Идриси, Старый порт
Северо-Западная Падокея
Зима, полдень
— Заказ готов! Гон с благодарностью посмотрел на бар, подальше от двух женщин средних лет, на которых было слишком много косметики и слишком мало одежды для холодной середины зимы. Они держали его за своим столиком последние добрые пять минут под предлогом того, что им нужно то-то и то-то или другие мелкие украшения, без которых их капучино было бы непригодно для питья. Бискет оглянулась на него, приподняв одну тонко выщипанную бровь на своем детском личике (результат многих операций), постукивая леденцово-розовым ногтем по столешнице. Рядом с локтем, которым она уперлась на стойку, стояла тарелка с жареным мальком, стоящая, в свою очередь, рядом с потрепанным томом манги, на обложке которого были изображены два невероятно красивых, полуголых мужчин, вплетенных друг в друга. Книга принадлежала Бискет: единственное, что она читает — стилизованная мультяшная эротика из ее родной страны. Еда предназначалась для седого рыбака, сидевшего за угловым столиком; единственный посетитель бара, который, похоже, ел что-то, что не было зеленым и и сырым. — Извините, леди, — вежливо сказал Гон трепещущим женщинам, двум из трех местных жителей среди невероятной толпы из девяти человек, которые в настоящее время заполняли кафе в это межсезонье и нечетный час, слишком поздно для обеда, но слишком рано для выпивки. — Но мне пора. — Он заставил себя улыбнуться и, проигнорировав их протесты, практически побежал к бару. — Популярен у дам, как всегда, официант, — ухмыльнулась Бискет, пододвигая к нему тарелку изящным пальчиком. Вблизи было ясно, что она старше, чем пыталась выглядеть, хотя ее манеры и энергия были ближе к пятнадцати, чем к ее вероятным сорока. — Хм, и не только среди дам, — добавила она, разглядывая столик, за которым последние пару часов сидели двое мужчин-экспедиторов. — Эти двое бывают здесь почти каждый день. — Правда? — спросил Гон, прекрасно понимая, что это так, но не особенно склонный говорить об этом. — Серьезно, официант? Я удивлена, что ты не чувствуешь, как они прожигают дыры в твоей заднице каждый раз, когда ты оборачиваешься. — Меня зовут Гон, Биски, — сказал Гон, яростно краснея. — Не официант. Бискет улыбнулась, перекинув свой длинный светлый хвост через плечо. — Ну— — Биски, — прорычал Гон, когда посетители с интересом посмотрели на него, — я не один из тех парней из твоих отвратительных книг! Я даже ничуть на них не похож! — Хм, спорно. — Кроме того, разве истории о симпатичных мальчиках не для маленьких девочек? — Гон не смог удержаться от подкола — их он получил от Бискет достаточно. Биски ухмыльнулась. –Маленькие девочки, большие девочки — какая разница? Всем нам нравятся симпатичные мальчики. Вот почему я держу тебя здесь. Гон взял тарелку. — Рыба Кайто стынет, — сказал он, отворачиваясь от нее. Она усмехнулась, в глазах заискрился юмор. Что бы она ни говорила, Гон был уверен, что главная причина, по которой она держала его, заключалась в том, чтобы дразнить и препираться с ним. Ну, это и ее доля от его, по общему признанию, солидных чаевых. Он начал прокладывать себе путь через узкие промежутки между столиками кафе, заполненными людьми, к мужчине, ожидающему в углу. После того, что сказала Бискет, он не мог избавиться от ощущения, что все взгляды в этом месте следят за ним, как множество камер наблюдения. Он вздохнул. Она была права, он привык к этому, но это не делало его менее застенчивым. Гон не особо задумывался о своей внешности, но он все равно знал, что она привлекает внимание. Он не встречался со своими родителями — мать бросила его при рождении, отец вскоре после этого оставил его на попечение тете и прабабушке, которые его вырастили. Однако по фотографиям Гон знал, что он похож на своего отца, а Джин поразительный мужчина. Или был им, прежде чем отправиться в морское путешествие, которое убило его и лишило семью всех их денег. На нескольких его фотографиях, которые сохранила Мито, Гон видел тот же смуглый цвет лица, золотисто-карие глаза и непослушные черные волосы. Ему не нравилось, когда его называли красавчиком на родном для Бискет японском или любом другом языке, но он также был рад, что она не делала так же. Это была причина, по которой он согласился на эту работу из стольких подобных предложений. Он не хотел, чтобы его босс льстил ему. Он не хотел зарабатывать больше, чем полагалось за тяжелую работу. Но он