Убийца и сломанная

Как бы он ни пытался от них избавиться, но слова Мисарии о Визерисе засели слишком глубоко в мыслях. Деймон несколько раз даже звонил Рейнире, прося позвать сына к телефону, но всякий раз ответ был один и тот же. Ей неудобно, а он снова крутится на улице возле дома. После четвертого такого звонка Деймон чувствует, что она держит его за идиота. — Пусть позвонит мне, когда будет рядом с тобой. — У меня много работы, мне не до этого. К тому же, я и так согласилась, чтобы Эйгон приехал к тебе на выходные. — Не Эйгон, а мальчики, — поправляет он, но она совершенно его не слушает. — Да-да, — говорит, — мне неудобно говорить, пока. И сбрасывает. Деймон бьет ладонью по рулю. Она что-то от него скрывает, и это могло бы быть ничего незначащей провокацией, но чутье подсказывает, что дело в другом. Знать бы наверняка, что она завела какой-нибудь роман на стороне. Ему бы точно стало легче — в конце концов, он и сам не образец супружеской верности. Он бы даже не стал ее ревновать или устраивать сцен. Потребовал бы держать детей подальше от всей этой грязи, но не более. Внутри клокочет неприятное чувство. Деймон допускает возможность того, что Мисария просто так подливает масла в огонь. Всего лишь развлекается, провоцируя его худшие страхи. Но избавиться от них не может. Ему нужно услышать своего младшего. Нужно просто услышать его голос — и тогда он сможет расслабиться. Он может перезвонить Рейнире, может даже потребовать позвать сына, но Деймон почему-то этого не делает. Лишь кипит внутри, тщетно пытаясь успокоиться и направить мысли в другое русло. Дорога до Дрифтмарка занимает два с небольшим часа, и он трижды чуть не врезается в проезжающие мимо машины. Сосредоточиться на дороге получается откровенно хреново, мысли постоянно сносит в сторону. Он матерится в голос и сигналит дважды, когда двери на территорию особняка не открываются. Охранник торопливо кому-то звонит — скорее всего Корлису, — потом что-то говорит с максимально лебезящей миной, но Деймон даже стекло не опускает. Ему плевать. Он бьет по газам, скрипя шинами, и тормозит достаточно резко, заезжая на открытую уличную парковку, но выходить из машины не торопится. Вместо этого глушит мотор и тянется за телефоном. — Ну здравствуй, mon amour, а я-то уже думала, что ты забыл про меня, — бархатным голосом отвечает после первого же гудка. — Я хочу, чтобы ты съездила к Рейнире, — отрезает он. — Отмени все свои планы и поезжай к ней немедленно. Мисария отвечает не сразу, и Деймон уже готов пообещать ей новую дизайнерскую сумку, пару туфель или любую хуйню, которую она только захочет за свою помощь, но потом она наконец заговаривает: — Ты звучишь напряженно, что-то произошло? — Просто поезжай к моей жене. — Разве не ты был против, чтобы я показывалась в том доме, где живут твои дети? Она кажется почти уязвленной, но он никак не реагирует. Ее место всегда было понятно; и если она пытается давить на его чувство вины, то она выбрала не того человека. — А теперь я хочу, чтобы ты поехала, — настаивает Деймон, понижая голос. Прижимает телефон плечом к уху и скашивает взгляд на дом. — К тому же, ты поедешь в статусе ее подруги, а не моей шлюхи. — Грубо, mon amour. Мне больше нравится слово «содержанка». — Суть от этого не меняется, дорогая. Она тяжело выдыхает, он выходит из машины, щелкает сигнализацией, пускай это и излишне на территории особняка. — Что именно я должна сделать? — Удостовериться, что мои дети дома и в безопасности. — Немного неподходящее дело для шлюхи, не находишь? — мягко спрашивает она, а потом смеется. — Сделаю все, что в моих силах. — Хорошо, — выдавливает он из себя, едва не потеряв терпение. И трубку кладет, не прощаясь. Хорошо, что двери не открываются, и никто не выходит его