Дипломник (AU!сборник)

Бён Бэкхён. 30 лет. уже преподаватель. I. сигарета. Бён просыпается от жара в груди. Сонно проводит ладонью по коже и хмурится, ощутив нехарактерную боль. Зрение ещё долго настраивается на темноту, он снова забыл открыть чёртовы шторы. Ему настолько на это наплевать… да и не так часто он бывает дома, чтобы заботиться о наступлении будущего утра. Ноги держат с трудом. Боль парализует тело, заставляет его стать ватным, неустойчивым, неуклюжим — привычное дело после очередного месяца загруженного работой так, что на сон и еду остаётся до пяти часов. Свет на кухне ослепляет, приходится выключить его к чёртовой матери и включить фонарик на телефоне. Воспалённые глаза плохо переносят яркий свет, так что Бён отворачивается к окну, открывает его нараспашку и успевает лишь раскурить сигарету, которая после первой же затяжки пропадает из пальцев.       — Просто прекрасно, — вздыхает мужчина, сжимая пальцы в кулак, будто пытаясь заставить себя поверить в то, что соулмейт всё-таки есть. «Можно подумать, ты этого не понял после пропажи кружки, йогурта и usb», — думает Бён, закатывая глаза.       — Ну и что же у тебя случилось? — бездумно шепчет мужчина, упираясь ладонями в подоконник, практически сгибаясь пополам. Стоять ровно сил не находится… На часах почти четыре утра. Бён медленно садится на стул, откидывает голову к стене и прикрывает уставшие глаза, забывая выключить фонарик (впрочем, впоследствии тот выключается сам). Думать о причинах, по которым его соулмейт не спит и решил затянуться, совершенно не хочется.       — Надо бросать курить, — произносит, едва размыкая губы. Как же он устал… II. деньги.       — Так что, скидываться будешь? — интересуется Ким. Вообще-то Бён опаздывает на пару. Вообще-то он совершенно не хочет сдавать деньги на сомнительный подарок дебилу-заведующему. Он ведь не виноват, что ублюдок родился! По какой причине он вообще должен отдавать честно заработ… «Вот оно! Ну наконец-то!», — облегченно думает мужчина, доставая из груды макулатуры нужный файл с оценками студентов.       — Пусть правительство оплачивает ему подарки, — ворчит Бён, высматривая нужную фамилию в списке. Вот он — Пак. Поставив галочку рядом с колонкой, он всовывает бумагу в файл и вкладывает в папку.       — Почему? — удивлённо вопрошает товарищ.       — Потому что день его рождения иначе как катаклизмом не назовёшь. Пусть кто-нибудь другой ублажает это… природное недоразумение.       — Ситуация ухудшится, если ты упрёшься, — напоминает Ким, притормаживая ладонью его быстрые движения. — Вложись и забудь, Бэкхён. Мужчина выпрямляется и прикрывает глаза, усмиряя внутри себя гнев. Да, чёрт возьми, он помнит и знает, что ублюдку не нужно особых причин поддеть его, но всё-таки… Бён поводит плечом, сбрасывая ладонь, и достаёт из пальто бумажник. Достав несколько крупных купюр, он вдруг озадачено хмурится, тщательно проверяя сумму денег.       — Просто прекрасно, — вздыхает Бён. — Грабёж посреди дня. Снова пересчитав купюры, он лишь качает головой и закрывает бумажник. Сумма небольшая, примерно столько стоит кофе или распечатка в копи-центре — глупо гадать, для чего понадобились соулмейту деньги. Главное, что они нашлись у него, Бёна. Он испытывает облегчение от того, что смог помочь. III. рубашка. Тяжелая ночь в баре даёт о себе знать. Пошатываясь, мужчина доходит до ванной и обессилено упирается ладонями в бока раковины, поднимая на зеркало заплывший взгляд. Стыд и горечь снова пробуждают боль в груди. Он слабо кривится и массирует грудную клетку, пытаясь абстрагироваться от ноющих ощущений. Ему сегодня ко второй паре, но он встал намного раньше, чтобы выглядеть как человек. Это первый раз за несколько месяцев, когда он позволил себе настолько перебрать. Надо было остановиться, но куда там… После душа становится лучше. Ну, почти. По крайней мере он уже не шатается и не испытывает желания выблевать внутренности. На завтрак пара стаканов