Хроники Шибуи Ривы

      Полтора года спустя       79 год,       март       Яркое солнце роняло лучи на кипящую жизнь Конохи. Свежий воздух шел из окружающего леса и легко пробегал по узким улицам.       В этот чудесный, солнечный день «Чувствительный барьер» был взломан, и в Коноху проникла тень.       Неделю назад       «Как же я устала», — думала Цунаде. На неё уставилось несколько пар глаз. Каждое слово, вылетевшее изо рта женщины, готовилось быть оспоренным.       — Почему Вы решили раскрыть эту информацию? — спросил глава клана Хьюга.       Его чистый лоб, не скрытый повязкой, пересекла глубокая морщина. Тонкие брови на мужественном лице сложились домиком. Даже холодный и скупой на выражение эмоций, он не смог скрыть потрясения от оглашённой новости.       — Потому что Учиха Итачи официально вернётся в Коноху, — сказала Цунаде властно.       Другой мужчина, сидящий в отдалении, глава клана Нара, сосредоточено рассматривал сколы деревянной стены за спиной женщины. Погруженный в раздумья.       Цунаде возглавляла длинный дубовый стол. Синий ковёр приминался под его темными ножками. Комната, формой классического квадрата, округлялась вырастающей из пола перегородкой. Для красоты. Для закрепления авторитета Хокаге. Это помещение было одним из многих, служивших для собрания Совета и кланов.       Красно-белая треугольная шляпа Хокаге давила на макушку Цунаде. У нее разболелась голова. Данзо настоял на собрании почти сразу же после разговора с ним. Она даже не поела. И не выпила очоко саке. Её так и подмывало.       Ошеломленные лица глав кланов на ее недавнюю реплику говорили громче, чем нужно было бы. Ожидала ли чего-то Цунаде? Да. Окончания.       — Объясните. Вы продумали, как это повлияет на отношения внутри и за пределами Листа? — спросил Хидеки — первый сын Хирузена Сарутоби и действующий глава клана Сарутоби после смерти Третьего.       — Учиха Итачи слишком силен, чтобы оставлять его в стане врага. Я понимаю ваши сомнения, — сказала Цунаде, набираясь уверенности в голосе и пряча за ней усталость. — Однако произошедшая резня Учиха, улаженная самым жестоким путем, лишила Коноху целого клана. Да, это было сделано ради мира, — ее голос повысился. — Однако Учиха известны своими способностями. Мы не можем оставить Итачи… сейчас.       — О чём Вы говорите? — уточнил Чоуза Акимичи, его длинные волосы своим цветом походили на красные стены зала.       — Из докладов АНБУ, сражавшихся с Итачи и его партнёром, Хошигаке Кисаме, он болен. Мы связались с ним, обследовали — как выяснилось, за эти годы у него прогрессировало заболевание сердца, известное как «порок». Недостаточность митрального клапана, если термин о чем-то вам говорит, — светло-карие глаза женщины пробежались по невыразительным лицам мужчин. — И если вы доверяете моим профессиональным суждениям как врача, то оно требует немедленного лечения. И его невозможно предложить при нахождении в преступной организации, где каждый шаг под наблюдением напарника. Я не буду вдаваться в подробности лечения, но причина кроется не только в этом. В противном же случае, смерть одного из последних Учиха гарантированна в течение года… максимум двух.       — Это правда, что кланы Учиха и Сенджу, Хокаге-сама, — сказал Хидеки Сарутоби, — известны как основатели Конохи. Никто не отрицает их силу, мы убедились в ней во время Третьей мировой войны. Но можете ли Вы объяснить, почему жизнь Учихи Итачи так важна, чтобы рисковать стабильностью деревни?       — Хидеки-сан, Вы хотите сказать, что мы должны бросить умирающего шиноби Конохи? — спросила Цунаде, прекрасно понимая обоснованность его вопроса.       Ей требовалось время, чтобы вспомнить придуманное оправдание.       — Его вопрос действительно стоит поясннеия, Хокаге-сама, — сказал Яманака Иноичи, до этого молчаливо сидящий между лидерами Нара и Акимичи. — На кону стоит многое, не побоюсь этого слова. Разве Вам не известно о ненависти Учихи Саске, затаённой в мальчике после резни?       Цунаде вздохнула. Внутренне. Физических проявлений усталости она не могла себе позволить.       Она надеялась, что этот разговор не затянется. Ох, мечты…! Шизуне… «Надеюсь, она не спрятала бутыль саке. После сегодняшнего я ее заслужила.»       Главы кланов требовали не менее серьёзных разъяснений, чем пытливые старики Совета. Никто не хотел слепо верить молодой пятидесятилетней куноичи.       Цунаде раскрыла пошире закрывающиеся от бессонных ночей глаза и приготовилась к долгим разъяснениям. _________       продолжение,       23 марта 79 года       — Хокаге-сама, — вошедший тут же упал на колени и низко опустил голову.       Цунаде нахмурилась.       — Оставь эти приветствия. И сними Хенге, Итачи, техники здесь ни к чему.       Невзрачная внешность мужчины, которая напоминала Цунаде одного из ее вечных соперников в казино Танзаку, рассеялась вместе с покрытием чакры. Черты лица, гораздо более юные, нарисовались поверх взрослой резкости. Чёрные волосы прикрывали опущенное к полу лицо.       «Ему всего девятнадцать», — вспомнила Цунаде, заметив резкий контраст.       — Как твоё состояние?       — Во время последней миссии сердце забилось быстрее обычного. Остальные симптомы сохранились, — отчитался Учиха.       — И это всё?       — Прописанные лекарства…       Цунаде вздохнула.       — Они не играют роли, когда ты раз за разом нарушаешь рекомендации, — её голос лишь констатировал факт. Тяжкие подробности. Пусть Цунаде достаточно черства для медика, ей было неприятно осознавать, что человек на её глазах своими руками гробит себя.       Цунаде смотрела на Итачи сверху вниз — тот всё ещё застыл в коленопреклоненной позе.       — … Ладно… — она прервала нерадужные размышления. — Тебя дожидаются. Встань, наконец, и иди за мной.       Итачи послушно направился за уверенной спиной в зеленом кимоно Пятой. Их ждал большой зал с бордовыми подушками, что лежали на деревянном полу. Никого…       Высокие каблуки Пятой Хокаге отстукивали тихий ритм по полу. Саннин дошла до угла, где со стеной сливалась маленькая дверь. Значительно более меньшая по размеру комната еле втискивала четыре бархатных дивана, расположенных друг напротив друга. Два из них уже занимали пожилые женщина и мужчина. Утатане Кохару и Митокадо Хомура — как Итачи удалось вспомнить лица членов Совета Конохагакуре.       Цунаде прошла к дальнему дивану, а Учиха занял ближайшее место у выхода. Шаги не были слышны — в комнате даже слишком тихо. Весь пол стелил мягкий ковер.       — Итак, — сказала Сенджу слабо, — Учиха Итачи. В связи с особыми обстоятельствами, мы вынуждены спросить — планируешь ли ты вернуться в Коноху?       Трое собеседников Учихи могли лишь наблюдать его спокойное, не изменившее выражения от быстрых размышлений лицо. Идеально ровная осанка молодого шиноби твердила политикам о не исчезнувших привычках наследника благородного клана, что с пеленок всасывались к кровь. Или же при несговорчивости, как могла знать Сенджу, вбивались в тело палками.       — Я готов исполнить приказ и вернуться.       Кохару подозрительно взглянула на молодого Учиху.       — Ты взвесил все риски, мальчик?       — Это наша забота — продумывать последствия, — перебила Цунаде.       — Ты прекрасно знаешь, что сделал, — сказал Хомура, сидящий справа от Хокаге. — И тебе должно быть известно о реакции твоего брата на возвращение в деревню. И ты должен догадаться как шиноби, некогда названный джонином, что последует после объявления.       