Дипломник (AU!сборник)

I. «позвони» На улице заметно стемнело и всё ещё тепло. Чанёль поправляет пучок волос на затылке, неспешно выходя из дверей общежития. Чёрная куртка неприятно сдавливает руки в локтях, несмотря на то, что он снова сбросил вес. То, с каким трудом он наедал килограммы и пытался заниматься в спортзале, до сих пор неприятно отзывает в груди, когда он становится перед зеркалом. Не стоило пренебрегать необходимостью поесть, но тогда он этого не замечал. В первые месяцы разлуки он в принципе мало что замечал. Бён сигналит. Чанёль резко останавливается, понимая, что чуть не прошёл мимо машины. Что ж, видимо, он и до сих пор мало что замечает.       — Привет, — тихо выдохнул парень, садясь в машину. Захлопнув дверь, он коротко касается чужих губ и слышит такое же тихое приветствие.       — Всё в порядке?       — Да, просто задумался. Чанёль для надёжности повёл плечом и откинулся на спинку сидения, собираясь пристегнуться.       — Поужинаем?       — Не откажусь. В машине тихо играет музыка. Чанёль запрокидывает голову, упираясь затылком в подголовник. Ему кажется, что сегодня жажда вернуться домой к нормальной постели и чужой ласке превышает адекватные показатели. Каждая встреча как минное поле: Чанёль всё чаще хочет наступить на мину, чтобы не сдерживать себя от привычного выражения чувств. Удивительно, что за полгода ситуация практически не изменилась. Разве они не должны были… остыть? Хотя бы немного! Увы, Чанёль всё ещё теряется в Бёне. От мужчины пахнет туалетной водой. Аромат заполнил салон, с каждым вдохом проникая глубже в лёгкие и затормаживая сознание. Парень не знает, почему его так сильно ведёт, когда Бён… когда он… такой же, как и всегда? Да, ничего не изменилось. Он не делает ничего особенного: привычные приталенные костюмы, знакомый запах парфюма, одни и те же кольца с браслетом на руке… его подарком. «Вот чёрт». Парень чуть жмурится и вдыхает глубже. Пусть уже унесёт! Ударит в грудь! Хочется сдаться, но сдаваться нельзя. Сдастся сейчас — не выстоит и снова сбежит. Паку даже вспоминать не надо каково это, когда сам себя давишь осознанием того, что ты практически растворён в другом человеке и поглощен. Он ведь так сильно зациклился на нём, что чуть не потерял всё: друзей, увлечения, время, личное пространство, причём сам ведь и настаивал на таком единстве. Дурак. Всё это вина Чанёля. Только его.       — Ты сегодня тихий, — заметил Бён. Чан открывает глаза, утыкаясь взглядом в затемнённую часть лобового стекла. Ему нечего сказать, кроме как подтвердить сам факт. Бён знает, что происходит внутри Пака каждую их встречу. Он далеко не глуп, чрезвычайно наблюдателен и внимателен. От такого человека трудно что-то скрыть, поэтому Чанёль ничего не говорит. Он просто устало кивает, показывая, что он чертовски устал бороться с демонами внутри. Машина останавливается на парковке. Пак даже не пытается поднять руку, чтобы опустить её на ручку двери. Обессилено смотрит на двери ресторана, едва удерживаясь от желания сказать: «любимый, пожалуйста, отвези меня домой». Ладонь опускается на колено. Это первое подобное прикосновение за долгие месяцы. До этого момента они лишь обнимались и держались за руки.       — Пойдём, родной, — говорит Бён. Чанёль ощущает, как давление с колена ослабляется. Пальцы напоследок поглаживают ткань рваных джинс и пропадают, оставляя после себя неприятный отпечаток одиночества. Парень мысленно орёт, чтобы Бён вернул ладонь на место. А может быть просто орёт — не разберёшься. В этой голове вообще трудно разобраться. В помещении тепло. Чан с недовольством вздыхает, понимая, что скоро упарится и задохнётся. В последнее время у него так часто закладывает нос без причины, что начинает болеть голова от недостатка кислорода. Бён снимает пиджак, вешая его на спинку стула. Чанёль тут же берётся за меню. Он едва разбирает наименования блюд, потому что мысли бьются за преимущество: «белая рубашка напротив», «мясо? мясо средней прожарки? что это?», «ткань плотно облегает пояс, пуговицы натянуты», «колет под ребром, не понимаю, в чём дело», «мышцы чужих рук напряжены, эти плечи»… Чанёль сдаётся: закрывает меню и утыкается ладонями в лицо.       — Эй, малыш, ты в порядке? «Я задыхаюсь от того, как сильно хочу тебя». «Я люблю тебя так сильно, что это ненормально».       — Да. Просто не знаю, чего хочу, — Чанёль убирает одну руку, а второй подпирает голову. Бён открыто показывает, что обеспокоен его состоянием. — Выберешь что-нибудь за меня? Раньше тебе удавалось угадать.       — Я тебя даже не спрашивал, — закатывает глаза мужчина, перелистывая меню. — Я даже не спрашивал понравилось тебе или нет.       — Нравилось. Мне всё нравилось, — «в том-то и проблема». Заказ сделан. Чанёль уткнулся взглядом в скатерть, упёршись локтями в стол, сложив руки как на школьном уроке. Он чувствует, как чужой взгляд плавно двигается по лицу в попытке прочесть его мысли и чувства. Впрочем, о последнем гадать не стоит — у мужчины на его эмоции стоит радар.       — С тобой так хорошо молчать, — тихо замечает Чанёль. Так странно произносить вслух такие вещи. Складывает ощущение, что это не встреча возлюбленных, а случайная встреча бывших. Будто Пак забыл каково существовать рядом с его мужчиной и вспоминает какие-то детали. Это далеко не так, но он не может себе отказать в констатации:       — С тобой вообще удивительно хорошо.       — С тобой тоже. Чан слабо усмехается, сильно сомневаясь в чужих словах. Он поднимает уставший насмешливый взгляд и тут же опускает, заинтересовавшись салфеткой.       — У меня было неприлично много отношений, но именно с тобой, впервые за тридцать четыре года, я осознал, что быть хорошим всегда — это тоже плохо. «Господи. Пожалуйста. Нет. Нет. Нет». Пак зажмурился. Не потому что под ребром закололо сильнее, сбивая дыхание. И не потому что в голове зашумело от желания сжать руки в кулаки или дрогнуть плечами, или сделать хоть что-нибудь, чтобы сбросить с себя в одно мгновение зашумевших в голове демонов. Мысли мгновенно спутались в воспоминаниях об уходе, о совместных моментах в отношениях, о боли, которую он испытал, пока находился вдали.       — Чанёль, открой глаза, — тихо попросил мужчина. Чанёль только сжал ладони в кулаки, сильнее напрягая плечи. Раскрывать эту клетку совсем не хотелось. Здесь, в темноте, было привычно больно, а от того удобно. — Детка, давай же, — голос опустился до шёпота. Чанёль без задней мысли не глядя подал руку, чувствуя, как опускается вглубь колодца. Он очнулся, когда в нос забился запах еды. Открыл глаза и поморщился, понимая, что официант мог увидеть их скреплённые вместе руки. Пак так и не смог поднять взгляд на мужчину, глядя на тарелку с мясом и салатом. Он помассировал свободной ладонью грудную клетку и выдохнул, обращая внимание на чужие руки. Одна удерживала ладонь в мягком коконе, а большой палец второй поглаживал тату на запястье.       — «Позвони», — прочел мужчина. Чанёль взглянул на чужое спокойное, лишённое негативных эмоций лицо, и снова выдохнул.       — Не слишком суровая фиксация для напоминания?       — Нет. В самый раз. Ёль напряг пальцы и коснулся чужого запястья, медленно просовывая несколько фаланг под манжет. Чужой пульс был уравновешен. Чанёль едва заметил давление под кожей.       — Были моменты, когда я не хотел звонить тебе… Или остальным. Но был обязан.       — И это срабатывало, — констатировал мужчина. Чан не пропустил ни одного звонка Бёну, который обязан был сделать со своей стороны. И пусть в первые месяцы он молчал или задыхался в телефон — неважно. Важен сам факт звонка. Что он жив и с ним относительно всё в порядке.       — Хочу поцеловать тебя. Парень улыбнулся. Впервые за день.       — Это десерт, а мы ещё не поужинали толком.       — Тогда… приятного аппетита? — Бён подмигнул, и дыхание перехватило от участившегося сердцебиения.       — Приятного. II. «ты» Чанёль закрывает сессию в начале июля. Пересдачи давались ему не так просто, как хотелось бы, но он и правда проштрафился. Столько пропусков было, столько заданий нужно было сделать… В любом случае, он в порядке: ведомости заполнены, зачётка в порядке, совесть чиста. Пак заносит на кафедру документы и отдаёт зачётку. Теперь точно всё. Попрощавшись с преподавателями и методистом, парень выходит в коридор и облизывает губы. Мысли замельтешили, запутывая его в чувствах. Он вдруг подумал, что мог бы заглянуть к Бёну, но тут же отбросил эту мысль, не давая ей развития. Если он сейчас оступится, то только ускорит возвращение домой, а ему ещё нужно было время привести голову в порядок. В последние их встречи поцелуи становились длиннее, а прощания непозволительно затягивались. Чану уже удалось пару раз посидеть на чужих бёдрах, упираясь поясницей в руль. Продолжения хотелось так сильно, что он испугался самого себя. Разумеется, мужчина не стал бы заниматься сексом в машине перед общежитием, но само осознание того, как сильно это завело Пака… Чанёль приложил ладонь ко лбу и провёл по лицу. Не особо помогло смазать эмоции, но позволило расправить плечи и двинуться к лифту. У них сегодня вечером будет лишь звонок. Без встречи. Возможно, по facetime, но не более того. Каждая встреча отрезает волю, буквально кромсает его и пытается разрушить возведённые хлипкие стены. Пак прикладывается лбом к зеркалу кабины и вздыхает, наблюдая за тем, как появляется конденсат. Вот бы сейчас ощутить чужие ладони на боках, твёрдые настойчивые касания на поясе. Неторопливые поцелуи со спины на шее и, наконец, ощущение возбуждённого тела позади.       — Блять, ты… — шепчет Чан. Зеркало потеет. Он выравнивается и оглядывает своё лицо: щёки порозовели, глаза наполнены желанием, губы раскрыты, готовы выпустить пару нелестных слов и обречённый стон.       — Это всё ты. Произносит немо, будто боится, что мужчина услышит с высоты этажей. Тыкает пальцем во влажное пятно и ведёт в сторону. Дуга, ещё одна — и вот оно сердечко. Чанёль закрывает глаза и хмурится, запрокидывая голову. Двери лифта открываются. Пак выходит в холл, прощается с охранником и закрывает дверь в корпус. Ему удаётся спокойно пройти мимо парковки — дальше не получается. Он возвращается назад бегом, впервые ощущая такое ярое желание хотя бы увидеть мужчину, не то что целовать! Эмоций так много! И среди них желания. Много желаний, а ещё глупые мысли сдаться, но он сильный. Выдержит как-нибудь. Он искренне так думает, пока не слышит «Входите» и открывает дверь. Бён стоит около окна. Курит. Не оборачивается. Наверняка видел, как Чанёль бежал обратно в корпус. Парень щёлкает замком двери и медленно идёт вглубь кабинета, параллельно сбрасывая с плеча рюкзак, который гулко падает на стол для совещаний. Мужчина бросает окурок в пепельницу на подоконнике и вовремя оборачивается, позволяя паковским пальцам вдавиться в его плечи. Едва губы соприкасаются, Чанёль стонет. Не может удержать в себе чувства, хотя изо всех сил пытается. Правда, на деле лишь сжимает чужие плечи пальцами, а потом и вовсе закидывает руки за шею, притягивая Бёна к себе. Он целует его так, словно это последний поцелуй, будто Чанёль вот-вот растворится или рассыпется песком. Такие яростные заводящие движения губ… Ёлю мало, хочется больше. В груди всё пылает, стремительно стягивая живот и опускаясь в пах. Тело горит, пока Бён слепо подводит его к длинной части и усаживает на стол. Оба на взводе. И даже не пытаются остановиться, вжимаясь друг в друга бёдрами. Чанёль весь в поцелуе, весь в нём. Растворяется в неприятном вкусе сигарет, зацикливается, даже не замечая, как чужая ладонь опускает на бедро и поднимает ногу, остервенело вжимаясь в него пахом. Мягкость и аккуратность как будто просеивается сквозь сито длительности контакта. Ёль не может узнать мужчину за этой твёрдостью, настойчивостью, напористостью и желанием обладать им. Ему кажется, что Бён действительно доведёт их обоих до разрядки, а может возьмёт прямо здесь, затыкая рот ладонью — вот настолько он кажется бешеным и дорвавшимся до тела. Пак разрывает поцелуй, наконец, запуская в грудь воздух. Мужчина не теряет время зря, спускаясь поцелуями по шее к ключицам. Чанёль запрокидывает голову и глухо стонет, дрожа от случайных укусов. Щёки горят, как и те места, где чужие ладони успели подержаться за него. Мужчина вдруг застывает, упёршись куда-то взглядом. Чанёль пользуется моментом и пытается уравновесить загнанное дыхание.       — Ч-чёрт, — едва разборчиво шепчет Бён. Ёль едва успевает нахмурить брови, прежде чем низко простонать из-за языка, прошедшего под впадинкой между ключицами. Ох, тату. Мужчина выдыхает и опускает ладони на его спине, мягко прижимая к себе. Чанёль вторит, обнимая мужчину за плечи. Жар возбуждения спадает, но всё ещё тлеет где-то на периферии, не давая быстро переключиться.       — «Ты».       — Да, — тихо признаётся Пак. — Всё ты. И всегда ты.       — Люблю тебя. Очень люблю. Чанёль мягко улыбается, утыкаясь лбом в чужое плечо. Ему-то точно не нужно говорить, как сильно он любит Бёна. Мужчина знает, что его любят так, что пришлось уйти. III. «семья» Ёль поправляет наушник и улыбается тихо прозвучавшим оскорблениям. Троллейбус выпускает его наружу. Можно с облегчением вдохнуть вечерний воздух.       — Не заболеешь?       — Не думаю, — Чан жмёт плечами, пока меняет руку, держащую телефон, на другую. Сегодня один из дней, когда он может лицезреть мужчину по facetime. Бён сидит за столом, подложив под подборок кулак. Волосы немного торчат в стороны из-за того, как часто он менял направление пробора, пока зачёсывал их в приступах раздражения. На носу подготовка к приёмной кампании. Ему нужно проверить себя, кафедру, затем подписать сотню документов и съездить в министерство, и, и, и… У него много дел, они не виделись уже неделю, но Чанёлю это только на руку. Он понимает, что пока не может себе доверять, поэтому спокойно отдыхает на каникулах. На часах без трёх восемь. Он поздно проснулся, тяжело приходил в себя и долго собирался в спортзал, а уж там-то застрял на три часа только потому, что решил попробовать новые упражнения и дожидался своей очереди у тренажеров. Ещё до того, как он решился встретиться с мужчиной и поговорить об их отношениях, сосед по комнате предложил походить с ним в спортзал. Чану будто этого не хватало. В перерывах между ненавистью к себе, звонками и учёбой оставалось место для какого-либо времяпровождения, поэтому он с начала мая пытался усиленно питаться и ходить в спортзал. Джисон был умён, если тема касалась спорта. Именно он и помог ему подобрать нужные упражнения для его комплекции. Прошло три месяца, он стремительно набрал девять килограмм и героически пытался накачаться. Шестьдесят семь килограмм — это не шутки! Он слишком долго добивался этого результата, поэтому пытается закрепить его всеми силами в спортзале. Чан заходит в общежитие, показывает пропуск и двигается к лифту, слыша в наушниках уютное бормотание мужчины. Видеть его таким домашним и хорошо и плохо одновременно. Даже немного больно. Или же грустно, что он не может прикоснуться к нему… Лифт не едет. Пак прижимается плечом к стене около кнопки вызова. Он смотрит на мужчину и представляет, как встаёт с постели и идёт на кухню заваривать ему кофе, как возвращается назад, ставит чашку на стол, как обходит кресло и опускает руки на чужие напряженные плечи, как наклоняется и целует мужчину в шею, как… Двери лифта открываются. Чан отталкивается от стены, намереваясь завернуть сразу в кабину, как неожиданно сталкивается с соседом и старается отклониться.       — Вот чёрт, Ёль! — ошарашено выдыхает Джисон, придерживая его за локоть. Он неуверенно улыбается. — Порядок?       — Да, прости, замотался немного. Сам знаешь, — протараторил Чан. Отчего-то адреналин ударил по нему с такой неожиданностью, что он начал быстро разговаривать и делать много ненужных жестов. Будто свалился с постели во время сна! Очнулся от дрёмы, хотя ещё не дошёл до постели.       — Я оставил тебе кофе на столе. Видишь, как удачно рассчитал время! — говорит парень, выходя из лифта.       — Ты только пришёл? — тот кивает. — И уже уходишь?       — Дела, — подмигивает Джисон, медленно обходя его. — Приду к обеду.       — Хорошего вечера, — мягко улыбается Чан, снова нажимая на кнопку, чтобы лифт открыл створки. — Спасибо за заботу!       — Всегда пожалуйста! — слышится вдали из холла. Створки закрываются. Чанёль нажимает на седьмой этаж и вздыхает, устало накрывая лицо ладонью. Тихое «Блять» непроизвольно вырывается из горла, когда он ощущает неприятное сдавливание в груди. Ладошка против воли поднимается и начинает растирать грудную клетку.       — Всё хорошо? — неожиданно говорит Бён. Чан вздрагивает, вспоминая, что он здесь не один. Опустив взгляд на экран, он осознает, что чужой взгляд слишком внимателен. Значит, смотрит с момента столкновения. Как минимум.       — Да, порядок. Наступает молчание. Ёль облизывает губы, глядя на меняющиеся цифры табло.       — Часто он оставляет тебе кофе? Губы растягиваются в улыбке. Пак опускает взгляд на экран и снова облизывается.       — Нет. Это четвёртый раз за полгода.       — М, ладно. Когда Бён сам понимает, о чём спросил, у него загораются глаза. Он неловко кашляет и прикрывает губы ладонью, но Чан видел, что он улыбался. Интересно, стыдно или нет?       — У него есть девушка, — добавляет Ёль.       — Класс, — выдаёт Бён. Весь путь от лифта до двери комнаты Чанёль смеётся, даже не думая подавить громкость. Мужчина больше ухмыляется, чем улыбается, но Паку отчего-то так весело!       — Полежи у меня тут секунду, — просит парень, аккуратно укладывая телефон в карман спортивных штанов.       — Без проблем. Они общались с тех пор, как Чан покинул спортзал. И время ожидания транспорта, и саму поездку в троллейбусе, поэтому сейчас особо говорить не о чем. Просто приятная тишина и понимание того, что есть кто-то, с кем можно помолчать. Ёль бросает спортивную сумку около входа и достаёт телефон из кармана. Он снимает наушники, отключает их от телефона и бросает на постель. Телефон надёжно устанавливается около выключенной лампы. Бён обращает на него взгляд, наблюдая за тем, как он возвращается к двери и замыкает комнату, после чего разувается и идёт к окну, чтобы откинуть плотные шторы, впуская в комнату свет фонарей. Общий свет игнорирует, потому что не собирается устраивать шоу для случайных зрителей из корпуса напротив. Хочется поскорее переодеться и лечь в постель… Он развязывает шнурок на штанах и протягивает руку к ещё горячему кофе. Видимо, опять катался на мотоцикле. Джисон уже предлагал прокатиться, неоднократно, но видя в каком состоянии Пак тут же менял своё решение, добавляя «в следующий раз точное поедем, готовься!». Усмехнувшись своим мыслям. Чанёль отпивает из стакана и отставляет его в сторону, чтобы безопасно поддеть футболку и не задеть кофе. Аккуратно свернув, Чан бросает её на спортивную сумку и снимает штаны, ленясь снимать носки.       — Сколько у тебя татуировок? Ёль хмурится, упираясь взглядом в телефон. Он опять забыл, что не один. Сегодня он слишком туго соображает, поэтому не сразу осознаёт, что Бён увидел ещё одно тату на груди около сердца. Именно туда (вместе с пришедшим осознанием) опускается ладонь.       — Немного, — отвечает Чан, приподняв уголок губ.       — Что там набито?       — «Семья».       — Семья, — констатирует мужчина, на мгновение опустив глаза. — Семья, — снова говорит он, будто пытаясь распробовать слово на вкус.       — Ты, Юра, Мама, Кара, ЫнБи, Ибо — не так много.       — У меня и того меньше. Чанёль прижимает руки к бокам и выходит из поля камеры, пока Бён отвёл взгляд к ноутбуку. Он надевает домашнюю футболку и садится за стол, немного поправляя телефон.       — Ты набил три татуировки, а то и больше, — произнёс мужчина. — Зачем?       — Не нравлюсь с испорченной кожей?       — Я спросил не об этом.       — Я тоже задал вопрос, — повёл плечом Чан. Бён вздыхает.       — Не имеет значения сколько у тебя тату. Они все были осмысленными. У меня нет и не будет вопросов к тому, что ты решил сделать со своим телом. Рот раскрылся быстрее, чем Чанёль подумал о том, что собрался говорить:       — Раньше ты говорил по-другому.       — Раньше ты был другим, — парировал мужчина.       — Да, — Чанёль с трудом проглотил горечь, — точно.       — Это не значит, что это плохо. Ты растёшь и имеешь право требовать к себе иного отношения. Всё в порядке. Ты мне нравился без тату, и всё ещё нравишься с ними. Чанёль молча кивает, всё ещё не в силах поднять взгляд.       — Это просто напоминания. То, что я не должен никогда забывать. Мне не жалко кожи, если это поможет мне образумиться. Что-то на видном месте, чтобы точно зацепиться взглядом, а что-то скрыто под одеждой, чтобы об этом знал только я или тот, кто… ты.       — Они предназначаются и мне? — шепнул мужчина. — Есть что-то ещё, кроме «ты»?       — Они все связаны с тобой, — слабо усмехается Чан. — Как-нибудь увидишь.       — Это даёт мне надежду.       — Не сомневайся, — мгновенно отреагировал Чан. — Правда. Не надо. Просто я ещё немного… Клянусь, ещё немного времени…       — Всё в порядке. Я знаю. Я помню наш разговор, — заверил мужчина. — У тебя есть время. Столько, сколько потребуется. Окей?       — Окей, — шепнул Чан.       — Умница. Люблю тебя.       — И я тебя. IV. «иногда любви недостаточно» Ёль не думал о дожде. Точнее, он вообще не посмотрел прогноз погоды. А стоило бы! Теперь стоит, мёрзнет. Но (чёрт!) его голова была забита анализированием сделанных за сегодняшний день звонков. Это был тот самый период, когда требовалось отзвониться всем. А говоря всем, имеется в виду абсолютно всей семье. Юра начала с типичных вопросов о самочувствии и стремительно перешла к вопросам о Бёне. Чана удивляло то, с какой лёгкостью она разговаривала с ним об этом, и с какой простотой спрашивала «когда он там уже вернётся домой». Будто интересовалась в какой ящик положила консервный нож! С момента собранных сумок Юра поддерживала общение и с ним, и с Бёном. Причём чаще всего она позиционировала себя, как друг Бёна. То есть, временно она перестала быть сестрой Чана и превратилась в подталкивающую к бездне фурию. Чанёль терпеть не мог, когда она начинала заговаривать о Бёне. Чаще всего он просто сбрасывал вызов, понимая, что начинает задыхаться от описания чужих будней. Юра была убеждена, что все проблемы решаются не расстоянием, а разговорами — опять же, влияние Бёна — и Чан был полностью с ней согласен, но на деле всё обстояло совсем иначе: глотку перехватывало, мысли путались, он начинал плакать и бросал каждую затею обсудить с возлюбленным положение дел. С Юрой было трудно разговаривать, но он исправно звонил, потому что следовал графику и напоминанию на запястье. Кара была вторым по расписанию контактом. В отличие от сестры, подруга была полностью на его стороне. И пусть она удерживалась от негатива в сторону мужчину, Чанёль слышал в каждом слове и интонации недовольство Бёном. Пак лишь вздыхал, потому что не знал, как описать свои ощущения. Он даже внутри себя не мог разобраться, а пытаться объяснить Каре, что это он заблудился в бёновском лабиринте заботы и ласки… Невозможно. Подруга дотошно интересовалась его состоянием (как физическим, так и психологическим), после чего душила вопросами о планах на будущие дни. Какое-то время Чанёль хаотично придумывал отмазки, с ужасом предполагая, что Кара предложит прогуляться, но она была по-настоящему хорошим другом и не пыталась вытащить его на божий свет. А потом Чан сам стал провоцировать встречи и всё стало на свои места. Надо было лишь подождать четыре месяца, но всё ведь вернулось в прежнее русло? Разве нет?.. Следующей была ЫнБи. И, чёрт, она была невероятной. Она ругалась на них обоих и делала это с таким вкусом, будто готовила речь неделями! Бён как-то признался, что стал общаться с ней только в мессенджерах, потому что её недовольный тон и особые интонации оказались абсолютно нестерпимыми. Чанёль ей звонил, чтобы услышать, какой он идиот. Первое время ему казалось несправедливым, что почти все сплотились вокруг него, в то время как мысли в голове орали, что это он во всём виноват. ЫнБи расставляла всё по местам, тщательно выговаривала каждый факт и ругательства, сыплющиеся на голову Чана. Первые месяцы Чанёль ни о чём другом не мог думать, кроме как о своей запущенности и несамостоятельности. Он так сильно концентрировался на сорокаминутных разговорах и получасовом молчании, что терялся в пространстве. Уже потом, через несколько месяцев он понял, что для того, чтобы так ругаться, нужно было где-то уединиться, а где это делать, как не на улице?.. Чанёль помнит тот самый разговор, в котором ЫнБи беспощадно «расстреливала» их с Бёном. Он даже слова не мог вставить — настолько женщина была увлечена и зла на них за то, что они всё проебали. Когда у неё перехватило дыхание и она умолкла, Чан даже не нашёлся с ответом. Помолчал несколько минут, вслушиваясь в затруднённое дыхание, после чего попросил не мёрзнуть на холоде и поблагодарил за разговор. Месяцы спустя с руки ЫнБи Чанёль понял, что никто не виноват в том, что произошло. Но тут же сам додумал, что ему было удобно взять на себя вину. Так-то ведь это он оказался слишком влюблённым, верно?.. Мама была отдушиной. Разговоры с ней были прекрасным отвлечением от реальности: мама говорила обо всём и ни о чём одновременно. Пак звонил ей, когда становилось совсем невмоготу, когда хотелось разорвать себя на куски, а руки не поднимались. Сегодня Чанёль с ней разговаривал, пока убирался в комнате. Надев наушники, они умудрились обсудить рабочие моменты, посплетничать о её коллегах, возмутиться чужой тупости, наглости, жадности и дальше по списку, после чего плавно перешли на более весёлые темы: попытки родственников воссоединить семью, а совсем недавно стали предлагать невесту Чанёлю и где-то нашли «замечательного красивого парня» для Юры. Чанёль успел убраться, погладить вещи, собрать спортивную сумку, перекусить и выпить кофе. Мама будто помогала ему собраться на встречу с Бёном, будто стояла за плечом и сопровождала каждое его действие! Пак с теплотой улыбнулся от мысли об этом. Подул холодный ветер, вынуждая его съежиться. Телефон в руке завибрировал, оповещая о пришедшем сообщении. Думаешь, я бы смог? — 16:03, Ибо Парень поднял воротник куртки, пытаясь укрыться от ветра, и чуть нахмурился, пробегая взглядом по прошлым сообщениям. Они говорили об очном обучении. Ребёнок хотел контактировать с одноклассниками постоянно, а не когда мама позволяет под её присмотром встречаться на детской площадке или когда ребята приходят к нему поиграть. «Бедный ребёнок», — промелькнуло в голове. Не берусь решать за твою маму, но что-то мне подсказывает, что нет — 16:04, Чанёль Да, я то же так думаю. Вероятность крайне мала. Может, после санатория её мнение изменится… — 16:04, Ибо «Нет», — подумал Чанёль. Вот в чём он точно был уверен, так это в том, что даже после санатория ничего не изменится. Последний месяц Бёны разрывались на куски, пытаясь пристроить ребёнка на оставшиеся полтора месяца лета в санаторий. ЫнБи должна была поехать вместе с ним как сопровождение, по крайней мере именно на этом она настаивала, когда искала детский санаторий. В это время её брат искал место, где помогут им обоим, потому что ЫнБи не становилось лучше, она будто замерла на одном месте. Несмотря на загруженность, Бён занялся этим вопросом вплотную: поднял некоторые связи, оформил путёвки, вручил сестре скопленные деньги (оплату за двоих), поставил перед фактом, пожелал хорошо отдохнуть и подлечиться. Чанёль надеялся, что там будут психотерапевты. Ей бы не помешало перестать доводить себя до приступов, когда Ибо спотыкается или царапается. Возможно. По крайней мере будем надеяться, малыш — 16:05, Чанёль Видимо, Бён опоздает. Парень неловко топчется, оглядываясь вокруг. Ветер поднимается, теплее не становится, как не топчись на месте, а болеть летом мероприятие незавидное. Он думал, что опоздает, потому что вышел слишком поздно, а теперь стоит около парка и не знает, куда себя деть. Ближайшая остановка его не укроет от ветра, но по крайней мере он может поставить сумку на лавочку. Садиться не рискует — продрогнет ещё больше. Как дела у дяди? — 16:05, Ибо Работает. Приёмная кампания состоялась. Идут вступительные экзамены — 16:06, Чанёль А вы как… Ну, продолжаете общаться? — 16:06, Ибо Ёль тяжело вздыхает. Наверное, если оценивать ущерб от их перерыва в отношениях, то после Чанёля на втором месте будет этот ребёнок. Пацан извёл себя до истерик, а каждая их встреча была… не меньше, чем душераздирающей. В конце встреч уж точно. Мы не переставали общаться, ты же знаешь. В прошлом месяце стали встречаться. Когда у него есть время, мы проводим время вместе. Всё хорошо. Мы и сегодня должны встретиться, он немного запаздывает из-за работы — 16:07, Чанёль У дяди всегда есть для тебя время — 16:07, Ибо И не поспоришь даже… У нас идёт сильный дождь. А у вас? — 16:07, Ибо У нас только собирается. Но ветер ощутимо сильный Погоди, я напишу ему. Ждать или нет — 16:07, Чанёль Конечно ждать! Может, просто встретитесь дома? Потом вернёшься в общежитие… — 16:07, Ибо Ёль удивлённо поднимает брови и улыбается. Пацан не оставляет попыток сблизить их. Он так надеется, что они снова будут приезжать вместе. Он слишком сильно переживает за них, в то время как всё постепенно приходит в порядок. Чанёль знает, что скоро вернётся домой. Он не будет оплачивать общежитие на следующие месяцы. Но он точно доживёт здесь август — тут всего-то осталось три недели. В голове мелькает мысль о том, что отсюда до квартиры едут почти все автобусы и троллейбус. Можно даже без пересадок. Но кое-что останавливает его, не даёт решиться на этот шаг… Детка, скажи мне, что