Из праздности любовь

Да, пылкая фантазия так часто Играет: ждет ли радости она — Ей чудится той радости предвестник. Напротив, иногда со страха ночью Ей темный куст покажется медведем. Тезей, «Сон в летнюю ночь»       Пальцы дрожали, и с кончика пера то и дело срывалась капля чернил, чтобы испортить так и не тронутый пергамент.       Урок был в самом разгаре: профессор Флитвик с жаром рассказывал о самых выдающихся примерах использования Щитовых чар, и с радостью отвечал на вопросы, даже если они были по большей части шутливыми. Но на Лили Эванс он тратил красноречие впустую. Впервые за пять лет обучения она не могла заставить себя слушать лекцию — а ведь это был ее любимый предмет!       Но есть ли ей вообще смысл посещать уроки? Теперь Лили сильно сомневалась, что из нее выйдет хорошая волшебница — она явно всю жизнь неверно оценивала свои таланты и возможности. Возомнила себя… кем, хитрейшей ведьмой тысячелетия? У нее даже нашивка на мантии не зеленая, с чего она взяла, что сможет безболезненно провернуть столь рисковую авантюру?       Блэк, впрочем, тоже щеголяет красным гербом, но теперь не было сомнений, что он вписался бы в змеиный факультет как родной. Хитрый, изворотливый змей, вот он кто, пусть хоть с головы до ног обмотается львиными знаменами! Как получилось, что он перевернул ситуацию, в которой должен был оказаться одураченным простаком, в свою пользу? Это он должен сейчас нервничать, его пальцы — трястись, его пергаменты быть безнадежно испорченными! Однако Блэк, как прежде, ходит по школе самоуверенным павлином, а теперь еще и вбил себе в голову желание заполучить Сева любой ценой, не иначе, чем просто, чтобы ткнуть ее носом в собственную ошибку!       Лили отыскала взглядом сидящего на пару рядов ниже Сириуса, как всегда, плечом к плечу с Поттером — макушки склонены, плечи чуть подрагивают от плохо сдерживаемого смеха. Интересно, о чем они болтают? Тема, казалось, интересовала их гораздо больше, чем то, как правильно держать палочку при создании Протего.       Лили лишь надеялась, что они не разрабатывали какой-нибудь безрассудный план по взятию неприступной крепости — или, точнее, неприступного подземелья — для Дня святого Валентина…       Что же она наделала?       «Ну», — с горечью подумала Лили, — «теперь-то твоей дружбе с Северусом Снейпом точно конец. Довольна? Ты же так этого хотела…»       Но нет, она хотела не так. Да и вообще не хотела, если совсем честно.       Многие вокруг считали, что у Северуса и Лили из общего только город, где они родились. Чушь. Лили не была настолько безумной, чтобы пять лет дружить с человеком лишь потому, что из их окон был виден один и тот же пейзаж.       Нет, они оба любили зельеварение и травологию, оба обожали разгадывать логические задачки и даже придумывать собственные. Их разговоры о волшебном мире — сначала по-детски наивные, но с каждым годом все более подробные — были увлекательными и полными любопытных теорий. Они любили долгие пешие прогулки, и поэтому знали Коукворт наизусть — от полуразрушенных башен завода до тихой заводи у заброшенной фермы, где водились утки, от крохотного магазинчика на углу, где чокнутая миссис Аврора торговала вполне себе магическими кристаллами, до пещеры у шахт, где какой-то бродяга нацарапал похабные стишки на камне.       Даже сейчас, лишь вспоминая об этом, Лили словно чувствовала на лице дуновение теплого ветра и отчаянно желала вернуться назад, в жаркое пыльное коуквортское лето. Но как можно соединить образ Сева из Коукворта и Северуса Снейпа из Слизерина — язвительного, обидчивого фаната Темных искусств и одноклассников с сомнительной моралью? Со вторым ей как будто не о чем говорить.       Почему нет заклинания или зелья, достаточно мощного, чтобы дать ответы на запутанные жизненные ситуации? Зачем вообще нужна магия, если в конце концов ты все равно сидишь, судорожно сжимая в руке перо, портишь пергамент кляксами и не не можешь понять, как оказалась в такой ситуации?       