Из праздности любовь

Гремио: Остановитесь же на миг, Петруччо, И хоть словечко дайте вставить нам. Черт побери! Торопитесь вы слишком! Петруччо: Хочу покончить с делом я скорей. «Укрощение строптивой», У.Шекспир       Разумеется, этот олух опаздывал!       Северус сердито фыркнул и бросил еще один испепеляющий взгляд на плотно закрытую дверь — наверное, уже сотый за пятнадцать минут.       Зачем он вообще в это ввязался? Как будто ему больше всех надо. Следовало просто плюнуть и забыть, оставить Лили самой разбираться с заваренной кашей. Или, что даже лучше — во всеуслышание рассказать эту уморительную историю в гостиной Слизерина, чтобы одноклассники как следует повеселились.       На мгновение он даже посмел представить, что на самом деле так сделал. Пришел после уроков в гостиную и, словно бы невзначай, с холодным смешком, который так напоминал презрительный хмык Люциуса, бросил: «Представляете, Блэк-то сегодня…» И после все вокруг, разумеется, хохотали бы над недоумком Блэком до слез, а Регулус бы в очередной раз принялся твердить, что братец — досадная семейная ошибка, насмешка родословной, и матушка только и ждет удобного момента, чтобы выжечь его имя с семейного гобелена, что бы это ни значило.       Но все эти радужные мечты разбивались о мысль, что при всем своем желании отстраниться от происходящего, Северус был замешан по самую макушку — дальше просто некуда, если вспомнить сегодняшний Блэковский бред из подсобки…       Ну, нет. Зачем? Теперь опять крутится в голове, как заезженная пластинка, никак не отвлечься. Глаза его эти, безумнее обычного, и голос, и слова — то, что он так уверенно говорил вслух, Северус даже подумать не решился, не то что озвучить кому бы то ни было. Разве так вообще можно? Что было бы, если он, например, подошел к Лили и сказал… нет, даже при его богатом воображении такого не представить. Да и Лили… ни у кого бы язык не повернулся ей озвучить подобные пошлости — разве что у придурка-Поттера, но тот со своим дружком одного поля ягоды.       Ему тогда пришлось приложить все скрытые таланты, чтобы не взорваться, словно перегретому котлу, и не наслать на мерзкого болтуна что-нибудь околонепростительное из огромного арсенала заклятий. До сих пор руки начинают трястись от гнева, лишь вспомнишь… может, и стоило бы? Речь ведь идет о Блэке — что мир потеряет с его смертью? Всего-то огромную головную боль.       А если так дальше пойдет — если он ничего не предпримет и позволит Блэку проявлять свое сумасшествие больше и больше — то в конце концов обнаружит себя… на ящиках в подсобке. Не по своей воле, разумеется — такое просто немыслимо! Но Блэк крупнее. И сильнее. И необъяснимым образом быстрее. И если он захочет…       »…с моим именем на губах столько раз…»       Да где его черти носят?       Точно следовало его просто прикончить — сейчас не тратил бы драгоценное время зря.       Северус зыркнул на дверь, которую скоро с закрытыми глазами сумеет нарисовать до последней щербинки в отсыревшем дереве, и до боли в большом пальце пнул покосившуюся дверцу одной из кабинок.       — Она не придет, — жалостливо прогундосил из соседней кабинки девичий голосок. Оттуда траурно выплыла Плакса Миртл, утирая вечно текущие по щекам слезы пухлыми пальцами.       — Кто? — гаркнул Северус и начал суетливо вытаскивать из сумки перо и пергамент: он твердо решил, что приготовит проклятое противоядие, с Блэком или без него, и если потребуется, зальет его придурку в горло силой.       Миртл пожала плечами:       — Не знаю. Девчонка, которую ты ждешь.       — Не жду я никакую девчонку.       Вообще, с Миртл он скорее ладил. Когда на первом курсе он узнал про заброшенный туалет на втором этаже, сразу же решил, что для его изысканий это будет идеальным местом. Сюда никто не заходил — даже учителя и старосты во время дежурств, разве что в пресловутый День Святого Валентина, когда приходилось по всем углам выискивать ополоумевших от гормонов подростков. Но в любое другое время это была идеальная лаборатория, где вдоволь воды и есть возможность спрятать пронесенные тайком ингредиенты.       