Из праздности любовь

Я молод был доселе по годам, Но разум мой созрел до основанья И нынче стал вождем моим желаньям. В твоих глазах читаю в этот миг Рассказ любви в прекраснейшей из книг. Лизандр, «Сон в летнюю ночь»       Джеймс Поттер нетерпеливо переминался с ноги на ногу у дверей Большого Зала.       Первым желанием Лили было развернуться и уйти — как можно быстрее, чтобы ее не заметили — но она вовремя вспомнила, что сама назначила эту встречу.       Поттер ведь предложил помочь?       Ей нужна помощь.       — Привет, — промямлила Лили.       Кажется, впервые за все время обучения она здоровалась с Джеймсом первая!       Обычно он замечал ее гораздо раньше, и выкрикивал приветствие во весь голос, от чего Лили вздрагивала и иногда даже роняла то, что держала при этом в руках. Несколько раз во время обедов его приветствие стоило ей испачканной блузки и обожженных кипятком запястий.       Голос у Поттера был, как сказала бы мама, «командный». Звонкий и громкий, он заполнял собой все пространство без рупора и заклинаний. Во время квиддичных матчей его единственного из игроков было четко слышно, какая бы погода не стояла на поле. Вероятно, именно поэтому он и получил больше всего наказаний за оскорбления противников.       Сейчас, услышав вялое приветствие, Джеймс Поттер просиял, ослепив ее хорошо знакомой самодовольной «да-я-капитан-квиддичной-команды-и-чертовски-хорош-собой» улыбкой. Так что как-то даже неловко стало.       — Привет, Сниджет. Готова к бою? Я только что видел Мэри, она пообещала проводить нас к своей кузине. Как ее там… Гвиневра?       — Гвинет, — Лили недоуменно нахмурилась. — Когда ты успел перехватить Мэри?       — Прямо над тарелкой с рагу. В конце концов, я — лучший загонщик в этой школе! — и Поттер взлохматил волосы надо лбом, которые и без того выглядели так, словно его лунтеленок лизнул.       «А ты всерьез хотела поцеловать этого парня, Лили Эванс» — внутренний голос был до дрожи похож на недовольное ворчание Северуса.       Лили поежилась и закатила глаза на несмешную остроту.       — Пойдем уже.       — Эй, ну чего ты дуешься? Сама же попросила помочь! — спросил Джеймс, догоняя ее в проходе между столами.       — У меня просто случилось помутнение рассудка, — упрямо сказала Лили и крепче сжала ремешок сумки, — не хочешь — можешь не помогать. Не понимаю, с чего ты вообще предложил…       Тишина за плечом показалась гнетущей и потянула назад лучше всякой веревки, заставив притормозить. Он ушел?       Да ну. Не может быть.       Но если оглянуться, то не покажется ли она отчаянной?       Руку чуть повыше локтя сжали. Лили обернулась.       — Это и моего друга касается, в конце концов. Забыла? — спокойным и оттого удивительно взрослым тоном спросил Джеймс.       Смотреть ему в глаза оказалось невыносимо, и Лили опустила взгляд в пол. Она просто не могла заставить себя. Они слишком близко. Даже ближе, чем в гостиной… Она может почувствовать не только запах эвкалипта, вероятно, от одеколона или дезодоранта, но и слабый кремовый аромат пены для бритья. Джеймс Поттер бреется?       Внезапно перед глазами мелькнул образ, от которого она очень хотела бы отмахнуться. Образ Джеймса в одном полотенце на бедрах, который запрокинул голову и осторожно ведет опасной бритвой по длинному горлу.       Лили сглотнула. Что-то у нее в животе перевернулось.       — Да, точно, — пискнула она лаковым носкам своих туфель. — Да-да… Я… Ты прав. Идем к Гвинет?       Хватка на руке исчезла. Джеймс глубоко вздохнул.       — Конечно.       «Ох, ну и дуреха же ты, Лилс.»       Заткнись.       «Помешанная дуреха. Ты не можешь меня заткнуть, ты страшно передо мной виновата, помнишь?»       Лили фыркнула. Она виновата перед настоящим Северусом, а не перед собственным дурацким внутренним голосом, отчего-то им прикидывающимся.       Мэри они нашли на другой стороне зала, около стола Рейвенкло. Она говорила с высокой длинноногой шестикурсницей, чьи каштановые волосы вились красивыми мелкими кудрями — вероятно, Гвинет.       Когда Лили и Джеймс подошли к ним, Мэри улыбнулась. Вот только улыбка эта была очень виноватой.       