встречать. Это дает несколько минут форы на то, чтобы отмахнуться от малоприятного разговора с Рейнирой окончательно и вспомнить, зачем он сюда приехал. После звонка проходит секунд десять, может, больше, но дверь открывает не прислуга, а Корлис. Протягивает ему руку и хлопает по спине, едва Деймон успевает сжать его ладонь. — Я думал, ты приедешь с водителем. Проходи. — Без него быстрее. Читай: сегодня я не пью. Корлис вопросительно выгибает бровь, но Деймон не торопится объясняться. Едва переступает порог дома, как слышит поспешные шаги, больше похожие на бег, на лестнице. Деймон успевает отдать пальто дворецкому, а потом в него почти на полной скорости, проскользив в носах по лакированным полам, врезается Рейна, крепко сжимая в объятиях. — Мог бы и сказать, что приедешь, — укоризненно заявляет она, уткнувшись лицом ему в грудь. На губах невольно появляется улыбка. Деймон обнимает дочь, носом касаясь ее макушки, и делает глубокий вдох. Так, будто это поможет ему лучше запомнить ее запах. Будто это заглушит зияющую дыру от того, что девочки не живут с ним. — Я тоже ужасно скучал, лапочка, — тихо признается он. — Ну-ну, — говорит Корлис, — набросилась на отца с порога, он даже воды еще не успел выпить. Рейна задирает голову, глядит на него глазами своей матери, и у Деймона почти физически щемит сердце от ее улыбки. Она так поразительно похожа на Лейну, что ему тепло и больно одновременно. — Ты же останешься на ужин? — спрашивает она. — Если твоя бабушка меня не выгонит раньше, — полушутливо отвечает Деймон. Рейна поворачивает голову к деду, но не торопится выпускать отца из объятий. Признаться, ему они нужны не меньше, чем ей. — Ты же поговоришь с ней если что, да, деда? Папа сто лет с нами не ужинал. — Посмотрим, — уклончиво произносит Корлис, поджимая губы. Деймон проводит ладонью по плечу Рейны и перетягивает ее внимание на себя. — Приедешь с сестрой на выходные? Мальчики тоже будут. По крайней мере, Эйгон и Визерис. Проведем время все вместе, Рейниры не будет. И последняя фраза явно действует на нее особенно хорошо, потому что во взгляде что-то вспыхивает, но Рейна старается не выдать себя. Прижимается к нему еще раз, и на мгновение Деймону кажется, что ей лет пять, сейчас из-за угла выйдет Лейна, ведя за руку перепачканную в краске с ног до головы Бейлу, которая влезла в гараж деда, пока там никого не было. От таких воспоминаний внутри все неприятно скручивает и хочется выть. — Ну все-все, — Корлис обращается к Рейне, — нам с отцом надо обсудить рабочие вопросы. А то со стороны посмотришь, и такое ощущение, что ты с ним видишься раз в полгода. Деймон давит из себя теплую улыбку, когда дочь отстраняется. Старается быть для нее спокойной и надежной скалой, убедить ее в правдивости слов деда. Только правда в том, что он сам по ней ужасно скучает. По ней и ее сестре (а еще по их матери, но об этом лучше не вспоминать, если он не планирует топить все это на дне очередной бутылки коллекционного коньяка). — Иди, лапочка. — Не уезжай, не попрощавшись, ладно? — тихо просит Рейна, и он кивает. Она не считает его дерьмовым отцом, не пытается задеть или упрекнуть, но он слышит в этой фразе точно больше, чем в нее заложено. — Конечно. Рейна подставляет щеку для поцелуя, и Деймон чмокает ее совсем как лет десять назад. Когда они жили под одной крышей, он не был паршивым отцом, а его дочери видели его каждый день. Он засовывает руки в карманы и старается придать своей походке беспечности, но Корлис смотрит слишком пристально, и это почти физически раздражает в старом друге. Рейна оставляет их наедине еще до того, как они поднимаются к Корлису в кабинет. Деймон старается не ждать Бейлу, не искать ее взглядом в коридорах, но что-то внутри не дает покоя и словно