Поющие под луной

— Бомгю? Суматоха вокруг, казалось, никак не касается молодого человека, что стоит неподвижно. Его лицо расслабленное, глаза устремлены в пустоту. Его подол мантии колыхается из-за снующих туда и сюда профессоров, разговаривающих о чём-то с Субином. Он пытается о чём-то вразумить их, но они были так же на пределе, как и студенты, которые чуть не разорвали Бомгю, пока они шли в кабинет директора. — Бомгю? Гул различных голосов за стенами кабинета вплетаются во что-то неразборчивое и невнятное, но некоторые фразы всё же долетают до Бомгю и со всей дури вонзаются в него, оставляя невидимые кровоточащие рубцы. Они его совсем не знают, чтобы называть «уродом», «убийцей» и «неконтролируемым монстром». Они понятия не имеют, через что приходится ему проходить каждый месяц и… Как сильно он устал. По внутренним ощущениям ему кажется, что он столетний дедушка, который просто не хочет мучиться и желает оказаться в могиле, испытать облегчение и стать свободным от своей сущности, которую он не выбирал. Он не может вымолвить и слова из-за той записки и осуждения со стороны людей, поэтому благодарен Субину за то, что разговаривает со взрослыми, иначе он сам бы даже не смог раскрыть рта и собрать воедино мысли, рассыпавшиеся по голове мелким бисером. — Бомгю? Прямо перед его лицом возникает директор. На её хмуром и серьёзном лице высечены долголетием глубокие морщины. Её серебристая прядка выбилась из аккуратно собранной култышки из-за навалившихся проблем, а вечно пронзительный взгляд смягчился и стал сочувствующим. — Мистер Чхве, — Бомгю смог сосредоточиться на её голосе и навострил уши, — как Вам известно, учительский состав в курсе Вашей… Особенности, — Бомгю чуть не скривил рот — учителя всегда осекались и боялись называть его «особенность» недугом или болезнью. — Но в связи с последними событиями студенты и их родители напуганы. Нас засыпали громовещателями с требованием исключить Вас из школы, — Бомгю испуганно смотрит на женщину. Подойдя ближе, Субин крепко сжимает парня за запястье. — Но мы не станем никого исключать. Хогвартс — это учебное заведение для всех волшебников. И Вы не исключение. Бомгю тускло улыбается женщине. — Ступайте к себе, — произносит женщина мягко. Кабинет директора остаётся пустым: директор снова назначила внеочередное собрание в Большом зале со студентами, а гриффиндорцы вернулись обратно в комнату, благо никого не встретив на своём пути. Бомгю тут же укладывается на кровать, свернувшись калачиком, а Субин остаётся стоять неподвижно, глядя на сгорбившуюся, кажущуюся крошечной, фигуру. «О нём не узнает ни одна живая душа». Субин поклялся себе, что это будет так, но что-то пошло не по плану. Он был растерян, когда прямо из-под потолка вдруг осыпались листки с этими злополучными записками. Он бы успел всё убрать, чтобы Бомгю не успел их заметить, но он зашёл вскоре, как последний листок прикоснулся с поверхностью пола. А заставить стольких людей забыть о них он бы не смог, хоть он и готов был так поступить. В зале было много людей, и любой мог бы провернуть подобный фокус, но кому именно Бомгю перешёл дорогу? Он же тихий, уравновешенный и лишний раз старается не привлекать к себе внимание, находясь в прострации и слушая музыку у себя в наушниках. Субин медленно подходит к кровати младшего и опускается на корточки. Бомгю поворачивается к нему и замирает, глядя заплаканными и красными глазами на Субина. Он перестаёт дышать, следя за рукой Чхве, который приподнимает наушники к ушам друга, а другой рукой тянется к его карману. Бомгю сглатывает вязкую слюну, совершенно не двигаясь и ошарашенно глядя в лицо Субина, который смотрит ему прямо в глаза, выполняя все эти действия. Палец Субина находит кнопку «Play» и нажимает на неё. В ушах Бомгю разливается музыка, приятно расслабляя его и укутывая в свои объятия. Он больше не слышит звон в ушах, гул за толстыми стенами, быстро бьющееся сердце Субина, а фразы долетают только от уст исполнителя и бережно штопают его оголённые и кровоточащие рубцы от жутких и страшных слов студентов. Они так и не поговорили. Возможно, уже даже никогда не поднимут эту тему, потому что каждый раз Бомгю что-то мешает задать интересующий его вопрос: почему Субин его поцеловал? При следующих мыслях об этом вопросе, возможно, наступит конец света или в дверях замка нагрянет стая оборотней, которые разорвут на куски каждого. — Отдыхай, — читает по губам Субина Бомгю. Субин поднимается с места, борясь с желанием убрать длинную чёлку с заплаканных глаз друга, и, не оборачиваясь, выходит из комнаты. Он с грохочущим сердцем быстро спускается в Большой зал, где всё ещё проходит