Twisted Lullaby

— Просто помни, что сначала больная нога, и используй перила, чтобы помочь себе подняться, — сказал физиотерапевт. Мэттью послал ему взгляд-сообщение «я не тупой», который тот проигнорировал. — Я буду прямо за тобой, хорошо. Мэттью шумно выдохнул, после чего приблизился к первой ступеньке. Он стал повторять мантру «больная нога, здоровая нога» и стал подниматься. — Молодец, — сказал физиотерапевт, когда он осторожно поднялся по лестнице. — Ты идешь на поправку, ты стал переносить на нее больше веса. Просто не забывай иметь под рукой обе палочки. На следующей неделе мы начнем делать упражнения на ходьбу без этого ботинка. Это его обрадовало, он был все ближе к побегу. — Хорошо, а теперь в спортзал. Он издал стон. — Чертов садист, — пробурчал он. — Чем больше боли, тем меньше времени тебе придется провести со мной, — улыбнулся терапевт и указал в сторону раздевалки, по другую сторону которой находился бассейн. Час спустя физиотерапевт ушел и в раздевалке не было никого, кроме всюду следующего за ним сторожевого пса в облике человека. Он прорычал, что ему нужно немного личного пространства и закрылся в библиотеке/музыкальной комнате. Он с тоской взглянул на пианино, но потряс головой; больше это не было его жизнью. Затем он улыбнулся и взял с полки пару книг. Кирк не нашел его новое укромное место…пока не нашел. Он многому научился у Донни и Азиза, и он стал невероятно хорош в игре в прятки. Он достал свою маленькую заначку травки и зажигалку; это был его способ сказать «пошел нахуй, Кирк». Им еще только предстояло поймать его банду за перелезанием через стену, детишки, которые это делали, были очень хороши в своем деле; это и то, что он знал все слепые зоны камер видеонаблюдения. Он удалился в свое любимое место, из которого он мог видеть ворота, и он знал, что они увидят его курящим. Он как раз заканчивал свой второй косячок, когда ворота открылись, поэтому он подождал, чтобы затянуться в последний раз, когда кто-нибудь выйдет из машины. Следующий час был полон голосов на повышенных тонах; голосов, обращенных к нему, к сторожевому псу…цель достигнута. Конечно, его заперли в его спальне, но это того стоило. Он сидел взаперти около часа, когда услышал, как открылась дверь. Он отказался посмотреть на того, кто вошел, и даже повернулся к двери спиной. Он услышал, как человек вздохнул, после чего он заговорил… Доминик. — Мы нашли твое укромное место, и Том поймает твоих мальчиков-курьеров. Он не собирался отвечать, но он не смог удержаться от того, чтобы насмешливо фыркнуть. — Ты так не думаешь? Он планирует использовать колючую проволоку. Мэттью напрягся, и на этот раз он заговорил. — Это незаконно. — Также как и распространение травы и проникновение на чужую территорию. Это и то, что ты использовал для этого несовершеннолетних. Он не ответил, и когда Доминик хотел приблизиться, чтобы оказаться к нему лицом, он с вызовом на него уставился. Он было решил, что выиграл этот раунд…ну, по большей части. А затем его бережно сконструированный мир «меня это не волнует» рухнул. ************************* Доминик вздохнул, их короткое общение получилось не слишком продуктивным. Однако он не собирался сдаваться, и то, что он собирался сделать, обещало быть болезненным. — Ты правда так нас ненавидишь? Казалось, это удивило Мэттью. — Что? — Ты правда так нас ненавидишь? — Я… что? — Ты должен, раз ты думаешь, что вернуться туда — лучше, чем быть с людьми, которые тебя любят. Он увидел, что выражение лица Мэттью перешло от удивленного к злому; затем он взорвался. — У меня есть люди, которые меня любят, просто это не ты! — Конечно у тебя есть. Но опять же, ты ведь понятия не имеешь, что такое любовь, так ведь? — Я блять не тупой. Я знаю, что такое любовь. — Правда? Это любовь, когда тебя избивают? Это любовь, когда тебе покупают дорожку кокаина, потом ебут до потери чувств и выбрасывают на улицу? Доминик знал, что ведет себя жестоко, но он должен был сделать так, чтобы Мэттью понял. — Это была любовь, когда тебя взяли к себе как призовое животное? Это любовь затащила тебя в их маленький мерзкий мир? Он увидел вспышку чего-то, затем его осенило. — Поэтому ты был на улице. Тому, с кем ты был, ты больше не был нужен. — Прекрати, — прошипел Мэттью. — Или любовь — это когда семья берет к себе травмированного десятилетку, который был так плох, что не мог отличить любовь от страданий и причинения боли? — Пожалуйста…прекрати, — сказал Мэттью, теперь боль в его голосе была очевидна. — Или любовь — это ночами напролет прочесывать улицы ища того, кто будет ненавидеть тебя, когда ты его найдешь? Доминик видел это, начинающиеся слезы…да простит его бог, он надавил еще сильнее. — Или любовь — это сидеть в грязном мокром переулке с кем-то, кто умирает, истекая кровью. После чего молиться, чтобы он пережил операцию и ночь. Слезы наконец начали падать. — П-пожалуйста п-прекрати. Доминик ненавидел это, зная, каким хрупким на самом деле был Мэттью, за всем этим блефом. У него был долгий разговор с Морганом и семьей, и было решено, что предпринять что-то было необходимо. Предполагалось, что это вмешательство должно было произойти в безопасной и контролируемой среде. Однако последний инцидент с контрабандной травой все изменил, и тот факт, что Мэттью быстро шел на поправку, что-то должно было случиться задолго до того, как они вступят в игру, состоящую из попыток удержать его от очередного исчезновения. — Мэттью, любовь — это не наркотики или насилие, и это не то, что эти люди делали и делают с тобой. Ничто из этого не является любовью. Теперь Мэттью дрожал, и он хотел схватить его и притянуть в свои объятия; но он не мог. Мэттью должен был сделать первый шаг. Поэтому он продолжал. — Любовь — это стоять на той чертовой набережной, замерзая ко всем чертям, потому что кто-то хотел еще раз посмотреть световое шоу. Любовь — это не возражать, когда холодные руки вместо грелки используют твою спину. Тут он остановился, после чего потекли его собственные слезы, вторя тем, что свободно падали у Мэттью. Мэттью пошевелился, затем прошаркал вперед и бросился на него, заставив его слегка запаниковать, прежде чем он инстинктивно обхватил его руками…боже, это было приятно. — Я н-не н-ненавижу тебя, — прорыдал Мэттью в его плечо. — Я знаю, я знаю. — П-прости меня. Он сжал Мэттью крепче. Его сердце пропустило удар, это был настоящий Мэттью, он чувствовал это. — П-прости меня, — сказал Мэттью снова. — Все хорошо, все хорошо. — Я устал, Доминик. Доминик понял, что он уже успокаивался. — Хочешь спать, да? Давай тогда, снимем этот ботинок, чтобы ты мог лечь. Он осторожно снял ботинок и помог Мэттью лечь, после чего накрыл его. Мэттью вздохнул и ему показалось, что он слышал, как Мэттью пробормотал «люблю тебя», прежде чем его глаза закрылись. Он аккуратно убрал упавший на его лицо локон. — Ох, милый, я надеюсь, что это конец всего дерьма, что тебе пришлось вынести, и к нам…ко мне сможет вернуться наш Мэттью.