Moments

      Ким выходит из комнаты и едва ли не спотыкается через лежащую на полу... еду. Он поднимает упаковку с какими-то закусками, отрешённо оглядывает коридор и возвращается в комнату, чтобы сгрузить всё на стол.       Его бесит тот факт, что он снова живёт в особняке, до чёртиков раздражает весь штат телохранителей и шумный старший брат, выводит из себя Порш и его слишком счастливый вид, так контрастирующий с состоянием Чэ, что только слепой этого может не заметить. Но именно из-за Порчэ Кимхан возвращается в это место, которое никогда не сможет назвать домом.       Прошло несколько недель с того момента, как Ким отправил видео с песней и не получил ответ. И тогда он пообещал себе, что не будет больше докучать парню, мешать ему жить дальше и выстраивать себя заново, но сидящий на подкорке страх, что с Чэ что-то может случиться не дал ему продолжить существовать спокойно, поднимая с постели посреди ночи ужасными видениями и картинками, которые намертво отпечатывались под веками.       Когда он является в особняк с любимой гитарой и вещами наперевес, его появлению, кажется, удивляется только Кинн, в то время как Танкхун понимающе хмыкает, забывая надеть свою маску психа, а отец вообще торжествует, готовый закатить пир по случаю возвращения блудного сына.       Кимхан занимает свою старую комнату, особо не пытаясь её заново обжить, бросая сумку в углу, и погружается в работу над песнями, потому что в дела семьи он по-прежнему не позволяет себя втянуть.       Ким старается писать песни, выворачивает душу в стихах и музыке настолько, что при прослушивании демо рыдает и менеджер, и вся команда, в то время как Кимхан остаётся безучастным. Потому что его эмоции и душа (чёрная, прогнившая) оседают в словах и мелодии, образовывая после себя внутри парня пустоту. Принц мафии делает всё возможное, чтобы перестать чувствовать хоть что-то, верит, что ему почти удалось, пока не встречается в коридоре с Порчэ, хмурым, сосредоточенным и смотрящим теперь с равнодушием. И это снова ударяет по внутренностям, раздирает когтями сердце и заставляет прикусить изнутри щёку, чтобы пройти мимо и ничего не сказать. Потому что он всё сказал в песне, а раз Чэ на неё ничего не ответил – значит чувства Кима ему попросту были не нужны.       Они с Порчэ пересекаются ещё несколько раз, безмолвно смотря друг на друга и не находя самых важных слов, чтобы выразить всё, что скрывается за взглядом.       А потом принц мафии обнаруживает под своей дверью странные подношения в виде еды. Желудок предательски издаёт звук раненого кита, но Ким отмахивается от его желаний, потому что ему нужно ехать на студию и записывать песню, а вечером он может быть выпьет кофе с чем-нибудь (если не забудет). Менеджер пытается тоже его накормить, вечно притаскивая какие-то снэки и сладости, снабжая его литрами кофе и причитая, как наседка, что он себя доведёт. Он молча выпивает живительный напиток стакан за стаканом, почти не притрагиваясь к еде, потому что у него нет аппетита, зато есть ощущение, что если он съест хотя бы немного больше, его начнёт тошнить.       Следующие несколько дней он исправно обнаруживает под дверью закуски, стаканы с чаем и сладости, на которые смотрит равнодушно, складывая на стол и собирая приличную гору. Он отрешённо думает, что Пи’Римма подговорила Кхуна его, Кимхана, подкармливать, даже немного злится на старшего брата и в один из вечеров, когда еда начинает падать с журнального столика, сгребает всё в пакет и идёт к брату, вламываясь без стука.       – Проныра Ким, тебя не учили стучать?! А вдруг я здесь был бы голым?! – Танкхун поднимает визг и размахивает руками, едва не зацепляя Арма и Чэ, сидящих по разные стороны от парня. Кимхан замирает на пороге, пересекаясь взглядами с Порчэ, и ставит пакет на стол, произнося тихо:       – Кхун, прекращай и передай Римме, что я в порядке, – и сразу же выходит, не желая ничего слушать.       