собрание. Все присутствующие поворачиваются в его сторону, когда дубовые двери с громким стуком ударяются о каменные стены, оставляя вмятину, что камни и песок осыпаются на пол. Субин сканирует тяжёлым взглядом каждого, смотрит студентам прямо в глаза, ища в каждом желание навредить Бомгю. Нет, так он точно не сможет определить человека, сделавшего пакость в сторону Бомгю, но нагнать ужас — да. Субин никого не боится, пусть боятся его и его огненным вихрем поднимающего гнева из самых глубин его «изнанки» души. Многие стыдливо прячут глаза и отворачиваются обратно к профессорам. Видимо, директор уже успела всем рассказать, что Бомгю не представляет никакой угрозы. Он встречается с ледяными глазами со стола слизеринцев. Интересно, он сможет когда-нибудь расколоть и растопить их, услышав тот самый характерный треск и хруст, когда лёд начинает трескаться? Вчера ему это почти удалось. Но только почти. Слизеринец отворачивается от него и инстинктивно прикасается к своей шее, будто мог снова почувствовать удушение. Субин хмыкает про себя и подходит к своему столу. — Важно помнить, что мы должны помогать друг другу в столь тяжёлое время, — произносит директор, снова обращая на себя внимание. — И не забывать быть осмотрительными. Если вы заметите что-то подозрительное, настоятельно рекомендую сразу обратиться к профессорскому составу и не играть в геройство. Спасибо, на этом у меня всё. Попрошу деканов и старост организовать своих студентов, чтобы сопроводить их до общежитий. — Кхм. Все головы снова поворачиваются ко входу Большого зала. В дверном проёме стоит взрослый мужчина, оперевшись о дверной косяк. Он крутит у себя в руке трость, а другой рукой прикасается к фетровой шляпе и слегка наклоняет голову, таким образом приветствуя находившихся в зале. Он поднимает голову, перестаёт опираться о дверной косяк и проходит вперёд, будто он пришёл не на собрание, а на торжество в свою честь. Его трость стучит по каменному полу и отдаётся эхом от стен. На его лице лучезарная улыбка, глаза устремлены вперёд, излучая почти ощутимые золотистые искры озорства и харизмы в разные стороны. Он кажется необычайно красивым, как каменная статуя греческого божества, и дружелюбным, но в то же время от него веет холодом и неестественной наигранностью, а его аккуратная и стильная одежда подчёркивает статус и отношение к магической знати — на его кожаной накидке вышит геральдический символ лилии. Он выглядит, как азиат, но можно сказать, что его манерность говорит о том, что он не вырос где-нибудь в Азии, ни в Великобритании. Он подходит к директору и, беря её за руку, целует в тыльную сторону ладони. Женщина, конечно, смутилась и вспыхнула от негодования, но из вежливости криво улыбнулась и открыла рот, чтобы представить вошедшего, но неожиданный гость оказался первее. Он встаёт вперёд трибуны, снимает фетровую шляпу и широко улыбается, оглядывая слегка шокированных студентов своим визитом: — Добрый вечер, дорогие студенты, — произносит он с явным акцентом. — На ваших лицах написан вопрос: кто этот клоун и почему целует нашу директрису? Не буду вас томить и представлюсь сразу. Меня зовут Ким Сокджин, — представляется он. У него мягкий, озорной и юношеский голос, будто не подходивший его изысканному внешнему виду. — Я глава мракоборческого отдела в Хогвартсе, и отныне за вашу безопасность отвечаю я и другие мракоборцы. Можете не беспокоиться за свои жизни, — его взгляд задерживается на слизеринском столе. Он произвёл неоднозначное впечатление на Субина. Не хватало ещё мракоборцев, которые бы следили за Бомгю. Он лишь надеется, что они не в курсе его ликантропии, иначе они не станут разбираться и переведут его прямиком в Азкабан. Субин не может допустить этого. Скорее всего, он и другие мракоборцы не слышали, о чём говорила директор и зачем всех собрала в Большом зале, поэтому можно было расслабиться. Но не сильно. Субину ещё предстоит присматриваться к студентам и вычислить, кому он сломает все пальцы, чтобы он или она не смогли больше писать своими прекрасными пальчиками никакие записки. — Привет, Субин! Можно встать с тобой в пару? Субин оглядывает невысокого парня с причёской-горшком, как у него. Видимо, старосты не придумали ничего лучше, как выстроить всех студентов по парам. Субин ничего не отвечает, потому что меньше всего ему хочется сейчас вставать в пару с Оливером. Компания гоблина и то была бы ему приятнее в разы. Его взгляд цепляется за рыжую макушку, стремительно прошедшую мимо него. Он следит за ней, пока она не скрывается в толпе слизеринцев, и поднимается в комнату, не дожидаясь дальнейших указаний от старост и декана. Пошли они все.