Сердце Лили пропустило удар.       «В чем дело?» — одними губами прошептала она.       Мэри тряхнула кудрявой головой.       — Гвинет, познакомься, это — Лили Эванс и Джеймс Поттер, — представила их Мэри, которая всегда была очень вежливой, порой даже без надобности — ведь казалось невероятным, что кто-то мог бы не знать капитана гриффиндорской сборной по квиддичу. — Это Лили попросила меня с тобой поговорить. Можешь повторить им то же, что и мне?       Шестикурсница повернулась. Она оказалась очень красивой — девушек с подобными утонченными лицами Лили видела разве что в маминых модных журналах. И, разумеется, как и при взгляде на идеальных моделей на глянцевых страницах, тут же показалось, что сама она слишком коротконогая, невзрачная, бледная, а волосы у нее дурацкого ржавого цвета и топорщатся соломой.       Лили скосила глаза на Джеймса — но того, кажется, красота шестикурсницы ничуть не впечатлила.       — Да нечего рассказывать, в общем, — Гвинет откинула роскошные кудри за спину. — Я про это не болтала: еще не хватало! Еще окажется, что все это неправда! Обзовут сплетницей, а то и чего похуже. Я знаю Марлин: она могла придумать что угодно просто, чтобы подразнить Мэри. Кузина слишком простодушна и верит всякой ерунде! Лили выдохнула с облегчением: наконец-то! Как будто с плеч свалился тяжеленный камень.       — Единственное…       Кажется, рано радовалась. Камень вернулся на прежнее место. Горло перехватило.       — Ты все-таки рассказала, — произнесла Лили, пожалуй, слишком уж обвиняющим тоном.       Гвинет смерила ее холодным взглядом.       — Ну, а кто бы удержался? Ты знаешь, что в прошлом году Сириус Блэк пригласил меня на свидание в День Святого Валентина? — это она спросила у Джеймса, при этом сердито скрестив на пышной груди руки.       Джеймс прищурился, как обычно делал перед ответом на уроках, а потом щелкнул пальцами:       — Точно! Ты — Гвинет МакДугал!       Девушка презрительно хмыкнула.       — Тогда, может, ты и скажешь, что было дальше?       — Откуда ж я знаю? — удивился Джеймс. — Мы друг за другом в опочивальни не ходим.       — Хорошо, расскажу сама. Сириус пригласил меня, и я, как дура, целый час ждала его у входа в чайную, пока подруга не сказала мне, что он давным-давно сидит в «Трех Метлах» с Кассандрой Блоксам! С этой лохудрой! А ведь клялся, что они расстались! «Ну что ты, детка, какая Блоксам, я что, похож на мужчину без намека на хороший вкус?» — передразнила она льстивый голос Блэка.       Лили бросила на Поттера взгляд, в котором — она на это надеялась — явно читалось обещание прикончить Сириуса Блэка при первой же встрече. Медленно и мучительно.       Джеймс рассеянно пожал плечами: даже его обаяния и красноречия не хватило бы, чтобы выпутать лучшего друга из такого переплета.       — Сириус поступил, как полный осел, — сочувственно произнесла Лили.       Гвинет яростно кивнула.       — Так что поделом ему! Пусть теперь таскается за этим чуди… ой! — Мэри ощутимо ткнула кузину в бок локтем. — Точно… вы же с ним вроде друзья, да? Со Снейпом?       — Пожалуйста, Гвинет… — вздохнула Лили. — Кому ты рассказала?       — Я не помню.       Ох, да чтоб это все!       Лили едва не застонала от разочарования.       — В смысле — ты не помнишь? — недоверчиво скривился Джеймс. — Что, под Обливиэйт попала?       Гвинет издала несколько фальшивых смешков и тут же состроила кислую мину.       — Очень смешно, Поттер. К твоему сведению, не только заклинания могут лишить человека памяти, но и хорошая порция, — она понизила голос, — огневиски. Впрочем, ты, возможно, еще слишком юн, чтобы баловаться подобным?       Джеймс, разумеется, искренне возмутился такому предположению, но Лили-то хорошо видела, как у шестикурсницы заблестели глаза, и какую именно ухмылочку она при этом из себя выдавила.       Невероятно.       Гвинет МакДугал флиртовала с Поттером прямо посреди разговора!       Пока Лили и Мэри находились в футе от них!       — Могу тебя уверить, — нахохлился недоумок Поттер, выпятив грудь, — что я достаточно взрослый…       — Так что произошло? — перебила его Лили.       