Цунаде резко подняла голову, чувствуя слабую вибрацию. Дубовая дверь вдруг раскрылась. Перед взором сидящих предстала мужская фигура, ярко освещённая светом. Чёрно-белое кимоно прикрывало плечи. Неряшливые каштановые волосы, обрамляющие суровое лицо, частично пересекали белые бинты.       Шимура Данзо вошёл в помещение.       — Что ты здесь делаешь? — послышался старческий женский голос. Кохару глядела исподлобья, не скрывая недовольства.       — Я должен присоединиться к обсуждению. Пусть я и не член Совета, но именно мне из всех присутствующих довелось застать Учиху Итачи в момент резни. И мне известно о некоторых аспектах прошлого.       Цунаде промолчала, гневным взглядом прожигая Шимуру. Ее красные губы поджались. Лишь закинутая на ногу нога напряжённо покачивалась вперёд-назад.       Мужчина занял диван рядом с Хомурой.       — Пятая? — спросил её старик.       — Продолжайте, — сказала женщина.       Тёмные глаза Данзо прожигали Учиху Итачи. Он, не скрываясь, развернулся к нему всем телом.       — Я понимаю чувства брата ко мне, — сказал Итачи тускло.       — Данзо? Раз ты вмешался, значит тебе есть, что сказать? — послышалось от Кохару.       — Я выскажу предложение, которое озвучил Хокаге-сама, — сказал он. Сделав паузу, мужчина продолжил: — Итачи должен завершить свои обязательства и избавиться от мятежника из клана Учиха, — прогремело в комнате.       Итачи не шелохнулся.       — Я сделаю это, — ответил он.       Что-то щёлкнуло в голове Данзо в тот момент. Он понял, что его терпение подошло к концу. Как и что его четко продуманный план рушился на глазах. Подобного допустить Шимура не мог.       — Ты говоришь, что убьёшь своего брата? — переспросил он надменно.       — Если Учиха Саске пойдёт против Конохи из-за открывшихся обстоятельств, то я избавлюсь от него, — кивнул Итачи невозмутимо.       И члены Совета, и Данзо готовы были разинуть рты от спокойного выражения его лица. Они не того ожидали от нукенина, вырезавшего свой клан, но оставивших в живых своего младшего брата.       Лишь многолетняя выдержка, тренированная на политической арене, не позволила им открыто показать свою неприглядную реакцию.

***

      В этот же день       Улыбка окрасила лицо Рока Ли румянцем. Здоровые, яркие зубы сверкали на солнце. Я заразилась его настроением — какой он энергичный и милый. С губ сорвался смешок, а по груди растекалось тепло:       — И что?       Ли шёл рядом и яростно раскручивал пакет с купленными на неделю продуктами.       — И вечером в благодарность Нао-сан угостила нас нагамаси и мандзю с бобовой пастой и тыквой! Гай-сенсей запрещает мне есть много сладкого, но… это было очень вкусно! Объедение! Ты тоже должна как-нибудь попробовать, Рива-тян!       —Звучит вкусно, — подумала я. — Когда буду проездом в Отафуку, так и сделаю.       Послышался треск. Я тут же повернулась на звук. В воздухе летали продукты… купленная мной еда. Ли растерянно замер и посмотрел на полупустой зеленый мешок в руке.       Он тут же резко подпрыгнул, ухватившись за картонную коробку с яйцами. С хлопком от соприкосновения другой рукой поймал пачку риса. Я поймала бобы.       Отлично сработано!       Тс-с-с…       Красно-оранжевый палец Ли вошел в пакет. Из большой дырки одна за другой выпадали белые рисинки.       Парень, ошеломлённо застыв, хлопал круглыми черными глазами. Он кинул на меня полный раскаяния взгляд:       — Я заплачу, Рива-тян! Сейчас… я быстро!       После чего всучил мне все это добро и стрелой рванул обратно. Абсурдно… Именно то, что происходит рядом с Ли. Энергичность наравне с беспределом и окружающим хаосом. Он чем-то напоминает Наруто, хотя более серьёзный. Мне хотелось громко рассмеяться, несмотря на улицу и идущих мимо прохожих.       