***

Ёнджуну показалось, что он увидел человека, на глаза которого не хотел попадаться ближайшую сотню лет, или сколько там ему осталось жить. Ему было жизненно необходимо вернуться обратно в комнату. — Ёнджун? Ёнджун останавливается в гостиной, выпрямляется и поворачивается к мужчине. У него такие же ярко-рыжие волосы, как у Ёнджуна. Он сидит на диване, держит в руке журнал по Квиддичу и рассматривает через монокль пятно от сока на обложке. — Здравствуй, отец, — произносит Ёнджун, глядя на мужчину, который даже не смотрит на него. Проходившие мимо студенты быстро удаляются в свои комнаты. — Так зачем ты приехал? — Я приехал, чтобы забрать тело своей дочери. Наконец он удосужил направить своё внимание на напрягшегося парня. Он поправляет монокль с глаза, неотрывно глядя на сына, будто изучает его под микроскопом. Ёнджун отводит взгляд, не выдержав тяжёлого зрительного контакта. Мужчина хмыкает, встаёт с дивана и подходит к Ёнджуну ближе. — Ты мне дорог, Ёнджун. Но так сложились обстоятельства. — Да, я тебе дорог, и, видимо, поэтому мы узнали с мамой, что всё это время у тебя была вторая семья лишь пару недель назад, — не удержавшись, съязвил слизеринец, но смотреть на отца не стал — слишком большое давление. — Маглорождённая дочь, это, наверное, унизительно, да? Мужчина смеётся, заставляя Ёнджуна с непониманием взглянуть на отца и нахмурить брови. Слизеринец никогда не понимал своего отца. Он был грубым, циничным, педантичным и отстранённым. А сейчас заливается смехом, будто его сын рассказал самую забавную вещь в мире. Что же он такого смешного сказал? — Ты ещё такой ребёнок, Джун, — он хлопает сына по плечу. — Я на тебя не обижаюсь за эти слова, потому что сам делал и говорил такие вещи, за которые я не смогу себя простить, — он как-то грустно взглянул на сына. В его глазах плескается недоказанность и сожаление. — Надеюсь, это не ты убил свою сестру от ревности? — вдруг спрашивает он, а его голос вмиг стал металлическим. Стекло в его монокле переливается зеленоватым светом гостиной. Ёнджун чувствует, как сжимается его сердце от обиды, хлестнувшей его по макушке, обезображивая его лицо маской злости. — Я бы не стал пачкать руки о грязную кровь, — выплёвывает он в лицо мужчине, пытаясь сделать больнее во сто крат человеку, на которого когда-то равнялся и хотел быть похожим. — Забирай тело своей «доченьки» и не приближайся больше ни ко мне, ни к матери. Он разворачивается на каблуках туфель и шагает в свою комнату, считая в уме до десяти. Зачем он спросил о таком? Зачем зашёл к нему? Видимо, его отец сделал недостаточно, чтобы и его сын, и его жена испытали на себе весь спектр раскалённого стыда и мерзотного ощущения позора. Примерно неделю назад к ним пришла эта женщина и обо всём рассказала. О том, что отец Ёнджуна долго скрывал, что он волшебник, пока его дочь не получила письмо из волшебной школы в прошлом году. Тогда он обо всём им и рассказал. Как у его отца получалось проворачивать всё это? У них с мамой не было ответа. Он сказал перед отъездом Ёнджуна, что хочет, чтобы и он, и она освободили особняк. Ёнджун был в полной растерянности, как и его мама. Они остались без крыши над головой. Благо, у матери Ёнджуна были сбережения в банке, и она смогла купить себе небольшую квартиру в Лондоне, а Ёнджун мог пожить пока в Хогвартсе. Об этом никто не знал, но теперь, кажется, узнали все. Благо, без этих последних подробностей. Стоит ему зайти к себе в комнату, как натыкается на две пары глаз, которые смотрят на него затравленными собаками. Рюджин и Адам сидят на кровати Ёнджуна, мирно сложив руки на своих коленях, будто это у них что-то случилось, а не у Чхве. — Вы всё слышали? — ответ на этот вопрос