Разве что сыростью немного пованивает.       Разумеется, Миртл, безраздельной хозяйке унитазов и раковин, не пришелся по душе новый сосед, и поначалу она изо всех сил старалась выгнать с собственной территории чужака. Методы, правда, оказались слабоваты — не сравнить с шутками Мародеров даже на втором курсе. Ну в самом деле, кого старше одиннадцати напугают стоны и рыдания, раздающиеся из сливного бачка? Детский сад, и только. После месяца бесплодных попыток Миртл, наконец, смирилась с его присутствием и решила сменить тактику. Не можешь остановить восстание — возглавь его, не можешь прогнать настырного пацана из своего туалета — стань его другом. Тем более, что Северус, как и Миртл когда-то, входил в негласную касту «непопулярных ботаников» — в противовес «популярным ботаникам» вроде Фрэнка Лонгботтома, который знает все правила «Подземелий и Драконов» и умеет вести партии так, что все вокруг от хохота задыхаются.       — Если ждешь парня, он тоже не придет, — не собиралась сдаваться Миртл. — К таким, как мы, неказистым, вообще никто не приходит. Знаешь, сколько мое тело пролежало в кабинке, пока кто-то не спохватился? Мы — мальчишки вроде тебя, девчонки вроде меня — невидимки даже до того, как умираем, — монотонно бубнила она, покачиваясь в воздухе, как в гамаке. — Я, признаться, первые пару часов еще надеялась, что придет… ну, Том, например. Он в мое время был самым красивым мальчиком в школе. Придет, увидит мое бездыханное тело и осознает, что только что лишился любви всей жизни, и рухнет на колени, оплакивая свою безрадостные отныне дни… но нет, меня нашла эта кобыла Хорнби!       Северус слушал ее причитания вполуха, пытаясь разобрать торопливый почерк Лили. Сирень? Она добавила в зелье сирень? Или это «сироп»? Сироп чего? Черт, кто так пишет важные рецепты, честное слово!       Входная дверь скрипнула и Миртл, тут же умолкнув, уставилась круглыми заплаканными глазищами на Блэка, который боком протиснулся в туалет, на ходу пряча что-то под мантию.       — Радуйся, Миртл, — мрачно пробормотал Северус, даже не подняв головы от конспектов, — прибыла твоя компания на последующую вечность, потому что я собираюсь сейчас кое-кого прикончить. Ты опоздал.       Блэк лениво изогнул бровь.       — Не знал, что необходимо прибыть минута в минуту. А теперь что — розы завяли, свечи оплыли, ужин остыл?       Шут ярмарочный.       Что за нелепая сцена это была, такую даже после пинты крепкого эля не выдумать: посреди заброшенного, залитого водой туалета Северус, вцепившись в книжки, словно в щит, застыл между одурманенным чудовищем, слишком ярким и красивым для такого места, и бледным парящим призраком, озаряющим все вокруг тусклым голубоватым сиянием.       Что он здесь делает? Это безумный сон, не иначе.       Ничем не выдавая своего смятения — если уж он удержался в подсобке с часами, тут и вовсе грех было вспыхнуть — Северус сердито наморщил нос.       — А теперь ты в двадцати минутах дальше от снятия заклятья, вот что.       Ему захотелось, как капризной девчонке, топнуть ногой, бросить книги на пол и выбежать отсюда вон, потому что одно дело думать, что они с Блэком вместе будут работать над решением загадки, и совсем другое — видеть его перед собой, это предзнаменование беды из плоти и крови.       Все это плохо закончится. Очень плохо. Возможно, стоило послать все угрозы в задницу и все-таки пригласить с собой Лили, хотя бы в качестве подмоги.       — Ладно, ты прав, — неожиданно смущенно пробормотал Блэк, потирая широкой ладонью шею, — я не должен был опоздать. Меня просто… задержали.       Даже тусклые огоньки оплывших свечей не смогли скрыть мелькнувшее от движения руки темное пятнышко на длинной шее — слишком свежее, еще только наливающееся цветом.       Не удержавшись, Северус хмыкнул: вот так бесславно и закончились его первые школьные отношения.       — И что, поцелуй прекрасной принцессы не снял с тебя проклятье? Наверное, стоило уточнить, что целовать нужно было в губы.       