тянется к ней. — Это правда, что Хайтауэры держат часть акций на Хелейне? — К сожалению. Корлис цокает языком, но больше ничего не говорит, пока за ними не закрывается дверь его кабинета. Деймон усаживается на кожаный диван, откидывает голову на спинку и устремляет взгляд в потолок. — Ты правда держишь ее в заложниках? Предсказуемый вопрос. Странно, что Корлис не задал его раньше. Деймон слышит, как жидкость льется из кувшина в стакан. Желание выпить не возникает. Он мог бы пригубить граммов пятьдесят — это стало бы отличный предлогом, чтобы остаться на ночь если не в этом доме, то хотя бы снять номер в гостинице неподалеку. Мог бы задержаться и побыть с девочками, но идея не кажется хоть сколько-нибудь привлекательной. — Деймон. Корлис усаживается за массивный письменный стол, делает глоток и ставит граненый стакан на костер. Деймон поднимает голову и встречается с ним взглядом. — Сколько мы с тобой уже знакомы? — Довольно давно. — И что, за все эти годы ты так и не разобрался, что я могу, а чего я не могу сделать? Повисает пауза, Корлис раздумывает над ответом, крутит в стакане темную жидкость, болтает, но продолжает молчать. — Если бы я считал тебя таким мудаком, как ты пытаешься себя выставить, поверь, ты бы и близко не подошел к моей дочери. Слова режут больнее, чем любые воспоминания. — Не надо. — Мы оба дорожили ей, и она знала тебя точно лучше, чем я. — Я же сказал: не надо, — уже резче произносит Деймон. Иногда он не понимает, как после смерти Лейны им удалось сохранить хоть какие-то отношения, не говоря о дружеских. Потому что ее мать орала, злилась — даже отвесила ему пощечину. И была абсолютно права, надо признать. Все равно секундная вспышка боли на лице — ничто по сравнению с болью от ее потери. А потом Рейнис забрала у него девочек. То единственное, что осталось после Лейны. То, что дало уже ему повод ненавидеть собственную тещу. Но не Корлиса — не того, с кем периодически они закрывались в этом самом кабинете и пили до состояния беспамятства, упиваясь общей болью и пустотой стен без Лейны. — Просто расскажи, как так получилось, что девочка оказалась в твоем доме. Деймон хмыкает, закидывает ноги на журнальный столик, даже не заботясь о том, чтобы снять ботинки и чуть наклоняет голову набок. — Ты не поверишь. — А ты рискни. Потому что Алисента настаивает на том, что ты украл ее, а теперь насильно удерживаешь, надавливая на какие-то болевые точки. Что касается Эймонда… — Мальчишка гниет на дне озера. От неожиданности Корлис замирает. Ставит стакан на костер, сцепляет руки в замок и тяжело выдыхает. — И ты планировал сказать об этом когда? — Сейчас. Корлис вскидывает брови — явно недовольный тем, что слышит, но Деймон ничего не объясняет. Он никогда не имел привычку предупреждать кого-то о своих планах. Может, кроме Лейны… но это, блядь, очередные неуместные мысли, которые опять и опять накатывают от нахождения в этом доме. — А труп? — уточняет Корлис на выдохе. — Вряд ли найдут. — Ты уверен, что он не всплывет? — Был бы я не уверен, я бы не оставил его там, правильно? В ответ Корлис лишь цокает языком. Спорить все равно бесполезно. — А девочка? — Живет у меня дома. Но абсолютно по своему желанию, как бы ее мать ни уверяла всех в обратном. — Что-то я не помню, чтобы у тебя были хорошие отношения хоть с кем-то из детей Алисенты. — Что-то я не помню, чтобы ты разбирался в моих взаимоотношениях с моей семьей. Щелчок по носу, причем вполне ощутимый. Возможно, Деймон все еще не простил Корлиса за то, что тот даже не попытался встать на его сторону, когда Рейнис забирала девочек. Не возразил ей, когда она повторяла, что пьяное нечто не может быть опорой для детей, только что потерявших мать. Не заступился, когда она шипела, что лишит Деймона родительских