Ёнджун уже знает заранее, ведь дешёвые драмы, достойные целой книги или череды статей в «Пророке», стали преследовать его относительно недавно. — Боюсь, что да, — произносит Адам. — И, думаю, не только мы. — Почему ты не рассказал нам? — Рюджин налетает на него, беря его за холодные руки. — Я боялся, — честно отвечает слизеринец. — Тебе нечего бояться, — улыбается девушка, но по её щекам стали катиться прозрачные слезинки, — мы же твои друзья. Ты когда-нибудь взорвёшься от своих секретов и сдержанности, — несколько с упрёком произносит Рюджин, шмыгая носом. — Пусть, только отойдите чуть подальше, ладно? Не хочу вас забрызгать. Она начинает смеяться такому ответу, и на её щеке появляется выемка. Адам только хмыкает, разваливаясь по кровати, — даже для него подобные драмы были слишком. Ёнджун благодарит Рюджин за её слова. Он же Ёнджун — он не должен бояться ни слухов, ни того, что подумают о нём другие люди. Тем более с такими прекрасными людьми за своей спиной. Посмотрев на часы, девушка извинилась и сказала, что ей нужно бежать. На вопрос, куда она собралась так поздно, она ответила, что записалась в школьный хор. Парни не заметили её покрасневших щёк, лишь переглянулись с недоумением и пожали плечами. Ёнджун смотрит на себя в зеркало в туалете для мальчиков, пока моет руки, стараясь не обращать внимания на косые взгляды слизеринцев, направленные в его сторону. Он считал в уме до десяти, пока все не вышли из уборной. Слухи распространяются стремительно, как раковая опухоль, создавая, мягко говоря, неприятности. Никто открыто не смеётся ему в лицо, но эти шушуканья и насмешки за спиной начинают потихоньку раздражать. Со стороны студентов других факультетов пока такого не было, но Ёнджун чувствует, что скоро и они начнут что-то выкидывать в его сторону. Если слизеринцы пока ещё опасаются нападать, то остальные факультеты не станут любезничать с ним, особенно полукровки, которых Ёнджун не особо любит. Вообще, ему всё равно на них, пусть главное остаются в своих кругах, а в его пусть не лезут — такова его позиция. Он высушил с помощью палочки руки и собирался выходить, но в туалет заходит мракоборец. Увидев Ёнджуна, он раскидывает руки в стороны и лучезарно улыбается, а Ёнджун прильнул к нему, как маленький котёнок, и чуть не замурлыкал, когда мужчина стал гладить его по мягким волосам. — Ты вчера так быстро исчез, что я уж подумал на свой счёт, — произносит мракоборец, вдыхая аромат шампуня на рыжих волосах. — Это никак не связано с тобой, нарцисс, — Ёнджун поднимает голову, глядя в янтарные красивые глаза. — Сокджин, ты сам вызвался в школу? — Ох, боюсь, в Министерстве у меня нет права голоса, лисёнок, — его рука снова гладит рыжую копну волос, от чего Ёнджун блаженно закрывает глаза. Он чувствует невесомый поцелуй мягких губ у себя на скуле, затем шумно выдыхает, когда губы перебрались к открытой шее. Мужчина слегка прикусывает нежную плоть, от чего Ёнджун замер, как заяц в пасти волка, а его грудь стала грузно вздыматься после того, как Сокджин стал слизывать укушенное место и мягко проводить губами до линии челюсти. Дверь в уборную отворилась, и мужчина оказывается рядом с раковиной, оперевшись об неё руками, когда как Ёнджун стоял так же неподвижно и широко распахнул глаза, увидев вошедшего. Гриффиндорец хмурит брови, заметив малиновый румянец на щеках слизеринца, его нездорово блестящие глаза, которые тот тут же опускает в пол, и блестящий от освещения участок на его шее, будто его смазали водой или чем-то ещё. Не решив оборачиваться в сторону Сокджина, Ёнджун проходит мимо Чхве Субина и выходит из туалета, видя перед собой лишь носки своих туфель из-под длинной мантии. По замку раздаётся звук