Дипломник (AU!сборник)

Чанёль зачёсывает волосы пятернёй и с трудом проглатывает желание позевать. Он открыл окно около двадцати минут назад, но за это время спальня нисколько не проветрилась. Устало вздохнув, он слепо открывает шкаф, пытаясь пальцами согнать сонную пелену с глаз. Не выходит, спать хочется настолько, что в самолёте он явно вырубится на всё время полёта и не будет ни о чём переживать. Небрежно вытащив к ногам небольшую спортивную сумку, Чан отпихивает её к кровати, в то время как ладонями сгребает все имеющиеся футболки и с размаху бросает на постель. На верхней полке стопки с джинсами, оттуда нужно взять чёрные джинсы. «Или синие?..» — проносится в голове, когда взгляд случайно цепляется за цвет. — «Чёрные». А вот брюки… нет.       — Заебали уже эти брюки. Смотреть на них не хочется. Чанёль уже и забыл, как одевался раньше. Опухшие глаза жжёт. Отточенными движениями Ёль быстро снимает футболки с вешалки и складывает в аккуратные стопки, как его учил Бён. Он до хрипоты объяснял, в каком порядке за какой угол браться, чтобы одним движением собрать вещь в стопку. Пак усмехается, вспоминая, как завалил мужчину прямо на все поглаженные вещи, и они заново помяли их. Недовольных, по итогу, не оказалось. Чёрные джинсы Чан сразу надевает, синие-таки укладывает на дно сумки. Нижнее бельё с носками в органайзере укладываются сверху, а потом…       — А обувь? — озадачено спрашивает себя Пак, глядя на пустое место сбоку. Кеды! Или… может, кроссовки?.. Приходится выходить в коридор и осматривать полку. Что, если там будут дожди? Пригодятся кроссовки. А если жара? Кеды.       — Эти надену, а эти упакую, — решает Ёль. Осталось только найти чехол, который найти практически нереально. В этом доме сходу можно найти всё, что угодно, но только не ту вещь, которую ищешь. Звонить Бёну, чтобы спросить? Ни в коем случае. Чанёль начинает с прихожей, где находит свой собственный заготовленный Бёну подарок на… просто так. Просто захотелось подарить что-то. Парень садится на тумбочку и открывает крышку небольшой коробки, усмехаясь собственной глупости. Он помнит тот день: на работе как обычно был завал, хотелось вздёрнуться от нагрузки, он опаздывал с обеда в офис, когда увидел на витрине брелок. Входить в магазин было чревато последствиями, потому что Пак знает себя: всё нужно потрогать, оценить, рассмотреть, провести ассоциацию, сделать нечто особенное. Чанёль-таки зашёл и опоздал на рабочее место, но он купил и брелок, и блокнот, и новый чехол под документы и карточки. Не помнит, почему не подарил, хотя это было ещё зимой. Помнит, что пришёл домой, мужчина был на кухне, поэтому Чан впихнул подарок в тумбочку и поспешил разуться. Потом одно зацепилось за другое и он забыл об этом. На глаза-то не попадалось — поэтому.       — Хотел бы — сразу бы отдал, придурок. Верно. Почему он вообще начал здесь копаться?.. Чехлы? Нахрен чехлы. Чанёль встаёт с места (забыв убрать образовавшийся бардак; закрыть дверцу тумбочки) и идёт на кухню. Даже не позавтракал, хотя на часах начало пятого. Бросив коробку на стол, Пак ставит чайник на плиту и зажигает конфорку. В глотке пересохло, а воды в фильтре нет. Влага собирается в пересохших глазах. Чанёль мысленно делает пометку, чтобы зайти в аптеку. Невыносимо ведь! Пока закипает чайник, он выходит в коридор и вдруг осознаёт, насколько сильно он устал. Ноги подгибаются, хочется лечь в постель и закрыть, наконец, глаза. Споткнувшись об кроссовки и раскидав их в прихожей, Чан цепляется за свою куртку и едва не обрывает всю настенную вешалку.       — Вот это да! — ошарашено шепчет, вслепую ощупывая карманы. Ощутив пачку сигарет, он достаёт её, а зажигалки нет. Как это нет? Должна же быть! «В джинсах», — решает Чанёль, похлопывая себя по бёдрам.       — В каких джинсах? — парень бьёт себя в лоб. Пачка выпадает из руки. Нужно идти в спальню, и он идёт. Пак ведь уже триста лет не надевал джинсы. Всё в брюках да в брюках! Даже на нечастые прогулки с Бёном выходит в брюках, более лёгкий формат, но всё равно строгий и такой… перекрывающий дыхание. Джинсы оказываются слишком тесными для него. Чанёль снимает их, неаккуратно выворачивая и оставляя на полу около сумки. Футболки всё ещё лежат на постели. Он ведь собрал не все, да и нужно ли ему столько? Он же не на год собрался, а просто отдохнуть, правильно?.. В комнате достаточно холодно, чтобы ходить полуголым. Приходится снова надеть домашние штаны, в которых удивительным образом находится зажигалка. Чанёль вздыхает, осознав, что сигареты упали в коридоре, и идёт закрывать окно. На улицу особо не выглядывает, да и зачем? Скоро выходить же! Но судя по холоду, он сильно замёрзнет, если поедет просто в футболке. Может, взять с собой ещё водолазки?.. Передёрнув плечами, парень обхватывает себя руками и садится на кровать, вскоре заваливаясь на бок. Он так сильно устал… у него практически нет сил, ещё эти чёртовы слипающиеся глаза!.. Чан поджимает под себя ноги и обмякает на постели, закрывая глаза. Когда предметы перестают мелькать перед глазами, мысли не исчезают из головы, но перестают быть такими обрывочными и хаотичными. Он как будто постепенно отключается от реальности, позволяя себе расслабиться после прыжка в пропасть напряжения. Тишина. Покой.       — Работа! — в ужасе охает Чанёль. Разве сегодня не вторник?.. Или понедельник?.. Какой сегодня день?! Он подрывается с места и едва не падает, потому что ноги отказываются его держать. Но это совсем не значит, что он должен пропустить целый день! Ох, чёрт… Время. Работа закончилась, всё, он опоздал. Почему он… Как это могло произойти?! — не понимает Пак, хватаясь за голову. Его точно уволят, а может быть это уже произошло? Директор слишком суровый. Раньше Чан думал, что сможет подстроиться под него, но ненормированный график выпивает из него все силы, а теперь… как теперь он… может, его уже уволили?.. Чанёль вываливается из дверного проёма в коридор и хватается за стену. Гулко колотящееся в груди сердце сбивает его дыхание с нормального ритма. Вязкая слюна никак не хочет скатываться по горлу. После резкого подъёма и повторного нервного возбуждения тело подрагивает, а ноги реально дрожат так, что приходится понемногу спускаться на пол. Его уволили. А как на это реагировать? Чанёль подтягивает колени к груди и глубоко вдыхает, пытаясь нормализовать дыхание. Неприкрытая радость отталкивает его от паники и истерии. Невероятное ощущение опускается на плечи от осознания того, что больше не придётся держать в голове тысячу дел, спать по пять часов в сутки, забивая на здоровье, собственную жизнь… Ключи вставляются в замочную скважину. Повороты, повороты, повороты… Чанёль с недоумением анализирует скрежет и понимает, что он был замкнут на все замки и тот, что снаружи, тоже. Подняв глаза к прихожей, Ёль весь обращается во внимание. Он только сейчас озадачивается вопросом: что мужчина скажет, когда узнает, что его уволили?.. Бён торопливо проходит в коридор к двери гостиной, хаотично пытаясь засунуть ключи в карман пиджака. Тревожно осмотрев бардак под ногами, мужчина поворачивается на свист чайника и не разуваясь бежит его выключать. Из носика капает вода. Чанёль даже отсюда (из другого конца коридора) слышит шипение газа. Вся его фигура кажется чрезмерно напряженной и настороженной: плечи как будто приподняты, локти согнуты, а руки всё никак не могут засунуть ключи в карман пиджака. Стоит мужчине обернуться назад, как ключи перестают играть какую-либо роль. Бён просто выпускает их из пальцев. Мужчина выпрямляется. Его лицо разглаживается, но при этом отстранённость и безэмоциональность вдруг начинает настораживать Чанёля. Бён неспешно выходит из кухни и проходит по коридору, удивительным образом переступая кроссовок, глупо лежащий посреди пути. Он присаживается напротив него и молчит. Чужой взгляд плавно сходит с волос к глазам, к щекам, затем к губам, но ничего не говорит.       — Что-то я устал, — тихо произносит Пак, потираясь щекой о колено.       — Да, ты очень устал, Чанёль, — соглашается мужчина. У Ёля случается дежавю. Бён опускает расставленные колени на пол и подсаживается ближе к нему, вдруг поднимая взгляд на спальню. Пак не уверен, но возможно, там тоже бардак.       — Прошу прощения, — говорит он, — случился некоторый беспорядок.       — Хорошо, прощаю, — кивает Бён, протягивая к нему руки. Не до конца расправив ноги, Чанёль с облегчением подсаживается к мужчине боком. Объятья тут же настигают его. Такие крепкие, как требуется. Такие заботливые, как необходимо.       — Куда-то собрался?       — Я только проснулся. Нужно было уехать… Знаешь, как бы отдохнуть. А потом всё так закрутилось: я растерялся, а потом потерялся и забыл, что хотел. Вообще много чего хотел. Наверное. А ещё я нашёл твой подарок.       — Мой подарок? — с аккуратным удивлением спросил мужчина.       — Мой подарок тебе. Он на кухне.       — Хорошо, — откликнулся Бён. — Спасибо, любимый.       — Ты ещё его не увидел.       — Это не имеет значения. Прямо сейчас Чану искренне было трудно понять некоторые вещи. Но он определённо чётко помнил, что у его партнёра всегда было особое отношение к некоторым происшествиям, да и вообще в принципе ко всему вокруг, поэтому предпочёл не зацикливать на этом внимание. Они недолго посидели в тишине, прежде чем Пак осознал, что Бён плавно покачивает его в объятьях. Было так непривычно хорошо. Давно такого не было. Он так сильно соскучился по этим ощущениям.       — Я купил его ещё в ноябре. Я не стал обедать со всеми в столовой и пошёл на улицу. Там и купил.       — Часто ты пропускаешь обеды? — тихо уточнил мужчина. Чанёль покачал головой. Точнее, он подумал, что покачал, но на самом деле потёрся щекой о жесткую ткань пиджака, не забыв глубоко вдохнуть чужой выветривающийся парфюм.       — Часто не ем в столовой, но не пропускаю обеды. Ем в другом месте.       — Почему?       — Думаю, я ненавижу эту работу. Чанёль от удивления раскрыл глаза, с трудом осознавая то, что вышло из его рта. Отцепив пальцы от чужой руки, он накрыл ими губы и уставился вглубь коридора. Но вдруг он понял, что стыдно не стало и совсем не страшно оказалось признаться, и вообще… это было так хорошо и приятно — сказать правду.       — Ты купил мне подарок, — шепотом напомнил Бён.       — Возвращался с обеда. Начал опаздывать. Мысли скачут. Опаздывать нельзя. А там брелок на витрине. И мне так стыдно, мне так плохо, — шепчет Пак. — Я подумал: через месяц Новый год. Подумал, что живём мы вроде бы вместе, а будто порознь. И всё время стыдно и больно, а ещё я постоянно опаздываю с обеда и это похоже на какой-то круговорот стыда, загруженности и мне так больно, я так устал и ничего не хочется. Мужчина молчал, продолжая покачивать его в объятьях.       — Я всё равно зашёл в магазин и надолго застрял. Выбрал блокнот и чехол под документы. И так хорошо стало, знаешь. Я подумал о тебе и как будто внутри всё выровнялось. А потом работа, выговор, я опять опоздал домой. И мне опять стыдно. Я стою в прихожей и понимаю, что подарок как будто извинение, но на самом деле это так не задумывалось. И я спрятал его. Подумал: вот приду домой пораньше и подарю. И не пришёл.       — Важно не время, в которое ты вернулся домой, а сам факт того, что ты вернулся ко мне.       — Ладно, — согласился парень. Облегчение плавно опустилось на плечи и стало так хорошо… Чанёль глубоко вдохнул и выдохнул, продолжая цепляться за чужое предплечье, обхватив его обеими руками.       — Ты замкнул меня?       — Да, хотел быть уверенным, что ты останешься дома. И оказался прав в своих действиях, вижу, ты собирался от меня сбежать, — по-доброму усмехнулся Бён.       — Ненадолго, — согласился Чан. — Чуть-чуть отдохнуть и вернуться к тебе. Нужно было побыстрее всё собрать и аккуратно, но сейчас я думаю, что тебя бы расстроил тот факт, что в шкафу нет моих вещей.       — Да, меня бы это очень расстроило.       — Хорошо, что я не ушёл, да?       — Это очень хорошо, — подтвердил Бён. — Думаю, нам стоит накормить тебя и вернуться в больницу. Рано я тебя оттуда забрал.       — Нет, я в порядке, — покачал головой Чанёль потёрся щекой о пиджак. — Просто немного устал. Нужно поспать. Глаза слипаются и всё время жжёт. Но в больницу не надо.       — Надо, родной. Поедем вместе, вместе побудем там ещё пару дней, понаблюдаем за тобой и вернёмся домой.       — Ладно, — безвольно откликнулся Пак. Мужчина помог ему подняться и стал перед ним, чтобы заглянуть в глаза. Этот спокойный взгляд был таким уверенным и уверяющим Пака в том, что всё под контролем, что не возникало сомнений. Всё действительно было хорошо.       — Думаю, меня уволили, — пробубнил он, опуская взгляд.       — Нет, ты сам уволился.       — Да? — слабо удивился Чан, поднимая глаза.       — Точнее, после отпуска напишешь заявление и побудешь немного дома вместе со мной.       — Да, у меня ещё сорок восемь суток отпуска за последние два года, — с пониманием кивнул Чанёль, выкручиваясь из чужих рук и направляясь к кухне. Все его мысли вдруг заполнились работой. Усталость стремглав покинула его тело. Он совершенно уверенно двигался по комнате, накрывая на стол, его рот не закрывался, абсолютно здраво и эмоционально рассуждая о том, как так вышло, что у него столько дней отдыха, почему не получилось их закрыть и как важно «отгулять» их перед увольнением. В глазах Бёна стояла боль, он был хмур и напряжён, наблюдая за ним. Силы покинули парня сразу после того, как тема себя исчерпала. Мужчина понаблюдал за ним и кивнул каким-то своим мыслям, после чего сопроводил его в спальню и помог одеться. В больнице их уже ждали. Точнее, предполагали, что они вернутся. Чанёль устало привалился к стене, пока Бён терпеливо дожидался вердикта от врача, с которым связались по служебному телефону. Ещё пара минут и управляющая приглашающе указала следовать за ней, вероятно, в палату. Бён кивнул ему, завершил разговор с администратором и только после этого двинулся следом. Около палаты Пак немного притормозил, с некоторой обречённостью и тут же облегчением осознавая, что вот-вот доберётся до койки, которая ему не нравится, но абсолютно точно необходима.       — Вернулись, значит?       — Да. Признаю свою ошибку. Думал, всё обошлось.       — Подобные волнения невозможно обойти так легко. Позавчера был тяжелый нервный срыв, понадобится время, прежде чем мы сможем вернуть его в рабочее состояние. Чанёль на ходу стянул с себя джинсовую куртку и сел на постель. Ноги гудели. Глаза закрывались. Быстро разувшись, он был намерен завалиться на подушку, но женщина настойчиво впихнула в руки пижаму. Пришлось подчиниться.       — Об этом не может быть и речи, — до Пака продолжали доноситься слова из коридора, но он не придавал разговору значение. — Я договорился: сейчас он в отпуске, потом напишет задним числом заявление. А сразу после отпуска — на увольнение.       — Здравое решение, а кто возьмёт финансовые трудности? После выгорания людям трудно принимать решения и задумываться о будущем.       — Это не проблема. Парень вверен мне, я займусь этим.       — В таком случае беспокоиться не о чем. Сейчас проведём осмотр, выпишем лечение, он примет лекарства и вы сможете отдохнуть. Чанёль застегнул пуговицы на пижамной куртке и вышел из маленькой гардеробной. Зеленый цвет на стенах палаты приятно опалил взгляд. Ёль сел на кровать и упёрся ладонями в постель по обе стороны от ног, сгибая спину. Хотелось лечь под бок любимого и заснуть. Остальное не имело значения и никогда не будет.