Убийца и сломанная

Наверное, стоило бы сказать Рейнире, что единственная причина, по которой он забрал тогда Хелейну, это потому, что принял младшую сестру за старшую. Наверное. Но чем больше дней проходит с момента их откровенно дерьмовой встречи в ресторане, тем больше Деймон убеждается в том, что говорить с женой ему не о чем. В конце концов, какая вообще разница? Какая разница, что она там думает и какие слухи распустит на работе. Ему не привыкать к всевозможным обвинениям и экстравагантным грязным пятнам на своей репутации. Одним больше, одним меньше. Пустяки. Правда, с Хелейной они теперь пересекаются чуть чаще — и всякий раз он невольно задается вопросом: а что бы она сказала, узнай, что кто-то может посчитать их любовниками? Даже не кто-то, а ее старшая сестра. Задавать ей этот вопрос он, разумеется, не станет, но любопытство никак не дает покоя. Теперь она спускается на первый этаж, время от времени тихо садится за стол, пока он пьет кофе рано утром, и не отказывается, когда точно такая же чашка оказывается перед ней. Они, конечно, не разговаривают, но выглядит она намного лучше. Видеть ее до работы становится почти что привычкой. Она не пьет черный кофе, предпочитает больше молока, чем эспрессо, и мешает сахар так тщательно, что странно, как кофе не становится ледяным к моменту, когда она делает первый глоток. Присутствие Хелейны не тяготит; она, погруженная в свои мысли, иногда постукивает пальцами по столу и как-то виновато улыбается, стоит ему в такие моменты посмотреть на нее. Деймон привыкает к ее присутствию быстро, и утро без нее ощущается уже каким-то неполным. Все дело, наверное, в глухом одиночестве, сидящем где-то между ребрами. В один из таких завтраков он отставляет чашку в сторону, глухо ударив днищем о блюдце, и говорит: — Сегодня в офисе состоится совещание совета директоров. Хелейна поднимает на него взгляд и сжимает свою чашку крепче. — Не хватает моей подписи? Признаться, Деймон забыл, что у нее есть хоть какое-то влияние на дела компании. Но Визерис оставил какую-то, пускай даже небольшую, долю каждому из своих детей. Хелейна к делам холдинга, может, и не имеет никакого отношения, но тот факт, что время от времени ее подпись необходима, тоже как-то вылетел у нее из головы. — Что? Нет, — он непонимающе хмурится. — Я скорее думал, что ты захочешь встретиться с Эйгоном или, может, передать ему что-то. Или, если захочешь, можешь поехать со мной. От него не ускользает то, как она заметно напрягается при упоминании ее мужа. И это несколько не та реакция, на которую он рассчитывал. Совсем не та реакция, на самом деле. Она покусывает губы, будто бы пытается сдержаться, не произнести чего-то вслух, но он ее не торопит. Ей нужно чуть больше времени на ответ — значит, пусть будет так. — Лучше бы тебе нужна была моя подпись, — несколько меланхолично произносит она, прижимает край чашки к губам и словно пытается за ней спрятаться. Почему-то он не сомневается в том, что она совершенно не разбирается в бизнес-процессах и деятельности компании, но ему вдруг становится интересно, как часто этим пользуется ее дед. Потому что Отто Хайтауэр не упустит возможности сделать все так, как хочется ему. Он всю жизнь посвятил тому, чтобы обосноваться в «Таргариен Индастриз», даже дочь свою вовремя подложил под Визериса. Крутить забитой и легковерной внучкой вряд ли бы стало для него большой проблемой. Не успевает Деймон задать ни одного вопроса, как Хелейна допивает кофе, ставит чашку на блюдце и принимается ковырять кожу вокруг ногтей. Ее голос звучит несколько глухо, но уверенности в нем столько, что она определенно точно думала об этом раньше. Еще до того, как он спросил сегодня. — Я понимаю, что мое присутствие здесь несколько накаляет обстановку, но… Я не хочу видеть Эйгона. Мы с ним никогда не было особо близки, но с тех пор, как он подсел на наркотики, с ним невозможно разговаривать. Я понимаю, что не могу гостить у тебя вечно… И чем больше она говорит, тем более сбивчивой становится ее речь. Деймон прерывает нервный поток из слов легким взмахом ладони. Поймать ее взгляд непросто, но он пытается. — Подожди, — произносит