колокола. Адам всё начало занятия начал расспрашивать, почему Ёнджун выглядит так, будто его кто-то укусил за задницу, а Ёнджун на это лишь отмахивался и говорил, что ему это только кажется. Ещё на него поглядывал гриффиндорец. Он так внимательно смотрел на Ёнджуна, что можно было подумать, что он пытается вчитаться в текст, написанный мелкими буквами на его лице, и это, если честно, напрягало Ёнджуна. Не выдержав больше, он с вызовом взглянул на Субина, но тот тут же отвёл взгляд и уткнулся в пустой пергамент, взяв в руку перо и обмакнув его в чернила. Через несколько минут макушки слизеринца, усердно записывающего лекцию с доски, достиг скомканный пергамент. Распрямив его, он прочитал:

Слухи что ходит про тибя правда?

Ёнджун чуть не лопнул от возмущения, прочитав записку. Он поднимает голову от ожидающего ответа Субина и показывает ему средний палец. Затем показательно мнёт записку и с помощью заклинания превращает его в горстку пепла, развеяв его по кабинету. Как и любопытство Субина, который отворачивается, чтобы снова что-то записать. Слизеринец снова возвращается к заданию, но по голове снова прилетает скомканный пергамент.

Значит правда и ты типерь такой же как все — ниудачник

Да кто он такой, чтобы называть его неудачником? Пусть сначала взглянет на себя, а потом уже остальных называет такими громкими и унизительными словами. Он трансформирует записку в небольшую и тонкую змейку и кидает его гриффиндорцу, которому она попадает по лбу. Змея с шипением падает на парту гриффиндорки, сидящей за Субином, и девушка начинает визжать на всю аудиторию, упав от неожиданности и страха со стула. Её соседка тоже начинает кричать, отскочив от парты, пока остальные с ужасом наблюдали за извивающейся и шипящей змейкой на парте. Ёнджун округляет глаза и закрывает рот рукой, мысленно начиная переваривать то, что натворил. — Мистер Чхве, ко мне в кабинет, живо! — произносит директор и по совместительству профессор трансфигурации. Он даже не заметил, как она так быстро оказалась рядом с его партой, пока он дрожащими руками собирал свои вещи — после кабинета директора он уже не вернётся в аудиторию, не сможет смотреть в глаза напуганной девушке и её соседке, а они вроде как неплохие гриффиндорки, которые не делали ничего плохого ни ему, ни кому-либо ещё. Он поплёл свои ноги за женщиной, услышав за спиной пожелание удачи от Адама. Да, только удача ему сейчас бы не помешала. В кабинете директора было прохладно и темно, пока женщина не взмахнула палочкой. Зажёгся камин, и в кабинете стало значительно теплее и уютнее. — Присаживайтесь, — указывает она на стул напротив своего кресла. — Мне очень, очень, очень жаль, профессор, — искренне раскаиваясь, произносит Ёнджун, ведь он действительно чувствует вину. Вот поэтому он и был сторонником того, что нужно держать свои эмоции в узде, иначе мир может сгореть из-за чьей-то сгоревшей жо… — Хотите чай, мистер Чхве? Ёнджун не сразу понял, о чём спросила женщина. Он готовился к худшему. Слизеринец раскрывает рот, чтобы ответить, что не хочет, но вместо этого просто уставился на директора с открытым ртом. — А я, пожалуй, да, если Вы не против, — Ёнджун отрицательно мотает головой, всё ещё не полностью переварив вопрос женщины. — Отличная трансфигурация, Ёнджун! И я всё видела. Видела, что зачинщиком был мистер Чхве… Мне придётся снять баллы с Вашего факультета, и я не стану назначать Вам отработки или наоборот, я не сниму баллы, но придётся назначить отработки. Выбирайте, Ёнджун. Выбрать ещё один повод, чтобы за его спиной стали шептаться из-за снятых баллов, или пожертвовать своим личным временем, чтобы ходить на отработки? Ёнджун всегда был индивидуалистом, а коллектив его никоим