Давно мы не виделись. _______       — Привет! — прокричала девочка.       Мимо с тихим свистом пролетел кунай и вошёл в дерево позади.       — Привет, Тен-Тен! — крикнул Ли и подбежал к девочке.       Окаймленные почками и маленькими проростками листьев ветви деревьев качались на ветру. Трава под ногами проклевывалась сквозь темную почву яркой зеленью.       Я подошла ближе к ребятам. Они заметно прибавили в росте за месяцы разлуки.       — Приятно вас видеть живыми и здоровыми, — не скрыла улыбки.       — Тебя тоже! — куноичи прищурила глаза.       Неджи кивнул. Он стоял в известном тайдзюцу Хьюга и, догадываюсь, отрабатывал технику легкой руки. Белоснежно-чистое хаори сохранило свой первозданный вид, каким его и помнила. Движимая странным порывом, я уронила ладонь на его плечо.       Неджи вздрогнул, но обернулся спокойно. Внимательные слепо-белесые глаза уставились на меня в ответ.       — Даже не здороваешься? Забыл своего спарринг-партнера? Или для тебя это ничего не значит? — я улыбалась и наполовину шутила. Ли действовал на меня очень положительно — кажется, я впитывала его энергетику «молодости». Как бы снова не начала кричать «быстрее, выше, сильнее».       Так же и успела отвыкнуть от вида белой радужки и отсутствия зрачков.       Неджи не улыбался — почти не изменил выражения. Все такой же… И с тем, что-то в пристальном взоре щелкнуло, так незаметно и с тем — явно.       — Забыл, — просто ответил он.       Я нахмурилась, не понимая, о чем он. И фыркнула, когда дошло. Что за глупый сарказм.       — Я тебя с кем-то перепутала, Хьюга Невозмутимость. Я вызываю на миссию Хьюгу Хорошая Память, — поддразнила его раздраженно.       На безразличном лице мальчика появилась украдкая улыбка. Мне было почти обидно. С Роком Ли успела позабыть, что Неджи совсем не такой контактный на проявление эмоций. И шутки… странные. Это он пытался быть дружелюбным?       —Неджи-сан, давай сразимся! Если не выиграю, сделаю тысячу приседаний, чтобы нагнать разрыв! — задорно кричал Ли.       — Эй! А ты не забыл, что тебе нельзя переусердствовать? Помни наставления врачей! — сказала Тен-Тен ему в ответ.       Она обняла толстенный свиток изумрудного цвета. С чем он…? Ах, призыв метательного оружия.       Я отошла, не желая мешать воссоединению команды. Они уже чунины… тоже давно не виделись.       А я одна. Осталась без команды.       Спустя пару дней,       25 марта 79 года       Тук-тук.       Листы нори хрустнули в руке. Я оторвалась от приготовления обеда.       Знакомое лицо появилось в дверной щели.       — Чего тебе?       — Нэ-сан.       — Рива! Рива! — кричала девчонка среди ночи. Ее тонкий голос вопил так же высоко, как у резанной свиньи, и отлично проходил через бумажную дверь. Звучало так, словно она стояла прямо у меня над ухом.       Она будила соседей. Я приоткрыла дверь, но снаружи её тут же протолкнули. Я не сопротивлялась из-за усталости. Заплаканная Фуюки с покрасневшими — от оглушительных ударов об дверь — кулаками пробралась в коридор. Она уставилась на меня воинственными глазами, ещё более яркими на фоне розовых белков. Упёртое выражение её лица исказил отек недавней истерики.       — Ты! — прошептала она сорванным горлом. — Я ненавижу тебя! Почему ты не пускаешь меня? Я… хочу жить здесь!       — Что тебе нужно?       — Ты должна взять меня к себе! — прокаркала она с неудобством в глотке.       — Что-то произошло?       — Я не хочу жить в приюте, говорю же! — её снова начал охватывать истеричный приступ. Я тяжело вздохнула, сбрасывая раздражение от раскалывающейся головы. — Почему я должна жить в приюте, когда у меня есть семья? Ни у кого больше нет сестёр, как у меня! А ты меня… б-б-бросила! — наконец выговорила она сквозь заикание.       — Слушай, тебе не стоит пытаться вытащить из меня то, что я давать не буду. Тебе тринадцать? Дам совет — займись устройством своей жизни, а не трать время на многоактовые представления, что ты разыгрывала ранее.       — Нэ-сан, — с нажимом ответила та, продолжая гнуть свою линию. — Меня уволили с работы… И мне не к кому обратиться. Не могла бы ты одолжить мне… денег?       Изо рта непроизвольно вылетел вздох.       — Тебе напомнить простую правду жизни? Вместо того, чтобы ходить ко мне, устройся на новую.       — Я… устала. Я не хочу работать. А старый маразматик! Он не выплатил мне зарплату, просто выкинул!       — Фуюки… родителей у тебя нет. Как и у меня, если ты забыла нашу разницу в возрасте. Я не твоя «нэ-сан». У нас разница — год. И, тем более, я тебя не рожала. По какой причине, по-твоему, ты в зоне моей ответственности? Рьё нужны мне на миссиях, чтобы закупать снаряжение и выживать. Опусти свои фантазии на землю. Пока я что-то делаю, ты просто ноешь. Не хочешь предложить мне помощь? Я её у тебя, к слову, не прошу.       Ёе глаза окинули меня разочарованным взглядом. Не влажные, но сохранившие на себе красные следы слез. Она расстроенно понурила голову.       — Уходи. Прекрати унижаться — противно смотреть. Твои пьесы не разведут меня на внезапную щедрость, а речи не пробудят ответственность за «обязательства». Этот опыт самостоятельности должен заставить тебя очнуться от фантазий о «правильной семье». Они стёрлись о грань реальности семь лет назад.       Фуюки неприязненно скорчилась, по рукам прошла мелкая дрожь, словно при прикосновении к чему-то грязному.       — Не стоило и просить! Ты такая же чёрствая, как бесчувственная собака на помойке! Ненавидит всех и вся! Почему у меня такая ужасная сестра?!       Так... сколько времени? Надеюсь, на поесть осталось не слишком мало. _________       Деревня Скрытого Звука,       Кита Аджито       Тишина. Бетонные стены поглощали все звуки снаружи. Длинные коридоры подземного убежища, в котором остановился змей, вились словно затейливые норы.       Белый, стерильный свет изредка мигал над головой Орочимару. Он сосредоточенно держал в руках скальпель. Восстановленные руки, больше не окрашенные некрозом тканей, замерли в воздухе. Жёлтые глаза застыли на умершем эксперименте.       На кушетке лежал мужчина. Бирка на ноге с именем, происхождением, датой и вколотым веществом давала всю необходимую информацию. Но и без неё Орочимару помнил, что то было. Ему вкололи дозу модифицированных простейших, которая самостоятельно производила природную чакру. По вскрытию саннин мог видеть, что она отторгалась организмом и не слилась с чакрой владельца. В местах скопления чакра бы взорвалась… Но окаменение от большой концентрации природной энергии наступило быстрее. Оно пошло по кровеносной системе и закупорило сосуды. Более того, по отчетам помощников, жировая прослойка подопытного за неделю уменьшилась. Простейшие требовали слишком много энергии. В перспективе…       Дверь тихо открылась. Орочимару заметил гостя боковым зрением, не отвлекаясь. Его руки продолжали исследовать внутренности эксперимента. Чёрная оправа очков вошедшего сверкнула серебром, отражая холодный свет.       — Чего тебе нужно? — спросил саннин, помедля.       — Я боюсь, это срочно, Орочимару-сама, — ответил ему неторопливый голос.       Мужчина протёр красный скальпель белой тряпкой и положил его в прозрачную ёмкость с дезинфектором. Звякнула сталь, ударившаяся о металлическую поверхность. Саннин стянул белые перчатки и кинул их в пустую урну под кушеткой.       — Что срочно? — спросил он, разворачиваясь к Кабуто.       — По докладу шпиона, оставленного в Конохе, Учиха Итачи вернулся обратно в деревню, — стекло очков парня дало блик при движении.       Голос Орочимару надломился наравне с запущенной тревожной цепочкой мыслей:       — Что?       — Да, — кивнул Кабуто. — Я тоже не мог поверить. Но по данным, Ваша бывшая коллега, Цунаде-сан, отдала приказ о возвращении Учихи Итачи.       Орочимару хотелось выругаться. Или убить одну Сенджу.       — Усиль охрану вокруг Саске-куна, — сказал он сквозь зубы, отчаянно ища вариант.       Саске необходим ему для следующего перерождения. Срок пока не истёк — тело Геньюмару после проведенного «Фуши Тенсей» заключило его ещё на полтора года… Если Саске узнает об этом и решит сбежать… Всё пойдет крахом. В сражении с Итачи… кто-то умрет.       — Орочимару-сама, я постараюсь изолировать Саске-куна от получения какой-либо информации извне, — ответил Кабуто.       — Займись этим незаметно, — прошипел саннин. — Он умён и несомненно догадается, что от него что-то скрывают, изменись что-то в нашем поведении… Производи видимость… нет. Я лично займусь этим.       — Есть.       — Уходи… Мне нужно подумать.

***

      Конохагакуре       Через два дня, 27 марта       Деревню потрясла новость. Нукенин, вырезавший свой благородный клан, превратился в того, кто раскрыл планы мятежников и спас Конохагакуре от гражданской войны. Тот, что брал на себя ненависть жителей, — со слов Пятой Хокаге.       Об Учихе Итачи шептались по всем углам. О клане-основателе Конохи, что был наравне с Сенджу, шли не менее яростные разговоры.       — Ничего себе! Да эти красноглазые хотели нас всех убить! Они еще контролировали полицию, знали переулки Конохи. А ты слышала, — голос понизился настолько, что уже не расслышать, — … .       Как выросло мнение об Итачи, так же противоположно упало мнение общественности о клане, который раньше называли жертвой.       Саннин Цунаде-сама, занявшая пост после Третьего Хокаге, огласила всё ровно настолько, чтобы обелить Итачи.       Саске уже давно был в логове змеиного саннина. Я понимала, что это его рук дело.

***

      — Я не могу поверить! — воскликнула Ино и тут же захлопнула рот. Слишком громко — все и так на взводе.       К троице из команды десять, тем не менее, даже не обернулись. Подобные фразы, сказанные в невозможности переварить недавнее объявление молча, стали естественными. Они тонули в общем шуме.       Улицы были переполнены, несмотря на изоляцию. Охрана у ворот деревни усилилась и не пускала торговцев внутрь вот как три дня, прекратив все поставки. Внутри Конохи создалась стерильная среда, и все варились в ней, как в кипящем котле.       Ино огляделась. Она понимала психологию, что стоит за действиями жителей. Они не могли сидеть в своих домах.       Во время потрясений социум, люди того же или разных социальных слоев, сплочался. Он разделял одну проблему и готов был ей противостоять так же — совместно. Словно один организм. Этот гам состоял из отдельных людей, которые в стрессе действовали слишком похоже, ведомые базовыми инстинктами.       На душе становится легче, когда ты разделяешь переживание. Одиночество — худшее из всего, с чем может столкнуться человек во все времена. Люди социальны, и каждому необходимо понимать, что ты в окружении "своих".       Именно поэтому Ино, Шикамару и Чоджи не разошлись, а шли рядом.       — Шикамару, что ты насчёт этого думаешь? — спросила она.       Он сосредоточенно, прямо как его отец во время игры в сёги, глядел вперёд.       — Это неважно, — отмахнулся он.       — Клану Учиха пришлось несладко, — басисто сказал Чоджи.       