Хмурые серые глаза напротив вспыхнули серебристыми искрами.       — Возможно, это просто другая сказка — та, в которой надо поцеловать лягушку, чтобы она превратилась в прекрасного принца?       — Осторожно, поцелуи с некоторыми лягушками могут оказаться смертельно ядовитыми.       Прав был отец: однажды Северуса за его длинный язык и подвесят.       Он вдруг подумал, что никогда до этого не обменивался с Блэком больше чем двумя предложениями, не говоря уже о явно шутливых подначиваниях — не считать же беседами те издевки, на которые он реагировал потоками невнятной брани, выученной у отцовских дружков по покеру?       Блэк моргнул и вдруг рассмеялся, от удовольствия запрокинув голову.       — Да, — отсмеявшись, заметил он, — мне по сюжету досталась самая ядовитая, без сомнений. Однако…       Северус напрягся: голос Блэка опустился на пару тонов, стал вкрадчивым и мягким, каким обычно бывал перед особенно яростной атакой. От такого голоса по спине под тонкой рубашкой непроизвольно пробегали мурашки, а пальцы судорожно принимались ощупывать палочку в кармане мантии.       Блэк сделал шаг вперед и Северус, как в нелепом танцевальном па, инстинктивно отступил назад.       — …может, стоит рискнуть? Если я и умру после поцелуя, то хотя бы принесу обществу пользу.       — О-о-о, вы будете здесь непотребствами заниматься, да?       Плакса Миртл! Северус совершенно забыл, загипнотизированный хищными движениями Блэка, что привидение все еще парило над их головами и очевидно, получало невероятное удовольствие от разыгравшегося спектакля.       Пока Миртл, кокетливо хлопая слипшимися от слез ресницами-стрелочками, отвлекала внимание Блэка, Северус сумел, насколько это возможно, собраться с мыслями.       — Условие! — выкрикнул он, в предупреждающем жесте выставив вперед ладонь.       Ну, никто не говорил, что собранные мысли были умными.       — Что? — Блэк чуть не подпрыгнул от неожиданности.       — Я помогу найти противоядие, но у меня есть условие.       — Ну разумеется, у тебя есть условие, — скривился Блэк, — тебе же зеленый галстук не за красивые глаза выдали. Сразу говорю: первенца моего не получишь, и не проси.       — Больно мне нужен твой первенец. Я его разве что утопить бы захотел, потому что такие как ты, не должны размножаться, — Северус постарался вложить в эти слова столько едкого яда, сколько мог. — Нет, мое условие проще, даже такому недоумку, как ты, будет понятно.       Блэк прищурился и скрестил на груди руки, но на выпад не ответил — вот он, главный признак того, что с ним не все в порядке!       — И?       — Ты держишься от меня на расстоянии, — пояснил Северус, опуская ладонь и очерчивая ею невидимую линию между ними, — не менее четырех футов. Идет? Губы Блэка — отвратительно-идеальные, будто слепленные древним мастером, — сложились в надменную ухмылку.       — Идет. Тем более, если я захочу, ты сам на меня запрыгнешь, и трех минут не пройдет.       — Мечтай, — рявкнул Северус.       Мудак самовлюбленный.       Миртл, озаряя их бледным светом, опустилась ниже и принялась крутиться вокруг Блэка, жадно разглядывая его со всех сторон.       — Так что, никаких непотребств? — спросила она, по-детски обиженно выпятив нижнюю губу.       Сириус Блэк, оказавшийся в своей стихии — в центре чьего-то слепого идиотского обожания — нахально подмигнул.       — Не в этот раз, пташка.       Северус постарался, чтобы от Блэка не укрылось ни то, как глубоко он закатил глаза, ни то, как раздражительно фыркнул в ответ на устроенную клоунаду. Миртл визгливо захихикала, прикрываясь жидкими хвостиками, и, окончательно смутившись, с громким плеском исчезла в одном из унитазов, а этот павлин все стоял и разве что не светился от самодовольства. Придурок. Как будто не посреди залитого водой из бачков туалета стоит а, как минимум, на квиддичном пьедестале.       — Может, приступим уже? У меня, в отличие от некоторых, нет бездны свободного времени, — Северус раздраженно повел плечами: оплывших свечных огарков было недостаточно, чтобы согреть сырой вонючий воздух.       — Правда? И кем же заняты твои вечера, Северус? — Блэк явно старался, чтобы вопрос прозвучал небрежно, но даже в полутьме было заметно, что глаза его недобро сверкнули. Не так, как когда он хочет ввязаться в драку, или когда планирует очередную гадость, а… если подумать, такого взгляда Северус у него не знал.       А еще Блэк назвал его по имени. Впервые за пять лет — не дурацкой кличкой, не по фамилии, вложив в нее все свое чистокровное презрение, а просто по имени, как будто они какие-то дружелюбные одноклассники, или, еще хуже, друзья. Каким-то необъяснимым образом хриплый голос Блэка сделал его змеиное ревуще-шипящее имя мягким, как бархат. И кроме того, он немного протянул первую «С», так, что оно прозвучало свистом ветра — С-с-северус.       — Не твое дело. С-с-сириус. Своей принцессе будешь такие вопросы задавать.       Сначала он хотел ответить высокомерным «я занят наукой», но быстро сообразил, как по-ботански это звучит.       Недобрый блеск из глаз Блэка никуда не исчез, но он не стал расспрашивать дальше, только сердито сжал челюсть.       — Ладно, — передернул он плечами. — Ладно же. Давай, умник, сотвори чудо.       Ах, да, точно, они же сюда пришли не для того, чтобы поупражняться в остроумии.       Северус, краем глаза продолжая наблюдать за высокой фигурой Блэка, боком пробрался к сумке и, вслепую пошарив рукой, достал оттуда флакончик из толстого стекла, немного отколовшегося на горлышке.       — Что это? — подозрительно спросил Блэк, когда Северус протянул ему флакончик.       — Стандартное противоядие. Я так полагаю, сам ты не додумался с него начать?       Блэк хохотнул.       — Херня это твое стандартное противоядие потому что! Знаешь прикол про простуду? Ну, что без лекарств она проходит за семь дней, а с лекарствами за неделю? Тут то же самое: это противоядие начинает работать минимум через час. К этому времени действие слабых любовных зелий уже рассеивается само, а против чего-то посложнее, вроде «Венериной ловушки», оно все равно что мертвому припарка!       Северус впервые за вечер посмотрел на Блэка с искренним интересом.       — Откуда ты знаешь?       Блэк отсалютовал ему откупоренным флакончиком, одним глотком выпил противоядие и слегка поморщился: Северус не стал ради старого недруга напрягаться и перекрывать неприятный вкус мятным маслом и лимоном.       — Перед тобой самый большой эксперт по любовным зельям в Хогвартсе, попрошу. Мне их столько довелось перепробовать, что, готов спорить, ты даже не все названия знаешь!       — Это вряд ли, — по привычке огрызнулся Северус.       Разумеется, он знал, что Блэка в Хогвартсе считают «лакомым кусочком» и мечтают прибрать к рукам огромное количество девчонок, так что то, что его поили любовными зельями, удивления не вызывало. Но Северус всегда думал, что это было от силы пару раз, когда наиболее отчаянные дурехи, у которых ветер между ушами гуляет, хотели сэкономить на глупых сладких улыбках и хлопаньи ресницами и перейти сразу к главному блюду.       Он мысленно поставил себе заметку расспросить Блэка об этом подробнее — в конце концов, тот будет его должником, когда они снимут заклятие.       Если они снимут заклятие.       Чего точно не произойдет, если они продолжат бесцельно трепаться.       Поэтому стоило хотя бы начать что-то делать, пока они не засиделись после отбоя. Северус взмахнул палочкой, превращая обломки одной из дверей для кабинок в два кривоватых неудобных стула и устраиваясь на одном из них. Он окинул взглядом стопку принесенных из библиотеки книг.       Это правда, что он знал о зельеварении больше, чем кто угодно из класса, возможно даже больше, чем сам Слагхорн, как он порой позволял себе украдкой думать, если был особенно доволен своей работой. Но еще никогда ему не приходилось работать над зельем вместе с другим человеком. Тем более, когда действие зелья, необходимое уничтожить, связано с ним самим напрямую. Все это придавало происходящему некий налет неловкости, напоминало, что с общением с людьми у Северуса, вообще-то, дела обстоят не очень. Особенно — с людьми, которые на протяжении пяти лет до этого отравляли ему жизнь не хуже выжимки из белладонны.       — Эм-м-м, можешь описать симптомы? — спросил он, открывая блокнот на пустой странице: так делал магловский доктор, к которому мама водила Северуса, когда тот три года назад заболел ветрянкой.       — Чего? — Блэк, брезгливо разглядывающий сотворенный для него колченогий стул, обернулся.       — Симптомы, — терпеливо повторил Северус, хотя на самом деле ему уже хотелось запустить блокнотом в пустой Блэковский котелок и заорать: «ты что, совсем тупой, что ли?»       Он никогда не был особенно хорош в том, чтобы пояснять глупым людям что-то, явно далекое от их понимания.       — С чего ты вообще взял, что ты выпил приворотное зелье и теперь влюблен в меня? — переиначил он вопрос, когда увидел, что Блэк все равно не догоняет.       — А, это просто — мне больше не хочется тебя прикончить.       — Ха-ха.       — Нет, серьезно! — довольным тоном сказал Блэк, усаживаясь на самый краешек стул. — Раньше я как только тебя видел, мне тут же хотелось тебе врезать, ну, или засунуть куда-то твою невыносимую физиономию, чтобы глаза не мозолила, а теперь… — он умолк, как будто наткнулся на невидимую стену.       — А теперь? — Северус занес над блокнотом перо, приготовившись записывать. Блэк принялся с преувеличенным вниманием разглядывать собственные ногти.       — Ну… теперь, наоборот, хочется видеть тебя чаще, — пробормотал он очень-очень тихо. — Как будто мне все время мало, как будто на меня кто-то наложил чары вечной жажды, только не к воде, а к твоему лицу. Когда тебя нет в классе, он кажется пустым, даже если там яблоку негде упасть, а мне не терпится, чтобы урок закончился, ведь все такое бессмысленное, если я не увижу, как ты заправляешь за ухо волосы, пока пишешь, или как проводишь пальцем по строчкам, чтобы не потерять нужное место. А еще хочется, чтобы ты постоянно обращал на меня внимание, даже если ты при этом будешь сердито хмуриться или фыркать что-то привычно-ядовитое.       — Странно, — нервно сглотнув, произнес Северус.       Занесенное над блокнотом перо так и не сдвинулось с места.       Никто и никогда не говорил ему подобных слов.       Блэк наконец-то оторвался от своих рук и вопросительно изогнул бровь.       — То, что ты перечислил… — тряхнув головой, чтобы волосы скрывали лицо, продолжил Северус.       — Таких симптомов нет ни от одного из известных любовных зелий, — перебил его Блэк. — Знаю. Сам так же подумал.       — У тебя когда-нибудь было что-то похожее?       — Ну да, когда я по-настоящему…       Он не договорил, но это было ни к чему. Северус и сам хорошо знал перечисленные признаки — до тех пор, пока жизнь не открыла ему глаза, он испытывал то же самое по отношению к Лили. Да и сейчас еще ловил иногда отголоски прошлых чувств, пусть даже давно уяснил, что рассчитывать ему не на что.       Если Лили действительно каким-то образом воссоздала настолько реальные эмоции с с помощью зелья…       Северус поежился, но холод в сыром туалете был ни при чем.       Изобретение Лили было одновременно великолепным, гениальным и до жути пугающим. Не очевидная одержимость. Не почти смешное нелепое опьянение. Нечто более тонкое, неуловимое — если не знаешь, что тебя околдовали, никогда в жизни не догадаешься, что испытываемые тобой чувства тебе навязали. Никто вокруг, даже твои ближайшие друзья, не догадаются.       Он обязан придумать противоядие. Потому что даже если Лили никогда больше не сумеет повторить свой рецепт, где гарантии, что его не изобретет заново кто-то другой?              Остаток времени до отбоя Северус отчаянно пытался придумать формулу, способную уничтожить настоящую любовь — разумеется, безрезультатно. У него не было ни единой зацепки, от которой можно было бы оттолкнуться. Записи Лили казались хаотичными и непоследовательными, книга Маккинон, которую подруга передала ему перед ужином, вызывала только оскомину — полезного в ней не было ни капли, а его собственные книги, в которых хоть в каком-то ключе упоминалась любовная магия, не описывали ничего похожего, поэтому он просто выписывал все новые и новые названия ингредиентов, способных служить любовным отворотом.       