воды и заметка купить минералки, иначе этот день уничтожит его с первых же минут пары. Бён отказывается думать о том, что должен завязать со всей этой депресняковой хернёй из-за существования соулмейта где-то… в этом мире. Он предполагает, что человеку исполнилось восемнадцать в прошлом году, скорее всего это парень (судя по пропавшей бритве), но… ощущения, что они найдут друг друга, совершенно нет. Соулмейт — это конечно хорошо, но пацан эфемерный, как и Бён для него. Так что глупо думать, словно они находятся где-то рядом. «Депрессия сильнее какой-то там любви, напророченной предками», — считает Бён, открывая шкаф, в котором недосчитывает рубашку.       — Просто прекрасно, — мученически говорит мужчина, утыкаясь лбом в дверцу. IV. ручка.       — Какое счастье, что Вы удосужились прийти на модуль, Чанёль, — протягивает Бён, даже не оборачиваясь на опоздавшего студента. Парень бормочет извинения и сдвигается с места, поняв, что ругать его больше не будут.       — На первую парту, — указывает Бён, внимательно просчитывая оценки в блокноте. — Садитесь, Чанёль, не стесняйтесь. Парень с едва слышным вздохом садится напротив него. Бён не глядя подвигает к нему варианты на выбор, продолжая просчитывать баллы. Осталась колонка с модульным контролем, который сейчас проходит, и начнётся сессия. Пак недовольно пыхтит, отвлекая. Всё время копошится в своём рюкзаке, раздражая концентрацию, и приходится поднять на него взгляд, чтобы усмирить парня колкой фразой, однако… слов не находится. Бён еле удерживает лицо и сжимает руки в кулаки, чувствуя, как легонько трещит ручка между пальцами. Его рубашка. Его чёртова рубашка, пропавшая сегодня утром, надета на парне, которого он задирал с самого начала обучения, который снился ему по ночам и проклинал его в пьяных видениях. Пак Чанёль его с… с-соул… «обже», — несвязно думает Бён, чувствуя, как паника накрывает его и сердце бьётся где-то в горле. «Стоп!», — рявкает на себя Бён. — «Это ещё ничего не знач…». Мысль не успевает завершиться, потому что Чанёль на долю секунды хмурится и с облегчением приступает к заданию, когда ручка оказывается в руке. Ручка, которая только что пропала из бёновских пальцев. Пиздец. «Просто прекрасно», — думает Бён, прикрывая глаза. — «Просто прекрасно…». Пак Чанёль. 18 лет. 1 курс обучения. I. чашка кофе. Он не спал почти всю ночь. Не то чтобы он делал это регулярно (да), но сегодня была важная проверочная работа, так что он не мог прийти неподготовленным. Он переживал об этом предмете, потому что он был важен, ему хотелось получить в зачётку хорошую отметку и порадовать родителей, и… «К чёрту всё», — думает Чанёль, ставя чайник закипать. Давно уже на всё насрать. Абсолютно всё перестало иметь значение: родители, учёба, сестра, обязанности, люди вокруг, будущее, соулмейт. «Соул», — огорчённо думает парень, упираясь ладонями в стол. — «Его жалко. Вдруг он ждет меня, а я вдруг… пропаду». Парень поджимает губы, умоляя себя ни о чем не думать. Соулмейт всегда был тем самым единственным чудом, которое (он считал) могло удержать его в этом дерьмовом мире. И всё же, возлагать надежды было неуместно, потому что за последний год у Ёля практически ничего не пропало — лишь пара незначительных вещей, не принесших никаких неудобств. Да и то, наверное он сам их профукал. Парень подозревал, что у него просто, блять, нечего было брать. Он был беден и он был… грёбаным депрессивным подростком, Боже! У него нечего взять, кроме его жизни! Закипевший чайник вынуждает прийти в себя и заняться кофе. Вскрыв кофейный стик, он высыпает его в чашку, заливает кипятком и помешивает ложкой. Едва он берет чашку за ушко, как та пропадает. Чанёль в ужасе двигает пальцами, не ощущая необходимой тяжести в руке, и ошарашено выдыхает. Прижимая ладонь ко рту, он возвращается обратно в комнату, чтобы взять другую кружку и новый стик. Это первый раз, когда на его глазах, из его рук пропадает нужная соулу вещь.       — Да ладно, — ошарашено произносит Ёль, плюхаясь на кровать с кружкой в руке. Он так и не доходит до кухни, потому что шок отбирает слишком много времени и он опаздывает на пару Бёна… II. таблетки от тошноты. Ему не стоило есть то, что простояло на подоконнике со вчерашнего дня. На самом деле, он мог бы и не притрагиваться к этой еде, просто пытался сэкономить, и… Чёрт, он просто хотел есть и ему было плевать, что именно он впихнёт в себя. До зачисления стипендии оставалось несколько дней, а денег хватало только на распечатку материала для пар. Тошнота поднимается практически сразу. Стоя на остановке, Чанёль чувствует, как скручивает живот и бросает в жар. Он обессилено плюхается на лавку остановки и открывает рюкзак, проверяя названия импровизированной аптечки, но пластинку так и не находит.       — Привет, — звучит голос сбоку. — Ты чего такой бледный, Чанёль? Староста.       — Тошнит, плохо себя чувствую, — качает головой, оттягивая ворот толстовки.       — Может, останешься в общаге? Я тебя прикрою, — предлагает она, начиная копаться в своей сумочке.       — Там же Бён на третьей паре!       — Я ему всё объясню, — обещает Кара, доставая блистер. — А пока выпей это. Вода есть? Кивнув, Чанёль выдавливает несколько таблеток и сразу закидывает в рот, запивая водой. Уже намереваясь отдать пластинку, Ёль протягивает пустую руку и ошарашено сжимает пустые пальцы.       — Да ладно, — стыдливо протягивает Пак, поднимая неловкий взгляд на девушку. Та, впрочем, кроме приятного удивления ничего не испытывает.       — Рада, что смогла вам обоим помочь, — говорит Кара, обернувшись на дорогу, чтобы проверить номер автобуса. — Я зайду к тебе после пар, проверю как ты. III. методичка. В комнате темно и прохладно. Чан скукоживается в постели, поставив ноутбук на колени. Свет от экрана слепит, но хорошо освещает книжицу-инструкцию, по которой нужно отредактировать курсовой. Чанёль прикрывает уставшие глаза и делает яркость на минимум. Он очень устал. Эта сессия даётся ему особенно тяжело, потому что недавно он переболел, упустил много пар и приходилось дорабатывать всё в свободное от учёбы время — ночью. А ещё звонила мама, давила отцом, прикрывалась заботой и переживаниями, хотя Чанёль явно чувствовал, что никакой теплотой чужие слова не отдают. Хотелось, чтобы проблемы перестали сыпаться на его голову, но увы… Курсовую работу нужно было сдать до пятницы. Это последняя правка, больше преподаватель присылать не просил, так что осталось лишь отформатировать текст и идти защищаться. Ёль отгоняет сон, помотав головой, и потягивается на постели, едва сдерживая стон от боли в спине. Сделав яркость на экране на максимум, парень только спустя секунду понимает, что сделал это двумя руками. Двумя. Вторая пустая…       — Да ладно, — устало шепчет Пак, ощупывая постель. Как это возможно?! Зачем его соулмейту понадобилась методичка по ДОУ?! Чан потирает лицо ладонями и проглатывает усталость, отставляя ноут в сторону. Этой ночью ему приходится разбудить старосту, чтобы она поделилась своей распечаткой. Сумасшествие… IV. алкоголь. Всё достало. Абсолютно всё. С некоторых пор горечь поселилась не только в груди, но и желудке. Он так сильно устал. У него не осталось сил терпеть несправедливость судьбы. К ежедневной боли никак не удавалось привыкнуть (да и с чего бы это?), родители давили своими звонками, бесполезная учёба по которой сколько не сделай, а всё мало и плохо! А ещё староста со своими дружелюбными расспросами и чёртов Бён, который уничтожает его стабильно несколько раз в неделю. Чанёль устал. Он хочет, чтобы всё стало хорошо. Хоть немного лучше, но… увы. Вместо того, чтобы лечь спать, сделав домашние задания и поев, он дрожит ночью на улице, потратив последние деньги на алкоголь. Это всё, на что он способен — напиться, чтобы перестать чувствовать и думать о том, как его всё достало, как ему отвратительна эта жизнь… Горлышко бутылки едва успевает соприкоснуться с губами, как она пропадает из рук. Чанёль облизывает пересохшие губы, рассматривая удивлённо пустым взглядом ладонь. Глаза против воли заново наполняются слезами и он всхлипывает «да ладно».       — Ты даже это у меня отнял! Дай и мне хоть что-нибудь! Ну хоть что-нибудь, чтобы всё это закончилось! — ревет парень, обнимая колени руками. В общежитие он не возвращается. И на учёбу больше не выходит — заболел. V. журнал посещений. Простуда простудой, а пропуски отрабатывать надо. Как только у них заканчивается пара Бёна, Ёль останавливает старосту, попросив журнал. Девушка бездумно кивает, подавая вещь, и отворачивается, чтобы по-быстрому собрать сумку. Чанёлю удаётся выписать пропуски лишь за несколько дней, прежде чем он пропадает с парты. «Да ла-адно», — мысленно хмыкает парень, откидываясь на спинку стула. Кара переводит на него ошарашенный взгляд. Пак устало бросает карандаш на парту и отворачивает голову к окну — погода стремительно начала портиться…       — И как я буду объясняться перед кафедрой? — едва слышимо вздыхает девушка. бонус, Бён. V. зонт. На то, чтобы подавить панику и запретить себе ужираться до состояния нестояния, у Бёна уходит около месяца. За это время больше ничего не пропадает, хотя мужчина мог бы и не заметить, потому что практически всё время находился в прострации. Чанёль продолжает мелькать перед глазами и мучить его во снах, разбивая тупую надежду яростными: «Ты — самая дерьмовая пара в мире!», «Вселенная наказала меня тобой!», «Я ненавижу тебя». После таких снов он часами лежал в постели, прижимая ладонь к горящей от боли груди. В конце концов, сил не остаётся. Боль отступает, эмоции отходят на второй план и Бён затыкается, не смея больше произносить и слова в сторону своего суженого. Чанёль недоумевает, Бён сгорает, стирая кожу на груди, и думает, что у них не может быть счастливого конца, потому что вещи действительно перестают пропадать. Сам-то Бён давно уже ни в чем не нуждался, не считая каких-то мелочей, но даже это не могло натолкнуть Пака на мысль о том, что преподаватель является его партнёром. Когда заканчивается последняя в этот день пара, он вспоминает, что не успел расписаться в журнале и неосознанно притягивает его к себе. Чёрт, это не хорошо… Он ставит подпись, надевает пальто, раскладывает вещи по карманам и протягивает руку к зонту, который не находит на месте, и всё понимает. Сегодня. Пятая пара была у группы Пака, так что он стремглав закрывает кабинет, понимая, что обязан успеть и успевает. Чанёль уже на улице, медленно сходит со ступенек. Сердце колотится словно бешеное, но Бён всё-таки сглатывает противную слюну и заговаривает:       — Вместо того, чтобы мокнуть по пути в общагу, предлагаю подвезти на машине, — Чанёль останавливается, бросая на него удивлённый взгляд через плечо. — Как раз отдашь мой зонт, — говорит мужчина, — если захочешь.       — Что? — испуганно вопрошает Ёль, поворачиваясь к нему всем телом.       — Минут десять назад я вспомнил, что забыл расписаться в журнале и неосознанно притянул его к себе. А ты, тем временем, позаимствовал зонт. Я мог бы отвезти тебя в общежитие, чтобы ты не промок. Абсурд. Абсурд. Абсурд. Чанёль буквально чувствует, что его невыносимо тянет к мужчине. В груди всё ненормально пылает, а в голове становится настолько спокойно, что он впервые за всю жизнь чувствует, как обеспокоенность, боль и страх перед будущим сходит на нет. Ошарашенно потоптавшись на месте, Чанёль отвечает:       — Не хочу в общагу. Понаблюдав за чужими промокающими кроссовками, Бён поводит плечом, смахивая неуверенность, и ступает прямо под дождь к парню. Взяв его под локоть, он направляет их в сторону парковки.       — Тогда мы поедем домой. Обещаю тебе тёплый душ, сухую одежду, разговор и заказную еду. Сгодится?       — Сгодится, — бездумно отвечает Чан, чувствуя как горит локоть, посылая приятные импульсы по телу. С ума сойти: он нашел своего соулмейта. Нашёл! И это Бён…