прав, если он только еще раз появится на пороге этого дома, требуя вернуть ему дочерей. Мог бы, но не стал. Корлис всегда был молчаливой тенью рядом с Рейнис, и за это Деймон почти что его ненавидел. — Ты не думал, что она может пойти в полицию? — Пусть идет. — Или еще лучше — в газеты? — Пусть делает все, что захочет. Хелейна может уехать в любой момент, но не делает этого. Выгонять я ее не собираюсь, а позволять ее матери или мужу-наркоману тем более не стану. — Отто говорит, что Эйгон в полном порядке. — Как же, — усмехается Деймон. — Видел я эти огромные зрачки и кривую походку. Это вопрос времени — когда его упекут в рехаб. Такой человек не может владеть контрольным пакетом акций. — Но если тебя обвинят в похищении и удержании девочки против воли… — Неужели ты позволишь отцу своих внучек оказаться за решеткой? Насмешка выходит сардонической. Рейнис пальцем о палец не ударит, чтобы ему помочь. Корлис тоже не торопится переубеждать его. Деймон снимает ноги с журнального столика, упирается предплечьями в колени и подается вперед. — Пусть попробует выдвинуть обвинения. В этот же день мальчишка окажется в рехабе и на первых полосах. И когда он будет полностью дискредитирован перед лицом общественности, угадай, как быстро упадут акции компании. — Только если его не выкинуть из акционеров, — задумчиво произносит Корлис и тянется за стаканом. Делает короткий глоток и хмыкает. — Но никто не встанет на сторону твоей жены и не понесет деньги ей, если твое имя окажется на соседней странице. — Значит, она не должна быть моей женой. Все просто. Они переглядываются, Корлис допивает остатки коньяка и чуть заметно морщится. — Она знает? Деймон отрицательно мотает головой. Напряжение в комнате становится почти ощутимым. — Ты делаешь это для того, чтобы обезопасить Рейниру, или для того, чтобы освободить себя от нее? Проницательный сукин сын. И все же Деймон не произносит это вслух. Отворачивается, переводит взгляд на коллекционную метровую вазу, стоящую у стены, и совершенно бесцветным тоном произносит: — Я делаю это для наших детей. Корлис отвечает не сразу. С глухим стуком ставит стакан. Говорит: — Мне ты можешь не врать. Добавляет: — У вас все давно напряженно. Еще с тех пор, как родился Визерис. Да и после того выкидыша, сам знаешь… Точнее с тех пор, когда она устроила чистку в его кабинете и орала, тряся старыми фотографиями с Лейной, что он не имеет никакого права их хранить. С тех пор, когда он хлопал дверью и уходил, а она, то ли падая все глубже в постродовую депрессию, то ли сходя с ума от ревности к прошлому, присылала ему целые простыни текста в сообщениях о ревности к любой находившейся рядом с ним женщине. С тех пор, как она начала кидать в него стаканы, а он схватил ее за горло и тряс в слепой злости, пока она не заткнулась и не перестала наконец нести чушь. С тех пор, как ночевать у Мисарии снова превратилось в рутину и обыденность. — Контрольный пакет акций компании должен принадлежать Рейнире, — резко произносит Деймон. — И он будет принадлежать Рейнире. Если ты вдруг решил переметнуться к Хайтауэру, то так и скажи. Корлис качает головой. — Я всегда был на стороне твоего брата, а твой брат видел ее главой корпорации. — Вот именно. А каким именно способом она встанет во главе — это уже другой вопрос. Во взгляде друга повисает невысказанная фраза. Деймон мысленно умоляет его молчать. Не вспоминать о Лейне; не говорить о том, что все еще причиняет ему слишком много боли. И то ли Корлис хотел сказать что-то другое, то ли его непроизнесенные вслух мольбы оказываются все же услышанными. По крайней мере, Корлис не спрашивает, уверен ли он в своем решении. По крайней мере, Корлис не напоминает ему о том, что о разводе с Лейной речи никогда и не было.