Он был уверен, что Блэк станет надоедливой помехой, поэтому приказал ему сидеть на месте и не мешать, что вообще-то, было равносильно приказу не двигаться для чересчур энергичного пса — невыполнимо.       Однако, к его удивлению, все то время, что Северус читал выцветшие чернила и переписывал строчку за строчкой, Блэк просидел неподвижно. Даже не проронил ни слова.       Когда через два часа, вымотанный, раздраженный неудачей и почти готовый разрыдаться от бессилия Северус поднял голову от записей, то, разумеется, в очередной раз наткнулся на внимательно следящий за каждым его движением туманный взгляд Блэка.       — Может, я все-таки могу как-то помочь? — тихо спросил он, заметив, что на него обратили внимание.       Северус фыркнул и упрямо мотнул головой. Да что он сделает, бестолковый гриффиндорец? Его таланта в зельеварении хватит разве что на то, чтобы взорвать на уроке котел.       — От всего этого никакого толку, — ворчливо произнес он, отшвырнув в сторону книгу, словно она его лично чем-то обидела, — надо подумать о том, как пробраться в Запретную Секцию, там есть…       — Целый стеллаж, посвященный любовной магии, — закончил с ним хором Блэк. Северус удивленно моргнул.       — Что ты делал в Запретной Секции? — прищурившись, спросил он, но Блэка оказалось не подловить.       — А что ты делал в Запретной Секции?       Северус поджал губы и промолчал.       Блэк, не дождавшись ответа, спрыгнул со стула и принялся расхаживать по туалету, разминая затекшие мышцы.       — Ладно, я так понимаю, сегодня никакого прогресса ждать не стоит? Тогда я пойду спать. До отбоя осталось совсем ничего, не хотелось бы шарахаться по углам от миссис Норрис. Да и сидеть тут рядом с тобой, как у закрытой кондитерской — то еще удовольствие. И еще…       Он вдруг перестал мельтешить и подошел к Северусу — близко, но не пересекая установленных ранее четырех футов.       — Прости меня.       Северус попытался вздохнуть, но сырой воздух словно застыл комком в горле. Ему не показалось? Сириус Блэк только что произнес слова, которых от него можно было бы ожидать меньше всего? Да что это зелье с ним сделало — отрастило мозги, которых в пустой голове отродясь не водилось?       — Мне не стоило говорить то, что я сказал, — пробормотал Блэк, разглядывая мыски ботинок. А затем поднял голову и, видимо, разглядев непонимание на лице собеседника, уточнил, — в подсобке. Меня что-то понесло, не надо было болтать там всякое.       Ах, вот оно что. Ну да, наивно было бы предполагать, что он извиняется за все гадости, сделанные им за пять с лишним лет — слишком многого захотел, Северус.       Впрочем, даже то, что он извинился за свой поганый язык… уже было непривычно.       Вот только чего он ожидал? Думал, что одно-единственное «прости» тут же все исправит, и они отправятся в закат, распевая песни о дружбе и поддержке? Кровь стала потихоньку закипать. С каких это пор…       По лицу Блэка расплылась хитрая ухмылка.       — А еще я не совсем шутил — глаза у тебя и впрямь красивые, хотя, разумеется, галстук тебе выдали не за них.       Сбитый с толку Северус моргнул еще раз, словно глупая сова.       — Ну и стандартное противоядие — то еще фуфло! — торжественно закончил Блэк, расхохотался, откинув голову, и выскользнул из туалета, пока Северус пытался подобрать хоть какие-то слова к произошедшему.       Растерянный, он около минуты бессмысленно пялился в закрытую дверь, пока не услышал, как вдалеке колокол пробил время отбоя, и не принялся, ворчливо бурча на Блэка и его сумасшествие, собирать в сумку нужные завтра книги, и убирать то, что стоило оставить здесь для следующей встречи.       — Если бы такого красавчика околдовали, чтобы он в меня влюбился, я бы его расколдовывать не стала, — раздался из унитаза в последней кабинке мечтательный вздох Плаксы Миртл.