он. — Ты думаешь, я прогоняю тебя? Она пожимает плечами, с особой жестокостью впивается ногтем правой руки в кожу рядом с большим пальцем левой и не сразу, но все же смотрит ему в глаза. — Я не глупая, Деймон. Многие считают меня невменяемой или недалекой, но я прекрасно могу анализировать ситуацию. Он коротко хмыкает и улыбается ей уголками губ. Она ведь и правда решила, что он начал весь этот диалог, потому что хочет побыстрее спровадить ее из своего дома. Избавиться от проблемы — вот как, по ее мнению, он считает. Улыбка на его лице становится мягче, более успокаивающей. — Я не пытаюсь от тебя избавиться, — наконец произносит он. — К тому же, дом достаточно большой, и места здесь хватает, — и когда понимает, что этого недостаточно, добавляет: — Ты можешь оставаться моей гостьей столько, сколько посчитаешь нужным. Я просто подумал, что ты захочешь что-то передать Эйгону, ведь его не было дома, когда мы уезжали. Когда она пыталась выпрыгнуть из окна. Когда она расцарапала ему руки, а он так и не смог привести ее в чувства. Вряд ли обыденное «мы уезжали» в полной мере описывает тот день. И все же Хелейна не исправляет. Не старается добавить ситуации гротеска, как можно было бы ожидать. Деймон замечает, что она перестает издеваться над собственными пальцами, и он не знает, с чем это связано, но мысленно делает себе засечку для того, чтобы выяснить позже. — Я правда могу здесь остаться? В ее словах неверие, удивление и что-то еще, что он не может понять. Он кивает вместо ответа, и на ее губах появляется тонкая, едва различимая улыбка. — Спасибо, — тихо выдыхает она. — Не за что. — Мама точно не будет в восторге. — Думаю, она сможет это пережить, — иронично говорит он. — Или нет, но это уже ее проблемы. — Спасибо, — снова благодарит Хелейна, и по выражению ее лица он видит, что ей действительно это нужно — остаться здесь, медленно адаптироваться к жизни. К той жизни, которая опостылела ей настолько, что она была готова выброситься из окна, лишь бы все закончилось. Но говорить о причинах, пожалуй, еще слишком рано. К тому же, они никогда не были особенно близки, чтобы у него вообще было право спрашивать ее о чем-то подобном. Причина точно была, люди без причины не пытаются оборвать собственную жизнь. Она подает голос, когда он оставляет грязные чашки в раковине и возвращается за пиджаком, оставленном на спинке стула. — Ты увидишь его сегодня, да? — Если твой муж, конечно, явится. От этой фразы она вся съеживается и несколько неловко ведет плечами. — Не называй его так, пожалуйста, — просит Хелейна, и Деймон в который раз замечает, что почти ничего не знает о детях своего брата от Алисенты. — Дом в твоем распоряжении, — замечает он, но она его, кажется, уже не слушает. Уходит куда-то в свои мысли и отдаляется, и это почему-то ему не нравится. Как будто это место, этот дом и он сам должны ей что-то. Как будто он должен ей спокойствие, но не может его дать. У него все еще перед глазами ее заплаканное лицо и тот бессильно-злобный взгляд, когда она сказала, что он убил Эймонда. Если что о своих племянниках Деймон и знает, так это то, что Хелейна всегда была привязана к этому вспыльчивому и недальновидному мальчишке. И он убил его. Лишил ее чего-то важного, а теперь зачем-то пытается создать ей здесь безопасное пространство. И можно было бы посчитать это лицемерием, только вот это не оно. Она не желает ему хорошего дня, он ничего не говорит на прощание. Просто выходит из дома, тихо закрыв за собой дверь. В мыслях все еще остается неприятное послевкусие. Она доверилась ему, она начала что-то рассказывать, а он прервал ее, сам не поняв, каким именно способом. В следующий раз нужно быть осторожнее, в следующий раз он будет внимательнее. Деймон заводит машину, темное небо над головой висит чем-то тяжелым и душным, а он все продолжает думать о том, как Хелейна улыбалась ему до того, как он дернул не за ту нить. До того, как она снова закрылась от него и перестала слушать. Нет, не стоит на этом зацикливаться. Вообще не стоит зацикливаться на ее поведении и действиях. В конце концов, он почти ничего о ней не знает. Даже на тех редких семейных