Она сюда не личную жизнь этому оленю пришла устраивать.       Гвинет, явно раздосадованная, перевела внимание на нее.       — На выходных у нас в башне была вечеринка… да, не смотрите так, мы, рейвенкловцы, точно так же ценим хорошую гулянку, просто достаточно умны, чтобы не попадаться. В общем, Селестина Уорлок, коктейли с медовухой, партии в шахматы Огдена — это когда вместо фигур стопки с огневиски… Ну и какая-то девчонка стала жаловаться на Блэка, — обычное дело, на всех факультетах на любой вечеринке найдется та, что будет из-за него ныть, — а я вспомнила историю, которую рассказала Мэри, и рассмеялась. Она, само собой, спросила, и чего это я смеюсь над ее бедой. Ну, я и поделилась. И извиняться не собираюсь, — Гвинет нахмурилась и уперла руки в бока. — Сириус Блэк поступает с девчонками, как последняя свинья, он заслужил все, что с ним происходит! А может, даже и больше…       — Черта с два!       Лили от неожиданности едва не подпрыгнула: Джеймс взвился, словно пламя в камине, из которого вот-вот кто-то появится.       — Прошу прощения? — хмыкнула МакДугал.       — Вот и правильно, потому что нечего на него наговаривать, — Поттер поправил покосившиеся очки и запустил в волосы пятерню, — я хорошо его знаю, и могу вас заверить, что лучше Сириуса на свете вообще мало людей, и уж совершенно точно никому не позволено называть его последней свиньей.       — На-а-адо же… нет, ну может, с вами, мальчиками, он и нежен без меры — стоит спросить Снейпа, — но я лично не знаю, как еще назвать того, кто позвал на свидание девушку и забыл ее предупредить, что у тебя, вообще-то, есть еще одна!       Тут Лили все-таки была на стороне Гвинет, пусть даже симпатии та вызывала мало.       Но произнесенная невзначай фамилия Северуса отвлекла от происходящей перепалки. Лили оглянулась на слизеринский стол. Сева там не было. Наверняка он, как и в прошлые дни, пропустил завтрак и обед, чтобы запереться в заброшенном туалете и варить противоядие для Блэка…       В животе скрутился ледяной узел.       Надо потом ему хоть сэндвичей принести.       — Пожалуйста, Гвинет, — она подавила горький привкус неприязни во рту и улыбнулась, — попытайся вспомнить, кому ты говорила…       — Ой, да ни к чему это! — отмахнулась та, красиво качнув тонкой изящной ладонью. — Говорю же: там все были навеселе, наверняка, девчонка помнит из нашего разговора не больше меня.       «Но ты-то помнишь разговор, идиотка!» — захотелось закричать Лили.       Вместо этого она улыбнулась еще слаще.       — И все-таки, я была бы очень благодарна…       Гвинет показательно закатила глаза.       — Ну хорошо, — сдалась она. — Я попробую. Если…       Ну разумеется, такие, как МакДугал, просто так ничего не сделают!       — … если Сириус Блэк извинится передо мной.       Лили посмотрела на Поттера. Тот пожал плечами.       — Да без проблем, — сказал он.       Ах если бы. Проблемы все еще оставались. Висели над их головами, как заколдованные колотушки. К сожалению, разговор ничуть не уменьшил тревогу Лили, и уходя из Большого Зала, она чувствовала себя даже более опустошенной, чем до этого. Если поначалу в ней еще теплился огонек надежды, что беседа с Гвинет расставит все по местам и станет последней, что после можно будет расслабиться и наконец-то поговорить как следует с Северусом, то теперь… Все осталось по-прежнему. Слишком шаткое положение. Как пытаться насыпать в зелье стрекозиных крыльев на глаз, потрясывая полной банкой прямо над котлом. Даже хуже, потому что самое страшное, что может произойти из-за перебора стрекозиных крыльев в зелье — это неприятный запах тины в конце…       «Ты думаешь не о том, о чем стоило бы.»       Да. Ничего не изменилось. А может, и вовсе испортилось еще больше: кто знает, кому рассказала эта, таинственная, собеседница Гвинет?       Лили окинула взглядом переполненный коридор. Может ли вот эта пятикурсница с Хаффлпафа знать? Или слизеринский семикурсник? Или вот эта парочка хихикающих в уголке четверокурсниц?       «Не паникуй», приказала себе Лили.       