образом не касался, но теперь… Он всё равно думает о себе, и его выбор падает на: — Я буду отбывать наказания. — Похвально, мистер Чхве. Я была уверена, что Вы выберите первый вариант. — Ёнджун усмехнулся про себя. Хвалить его не за что. — Хорошо, жду Вас в эту субботу у себя в кабинете. Нужно, наконец, разобрать архив. Ёнджуну не хотелось возвращаться обратно ни в аудиторию, ни в комнату, поэтому всё же согласился на чай и просидел до конца занятия у директора в кабинете. Женщина с сожалением упомянула, что это её последний год в качестве директора, а потом она уйдёт на заслуженную пенсию. Ёнджун сказал, что она отличный директор, на что женщина рассмеялась и со смущением махнула рукой, как юная девочка. Прозвенел колокол, и Ёнджуну даже стало грустно от того, что ему придётся спускаться на ужин. Директор только на первый взгляд казалась строгим профессором, но оказалась сентиментальной женщиной, так просто рассказывающей о своём последнем годе работы в школе. Даже если профессору под силу говорить о таких вещах с простым студентом, то тогда почему Ёнджун не может делиться с друзьями вещами, которые его трогают или тревожат, и свои секреты? Он об этом не задумывался до вчерашнего момента, когда увидел, что у него есть люди, которые любят его не за внешнюю оболочку, не за статус или кровь, а просто потому, что любят. Ему бы тоже хотелось отдать частичку тепла и света им, но он не может побороть себя. Ему было жаль себя, ведь придётся долго и упорно трудиться, чтобы соответствовать своим открытым друзьям. Попрощавшись с профессором, Ёнджун спускается в Большой зал. Дверь настежь была открыта, и он мог слышать гул голосов и какую-то суматоху. Это не могло предвещать ничего хорошего. Прямо на него бежала запыхавшаяся Рюджин, а за ним раскрасневшийся и яростный Адам. — Ёнджун, пойдём отсюда, — девушка берёт его за руку и бежит к подземельям. Ёнджун бежит за ней, чуть не спотыкаясь о свои ноги. Он оборачивается в сторону Адама. Его лицо выглядит таким рассерженным, что Ёнджун пугается, ведь он никогда не видел его таким. — Что происходит? — спрашивает Чхве у Харлоу. — Эти записки. Снова, — коротко отвечает он. Рюджин выкрикивает пароль, и трое слизеринцев бегут в комнату парней. Ёнджун был в прошлый раз в Большом зале, когда эти листки неожиданно рассыпались из-под потолка. Тогда он мог только посочувствовать тому пареньку, но сейчас… Низ живота завязывается в тугой узел, и отнюдь не от приятных ощущения, а от тревоги, что передаётся от настроений Рюджин и Адама. — Там что-то про меня? — брат с сестрой молчат, что наталкивает на определённые мысли. — Про меня? Адам протягивает из кармана свёрнутый пергамент, но девушка резко останавливает его руку. — Он всё равно узнает, — произносит Адам, и Рюджин глубоко вздыхает и кивает ему, убирая руку. Ёнджун хватает пергамент, думая, чего он не знает про себя такого, чего знает этот трус, раскидывающийся унизительными записками. Его глаза и рот округляются по мере прочтения записки. После прочтения последней строчки он быстро поднимает взгляд на друзей и прикусывает нижнюю губу, которая начинает неконтролируемо подрагивать.

Наш главный «чистюля» Чхве Ёнджун не так уж и чист, как оказалось. Его папочка обрюхатил маггла, и знаете, кого растерзали в лазарете? О да, вы, наверно, уже догадались — внебрачную сестрёнку нашей чистюли. Интересно, это он сделал из-за ревности или из-за того, что он просто мерзкий червяк, называющий полукровок недостойными обучения в школе или палочки? Просто помни, Чхве Чистюля, что всё сказанное и сделанное возвращается бумерангом, и даже Ваше-Величество-самая-чистая-и-голубая-кровь начинает отдавать гнилой отдушиной. Ты теперь тоже воняешь.