ты в пределах общаги — 16:10, Бён Увы — 16:10, Чанёль Ебаное министерство. Ненавижу этот гадюшник Мне нужно ещё полчаса. Минимум. Может, чуть больше Прости, малыш — 16:10, Бён Парень поджимает губы, глядя на строку «пишет сообщение». На шею падает капля. Затем ещё и ещё. И уже через минуту Чанёль ошарашено прижимается к лавке под остановкой, наблюдая за тем, как всё вокруг щедро поливается дождём. Лужи собираются в мгновение ока. Вау. Супер. Ты не брал зонт. Почему я в этом уверен? Потому что ты ненавидишь зонты — 16:13, Бён Пак усмехается, опуская взгляд на экран телефона. Они громоздкие и мерзкие, когда мокрые — 16:13, Чанёль Они буквально созданы для того, чтобы быть мокрыми! — 16:13, Бён Ладно. Не переживай. Как освободишься позвони мне, ладно? Я найду убежище — 16:14, Чанёль Напиши мне, когда спрячешься Люблю тебя — 16:14, Бён Обязательно. ❤ — 16:15, Чанёль Звучит гром. Парень неловко поводит плечами, понимая, что только что эти самые плечи дрогнули от неожиданности. Вокруг всё запахло пылью и стало тяжело дышать. А уж с его носом… Чан понимает, что стоит либо вернуться в общежитие, либо пойти в спортзал раньше, но тогда он может пропустить встречу с Бёном, а мужчина и так уже расстроен тем, что не удалось улизнуть с совещаний вовремя. Не годится. Чужая обувь вокруг начинает шлёпать по лужам, неприятно воздействуя на нервы. Он стоит под навесом с самого края, потому что здесь собралась толпа людей. Косой дождь самый дерьмовый дождь в мире… Ёль наблюдает за тем, как его штаны мокнут, а перед глазами стоит Бён, с отчаянием глядящий на него. Руку обжигает фантомной болью, когда он закрывает глаза. Он до сих пор помнит чужую безмолвную панику. Бён… его лицо было лишено эмоций, как и всегда, когда он сталкивается с чем-то, что оказывается сильнее его. Парень помнит с какой твёрдостью мужчина сжимал его пальцы, удерживая в кулаке ключи от дома. «Возьми с собой. Пожалуйста, не отдавай мне их…». Чужие глаза горели болью и страхом того, что это — конец.       — Господи, блять… — шепнул Чан, покачнувшись. Земля под ногами задрожала или сами колени едва удерживали его. — Боже мой… Ему предложили присесть на лавку. Пак бешеным взглядом обвёл людей и вышел прямо под дождь. Так и стоял, мок несколько минут, пока не увидел нужный автобус. Волосы неприятно прилипли к лицу. Дождь колотил его по макушке, будто наказывая за собственное безрассудство. Чанёль облизал губы и влез в автобус несмотря на то, что пассажиры ещё не вышли. Он едва вспомнил, что нужно оплатить проезд, не говоря о том, что нужно уступить кому-то место. Голова горела вместе с ладонью, начинало сдавать позицию бедро. Парень не понял, как добрался до подъезда. Стал напротив двери и шмыгнул носом, уставившись в панель. Только через несколько минут он глубоко вдохнул и достал небольшую связку ключей из кармана спортивной сумки. Лифт приветливо открыл створки, впуская внутрь, и он вошёл, снедаемый необъяснимым беспокойством. Всё время подъёма он думал о том, что не сможет войти. Отчего-то так неправильно было входить в дом, который он покинул с огромным камнем на груди, при этом бросив хозяина в одиночестве. «У Бэкхёна ведь своих демонов было достаточно. И я оставил его одного на этой войне…». Внутри всё сжалось, когда он вышел из лифта. Шея будто отказалась держать голову, и он уткнулся лбом в дверь, глядя сверху вниз на ручку. Чанёль знал, что мужчина не будет против. Он героически обходил эту тему, но Ёль знал, что Бён не станет возражать и даже предложил бы переждать время в доме, но боялся перейти установленные Паком границы. Значит, нужно всего лишь вставить ключ в замок, провернуть пару раз и нажать на ручку. Внутри ничем не пахло. Чанёль захлопнул за собой дверь и замер на коврике в прихожей. Вот вешалка, вот тумбочка, вот кресло. Сотни раз он садился и вставал с этого кресла, почти столько же раз он видел на этом месте мужчину. И в половину этих раз он целовал Бёна в прихожей на прощание и просто потому что мог себе это позволить. Уравновесив чувства в груди, он бросил сумку около кресла. Аккуратно стянув мокрые кеды, Чанёль поставил их на подставку для обуви и протянул руку к тумбочке. Сушилка была там. Всё было на месте. Пак был в шаге от того, чтобы заплакать. Носки были мокрыми. Чан стянул их и поморщился от соприкосновения ледяных пальцев с полом. Дверь в гостиную была закрыта. В прямом смысле слова. Ёль потянул за ручку, но дверь не открылась — замок был закрыт. Парень даже не знал, что эта дверь закрывается на замок… На кухне было идеально чисто, а в холодильнике был привычный набор продуктов и куча полуфабрикатов. На подходе к спальне сбылось дыхание. Чан с силой прикусил губу, когда воспоминания нахлынули на него. То, как он собирал вещи, как плакал и уговаривал себя потерпеть ещё немного, убеждал себя в том, что всего лишь запутался и… Невыносимо. Шторы были плотно закрыты, постель заправлена, на рабочем столе только необходимые вещи и наполовину заполненная пепельница. К шкафу Чанёль себе не позволил прикасаться. Не смог. В ванной он нашёл бёновские домашние штаны на сушилке, кофту на замке и носки. Он обменялся с сушилкой одеждой и неловко уставился на своё отражение в зеркале. Он казался перепуганным. Смотрел на себя и не понимал, почему смотрит на себя как на предателя. Может, потому что был им?.. Воспользовался твоим предложением. Пришёл домой, подожду его здесь — 16:39, Чанёль Ибо уже не ответил, но Пак и не ждал. Вероятно, время пользования телефоном истекло. ЫнБи в этом вопросе была удивительно категорична. Чанёль отмахнулся от этих мыслей и открыл диалог с Бёном. Он всё никак не мог сложить слова в предложение, а потом и вовсе не давал себе это сделать: то вещи развесил, то пытался высушить мокрые волосы полотенцем, то проверил сушится ли обувь, а ещё поставил чайник на плиту… Слова не нашлись ни после первой сигареты, ни после второй, когда он выпил чашку кофе. В конце концов он не стал афишировать своё присутствие в его доме: подумал, может, стоит просто промолчать об этом инциденте?.. Всё к этому и шло: время на часах стремительно перевалило за пять часов. Чанёль просидел на кухне сорок минут, слушая музыку в наушниках, тупо уставившись в стол. Из окна неприятно тянуло холодом, пробирало даже сквозь тёплую бёновскую кофту, но Ёлю нужно было проветрить комнату от сигаретного дыма. Голод сжал желудок с чудовищной силой. Чанёль сделал себе ещё одну чашку кофе, потом заглянул в холодильник и не понял как так получилось, что он уже нарезал салат, а на сковороде жарилось мясо. На двоих. Этот дом на него плохо влияет… Теперь обман не удастся. Если Пак уйдёт, Бён обидится. Мысль о мужчине буквально подтолкнула телефон зазвонить. Чанёль глубоко вдохнул, выдохнул и отключил наушники, вытаскивая их из ушей.       — Я освободился, — на фоне был слышен шум дождя, который резко прекратился после того, как послышался стук закрытия двери. — Ты сильно промок? Откуда мне тебя забрать?       — Немного промок. Всё нормально. Я тут… — в носу защекотало и он оглушительно чихнул.       — Мне это уже не нравится, — пробормотал Бён.       — Нет. Это просто чих, — отмахнулся парень, упираясь ладонью в кухонную тумбочку. — Я подумал, возможно, ты не будешь против, если я пережду дождь дома, и… пришёл. В общем, меня не нужно забирать. Я… я дома. В-вот, — шепнул Чанёль. Парень даже не понял из-за чего задержал дыхание, но сделал это. Четыре секунды чужого молчания показались вечностью.       — Дома, — констатировал Бён. — Никуда не уходи. Пятнадцать минут и я буду дома.       — Не спеши! Будь осторожен!       — Обязательно. Выдохнув, Чанёль накрыл глаза ладонью и сгорбился. Мясо приятно шипело на сковороде, вынуждая его желудок выть, но даже это не сбросило свалившееся на голову облегчение. Ёль успел закончить готовку, закрыть окно и застыть около него, прислонившись плечом к стене. Отчего-то было невероятно приятно видеть, как Бён припарковался перед домом, вышел из машины и поднял взгляд к окнам. Пак не сомневался в том, что его видно: из-за пасмурной погоды и тёмных туч в комнате было слишком темно и ему пришлось включить свет. Чайник засвистел третий раз за полтора часа. Чанёль выключил его и вышел в коридор ровно в тот момент, когда открылась входная дверь.       — Привет, — парень мягко улыбнулся. Бён шагнул в коридор прямо в обуви. Чанёль дрогнул от холодной ладони на щеке и потянулся за последовавшим поцелуем.       — Привет, — чужие глаза горели. Ёль с облегчением убедился в том, что всё в порядке и его здесь рады видеть.       — Ты обедал?       — Нет. Мужчина отступил, чтобы разуться и поставить обувь на подставку.       — Тогда жду тебя на кухне.       — Ты меня сегодня балуешь? — усмехнулся Бён, стряхивая с плеч пиджак. — Ты не замёрз? Почему не надел тёплые вещи? У меня куча тёплых вещей в шкафу. Чанёль молча поджал губы, замечая, как чужие глаза наливаются пониманием.       — Разве шести месяцев было недостаточно для того, чтобы навести порядок в голове? — мягко вопросил мужчина, опуская ладони на его предплечья. Чанёль закрыл глаза, боясь, что сорвётся. — Я всё это время ждал твоего возвращения домой. Плевать на то, что было. Важно то, что происходит сейчас. Ничего не изменилось — это твой дом. Судорожно вдохнув, парень не нашёлся с ответом и просто кивнул.       — Ты хоть в душ сходил?       — Нет, — шепнул Пак, открывая глаза.       — Господи, Чанёль, — вздохнул Бён, обнимая его за спину, направляя к спальне. — Выбрось все глупости из головы. Что было, то прошло. Всё, не съедай себя из-за того, что случилось. Мы всё ещё вместе. Мужчина открыл шкаф, быстро выуживая оттуда чёрную футболку и тёплую бардовую пижаму с бычком на кофте. Они купили её на новый год, у Чанёля такая же, тоже ярко-красная…       — Переодевайся. Чанёль взял вещи и сел на постель, наблюдая за тем, как мужчина начинает сменять вещи на домашние. В груди всё сдавило. А от зазвучавшего грома сознание натянулось до предела.       — Почему ты простил меня? — тихо вопросил парень.       — «Простил тебя»? Мне не за что тебя прощать, — откликнулся Бён, вешая брюки на тремпель.       — Я сделал тебе больно. Я испытывал тебя ебаные полгода. Я предал тебя. Я бросил тебя. Мужчина всё ещё не смотрел на него. И молчал. Глаза заполнились слезами от того, как спокойно Бён вешал вещи и неспешно переодевался. В груди всё сдавило от боли. Он ждал, что мужчина согласится со всем сказанным и попросит уйти. Он буквально слышал, как чужие губы проговаривают эти слова, но Бён спокойно закрыл дверцы шкафа и прошёл мимо него. Дыхание никак не хотело уравновешиваться, а сердце долбилось в грудной клетке, наказывая его за совершённые месяцами назад глупости. Стул со стуком опустился напротив парня. Бён сел и протянул ему ладонь, за которую Чанёль мгновенно ухватился.       — Я буду говорить, а ты будешь слушать и не перебивать меня, ладно? — спокойно произнёс он. — Я знал, что ты уйдёшь. Я видел этот момент с тех пор, как наши отношения уравновесились. Я видел как ты менялся и опустил руки, потому что думал, что ты уйдёшь насовсем, разлюбишь меня из-за моей манипулятивности и закрытости. Ждал момента, когда до тебя дойдёт очевидное решение проблемы: с глаз долой — из сердца вон, но ты шокировал меня тем, что собрался уходить не потому что разлюбил, а потому что любишь слишком сильно. Да, мне было больно от того, что я не смог удержать тебя рядом, и нет, я не считал тебя предателем. Эти месяцы мне дались не так тяжело, как тебе, потому что меня держало на плаву осознание того, что ты всё ещё любишь меня. Я подумал: если ты любишь меня, то вернёшься ко мне и не важно сколько времени тебе понадобится, чтобы это осознать, — Бён улыбнулся. — В конце концов, разве меня что-то с тобой разделяло, кроме расстояния? Мы регулярно переписывались и созванивались. Я контролировал почти каждый твой шаг. Я будто откатился на несколько лет назад — это было привычное состояние. Я наблюдал за тем, как ты горишь, зная, что не могу тебя потушить. Но я совру, если скажу, что не боялся того, что кто-то может прийти к тебе погреться, — Чанёль фыркнул, смахивая выступившие слёзы. Господи, о чём этот мужчина говорит? Ёль едва соскребал себя с постели, не мылся по несколько дней, а он боялся, что Чан заведёт новые отношения? — Я не чувствую себя преданным, потому что знал, что ты уйдёшь. Да, мне было нехорошо в день, когда это случилось, потому что я оказался к этому неготовым и напуганным тем, что самое страшное смогло случиться… Это наша жизнь, Чанёль, это наши отношения и этот перерыв — неотъемлемая их часть. Если ты захочешь переехать сюда, я стану счастливее, потому что даже вот такие отношения тоже радуют меня. Меня в принципе радует то, что ты звонишь, пишешь, встречаешься со мной, идёшь на контакт.       — Но всё же было хорошо. Почему я не смог?..       — Потому что отношения строил я, а ты просто принимал в них участие, — вздохнул мужчина. — У меня было много времени подумать об этом. И в конце концов я понял, что ты просто принимал то, что я тебе предлагал, а твоя инициатива терялась из-за моего нежелания выпускать тебя из-под мягкого контроля. Всё-таки приятно, когда всё идёт по плану, да? Только вот ты живой человек и не обязан следовать тому, что я напридумал себе в голове. Поэтому… — пальцы сжали его ладонь сильнее, — будем всё исправлять.       — Пустишь меня на стройку?       — Без каски хода не будет.       — Бросаешься кирпичами? — слабо усмехнулся парень, опуская взгляд на их скреплённые руки.       — Эй! Я лишусь планировки! У меня могут быть нервные срывы, — шутливо оправдался мужчина.       — Конечной даты нет. Можно не спешить. Чанёль поцеловал его первым. Понял, что не сможет выдать ничего адекватного и просто двинулся вперед, прокладывая себе путь губами. В том, что мужчина его понял, сомнений не было. В конце концов, их снова, как и всегда, прервало бурчание в животе. Бён засмеялся и клюнул его в щёку, поторапливая с переодеванием. Пока он ставил стул на место, Чан поднялся с кровати и стянул с себя кофту, обнажаясь перед мужчиной. Поддев футболку, он натянул её на предплечья и дрогнул, ощутив тёплые пальцы на левом боку.       — «Иногда любви недостаточно», — тихо прочел Бён. — Какие правильные слова.       — Да. Ты сказал мне их когда-то.       — Я? — удивился мужчина. Чанёль усмехается и надевает футболку, вынуждая чужие пальцы пропасть с тела. — Надеюсь, я сказал это не о тебе.       — Нет, о других. Что-то случилось с памятью, господин Бён?       — Случается иногда. Может, поцелуешь, чтобы… Чанёль потянулся к мужчине, плавно скрещивая руки за чужой шеей.       — «Чтобы» что?       — Хотел сказать «чтобы закрепить этот момент», но ты уже закрепил его на своём теле.       — Это не помешает мне поцеловать тебя просто так. V. «любовь» Чанёль с трудом открывает глаза и надрывно кашляет. В горле жуткое першение, которое невозможно перебить даже тёплой водой. В тот день Бён настоял на том, чтобы Чанёль надел его куртку с теплыми штанами и подвёз к спортзалу. Ёль почувствовал себя плохо тем же вечером, ближе к ночи поднялась температура, ночью стала ещё выше, а утром сел голос и появился полноценный насморк, а не жалкое шмыгание носом. В четверг, проснувшись, Чанёль содрал себя с кровати и пошёл в аптеку, закупаясь на все имеющиеся деньги лекарствами, вернулся в общагу и закинулся таблетками с порошками. Легче не стало. Стало только хуже. Джисон заботился о нём почти всю пятницу: сосед вернулся в одиннадцать часов, чтобы переодеться, и застрял с ним до шести часов. Пошёл купить поесть, нагрел воды, поставил термос, повторно сходил в аптеку и купил таблетки от горла, которые «точно помогут, клянусь», и только после того, как температура спала до 37,6 он неуверенно попрощался, взяв обещание звонить, если станет совсем плохо. О его состоянии, разумеется, никто не знает. Чанёль заботится об этом: пишет Каре отмазку, отказываясь от встречи из-за Бёна, а Бёну говорит, что очень устал и не очень хорошо себя чувствует. Почти идеально, если бы это не было враньем. Бён ему уступает и верит только потому, что Ёль просил об этом, когда возводил стены вокруг себя. В любом случае, Чанёль понимает, что просить о помощи придётся, иначе… ну, это действительно может плохо закончиться. Он принимает таблетки, допивает прохладную воду в чашке и засыпает. Зная себя и свой организм, бессмысленно просить высшие силы о неожиданном выздоровлении. Увы, он оказывается прав, когда просыпается с ужасной головной болью, противно ноющей болью в бедре и дрожью в теле. С трудом перевернувшись на спину, Пак смаргивает выступившие слёзы и жмурится, боясь даже прикасаться к бёдрам. Он даёт себе несколько минут, прежде чем берёт в руки телефон и разблокирует его. Свет от экрана ослепляет его несколько секунд, прежде чем на автоматическом режиме не тухнет до минимума. Тяжело прокашлявшись, Чанёль открывает диалог с Бёном и обращает внимание на время — двадцать минут одиннадцатого. Грёбаное дерьмо… Мужчина был в сети час назад. Чанёль примерно прикидывает степень усталости любимого, с учётом того, что сегодня пятница, он должен был ходить с проверкой по корпусу и наверняка снова поздно вернулся домой из-за работы. Глаза сильно слезятся и режет от света или просто потому что им нужно слезиться, а может даже от головной боли — не особо понятно. Пак с трудом пересиливает себя и нажимает на строку набора сообщения. Бэк, ты спишь? — 22:21, Чанёль Он устало опускает руки с телефоном на живот и моргает, чувствуя, как влага неприятно жжёт уголки глаз. Что ж за напасть такая! Зачем ему эта слезоточивость?! Как будто головной боли не хватает! Пак на ощупь находит градусник и оттягивает горячую футболку. Ещё никогда ему не было так трудно удерживать что-то подмышкой. Сумасшествие. Нет. Приготовил кофе Как ты себя чувствуешь? — 22:24, Бён На самом деле не очень хорошо Можно я приеду к тебе? — 22:24, Чанёль Собирайся Я приеду через двадцать минут — 22:24, Бён Я вызову такси! — 22:24, Чанёль Я приеду. — 22:24, Бён Парень с облегчением выдыхает и откладывает телефон в сторону. Он дожидается, пока не прозвучит сигнал градусника, и только после этого аккуратно принимает сидячее положение. Перед глазами появляются сверкающие мошки. Чанёль стонет, прикладывая ладонь ко лбу, будто бы это может помочь справиться с головной болью. Глаза всё ещё режет, но ему нужно включить свет, чтобы хотя бы переодеться, или к чёрту?.. Лампочка обжигает, но Ёлю интересно, какая у него температура, прежде чем он потеряет сознание. Всего лишь 38,4, а щёки горят так, будто на них собираются что-то жарить. Чанёль вообще не торопится. В основном потому что боится спровоцировать острую боль в бедре. Тело выкручивает так, что хоть на стену лезь, а ещё появилась нарастающая боль в животе. И это явно не голод. Вот же чёрт. Бён приезжает раньше, чем Ёль собирается. Он сбрасывает вызов, потому что не доверяет своему голосу, и пишет смс с просьбой немного подождать. В сумку попадают почти все вещи и в ужасном беспорядке. Чанёль сбрасывает туда всё от носков с бельём до штанов и футболок. Перед глазами всё кружится и мельтешит, из-за чего он с трудом понимает, какие именно вещи туда вкладывает. Он осознает, что ему обязательно нужно взять пакет с лекарствами, телефон, наушники и зарядку, о всём остальном благополучно забывает. С трудом закрыв дверь, Чан надевает бёновскую теплую куртку и наклоняется за сумкой. Это было огромной ошибкой, но он осознаёт это только после того, как валится на пол. От лица будто отхлынула кровь, и задрожали ноги. Ему стало так плохо, что он стал на колени, с трудом пытаясь уравновесить дыхание. И сегодня ему определённо везёт на хороших людей, потому что парень, вышедший из комнаты, удивлённо останавливается, а потом предлагает помощь.       — Попей противовирусные на всякий случай, — советует Ёль, прежде чем створки кабины закрываются. Ноги дрожат. Он знает, что садиться нельзя, потому что не встанет. Свет в лифте слепит, раздражая глаза и увеличивая головную боль. Чану удаётся выйти из лифта в коридор и спуститься в холл, даже не обращая внимания на оклик охранника. Ему настолько плевать, как он будет объясняться в следующий раз, но сейчас ему слишком плохо, чтобы тратить последние силы на разговоры не с тем человеком. Машина стоит около ворот. Бён стоит боком ко входу и курит. Чанёль видит дым, растворяющийся вокруг, и всхлипывает. Да, он болеет, и ему не станет легче в одно мгновение, но он не будет один. О нём позаботятся, а это почти что билет к выздоровлению.       — Господи, как же ты плохо выглядишь, — обеспокоено произносит мужчина, жадно рассматривая его лицо.       — Устал, — коротко хрипит парень. Бён забирает у него сумку и открывает заднюю дверь, помогая забраться в салон. Сумка оказывается на переднем сидении. Чанёль заваливается на бок и закрывает глаза, ощущая невероятное облегчение. Мужчина, может, что-то спрашивает, но парень засыпает, в последние секунды удивлённо осознавая, что отключается. Бёну приходится его будить, а потом помогать вылезать из машины, потому что боль в бедре и желудке не успокоилась ни на грамм. Дыхание окончательно сбивается около лифта. Чан прижимается лбом к спасительной прохладе метала внутри кабины и жмурится от яркого света. Чужая рука обнимает его за бок, прижимая к себе, удерживая на ногах. Чанёль прикладывает ладонь к чужим пальцам, впивающимся в его бок, и чувствует себя счастливым.       — Температура есть?       — Мерил перед уходом. Было 38,4.       — Чёрт, — шепнул мужчина, направляя его к открывшимся створкам кабины. Ловко удерживая его рядом, Бён быстро воспользовался ключами и пропустил его в прихожую. Чанёль сразу же оккупировал кресло, прикладывая ладонь к болящему бедру.       — Это из-за температуры. Воспаление в организме разблокировало болезнь, — пробормотал мужчина, присаживаясь перед ним, чтобы развязать шнурки на кедах, которые оказались ни черта не завязанными. — Не хватило сил?       — Чуть не сдох, когда наклонился, — ответил Пак, прикладывая ладонь ко лбу. — Голова кружится немного. Бён стянул с него обувь и принялся снимать куртку, от которой тянуло адским жаром.       — Сейчас меряем температуру, пьём таблетки и отдыхаем. Как тебе план? Его голос был напряженно-спокойным. Напряженно-спокойным?.. Слова были твёрдыми и спешными, но интонации успокаивающие, убеждающие в том, что всё под контролем.       — Безупречный. Главное дойти.       — О, это не проблема. Цепляйся.       — Нет-нет, — отмахнулся Чан, сжимаясь, не давая себя поднять на руки. — Я набрал вес, помнишь?       — Да, девять несчастных килограмм, — фыркнул Бён, всё-таки умудряясь вцепиться в него и поднять. — Тут идти пять метров. Для меня это небольшое затруднение, а для тебя это билет в один конец. Ты вообще в курсе, что безсознательное тело намного тяжелее?       — Я если кого-то и поднимал на руки, то только Юру пару раз и Кару. И все были в сознании, — шепнул Чанёль, едва проглатывая желание покашлять. Чёртово першение. Под задницей вдруг очутилась постель. Парень облегчённо выдохнул и закрыл глаза, из последних сил стягивая домашние штаны. Бён пропал из поля слуха. Заложенные уши плохо пропускали звуки, но Чанёль примерно предполагал, что мужчина мог пойти за градусником. Ёль отбросил угол одеяла и завалился на подушку, с облегчением выдыхая и тут же задыхаясь от сухого кашля.       — Меряй, — в руку уткнулся кончик градусника.       — Я там лекарства взял. Вроде бы.       — Я достал. Градусник показал ту же температуру. Чанёль с трудом промочил воспалённое горло и запустил в желудок таблетки. Спать хотелось безбожно. Парень только и успел почувствовать, как сзади аккуратно поправляют одеяло, и отключился. Уже под утро Ёль проснулся абсолютно разбитым и мокрым. Футболка неприятно прилипала к телу, когда он спросонья попытался подвигаться. Мужчина лежал совсем близко, отбросив плед за спину, а его рука была переброшена через бок. Может, поэтому и было так жарко?.. На самом деле, от заскользившей из окна прохлады по телу прошла сильная дрожь. Нос не дышал. Чанёль с трудом вдохнул через рот, едва удерживаясь от приступа кашля. Нужно было срочно идти переодеваться и так же критически срочно пробивать нос, иначе он задохнётся. Но повернуться в чужих руках было несколько проблематично. Точнее, практически неосуществимо. Чанёль успел перелечь на спину, как рука тут же обвилась вокруг его живота, прижимаясь к боку.       — Куда? — тихо вопросил мужчина, будто вовсе не спал. Чанёль повернул к нему голову, замечая, что глаза Бён так и не открыл.       — Пробивать нос. И в душ.       — Температура спала пару часов назад.       — Ты совсем не спал? — шепнул Чан и тут же закашлялся, отвернув голову.       — Спал. В три часа тебе стало плохо, температура поднялась, ты выпил таблетки и заснул.       — Ничего не помню, — тихо откликнулся парень.       — Ты плакал. Чанёль фыркнул, поворачивая голову к мужчине:       — Ты выдумываешь. Чужие глаза были лишены сонливости и смотрели удивительно твёрдо. В противовес этому, он шепнул: «Да, ты прав» и приподнялся на локте.       — Набрать ванну?       — Нет, лучше душ. Бён кивнул и поднялся с кровати, сразу подходя к шкафу и доставая оттуда какие-то вещи.       — Как бедро?       — Ноет, но терпимо, — ответил Пак, аккуратно садясь на постели. — Я уже отвык от этого ощущения.       — Ты прихрамывал в марте, — неожиданно сказал Бён. Чанёль поднял удивлённый взгляд.       — Я… да? — уточнил он. — Плохо помню то время.       — Ты не умеешь врать, малыш.       — Просто… сейчас это не важно. Бён кивнул и отступил, не давя на него разговором. Он провёл его в ванную и оставил вещи на стиральной машинке, оставляя его одного. Чанёль взглянул на себя в зеркало и скривился от бледности кожи и болезненного вида. Перекошенный пучок волос дал понять, какого чёрта так болит затылок… Ёль подставил лицо под воду и вздохнул, тут же закашливаясь из-за противного першения в горле. Уже сейчас он понимал, что задержится здесь на все выходные, потому что Бён не отпустит, а потом… а потом уже не захочется уходить. Уже приведя себя в порядок и с облегчением надев бельё, Чанёль закручивает влажные волосы резинкой и устало вздыхает, вцепляясь в раковину. Сил не осталось. Ему бы футболку накинуть и нормально, кому нужны эти чёртовы штаны, если он скорее свалится, чем наденет их. Очередного наклона он просто не переживёт. Бён готовит завтрак, который на подходе к кухне желудок противится принимать. Мужчина недовольно глядит на босы ступни, и Чан нехотя бормочет, что наденет штаны с носками потом.       — Я собираюсь испортить тебе выходные, — произнёс парень.       — Сделай это с удовольствием, потому что я не против, — откликается Бён, заваривая себе кофе. Хлопья в глотку не лезут. В глотку вообще ничего не лезет. Чанёль разглядывает чужую спину и поджимает губы, ощущая себя самым счастливым чудовищем в мире.       — Я очень люблю тебя, — тихо произносит он. Бён молча выключает газ, переливает кофе в чашку и поворачивается к нему всем телом. Ёль может только догадываться о том, насколько хреново он сейчас выглядит, потому что футболка не его и большая на плечах, а волосы вылезли из пучка и спадают мокрыми прядями на висках. А ещё ему плохо и он просто хочет поплакать. Жаль, что он не помнит, как делал это ночью. Может, психика не засчитала ночной порыв и теперь бьёт его по затылку с требованием повторить неучтённое?.. Бён наклоняется и целует его. Медленно, мягко, ласково. Опустив ладони на впавшие щёки. Чанёль тянется ближе, совсем не думая о том, что может заразить мужчину. Просто эти губы…       — Не уверен, что смогу отпустить тебя.       — Не думаю, что захочу уйти. Этого более чем достаточно. Будто наговорились на год вперёд. Завтрак проходит в полном молчании с невероятным облегчением на душе. Вернувшись в спальню, Ёль аккуратно полу садится на постели, приставив подушку к спинке кровати. Футболка задирается, пока он тянется к тумбочке за таблетками от горла, и пытается укрыться одеялом. Чужая ладонь опускается на бедро, не давая скрыть верхние границы татуировки. Чанёль поднимает взгляд, неосознанно выжимая из блистера неприятный специфический звук.       — На самом деле я думал, что ты увидишь её при других обстоятельствах, — признаётся Чан.       — Я тоже хотел увидеть тебя в постели по другой причине, — слабо усмехается Бён, поддевая пальцами резинку трусов и спуская их вниз. — «Любовь».       — «Любовь», — соглашается Чан. Пальцы проводят по небольшим буквам, щекоча кожу. Чернила проходят чуть ниже выступающей косточки и немного заходят на бок, спускаясь вправо. Бён приподнимается с края постели и наклоняется к нему, крепко целуя в губы. Чанёль только успевает войти во вкус, как вдруг контакт разрывается.       — Тебе нужно пропить курс противовирусных. Бён улыбается и откланяется, подталкивая ладонь с блистером таблеток.       — Это такой намёк на «соси свои таблетки молча»? — усмехается Пак.       — В целях выздоровления, разумеется.       — Разумеется, — повторяет Чан. Улыбка обмирает на его губах, когда он начинает срывать фольгу и бурчать. — Потому что хрен я дождусь, когда ты позволишь мне распробовать себя на вкус.       — Господи, Чанёль, ты можешь хотя бы сейчас не думать об этом? — кричит из коридора мужчина. — Ты же болеешь!       — И что? Я что, не человек, что ли? У меня тоже есть желания! — восклицает он, тут же задыхаясь в приступе кашля. Мужчина возвращается в комнату со стаканом теплой воды. Чанёль отпивает и морщится от рези. Невыносимо. Таблетка с какой-то травяной мутью опускается на язык и вызывает взрыв у рецепторов. Бён укладывает руки на бока и со смешком вопрошает:       — Почему, чтобы съехаться, кому-то из нас обязательно нужно заболеть?.. «Любовь».