Если бы эта история стала известна тому, кто хотел бы причинить Лили, Сириусу и Северусу вред — уже было бы понятно.       Но она все равно паниковала.       Не выжидает ли некто наиболее подходящего момента, чтобы раскрыть историю всей школе?       Да ну, смешно. Чепуха.       Носа коснулся запах полироли для метлы и эвкалипта.       — Сниджет.       — Я не-на-вижу твоего лучшего друга, Поттер, — Лили устало прикрыла глаза.       В голосе зазвучали сдерживаемые слезы. Очень хотелось бы, чтобы когда она открыла глаза, Поттер исчез. И Большой Зал исчез, и вся школа — а Лили бы оказалась на берегу реки в Коукворте в тени раскидистой ивы и подкармливала Сева шоколадом, делая вид, что не замечает, как торчат в вороте отцовской футболки костлявые ключицы.       — Да будет тебе. Ты же не всерьез? — стушевался Джеймс.       Лили вернулась в реальность.       Он что, издевается?       — Если бы Блэк не вел себя как болван с девчонками, нам не пришлось бы устраивать этот поиск иголки в стоге сена. Впрочем, нет! Если бы он не вел себя как болван, всей этой ситуации вообще бы не было! Можешь защищать его сколько влезет, но твой лучший друг — очень плохой человек!       — Это мой-то лучший друг плохой человек? — Джеймс возмущенно всплеснул руками: очки тут же скосились и сползли на кончик носа. — А твой лучший друг, Эванс? Ты как будто не замечаешь, что он по самые уши в темные искусства нырнул! Шарахается повсюду с этими своими дружками, каждый из которых спит и видит, как бы записаться в Пожиратели смерти, грубит всем подряд, огрызается… если это для тебя хороший человек, то даже не знаю… может, стоит пересмотреть взгляды на жизнь?       — Напоминаю, что Северус сейчас тратит время на то, чтобы помочь твоему лучшему другу, так что на твоем месте я бы следила за языком!       Джеймс фальшиво и натужно рассмеялся.       — Вы только посмотрите, великий мученик нашелся. А напомни-ка мне, из-за кого бедному святому Нюниусу приходится теперь тратить свое драгоценное время? Кто решила, что она мастер уморительных шуток и жутко облажалась, а?       Лили прикусила изнутри щеки, чтобы не закричать, потому что у нее не было ни единого слова в оправдание. Поттер прав, конечно же прав, но признать это было бы слишком унизительно и болезненно.       Кроме того, он был прав не во всем.       — Северус — не плохой человек, — твердо ответила Лили. — Ты не знаешь его. И тебе, богатому чистокровному красавчику, звезде школы, никогда не понять, с чем ему приходится иметь дело каждый день.       Джеймс с честью выдержал ее нахмуренный взгляд, но его пыл заметно угас.       — Сириус тоже, — тем не менее, упрямо возразил он.       Кажется, в этом споре каждый из них останется при своем.       Повисло молчание.       Наверное, стоило бы развернуться и уйти, — разговор был исчерпан, и больше им, вроде как, нечего делать вместе? — но Лили чувствовала, что не готова сейчас остаться в одиночестве. Она была зла на Джеймса. Он изрядно бесил ее своим длинным носом с криво сидящими очками, растрепанными волосами, поджатыми губами и желваками на смуглой челюсти, но тем не менее его присутствие как будто позволяло держать себя в руках. Придавало сил. Успокаивало.       — Хочешь проветрить голову? — внезапно спросил он, рассматривая свое отражение в ближайших рыцарских латах. — Нам явно не помешает.       — Скоро урок начнется.       — У нас есть еще полчаса. Успеем пройтись до теплиц.       — До теплиц? — удивилась Лили.       — Идем.       Он взял ее за руку и повел к выходу, а она от неожиданности позволила.       Во дворе мягкий снег искрился жемчугом и серебром под солнечными лучами, лежал пушистыми подушками на живой изгороди внутреннего двора, на медных вепрях по обе стороны от входных дверей, на бледном мраморном фонтане, сейчас тихом и пустом. Мороз пощипывал щеки и колол кончик носа. Воздух был прозрачным и сладким как мятный лимонад.       Хогвартс, осыпанный снегом, выглядел как искусный пряничный домик, вылепленный на Рождество гениальным кондитером.       