Лили равнодушно следила за тем, как чернила впитываются в бумагу, расплываясь бесформенным пятном, когда в поле зрения вдруг появился маленький квадратик шоколадки в блестящей золотистой фольге.       Она вздрогнула и повернулась. Римус Люпин, который по необъяснимым причинам сегодня сел с ней, а не с обычной компанией, слегка приподнял в улыбке уголки губ. Он выглядел несколько уставшим. Под ореховыми глазами залегли по-взрослому глубокие тени, скулы заострились, губы обветрились и покрылись ранками от вечных покусываний, — и Лили невольно вспомнила безумные теории, которые выдвигал Северус по поводу него. Мол, Люпин на самом деле — оборотень, и никакой больной матушки у него нет: он просто уходит из школы на время полнолуния. И что шрамы на руках, которые иногда выглядывают из-под рукавов школьной формы, оставил совсем не злобный книззл, который якобы живет у него дома. Лили над этими предположениями всегда посмеивалась, уверенная, что друг перечитал сочинений преподобного Бэринга-Гулда. Но про себя соглашалась с тем, что ежемесячные болезни матери в одно и тоже время выглядели подозрительно.       Но это же глупости. У Люпина достаточно причин быть вечно уставшим и невыспавшимся — больная мать, придурки-друзья, обязанности старосты и необходимость готовиться к СОВ — и без выдуманной ликантропии есть от чего спасть с лица.       Впрочем, и до полнолуния еще далеко.       Она поблагодарила его и взяла шоколадку, бесшумно освободив от обертки. Римус ей нравился. На третьем курсе она даже была влюблена в него добрый семестр, пока не уехала на рождественские каникулы и не познакомилась с кем-то другим, вытеснившим мысли о Люпине из головы, как это обычно бывает в тринадцать. Но это не поменяло ее мнения — что Люпин был приятным, обаятельным и милым. Тихим. Порой даже слишком тихим, когда дело касалось его лучших друзей и обязанностей старосты. Лили не могла понять, почему она может одернуть Сева, если посчитает его поведение неприемлемым, а Римус при любом намеке на хулиганские выходки Сириуса и Джеймса внезапно начинал страдать слепотой вдобавок к загадочным недомоганиям. Тем не менее, если бы пришлось выбирать, с кем из этой компании сидеть за одной партой, Лили бы выбрала Римуса не раздумывая ни секунды.       — Ты как будто потерялась в мыслях, — шепнул Люпин все с той же понимающей полуулыбкой. — Мне захотелось тебя взбодрить.       Лили украдкой глянула на учителя: Флитвик так увлекся рассказом о Щитовых чарах и трех горных троллях, что не замечал, как большинство учеников откровенно плевали в потолок.       Тогда она надломила шоколадку и протянула половину Римусу.       — Тебе тоже не помешает. Ты не заболел? Выглядишь неважно.       — О, да, возможно, — Люпин покраснел и смущенно потер ладонью шею. — Простыл, кажется, пока ждал Джеймса с тренировки.       Лили ядовито фыркнула, выражая презрение к недалеким квиддичным игрокам, что тащат посреди зимы друзей на продуваемое всеми ветрами поле, только чтобы покрасоваться.       — А ты… из-за всего этого недоразумения с Сириусом беспокоишься? — осторожно спросил Римус, кивнув в сторону Поттера и Блэка, которые как раз захлебывались очередным приступом беззвучного смеха. — Скажи, если я лезу не в свое дело, но…       Однако что именно «но», так и не договорил.       Лили задумалась. Ей очень, очень хотелось раскрыть кому-то душу, поделиться тяжелыми мыслями и тревогами, а Римус Люпин на первый взгляд идеально подходил на роль чуткого слушателя. Соблазн был велик. Однако он — один из Мародеров. Друг Поттера и Блэка. С чего бы ей верить, что он не выдаст все ее секреты, едва только прозвенит колокол и ученики покинут класс?       — Не столько из-за Сириуса, — со вздохом решилась Лили. — Скорее, за Северуса. Люпин хмуро кивнул.       — Мне показалось, что ты поступила с ним… хм… не очень красиво.       «Всегда так осторожен в словах, наш Римус», язвительно подумала Лили и тут же устыдилась таких мыслей.       — Сириуса порой нелегко переносить даже тем, кому он очень-очень нравится, что уж говорить о тех, кто его недолюбливает. И то, что ты подставила под этот удар Северуса… он сильно злился? Вы… вы поругались? Опять-таки, если это не мое дело…       — Нет, — вздохнула Лили, откусывая крошечный кусок шоколадки с тонким медовым ароматом. — Ну, то есть… наверное, нет. По крайней мере, у нас не было по этому поводу ссоры, хотя, честное слово, я понимаю, что заслуживала куда больших упреков, чем в итоге получила. Но Сев… ох, не знаю, могу ли я тебе об этом говорить…       — Потому что я дружу с ребятами, которые ему прохода не дают, и могу снабдить их ценной информацией? — улыбка Римуса пропиталась горечью.       Лили не дрогнула: она так часто в последнее время чувствовала себя виноватой перед Северусом, что на других однокурсников у нее уже просто не хватало сил.       — Ну, ты не можешь меня за это винить. Ты не больно-то пытался хоть как-нибудь помочь, когда твои дружки его доставали.       Римус тут же замкнулся в себе и уставился невидящим взглядом в собственный пергамент.       Лили вздохнула.       — Он почти не разговаривает со мной с того утра. Сев. Иногда просит помочь им как-то — поделиться записями или книгой, но на этом все. Он почти все свободное время проводит с Блэком. Поверить не могу, что всерьез произнесла это только что! Я даже не помню, когда в последний раз рассказывала Севу что-то, не связанное с этим дурацким… розыгрышем, — она тихонько хмыкнула от неожиданного осознания. — Кажется, я скучаю по нашим разговорам. Знаю, никто из вас не понимает, почему я с ним дружу…       — Я понимаю, — неожиданно перебил ее Римус. Он положил голову на скрещенные на парте руки и теперь смотрел на нее снизу вверх, как провинившийся пес. — Когда я вижу, как вы болтаете во дворе или обмениваетесь книгами в библиотеке, это не кажется мне… неправильным. Как будто это — самое естественное поведение для вас. Быть вместе. Мне кажется, Джеймс тоже это подсознательно понимает, поэтому так и бесится. Что до меня… я не испытываю к Северусу какой-то неприязни и, пусть и не обольщаюсь насчет его, хм, — дружелюбия и общительности? — тем не менее не считаю, что он не заслуживает быть тебе другом. Мне бы хотелось верить, что никому не нужно из кожи вон лезть, чтобы вообще заслужить чью-то дружбу. Я, честно говоря, немного завидую вам.       Брови Лили от удивления взлетели вверх.       — Да, — подтвердил Римус, — у вас полно причин не быть друзьями, и все вокруг говорят о том, что вам будет лучше друг без друга, но вы не слушаете. Ходите по двору в цветах враждующих факультетов. Заставляете других поверить в то, что деление на факультеты никак не влияет на отношения между людьми. Разве это не здорово? Лили никогда не думала про свою дружбу с Северусом с такой стороны, и теперь ей стало еще хуже от того, что она собиралась сделать. Да, Лили не нравилась слизеринская компания Сева, но с другой стороны, с кем еще он мог общаться? Межфакультетская дружба сама по себе была делом редким, а уж среди слизеринцев — и вовсе почти невероятным. Во всей школе, наверное, только они одни и появлялись вместе постоянно, начиная с первого курса. Разумеется, с однокурсниками ему было проще. Они не осуждали его увлечения, не читали ему нотаций… не были девчонками, в конце концов.       Лили решила, что поговорит с Северусом, как только выпадет возможность. Честно, без утайки — скажет обо всем, что беспокоит, о том, что у них как будто совсем не осталось ничего общего, и что он с каждым днем все больше отдаляется. Если уж она и закончит их отношения, то хотя бы попробует сделать это со всем уважением к мальчику, что открыл ей новый волшебный мир и позволил ступить на порог школы достаточно подготовленной к тому, что ее ждет. Надо рассказать все. Северус имеет право знать правду. Вдруг после всего этого он сам не захочет больше быть ее другом?       