Twisted Lullaby

— Они что? — сказал Доминик. — Они хотят увезти его в Германию, — ответил Кристофер. — Но они не могут, он еще не совсем поправился. Он на части развалится, если они попытаются это сделать. — Поэтому папа сейчас и кричит на какую-то министерскую канцелярскую крысу. Но они собираются что-то сделать, чтобы задержать их. — Что они собираются…. — он остановился, и на его лице промелькнуло выражение ужаса. — Нет. Пожалуйста, не говори, что они это сделают. **************** Он не был уверен, почему они снова привели его в комнату для допроса. Здесь не было его солиситора, а он знал, что они не могли допрашивать его без его присутствия. Отсутствие записывающего оборудования озадачило его еще больше…что происходит? Он сидел и старался не смотреть на часы, где они? На столе лежал планшет и карандаш, поэтому от скуки он взял карандаш и стал рисовать. Он не обращал никакого внимания на то, что он рисует; он редко это делал, учитывая, что в последнее время рисунок обычно был один и тот же. Он поднял глаза, когда дверь открылась, и вошел человек. Его инстинкты тут же обострились, однако он не был похож на детектива. Он с подозрением осматривал человека, пока тот садился. — Здравствуй, Мэттью. Это необычный сюжет для рисования. О, он за ним следил, это гадко. Он ответил на заявление продолжительным взглядом. — Этот взгляд потому что ты не хочешь, чтобы тебя называли Мэттью, или ты не хочешь говорить о рисунке? О, чудесно, он мозгоправ…ладно, поиграем в интеллектуальные игры. — Это просто рисунок. — Ты часто рисуешь горящие здания, Мэтти? Он уронил карандаш и прошипел: — Не называйте меня так. — Ладно, тогда почему ты это рисуешь? Это довольно суровая тема. — Не всем нравится рисовать радуги и единорогов. — Это правда, но большинство людей добавили бы пожарных или, по крайней мере, пожарную машину. — Ну нет, они бы только его потушили. — А это плохо? — Для меня да. — Почему так? — Потому что мне нравиться смотреть, как они горят, после того, как я их поджигаю. Он одарил мужчину своей самой яркой улыбкой, прежде чем вернуться к своему рисунку. **************** Два детектива посмотрели друг на друга, потом на психолога. — В каком смысле мы не можем вывезти его из страны? — Его состояние необходимо как следует оценить, в специально оборудованном для этого учреждении. — Вы не можете говорить это серьезно. — Он не годится для того, чтобы его куда-то увозили, как и для того, чтобы его допрашивали. — Только потому что он рисует что-то странное? — Дело не только в рисунке, это и то, что он сказал. — Что он сказал? — Я не могу вам этого сказать. — Это чушь собачья. Его солиситор сказал ему строить из себя сумасшедшего. — Думайте, что хотите. Я рекомендую, нет, я буду настаивать на том, чтобы его перевели в соответствующее учреждение. — Но он подозреваемый в двойном убийстве. — В настоящий момент он ни в чем не подозреваемый, до тех пор, пока его состояние не оценят. Если только вы не хотите, чтобы его семья подала на вас в суд за то, что вы удерживаете психически неуравновешенного человека без оказания ему надлежащей помощи. Детектив знал, что выбора у него нет. У семьи подозреваемого были хорошие связи, и у них все еще звенело в ушах от выговора, который они получили за то, что допрашивали его без юридического представительства. Им оставалось только смотреть, как психолог заходит в кабинет их начальника и делает так, чтобы их подозреваемый выскользнул у них из рук. ******************* Доминик присоединился к мистеру Уолстенхолму и Кристоферу, с которыми был Морган; которого без труда порекомендовал психолог для оценки состояния Мэттью. Они собирались везти его прямо в лондонскую клинику Моргана; это было условием его освобождения из-под стражи. Доминик был просто счастлив, что его не собирались вывозить из страны. Не то чтобы это означало, что их бедам пришел конец, он не сомневался, что Мэттью не будет рад вернуться в клинику, и над ним все еще висело обвинение в убийстве. Он подпрыгнул, когда зазвонил телефон, и затем еще раз, когда прозвучали слова мистера Уолстенхолма. — Что?! Задержите их, мне все равно, что у них есть бумаги. Мы всего в пяти минутах. Пять минут, казалось, тянулись вечность, а когда они подъехали, они увидели, как Мэттью садится в лимузин вместе с несколькими людьми в костюмах, вид которых кричал «высокооплачиваемые юристы»…они приехали слишком поздно, кем бы они ни были, Мэттью был у них. ******************** Хорошо одетый мужчина медленно терял свое терпение. Неужели выследить кого-то было так сложно, в особенности когда имя, возраст и внешний вид этого кого-то были известны? Он злился на своих людей, за то, что они не выполняли свою работу как следует; неужели проследить за сохранностью одного человека было так сложно? Тогда он беспокоился об этом человеке, и думал, что он больше никогда о нем не услышит, пока не случился этот телефонный звонок. Теперь он хотел найти этого человека, хотел спросить, почему он ушел, и сказать, что он сделал то, о чем он просил. Но больше всего он хотел спросить, вернется ли он. Он терял этого человека слишком много раз, однако это был первый раз, когда он ушел по своей воле. Он думал, что никогда не будет печься о ком-то, кто не был с ним в кровном родстве, но этот человек, этот человек очаровал его в тот момент, когда он увидел его перед собой. Характер и упрямство этого человека, а также верность превратили очарованность в привязанность. Звонок телефона прервал его размышления. — Ну? Тогда пригони машину и звони юристам. *********************** Мэттью был разочарован тем, что он не получил никакой реакции от мозгоправа, и теперь ему говорили, что «его состояние будут оценивать». Он прекрасно знал, что это значит. Ему нужно было как-то отсюда выбраться, но побег из полицейской камеры был чем-то, чего он еще никогда не делал. Он уже перестал думать о том, как отсюда выбраться, когда ответ и средства вошли в его камеру. Он был немного сбит с толку, так как ему сказали, что его отпускают под опеку какого-то неназванного покровителя. Не то чтобы его это беспокоило, это даст ему возможность улизнуть, неважно, каким коротким будет поводок, на котором этот покровитель будет его держать. Теперь он знал, где он должен быть, где было его место. Знал, где он был бы в безопасности и где он мог бы быть свободным, свободным от лекарств и постоянного наблюдения; где он был бы счастлив, если действительно об этом подумать. Он мог бы довольно легко вернуться в роль, и хорошее в любом случае перевешивало плохое. Когда он увидел лимузин, ему показалось, что он узнал его. Его глаза нашли капот машины…о…о. Краем глаза он заметил, что подъехала другая машина, но затем он уже был в лимузине…и он был там. — Хассан, — мягко сказал мужчина. — Азиз, — ответил он, и шумно вздохнул, давая Азизу заключить его в свои объятия.