Танкхун открывает и закрывает рот, переглядываясь со всеми присутствующими, пока Чэ тянется к пакету и заглядывает внутрь, поджимая губы.       – Совсем поехал со своей музыкой, а ещё меня психом называет, – подводит итог старший из братьев Терепаньякул, не обращая ни на кого внимания.       Порчэ хмурится ещё сильнее и вжимается спиной в подушки дивана, пропуская мимо сюжет дорамы и чужие припирания. Внутри него ворочается так много эмоций, что хочется кричать, чтобы избавиться хотя бы от части из них, но вместо этого он сильнее прижимает к себе мягкого пингвина, подаренного Кхуном, и пытается придумать, как быть дальше.       На следующее утро Ким просыпается не от будильника, а от тихого стука в дверь, разбивающего внутреннюю тишину. Он встаёт, слегка пошатываясь, и открывает, собираясь послать незваного гостя, да так и замирает с открытым ртом. Перед его дверью стоит Чэ с подносом наперевес и кусает губы. Кимхану хочется ущипнуть себя и протереть глаза, удостовериться, что это не галлюцинация, но Порчэ убеждает его сам, молча протискивается в комнату и сразу идёт к дивану, сгружая на журнальный столик перед ним еду и опускаясь в кресло напротив.       – Порчэ, я...       – Ешь, – обрывает его парень, складывая руки на груди и зыркая из-под длинной чёлки.       – Эм, я не...       – Я говорю – ешь, – Чэ не собирается сдаваться, смотря на голый торс Кима и убеждаясь в своей идее. Кимхан выглядит исхудавшим и бледным, ключицы, рёбра и грудная клетка – сплошные кости, на вид такие острые, что можно порезаться. Порчэ не знает, зачем принц мафии это делает, не понимает его мотивов, но не может смотреть на то, как человек, которого он любил, доводит себя до такого состояния. Которого любил и продолжает любить даже сейчас, хоть и старается похоронить свои чувства под грудой боли.       Ким смотрит на омлет и тосты, сглатывает, подступивший к горлу ком, и садится на диван, беря вилку и нож в руки. Еда кажется ему пресной и безвкусной, как трава, но он заставляет себя начать есть, когда Чэ встаёт и уходит, больше ничего не сказав. Кимхан сразу же откладывает столовые приборы в сторону, берёт в руки горячий чай и пьёт, задумываясь о том, что это было.       Потом он принимает душ и бреется, на автомате делает укладку и одевается, когда дверь снова скрипит, а из комнаты слышится тихое:       – Почему ты не поел? – Чэ видит почти не тронутый завтрак и ему хочется начать плакать или треснуть Кима чем-нибудь тяжёлым, и он не знает, чего желает больше, когда парень выходит из гардеробной, надевая по пути футболку.       – Я не захотел, я... – Кимхану вдруг становится так стыдно, что Порчэ, ненавидя его, пытается проявить заботу, которую принц мафии не заслужил, а он вместо благодарности ещё и выделывается. Но Ким не успевает ничего сказать, как Чэ забирает поднос и уходит, больше не смотря на него.       Парень тупо смотрит на незакрытую дверь и вздрагивает, когда в кармане начинает звонить телефон – менеджер напоминает ему о сегодняшней встрече.       Домой он попадает глубоко за полночь, еле перебирая ногами и даже не пытаясь собрать мысли в кучу, и перед своей комнатой снова едва ли не спотыкается через сэндвичи, завёрнутые в плёнку. Когда он поднимает свёрток, видит на нём прикреплённый стикер с надписью: «Поешь, пожалуйста». До него только сейчас доходит, что и все те закуски и снэки оставлял не Кхун, а Порчэ, пытаясь таким образом его подкармливать. Это выглядит так странно и мило, а внутри брезжит и теплится надежда, от которой хочется откреститься, потому что в мафии надеятся только слабые и глупые.       Он честно пытается поесть, почти доедает один сэндвич, запивая водой, но желудок скручивает спазмом, и Ким едва успевает до туалета, где его выворачивает. Он умывается ледяной водой, чистит зубы и больше не старается себя заставить, понимая, что итог будет всё равно такой же. Кажется, теперь и его организм считает, что еда ему не нужна.       