На душе стало чуть светлей. Удивительно, как красота вокруг может хотя бы на миг излечивать раны. Иногда одного красивого заката, или драгоценных капелек росы на лепестках, или сладкого прохладного аромата весеннего утра достаточно для того, чтобы на миг отогнать мрачные мысли. Такие себе крохотные ежедневные Патронусы.       Лили улыбнулась.       Этот замок — волшебный во всех смыслах.       Ничто так не воодушевляло, как вид высоких карамельных башенок с шоколадной черепицей и леденцовых окошек.       Прекрасен в любое время года.       Когда Северус рассказывал о школе — давным-давно, в запыленных переулках летнего Коукворта, — и у него от восторга горели глаза, хотя сам он ни разу тогда Хогвартса не видел, было так легко забыть, что перед ней всего лишь худой болезненный ребенок в поношенной одежде. Настолько он звучал внушительно. Уверенный в каждом слове. Он ничуть не сомневался, что замок, про который он рассказывает новой подруге — самое прекрасное и чудесное место на свете.       Лили сглотнула горькую слюну. Она ведь даже не знала, думает ли он все еще так. Едва ли. Точно не после того, с чем здесь столкнулся.       — Куда мы? — спросила она у Джеймса, чтобы отвлечься.       Рука в его большой ладони согрелась и стала почти горячей.       — Я же сказал — в теплицы.       Они свернули направо под каменной аркой и пошли по извилистым каменным дорожкам мимо школьного сада.       — Следующий урок не травология.       — Тем лучше.       Лили поскользнулась на заледеневшей брусчатке, но не упала.       Посмотрите на него, загадками говорит.       Выпендрежник.       Джеймс подтащил ее ближе, чтобы поддержать, если решит упасть еще раз, и Лили поняла, что жар от ладони распространился дальше: по локтю, до плеча, по ключицам… и прямо к сердцу.       Захотелось тут же выдернуть ладонь, и в тоже время — сохранить это тепло как можно дольше.       В конце концов Джеймс привел ее к теплице номер три, однако, к удивлению, они не свернули ко входу, а прошли по дорожке дальше, туда, где стеклянные стены скрывались за густыми зарослями кустарников и деревьев.       — Поттер, если это одна из твоих дурацких шуточек… — утомленно вздохнула Лили.       Честное слово, она сегодня достаточно настрадалась и не готова терпеть его чувство юмора.       — Никаких шуток, торжественно клянусь.       — Я не полезу за тобой в эти кусты. Они мокрые, на них полно снега и… ай!       Теперь Лили и сама стала мокрой и обсыпанной снегом как сахарной пудрой, потому что Джеймс, не слушая протестов, нагло протащил ее прямо сквозь кустарник.       — Поттер, ослиная твоя голова…       Она добавила еще парочку выражений, которых ни один чистокровный волшебник бы не понял, зато Сев вне всякий сомнений нашел бы весьма меткими и уморительными.       За полосой зарослей оказалось гораздо больше места, чем Лили думала: от стены теплицы до первых ветвей было не меньше пяти футов, так, что и Джеймс, и она сама помещались вполне свободно, хотя и стояли плечом к плечу.       — Ты идиот, Поттер, — насупилась Лили.       В ответ он ухмыльнулся и привычно взъерошил челку, создав крошечный снегопад.       — Да, я уловил основную мысль твоей тирады. Давай, а то на урок опоздаем!       — Куда, прямо в стену? С меня, может, и сошел летний загар, но на привидение я все еще не тяну!       — Ох, Сниджет, ты как будто первый год в школе учишься, — произнес он с многозначительной улыбкой и жестом, который заставил бы любого магловского фокусника позеленеть от зависти, достал из кармана палочку.       Один короткий взмах, невнятное заклинание, которого Лили не расслышала, — и ближайшая стеклянная панель в стене теплицы растаяла, как дым. Наружу вырвался теплый, влажный воздух, густо запахло землей, сладким травяным соком и цветами. После солнечного зимнего дня стоявшая в теплице полутень поначалу ослепила, и Лили двигалась внутри на ощупь. Они занимались в теплице номер три не так часто, поэтому планировка вспоминалась с трудом. Приходилось прислушиваться, чтобы ненароком не угодить на грядку к кусачей капусте.       