Пока Лили размышляла, оставшийся кусочек шоколадки успел растаять и запачкать пальцы, и пришлось как можно незаметнее облизать их: не хватало еще, чтобы Поттер заметил, потом не отделаешься от двусмысленных шуточек!       — Спасибо, Римус.       Он удивленно моргнул.       — За что?       — За шоколад. И за то, что натолкнул меня на нужную мысль.       — О, — он улыбнулся, и усталое лицо словно просветлело, — в таком случае, всегда пожалуйста. Но это, в общем-то, не совсем то, о чем я хотел с тобой поговорить. Лили, уже подтянувшая многострадальный пергамент, чтобы записать хоть слово, вновь его отодвинула.       — А о чем?       — Хм… в общем, этот розыгрыш, который ты устроила над Сириусом… он ведь не только их двоих затронул — Северуса и Сириуса, в смысле…       — Да, Римус, я это поняла, — Лили раздраженно закатила глаза. — Ты, как и Поттер, решил прочесть мне лекцию?       Она метнула в сторону Джеймса и Сириуса сердитый взгляд, как будто это была их вина, что ее вновь отчитывают. Солнечный свет, падая на вихрастую макушку Поттера, скользил золотом по растрепанным волосам, затылку, линии крепкой смуглой шеи, небрежно расстегнутому воротнику рубашки… Лили сглотнула и с трудом отвела взгляд. Люпин издал тихий смешок.       — Вот уж не подумал бы, что меня однажды сравнят с Джеймсом именно в этом. Но нет, я лишь хотел напомнить…       — О чем? — из головы почему-то никак не хотел выходить проклятый воротник поттеровской рубашки.       — Что Марлин в то утро тоже слышала весь разговор.       Лили нахмурилась. Марлин? МакКиннон? Причем здесь Марлин? Она в последнее время и словом не обмолвилась о произошедшем, только поблагодарила Лили в пятницу за то, что вместо традиционных рыданий провела отличный вечер за игрой в плюй-камни с рейвенкловским капитаном.       Она хотела попросить у Римуса пояснений, но как назло, именно в этот момент терпение профессора Флитвика исчерпало себя, и он неожиданно грозно приказал всем вернуться к теме урока, разбиться на пары и продемонстрировать Щитовые чары. А когда урок кончился, Лили провозилась слишком долго, помогая ненароком оглушенной ее заклинанием Мэри МакДональд, и упустила всю компанию Мародеров целиком.       Впрочем, ходить в неизвестности ей предстояло недолго, потому что уже вечером она получила ответ.       В гостиной остались лишь несколько старшекурсников, занятых подготовкой к экзаменам, и Лили была одной из них. Она уже проследила, чтобы все ученики младших курсов отправились по кроватям, и отобрала у Поттера хлопушки, которые тот планировал подкинуть в раздевалку слизеринской команде на следующем матче, а у Петтигрю — целую гору украденных из Большого Зала булочек. Обязанности старосты были выполнены сполна. Теперь можно было наконец-то устроиться на любимом месте у камина, попросить у домовиков мятного чаю и самостоятельно изучить Щитовые чары, чтобы не подводить профессора.       — Лили?       У дивана застыла Алиса. Она явно тревожилась: короткие волосы, обычно аккуратно уложенные, были растрепаны, словно она просила у Поттера совета по укладке, взгляд перебегал с одного ученика на другого, пальцы то и дело хватались за пуговицы на рубашке.       Это странно. Для Алисы не было характерным такое поведение: пожалуй, она была самым спокойным и рассудительным человеком на всем факультете.       — Все в порядке? — Лили жестом предложила подруге сесть рядом и протянула ей свою чашку с чаем.       Та, даже не поблагодарив, вцепилась в тонкий фарфор, словно в спасательный круг.       — Да. Наверное. Я…       — Алиса, — Лили осторожно дотронулась до ее плеча. — Ты можешь рассказать мне все, ты же знаешь?       