Кимхан проваливается в сон и утром опять просыпается от стука. Он надеется, что за дверью снова увидит Порчэ, хмурого, немного бледного, но всё такого же красивого и желанного, единственного любимого человека на всём белом свете, но вместо этого видит перед собой Арма, с подносом наперевес.       – Доброе утро, Кхун’Ким. Кхун’Порчэ не смог прийти сам, но попросил меня принести вам еду и убедиться, что вы поели, – телохранитель слегка кланяется и проходит внутрь, когда Кимхан отступает в сторону. Парень ставит поднос на стол и мнётся, понимая, что с одной стороны есть просьба Чэ, а с другой – будет неуважительным контролировать то, как господин ест.       – Спасибо, Арм, ты можешь быть свободен. Я сам потом посуду отнесу на кухню, – он видит неуверенность в чужих глазах, поэтому добавляет, – а если Порчэ спросит, скажу, что ты убедился в том, что я поел, – телохранитель кивает, снова кланяется и уходит, спеша выполнять странные приказы Кхуна.       Ким смотрит на еду и его снова начинает мутить, поэтому он даже не пытается испытывать себя, но обещание выполняет, уносит всё на кухню.       Сегодня у него свободный день, поэтому он проводит его за игрой на гитаре, пишет текст и перебирает струны, когда к нему буквально вламываются без стука. Такое может позволить себе Танкхун, для которого не существовало закрытых дверей и... Чэ, пышащий праведным гневом.       – Мне сказали, что ты вообще ничего не ел! Пи’Ким, ты скоро превратишься в призрака! – Порчэ не замечает, что подходит ближе и почти тыкает пальцем в чужую грудь, – о твои скулы скоро можно будет порезаться. И это совсем не комплимент! – парень взмахивает руками, выдавая свою нервозность, и замирает, когда Кимхан сжимает пальцами его тонкое запястье.       – Я не знаю, зачем ты это делаешь, но спасибо. Мне вчера стало... – он запинается, не желая выдавать свою слабость, но всё же договаривает, смотря в чужие глаза, сквозящие такими эмоциями, что вычленить одну просто невозможно, – мне стало плохо, поэтому я не захотел есть.       Чэ хмурится только сильнее и поджимает губы, аккуратно вытаскивая руку из захвата и выходя из комнаты. Кимхан не понимает, что сказал не так, тяжело выдыхает и снова оседает в кресло, возвращая на колени гитару. Но он успевает сыграть всего несколько песен, когда Порчэ возвращается с какой-то тарелкой, которая опускается всё на тот же журнальный стол. Он кивает Киму и садится в углу дивана, показывая, что никуда не уйдёт.       – Я попросил сделать тебе лёгкий бульон. Из-за того, что ты ничего не ешь, твой организм перестал принимать нормальную еду, поэтому несколько дней тебе придётся питаться так.       – Порчэ...       – Пи’Танкхун звонил твоему менеджеру, и она сказала, что ты и в студии ничего не ешь, а в столовой тебя давным-давно не видели, поэтому выбирай, тебя буду контролировать я или Пи’Кхун.       И Кимхану хочется разозлиться, взбрыкнуть, поставить зарвавшегося мальчишку на место, но вместо этого он послушно подходит и берёт ложку, начиная есть. Бульон оказывается почти безвкусным и пресным, но желудок отзывается странными звуками, которые обжигают скулы жаром стыда, хотя Киму казалось, что он давно забыл это чувство.       Порчэ молча сидит рядом, с горечью осознавая, как сильно всё между ними изменилось, они больше не были репетитором и учеником, они больше не улыбались мило друг другу и не говорили о музыке, но зато между ними больше не было и лжи. Теперь рядом с Чэ сидел не просто музыкант Ким с псевдонимом WIK, теперь это был младший сын одного из крупнейших мафиозных кланов страны, и парня пугало до чёртиков то, что он... до сих пор чувствовал уют рядом с этим человеком, чувствовал симпатию и желание позаботиться, хотел быть ближе, слушать его песни, узнать его настоящего. Между ними изменилось так много, но кое-что осталось неизменно – чувства Порчэ, которые вопреки всему были такими же и крепли с каждой секундой.       