встречах, что он бывал с Рейнирой или еще раньше с Лейной, он никогда не обращал должного внимания на своих племянников. Особенно на тихую и молчаливую Хелейну, которая никогда не старалась привлечь к себе внимание в отличие от своих братьев. Если бы не тот день, Деймон и дальше бы не думал о ней, почти полностью забыв о ее существовании. Но теперь, когда это случилось, когда она живет в его доме, что-то поменялось. И поменялось так неожиданно и так плавно, что непроизвольно проскакивает мысль, что стоило попросить Рейну не уезжать на все будни к бабушке с дедушкой, как это всегда бывает. Стоило попросить Рейну остаться здесь, составить Хелейне компанию. Сделать что-то, чтобы ей стало лучше. Деймон ладонями трет лицо, заставляя себя проснуться, и выезжает с территории дома. У него еще будет время поговорить с дочерью. Будет время и на то, чтобы лучше узнать Хелейну. А ему хочется ее узнать; и эта мысль не претит, не кажется странной или какой-то неправильной. Ему хочется дать ей безопасность и стабильность, которой она, оказывается, была лишена в родном доме. Которую он отнял у нее, пустив пулю в башку ее брату. Тяжелое грозовое небо напоминает о том злополучном дне. Дождь так и не начинается, и на виски начинает давить еще до того, как он выходит из машины у главного входа. Дерьмовая погода обещает дерьмовый день, и на какое-то мгновение он жалеет, что не остался дома. Не то чтобы кого-то сильно удивило бы его отсутствие, особенно, когда дело касается подобных совещаний. Хайтауэр точно обернул бы это в свою пользу. Взгляд падает на припаркованную недалеко машину Рейниры, и Деймон цедит: — Твою-то мать. О ее возможном присутствии он как-то не подумал. И собственная недальновидность раздражает. Одно дело — сидеть за столом рядом с опостылевшим, но привычным Хайтауэром. Совсем другое дело — встретить здесь женщину, которая не так давно проехалась по самому больному, явно не испытывая никаких угрызений совести. Будто бы подливая масло в огонь, он натыкается на Сиракс у лифта. — Доброе утро, — натянуто произносит она и окидывает его поспешным взглядом с ног до головы. Двери лифта открываются, и он заходит первым, не заботясь, чтобы пропустить ее вперед. — Погода дрянь, неправда ли? — Как скажете, — тем же серым, ничего не выражающим тоном отзывается она и жмет на кнопку с цифрой семь. — Дай угадаю: громила ошивается где-то рядом? — насмешливо уточняет Деймон, окидывая ее таким же оценивающим взглядом, как и она его. — Я откуда знаю. — Не юли, Сиракс, — предупреждающе произносит он. — Лучше будь умницей и скажи, где он. — Я не знаю, сэр, — и последнее слово она разве что не выплевывает, смотря четко ему в глаза. — В список моих задач он не входит, кроме того, я работаю не на вас. Лифт останавливается на несколько этажей раньше, заходят еще люди, и она, пользуясь моментом, отходит в другой угол просторной кабины. Так, пожалуй, и к лучшему. Не хватало еще сцепиться с телохранительницей Рейниры исключительно потому, что ему нужно на кого-то спустить собак из-за собственной забывчивости. Караксеса, впрочем, на седьмом этаже не оказывается. Ни в кабинете Деймона, ни рядом с переговорными, ни у зала для совещаний. И это кажется несколько странным; тот всегда имел склонность ошиваться вокруг жилистой блондинки с тяжелым характером и, судя по слухам, такой же тяжелой рукой. Не то чтобы он был сегодня нужен здесь. Однако кто-то понимающий и априори принимающий его сторону ему сегодня не помешал бы. Кофемашина не успевает налить кофе в чашку и до середины, когда из-за спины он слышит привычную неловкость в хорошо знакомом голосе. — Сиракс сказала, что ты приехал. Деймон не оборачивается. Вместо этого поворачивает чашку так, чтобы ручка смотрела на него и раздраженно замечает: — Так чего же ты пришла сама, а не подослала ее? Рейнира ничего не отвечает. Кофемашина выплевывает остатки темной жидкости, Деймон забирает кружку и поворачивается к ней лицом. На небольшой офисной кухне для них двоих слишком мало места; и плевать, что до нее, стоящей в дверях, шагов шесть или чуть больше. — Хотела поздороваться до того, как все соберутся. — Ну так