Слова помогли: плечи у Алисы расслабились, и она даже выдавила из себя подобие улыбки.       — Да, знаю. Просто это… ох, это так стыдно! Мне неудобно просить тебя, но… ты не могла бы и мне сварить то самое зелье?              Лили похолодела.       — Какое зелье?       Сердце замерло от неприятного предчувствия.       — Ну, — Алиса еще раз оглянулась и склонилась ближе, чтобы шепотом добавить: — то, что ты дала Сириусу.       О, нет. Нет-нет-нет.       Теперь она поняла, наконец, к чему клонил Римус.       — Откуда ты о нем знаешь? — прошипела Лили и от неожиданности так сжала плечо Алисы, что та поморщилась.       — Марлин рассказала… ай! Лили, мне больно!       МакКиннон, чтоб ей! Язык что помело!       «А ты разве кому-то говорила, что следует держать это в тайне?», язвительно пропел внутренний голос.       Нет, не говорила. Но она была уверена, что вся эта история завершится еще до захода солнца, и уж точно не будет тянуться неделями!       — Зачем ты вообще обсуждала с МакКиннон любовное зелье?       Щеки у Алисы стали пунцовыми под цвет галстука.       — Мне кажется… мне кажется, что Фрэнк меня разлюбил. И я…       — Ты с ума сошла? — выпалила Лили так громко, что все находящиеся в гостиной студенты оторвались от учебников и обратили внимание на них двоих.       — Алиса, забудь об этом немедленно! — понизив голос продолжила она. — Во-первых, только слепой идиот не заметит, что Фрэнк по тебе сохнет — не представляю, как тебе вообще могло прийти в голову, что он мог тебя разлюбить! А во-вторых, даже если бы это была правда — что совершенно точно не так — ты действительно хотела бы получить любовь Фрэнка обратно с помощью магии?       Алиса всхлипнула один раз, второй, и вдруг разрыдалась, уронив голову на ладони. Головы присутствующих тут же вновь повернулись. Лили пришлось весьма грубо отмахнуться от любопытных, чтобы никто не смущал Алису вниманием, а подруга тем временем продолжала захлебываться рыданиями, сквозь которые с трудом можно было различить обрывки фраз. Впрочем, даже их хватило, чтобы примерно обрисовать в голове сложившуюся ситуацию.       Февраль, с его дурацким Днем всех влюбленных, кажется, даже из самых разумных делает безумцев!       — Алиса, — назидательно начала Лили, — Фрэнк тебя не разлюбил. Он же на седьмом курсе, разумеется, ему приходится проводить с тобой меньше времени, чем прежде! Ему нужно готовиться к экзаменам, плюс это его последний год в качестве вратаря, а ты знаешь, что Поттер твердо намерен взять Кубок как раз в честь Фрэнка, поэтому лютует на поле похлеще мантикоры! Он не видится с тобой не потому, что не любит, а потому, что устает так, что до гостиной по вечерам едва добирается!       — Но… — шмыгнула носом Алиса, подняв голову.       Лили покачала головой.       — Никаких «но», милая. Тебе не нужно зелье. Все, что тебе нужно — просто поговорить с Фрэнком и рассказать, что тебя тревожит. Уверена, он развеет твои сомнения.       Прекрасный совет. Вот бы еще Лили сама им хоть раз воспользовалась, а не усложняла все, как героиня дешевого бульварного романа!       Но сейчас ей следовало думать о другом. Она подождала, пока Алиса успокоится, предложила ей еще чаю и шоколадную лягушку вдогонку — не все же Римусу Люпину завязывать беседы с помощью шоколада! — и аккуратно поинтересовалась:       — Алиса, ты же никому больше не рассказывала обо всем этом… ну, с зельем?       — Ну что ты, нет, конечно, — заверила ее подруга, глядя честными, огромными, все еще блестящими от слез карими глазами, а после небольшой паузы добавила: — Я — нет.       И тогда с губ Лили сорвалось ругательство, которое, на ее счастье, могли понять лишь выходцы из Коукворта.       Алиса не могла распространить дальше по школе слух, который бы навредил Лили — для этого она была слишком осторожной.       А вот Марлин МакКиннон…       О, Марлин могла.