Кимхан съедает половину порции и отставляет тарелку в сторону, поворачиваясь к Чэ и встречаясь с чужим взглядом. Парень замирает, будто его поймали с поличным, но не отворачивается, стойко выдерживая зрительный контакт.       – Спасибо, Чэ, – хрипло отзывается Ким, стараясь улыбнуться уголками губ. Порчэ почти зеркалит выражение чужого лица, спохватываясь в последний момент и просто кивая. Он поднимается и берёт посуду в руки, направляясь к двери и тихо прошмыгивая в коридор.       Следующие несколько дней проходят почти в таком же режиме, Чэ приносит завтрак и ужин, в обед подсылая кого-то из телохранителей Кхуна (потому что сам снова ходит в школу), молча наблюдает за тем, как Кимхан ест, а потом забирает посуду и уходит.       Порции остаются такого же размера, что и в самый первый день, но для Кима это всё ещё много, поэтому в один из вечеров Кимхан берёт палочками креветку и, держа под ней руку с салфеткой, протягивает её Чэ.       – Я помню, что ты любишь, а для меня этого всё равно много, поэтому вот, – он подносит морепродукт ближе к чужим губам и ждёт, пока Порчэ откроет рот. Оставшуюся порцию они так и доедают, Ким подкармливает парня и старается не улыбаться, внутренне подрагивая от тепла и нежности, которую испытывает к человеку напротив.       Как-то вечером Чэ приходит, когда Кимхан работает над песней, поэтому на скрип двери просто вскидывает руку, безмолвно говоря: «Сейчас», – и записывает последние ноты. Порчэ слушает с замиранием сердца, осознавая, насколько давно сам не брал в руки гитару и не включал песни Вика. Он хочет попросить поиграть ещё хотя бы немного, но Ким будто кожей чувствует эту просьбу, целиком играет песню, которую сочинил, краем глаза поглядывая на парня.       Порчэ кусает губы и мнёт дрожащие пальцы, вспоминая их занятия и то, как им было хорошо и весело. Неужели это всё было просто миражом и абсурдом, сочинённой мозгом реальностью? Чэ не знает, и не уверен, что хочет осознавать, потому что сейчас ему тоже хорошо, хоть и невероятно больно.       – Пи’Ким... – он прокашливается, чтобы звучать не так хрипло и надломлено, – это очень красиво... – Порчэ кивает сам себе и мягко улыбается, – садись есть, а то остынет.       Кимхан видит, что еды стало даже немного больше, подмечает детали, поэтому молча ест сам и снова подкармливает Чэ, который даже не пытается сопротивляться и протестовать.       Порчэ смотрит на чужое лицо, руки, плечи, отмечая, что болезненная худоба ушла из его тела, и решается кое-что сказать, не понимая, чего хочет добиться своими словами:       – Ты говорил, что не понимаешь, зачем мне это нужно, – Ким вздрагивает, застывает пойманным в капкан зверем и слушает, впитывает крупицы чужих слов, – но тебе стоило посмотреть на себя со стороны. Ты очень похудел и стал слишком бледным, о тебе начали беспокоиться и Пи’Кхун, и Пи’Кинн, а твоя менеджер только подтвердила опасения. Даже если ты много работаешь, ты не должен так безрассудно поступать и забывать заботиться о себе, – он проговаривает всё на одном дыхании, смотря на руки, сложенные на коленях, добавляя еле слышно, – у тебя всё ещё есть люди, которые волнуются о тебе и... любят тебя, – последнее Порчэ произносит едва ли не шёпотом, а потом резко подрывается и тянется к подносу с пустыми тарелками, когда вопрос, заданный глухим, надломленным голосом припечатывает его к месту:       – А ты, Чэ? – Ким слушает этого чудесного мальчика, слушает и пытается осознать, что этот настолько прекрасный и замечательный человек заботится о нём даже несмотря на всю ту боль, которую ему причинил сын мафии, на всю ложь и недосказанность, которой окружил.       – Что я? – он сглатывает и оборачивается, когда Кимхан тянет его обратно на диван, сжимая руку на локте.       – А ты... меня любишь? – Кимхан произносит слова едва слышно, будто они могут ранить и причинить боль.       – А как ты сам думаешь? – Чэ горько и тяжело, потому что мафия, потому что его обманули и предали, прислали песню, хоть и красивую, но ничего не проясняющую. И он должен был бы забыть, вычеркнуть Кима из своей жизни, вот только не получается, ведь он не дурак, понимает и его мотивы, и мотивы брата, осознаёт в полной мере, как опасно находится рядом с ними, но и не быть рядом выше его сил. – Как ты думаешь, почему я это всё делаю? – он обводит рукой поднос, пустую посуду и ощущает, как уголки глаз начинает жечь. Кимхан не отводит взгляда от парня, пытается понять, что на самом деле видит в чужой заботе.       – Я... я не знаю, Чэ. Я слишком сильно тебя обидел, чтобы надеяться хотя на что-то, кроме жалости, – Ким протягивает руку вперёд и накрывает тонкие пальцы своей ладонью, сжимая и подсаживаясь ближе, – ты не ответил на то видео, делал вид, что меня не существует, поэтому я...       – Ты правда сделал мне очень больно! – Порчэ перебивает, борясь с желанием ещё и толкнуть его, хоть куда-то выпустить злость, которая никуда не делась, – и ты, и брат считаете меня ромашкой какой-то, которой проще врать. А мне всего лишь нужна была твоя честность, ведь я и так уже погряз в мафии по уши, за мной могут следить из-за брата и причастности к вашей семье. Поэтому я злился и до сих пор злюсь на тебя. Ты говоришь, что не любишь меня, потом присылаешь дурацкое видео, в котором просишь остаться, а я чувствую себя просто куклой, – Чэ всхлипывает и только сейчас понимает, что плачет. Кимхан подаётся вперёд и мягко обнимает, поглаживая по спине и прикасаясь губами к плечу. Это всё срабатывает катализатором, Порчэ будто прорывает, он рыдает, громко шмыгая носом и сжимая футболку на чужих лопатках, выпускает наружу все эмоции, которые копились всё время, запертые внутри, спрятанные ото всех, даже от него самого. Ким тоже дрожит, дожидается, пока его солнечный мальчик успокоится, опускает ладони на тонкую шею, смотрит в покрасневшие, заплаканные глаза:       – Мне искренне жаль, что я не смог сказать тебе правду. Я испугался и за тебя, и за себя. В мире мафии каждая слабость может быть использована против, и я так боялся, что моей слабостью станешь ты, поэтому даже не сразу понял, что ты стал моей силой, и без тебя я больше не понимал, ради чего стоит жить. Ушёл в музыку, переехал обратно, чтобы хотя бы незримо быть рядом с тобой. Я не жду твоего прощения, потому что я его не заслужил, но я всё равно должен это сказать, прости меня, что полюбил тебя своей больной любовью, вот только не смог об этом сказать, – Ким стирает крупные слезинки, катящиеся из уголков чужих глаз, и понимает, что он готов рухнуть перед Порчэ на колени, сделать что угодно ради возможности быть рядом.       – Я всё ещё люблю тебя, Пи’Ким, но я очень боюсь снова открыться тебе, – Чэ накрывает его руки своими ладонями и гладит огрубевшие костяшки, – мне нужно время и силы всё осознать, а ещё мне нужна будет от тебя правда, даже самая ужасная. По-другому я не смогу тебе доверять.       Кимхан не ожидает, что ему настолько повезёт, тяжело сглатывает и снова тянет парня в свои объятия, сильнее вжимая его в своё тело и слегка раскачиваясь, будто убаюкивает.       – Я отвечу на любой твой вопрос, если ты позволишь быть рядом, – и Ким намерен сдержать обещание, когда Порчэ просто глухо угукает и расслабляется в его руках.       Чэ совсем не думал, что банальное проявление заботы о том, кто всё ещё был дорог, может иметь такой результат, но он не будет лукавить и говорить, что не рад. И он знает, что им предстоит ещё многое обсудить и преодолеть, но в данную секунду он впервые не хочет ни о чём думать, а только насладиться тем, что внутри болит не так сильно.