здоровайся. Он делает глоток и обжигает язык. Дело то ли в дерьмовом кофе, то ли в ужасной погоде, то ли в том, что Рейнира ведет себя так, будто бы не кричала на него в их последнюю встречу. Может, все и сразу, но он вдруг не понимает, какого хрена вообще здесь забыл. Мог бы быть дома. Сидеть в гостиной с ноутбуком и работать в тишине. Развести огонь в камине, а потом отнести горячий чай Хелейне на второй этаж. Потом бы вернулся к работе — и так до самого ужина. — Привет, — тихо выдыхает Рейнира, и ему даже смеяться не хочется. Деймон просто смотрит на нее и молчит. Ставит чашку с горячим напитком на тумбу и складывает руки на груди. Ему бы радоваться, что она ведет себя по-взрослому — ну или хотя бы пытается, — но у него нет сил притворяться, что ничего не было. — А теперь что тебе на самом деле нужно? Она мнется всего секунду, но потом открывает рот — и лучше бы она, блядь, этого не делала. — Отто занимается скупкой долей, и я не знаю, откуда у него деньги, но он постоянно давит на то, что компании нужна твердая рука. Он будет убеждать тебя продать ему долю и… — Ты сейчас серьезно? Она замолкает, ошарашенная этим вопросом. А потом направляется в его сторону, и цокот ее тонких каблуков по плитке отдается эхом. Его этот звук бесит. — Слушай, Деймон, у нас с тобой есть проблемы, — он усмехается, и она поправляется: — серьезные проблемы, ты прав, но речь сейчас не о нас с тобой. — Речь о тебе, да? Он щерится по-кошачьи, но ее это не задевается. Рейнира понижает голос, боясь, что кто-то может услышать, но люди, снующие по коридорам, не останавливаются и не заходят в кухню. — Речь о будущем наших детей. Я просто прошу тебя обдумать предложение Отто дважды. — Нет, ты правда это серьезно сейчас? — переспрашивает он и уже собирается уходить, когда она касается его локтя. — Подумай об их будущем, я тебя прошу. Тебе все равно на меня, но… — Ты ничего так и не поняла за столько лет, — бросает он скорее себе, чем ей. Деймон отодвигает ее почти осторожно, забирает чашку с кофе и не оборачивается. Рейнира, надо отдать ей должное, не пытается остановить его, и мысленно он ее за это благодарит. Потому что кто знает, что он сделал бы, попытайся она схватить его за руку. Но подумать только! Ей хватило ума просить его не идти на сделку с Хайтауэром, пытаясь надавить то ли на жалость, то ли на его чувства к мальчикам. К мальчикам, которых он все еще так и не увидел. Звучит как какой-то абсурд. Он доходит до кабинета, берется за ручку двери, когда кто-то хлопает его по плечу, и кофе опасно плещется о края чашки, чуть выходя за них. — Слушай, я же забыл сказать тебе спасибо! Деймон взгляд от чашки поднимает медленно, натыкается на широченную улыбку на лице племянника, и почти сразу же понимает, что именно имела в виду Хелейна, когда они утром пили кофе. — Дядюшка, что ж ты раньше не забрал себе эту корову, — продолжает Эйгон и порывается обнять его, но Деймон выставляет руку с чашкой кофе между ними, и это несколько тормозит того. Да так, что Эйгон спотыкается и еле удерживается на ногах. — Пардон. Так вот, если бы я знал, что она тебе нужна, я бы уже давно-о-о тебе ее вручил! От племянника разит жженой травкой, широкая рубашка, возможно даже не принадлежащая ему, смята по краям, а влажные следы пота вокруг подмышек только подчеркивают и без того помято-серое лицо с огромными зрачками. — Ты уверен, что не хочешь проспаться? — спрашивает Деймон, полностью игнорируя весь тот бред, что только что услышал. — Как я рад, что ее больше там нет! — продолжает Эйгон, цепляясь за стену, чтобы не упасть. — Только ты имей в виду, что от нее толку никакого. Будет стоять у тебя в комнате как фикус, а если решишь ее трахнуть… Он сначала делает, потом думает. Короткий взмах рукой — и подостывший кофе из чашки выливается прямо на рубашку. Эйгон охает и смотрит на испачканную одежду, с которой стекает все на брюки и пол, как в замедленной съемке. Приторно-гадкое чувство удовлетворения разливается внутри точно так же, как кофе по одежде племянника. — Думаю, тебе лучше и правда съездить домой, — безразлично бросает Деймон, а потом все же скрывается за дверью в кабинет.