Ино заметила, как его рука быстро полезла в пачку с чипсами. Во время стресса мальчик ел больше обычного.       — Да, — нахмурилась она. На ум пришло аристократично-белое лицо Саске, чьи контуры размылись из-за времени. Она безрадостно сказала: — Неизвестно, что будет делать деревня… Возможно, Саске объявят нукенином.       — Ужасно. Не хотел бы я быть на его месте. Он же ненавидел его… Только вспомнить, как изменился после резни, — высказался Чоджи, прожевав горсть ярко-красных чипс. — Если представить себя на его месте… если бы все мои родные, ма и па, погибли… даже были убиты. Я бы ни за что…       — Он не простит его, — кивнула Ино. — И отец ничего не рассказал… Неужели они просто решили откинуть Саске-куна?       — Судя по заявлению Пятой, это не так, — наконец сказала Шикамару успокаивающе.       — Ты прав, — хмурость от размышлений так и не покинула лицо девочки. Она вздёрнула нос. — Они не могут просто откинуть его. Если Итачи спасли, то должны и Саске-куна, так?       Шикамару, несмотря на слова, не разделял её уверенности. Эфир мыслей занимало множество вариантов: лишь малый процент говорил об успехе. Как было прекрасно известно наследнику Нара, в их деревне решения зависели не только от воли Хокаге.

***

       Белая больничная палата, которую курировала Пятая Хокаге, чиста и невыразительна. За время пребывания ниндзя-отступником Итачи уже привык. Что грязные скалистые породы, выстилающие редкие убежища от дождя, что покрытые побелкой деревянные стены. Была ли разница? Было ли так важно замечать природу и зеленые ландшафты?       — Кха-кха, — отразилось от глухих стен помещения.       Тяжесть в груди засела очень явно. Итачи давно позабыл, каково это — не кашлять и не вбирать усиленно воздух носом. Лекарства не помогали. Ему по долгу службы приходилось нарушать рекомендации. Он лишь откладывал свою смерть.       Дверь в палату открылась, и вошла Хокаге. Повседневную одежду прикрывал белый халат, светлые волосы завязаны в пучок. Глаза Итачи упали на черную папку-планшет в руках Цунаде.       — Результаты повторного обследования оставляют шансы на выздоровление, — сказала она сухо. — Забирай лекарства. И ни в коем случае не нарушай рекомендации. Тебе противопоказаны физическая активность выше гражданской нормы. Гуляй, отдыхай в Конохе — занимайся, чем хочешь, но не тренируйся.       — Хорошо, — сказал Итачи. Голос его, несмотря на долгое молчание, был таким же текучим, как вода.       Цунаде пронзительно посмотрела на сдержанного юного Учиху. Словно пыталась разглядеть там то, чего часто не видели другие.       — Мне нравится твоя сговорчивость, но… если хочешь уединиться и выпустить эмоции, то можешь идти домой. Я больше не смею тебя задерживать.       Итачи привстал. Кровать под его весом отозвалась скрипом. Воспринимая это как знак, Хокаге развернулась и процокала по больничному кафелю к двери.       Как только палата опустела, Учиха замер. Он отвернулся к окну: за стеклом на ветру медленно раскачивались голые ветки деревьев. Прохожие тем временем шли по улицам, занимаясь своими делами и не замечая, что за ними пристально наблюдает Итачи.       Деревня, несмотря на все, продолжала жить.       Итачи никогда и не смел рассчитывать, что вернётся сюда как шиноби, а не скрытным нукенином. Мысли, которые он усилием воли подавлял, норовили пролезть через защиты разума. Сердце снова болезненно быстро забилось. Итачи откинулся на накрахмаленную подушку и выдохнул.       Все только начиналось, но Итачи не мог понять, хотел ли он этих изменений. Он просто согласился и следовал указаниям, как верный раб. Все, что ему удалось выжать из себя, не боясь ошибки. Итачи с ужасом и сожалением, которое лишь ускоряло неверный ритм сердца, видел, сколько он натворил.