Лили охватило любопытство. Она еще подозревала, что вся эта прогулка в конце концов обернется лишь нелепым розыгрышем, но что-то в поведении Джеймса, в том, какими неожиданно-нервными были его движения и улыбки, интриговало.       Лили вспомнила, как думала, что Поттер таскает подружек на свидание на Астрономическую башню. Но…       Если подумать, теплицы подходят даже лучше. По крайней мере, здесь нет возможности подхватить воспаление легких после жаркого поцелуя.       Хочет ли она, чтобы Джеймс Поттер поцеловал ее?       «Не ври себе, Лили Эванс» — с насмешкой протянул внутренний голос.       И в этот раз он принадлежал ей самой.       — Смотри, — холодные ладони Джеймса легли на плечи и повернули ее вправо, — вот ради чего я привел тебя сюда.       Лили моргнула.       Там, в деревянных ящиках, поставленных друг на друга ярусами, сияли тусклым, призрачным белым светом крупные цветки на длинных черных стеблях. Их кружевные лепестки плотно смыкались вокруг темной сердцевины, а воздух вокруг мерцал от мелких спор, как будто кто-то неустанно посыпал ящики серебристыми блестками.       — Моли… — восхищенно протянула Лили.       Застать цветение молей в Хогвартсе — непростая задача. Профессор Спраут зорко следила, чтобы ни один ученик не попадал в теплицу номер три в это время: моли — цветы деликатные, если кто-то неосторожно прикоснется к лепесткам, они тут же съежатся, почернеют и потеряют все магические свойства. А эти цветы — противоядие от многих чар, неотъемлемый компонент Рябинового отвара.       — Спраут еще не знает, что они расцвели, — произнес над ухом голос Джеймса, послав мурашки вниз по позвоночнику, — это случилось только пару часов назад.       — В таком случае, — тихо произнесла Лили, улыбнувшись, — двери в теплицу еще не заперты, и мы могли бы не проникать сюда, словно воры, окольными путями. Не так ли?       От его мягкого смешка приятно защекотало кожу на виске.       — Будет лучше, если о нашем присутствии никто не узнает. Ничего не замечаешь?       Лили присмотрелась к ящикам. На первый взгляд все было в порядке. Но после того, как она трижды внимательно проследила взглядом по рядам цветов, кое-где обнаружились несколько искусно обезглавленных черных стебельков.       — О, — с пониманием произнесла она. — Дай угадаю — ты узнал об этом от своего лучшего друга, не так ли?       Не было сомнений: только один человек во всей школе, помимо профессора Спраут, сумел бы так точно и аккуратно срезать цветы, не повредив соседние.       От мысли, что этот человек — ее лучший друг, в душе Лили зазвенела задетая струнка гордости.       Вот почему Сева не было ни на завтраке, ни на обеде: он добыл очередной бесценный ингредиент для своих экспериментов.       «И поделился этим с Блэком раньше, чем с тобой».       — Умница, Сниджет.       — Почему ты называешь меня так? — Лили резко обернулась, едва не спровоцировав неловкое столкновение носами. — Почему «сниджет»?       — Я думал, это очевидно, — Поттер осторожно протянул ладонь и заправил упавшую ей на лицо прядь волос за ухо. — Потому что ты точь-в-точь золотой сниджет. Редкая, драгоценная и практически неуловимая.       Лили с трудом сглотнула. Губы у нее внезапно пересохли, как у путника, плутающего по пустыне который день подряд без капли воды. Как будто солнце опалило ее и высушило. Как будто она умрет, если немедленно, прямо сейчас не получит хотя бы глотка.       Джеймсу Поттеру в этой фантазии отводилась роль ручья в оазисе — прохладного, чистого, манящего…       На расстоянии вытянутой руки.       На задворках сознания, уже плывущего от полутьмы и густых, сладковатых ароматов теплицы, все еще пытался прорваться голос разума.       Может, она просто заразилась февральской лихорадкой? Все вокруг подхватили романтическую чушь, как особо прилипчивый вирус, даже Северус, кажется. Вот ей и вскружило голову. И если она сейчас поддастся искушению, поцелует Поттера — прямо в мягкие, четко очерченные, улыбающиеся губы — не пожалеет ли завтра? Вдруг наваждение схлынет, как действие нормального любовного зелья? И ей придется объяснять, что она ни в коем случае не хотела давать ему надежду, а просто… а чего она, вообще, хочет?       