёт в туалет, а здесь резкий поворот и скользкий пол, чтобы открыть дверь с незнакомым замком и цепочкой, уйдёт не меньше минуты…». В гостиной бардак. В чужих головах, вероятно, тоже. Музыку тут же делают тише. Джиун улыбается ему и встаёт с дивана, протягивая к нему руки. От него не пахнет алкоголем, но Бэкхён видит то, что видел на протяжении полугода — состояние «выхода» после пяти-шести часов удовольствия. Шприцов нигде не видно, но это и не так важно, как полупустые небольшие пакетики.       — Моя умница, ты приехал ко мне, малыш… Руки постепенно становятся твёрже. Обнимают сильнее, словно не давая вырваться. Бэкхён настороженное осматривает неадекватных парней, хаотично выстраивая цепочку действий в своей голове. Он понимает, что ему невыгодно находиться ближе к коридору — оттуда он не сможет выбраться. По сторонам от комнаты — окажется загнанным в угол. Ему нужно ближе к окнам, поэтому он расслабляется на парне, втягивая в поцелуй, наступая на него, вынуждая отходить мимо дивана к окну. Он сразу понимает, что всё идёт не по плану, когда ещё одни руки опускаются на его куртку. «Вот так скоро?!» — в ужасе замирает Бэкхён, открывая глаза и разрывая поцелуй с Джиуном.       — Детка, — улыбается он, — давай попробуем вчетвером? Отсрочивать глупыми «дорогой, я не готов» бессмысленно, потому что в прошлом месяце его нагнули при этих же людях. У Бэкхёна есть несколько секунд, чтобы выбрать ветку действий, но совершить задуманное не удаётся. Всё стремительно перетекает в драку. Парень борется за себя с животной яростью, словно не он молил о смерти этой же ночью. В голове горит синим пламенем «НЕ ДАТЬ СЕБЯ ОПРОКИНУТЬ», и он выворачивается из чужих рук, отбивается ногами, не даёт захватить руки, дёргается в кольце рук так, что становится трудно стоять на месте. Судьба помогает ему, потому что один из парней пропал из комнаты, а второй настолько под кайфом, что едва ли сможет в ближайшие минуты подняться из кресла. Не возникает даже мысли закричать, прося о помощи. В этой матерной тишине, разбавленной шипением, мычанием и тихой музыкой, Бэкхён рычит и бьётся за себя насмерть. Первая же бутылка разбивается о голову Джиуна, и это вынуждает его отступить. Бэкхён с силой дёргает замок на куртке, и выдёргивает себя из неё, оставляя одежду в чужих ладонях. Свет в конце тоннеля — окно. Бён отталкивается от подоконника и первые секунды с ужасом вдыхает, опуская глаза на приближающийся асфальт. Глубокого вдоха достаточно для того, чтобы выпустить долгий крик. Правый бок рушится исключительно на ощущениях: ощущается хруст в плече, вспыхивает болью тазовая кость и колено. Голова дробится на куски изнутри, но с ней всё в порядке, потому что он успевает сгруппироваться и подставить локоть. Бэкхён не зовёт на помощь. Обрывает крик и смеётся. Случайные прохожие подбегают к нему, а он смеётся и плачет, прерываясь на скуление. Больно же, всё-таки… Я смог. Больше. Я смог. Сильнее. Я смог. Лучше.       — Вызовите скорую!.. Я смог. Больше. Я смог. Сильнее. Я смог. Лучше.       — Наркоман какой-то… Я смог. Больше. Я смог. Сильнее. Я смог. Лучше.       — Вызовите полицию! Нужно разогнать этот притон! Я смог. Больше. Я смог. Сильнее. Я смог. Лучше. Бэкхёна погружают на носилки, и он с удовольствием продолжает думать о том, что всех обыграл и вырвался из лабиринта. Он не вернётся в начало. Он сделает шаг вперед и сможет со всем разобраться. Больше никогда не будет в его жизни любви. Больше он никогда не будет нуждаться в ком-то и тосковать по хорошим чувствам к себе. Больше он никогда не будет плакать и жалеть себя.