Но это не самое страшное.       Самое страшное — это если завтра наваждение спадет с Джеймса.       Вдруг Лили целуется настолько плохо? И он все время будет думать лишь о том, как впустую потратил пять лет, пытаясь добиться расположения девчонки, у которой губы как вялые рыбины?       Или он ужасный бессердечный бабник, что отмахнется от нее, как от мошки, едва получит желаемое?       Да, поцелуй — однозначно плохая затея. Минусов куда больше, чем плюсов.       Однако вопреки этому, Лили уже положила ладонь Джеймсу на грудь, ощутив под слоями мантии твердые мышцы, прикрыла глаза и даже чуть-чуть приподнялась на цыпочки.       До фатальной ошибки оставалось всего ничего.       Что-то брякнуло в стороне, но Лили не стала отвлекаться.       Три, два, один…       — Что это ты делаешь? — резко и громко спросил Джеймс Поттер.       «Пытаюсь поцеловать тебя, дурень!»       Но оказалось, он обращался вовсе не к Лили.       Лили отшатнулась и спрятала руки за спину, как будто прикосновение к чужой мантии запятнало ладонь краской и теперь любому хватило бы одного взгляда, чтобы понять все ее потайные желания.       — Я-то как раз не делаю ничего особенного, — из-за горшков с златоцветниками вышла, с ухмылочкой поправляя очки, Берта Джоркинс. — А вот что вы тут делаете?       — Знаешь, Джоркинс, чрезмерное любопытство может однажды оставить тебя без твоего длинного носа, — процедил сквозь зубы Джеймс.       Стоило бы одернуть его за грубость, но отрицать, что Берта ввалилась крайне не вовремя и из-за этого Лили теперь разъедало горькое разочарование, было глупо.       — Это теплица, Поттер, она в свободном доступе у всех учеников, не только у тебя.       Берта самодовольно вздернула пухлый подбородок и тряхнула куцыми косичками. Сама она наверняка упивалась случившимся — тем, что застала их обоих в такой неловкой ситуации. Подумать только: Лили Эванс, так долго воротившая нос от Джеймса Поттера, теперь сама едва ли не вешается ему на шею, как… как любая другая девчонка.       О, нет.       Лили вспомнила кое-что, от чего ладони резко похолодели, несмотря на стоявшую в теплицах жару: Берта Джоркинс возглавляет редакцию школьной газеты.       Она коротко дернула Поттера за мантию.       — Джеймс…       — До урока еще десять минут, так что будь добра, свали отсюда по-доброму!       — По-доброму? А то что? Заколдуешь меня, Джеймс Поттер? Я слышала, как профессор МакГонагалл после того случая с Обри заявила тебе, что еще одно нарушение — и ты лишишься звания капитана! Тебе теперь хочешь не хочешь придется сидеть тихо как мышка!       Джеймс звонко рассмеялся.       — Как мышка? Это как-то не по моей части…       Лили дернула грубую ткань мантии еще раз.       Поттер повел плечом.       — Уходи, Берта, — наконец, тихо попросила Лили, когда поняла, что все ее действия ни к чему не приводят.       — А говорили, что ты святоша, Эванс. А оно вон как получается, чуть из юбки не выскакиваешь…       — Убирайся! — и Джеймс вдруг угрожающе двинулся на Берту, сжимая в руке палочку так крепко, что на тыльной стороне ладони вздулись вены. Он был в ярости: желваки на челюсти напряглись, глаза сверкали, верхняя губа приподнялась, обнажая зубы, как у хищника. Лили прежде не доводилось видеть его таким: в ее присутствии Джеймс обычно старался сдерживать себя, чтобы предстать в более выгодном свете.       Кажется, Берта наконец-то поняла, что церемониться с ней никто не собирается.       — Ты, Поттер, такой мудак, прямо как твои дружки! — визгливо бросила она, пятясь, а потом развернулась и бросилась прочь.       Джеймс напряженно сверлил взглядом место, где семикурсница стояла еще мгновение назад, и медленно глубоко дышал.       — Что ж, нам действительно пора, — облизнув губы, произнес он надтреснутым, но уже лишенным злобы голосом. — Урок скоро начнется.       Лили проследила, как влажный след на его нижней губе блеснул под бледным светом.       Но момент был упущен.       Ну… Хорошо, что Джеймс принял удар на себя.       Еще бы секунда — и Лили сама бросилась на Джоркинс, чтобы выдрать ей жидкие волосенки.