знал, что с чувством неловкости и скромности, он каким-то образом все равно оказался товаром. Гон подошел к столу пожилого мужчины и поставил тарелку перед ним. — Извините за ожидание, Кайто, — сказал он. — Вам нужно что-нибудь еще? — Гон, — сказал Кайто, глядя на Гона темными глазами, — ты работаешь здесь уже два года, и я здесь почти каждый день, когда не на рыбацкой лодке. Ты когда-нибудь видел, чтобы я ел что-нибудь, кроме малька в кляре темпура с большим количеством соевого соуса? — Он вылил немного соуса на свою тарелку из глиняного кувшина на столе, как бы подчеркивая свою точку зрения. Гон пожал плечами. — Я не был бы хорошим официантом, если бы не спросил. В конце концов, однажды ты можешь проснуться и захотеть стейка? Кайто издал лающий смешок. — Никогда! Я был рожден для моря, и теперь уже слишком поздно менять меня. — Он осмотрел тарелку с рыбой и взял одну с помощью набора потертых палочек для еды из тикового дерева, которые всегда носил с собой и использовал с неожиданной деликатностью. — Но, — сказал он, макая рыбу в лужицу соуса, а затем указывая ей на Гона, пока с нее капала темная жидкость на груду своих несчастных собратьев, — ты не должен позволять Бискет так издеваться над тобой. Гон печально улыбнулся и сказал, — она просто дразнится. К тому же, есть работа и похуже. — Я все слышу, — сказала им Бискет громким, пронзительным голосом. Все посетители в данный момент были заняты, она развалилась в старом шезлонге за стойкой бара, читая мангу и обмахиваясь веером из пальмовых листьев, несмотря на прохладную атмосферу кафе и сквозняки, проникающие через тонкие окна. — И официант прав. Где бы восемнадцатилетний парень с такой задницей нашел работу получше в этом городе, которая не требовала бы… ну… продажи активам, которым он, возможно, предпочел бы не продаваться? Гон сильно покраснел, но Кайто только покачал головой, хрустя жареной рыбой. — Ты предназначен для большего, чем это, Гон. Твой отец… Мало что раздражало Гона с тех пор, как он привык к этой работе, сопутствующей лести и словесным оскорблениям, но упоминание имени его отца против него неизменно раздражало. — Мой отец оставил меня с тринадцатилетней девочкой и пожилой женщиной, — резко перебил он, — чтобы отправиться в увеселительный круиз, который убил его! Он не интересовался моей жизнью! Кайто поднял длинную, тонкую руку, белый конский хвост разметался по его плечам, когда он покачал головой. — И пусть он умоляет любого бога, которому он ответил за это. Я только хотел сказать, что он был не из тех, кто соглашается на плохую сделку. Ты такой же умный, как и он, но тебе досталось сердце твоей тети Мито. Ты лучше их обоих. Поднос Гона, забытый, лежал рядом с ним. Он выглянул из грязного окна на улицу, загруженную машинами и скутерами, на узкую гавань, одинаково переполненную лодками всех видов, пришвартованными у причала, на синее, как сланец, море за ней. Полосы солнечного света пробивались по далекой воде сквозь разрывы в гонимых ветром облаках, окрашивая ее в мягкую зелень. Все это было где-то между цветом глаз Мито и Комуги. — Моя семья заслуживает лучшего, чем то, что у нас есть, — вздохнул он. — Ты делаешь все для этого, –сказал Кайто, его глаза и слова были мягкими. — Почему бы не подать заявление в университет? Ты мог бы выучиться профессии, оставить все это позади. — Я бы никогда не бросил свою семью. — Я не имел ввиду, что ты должен бросать ее! Имея образование, ты мог бы получить достойную работу, а имея хорошую работу, ты мог бы содержать всех с комфортом. Гон рассматривал далекий горизонт, пустой, за исключением одного или двух транспортных судов, медленно пересекающих его. На мгновение он почувствовал запах открытого моря, холодную, чистую атмосферу своего островного детства, и он затосковал по ней с таким внутренним напряжением, что потянулся к столу, чтобы не упасть. — Гон? — спросил Кайто, сдвинув брови от беспокойства. Гон глубоко вздохнул, и более плотная атмосфера рыбы, жира и выхлопных газов, которая постоянно висела над доками, затмила запах морского ветра. Запах пропитывал кафе даже в середине зимы, когда двери были закрыты. Он покачал головой, грустно улыбаясь мужчине, повернувшись, чтобы ответить ему. — Кайто, я бросил школу два года назад. Мне понадобились бы эти и еще два года, даже для того, чтобы поступить в университет. И если бы я нашел того, кто может помочь мне, тогда мне пришлось бы заплатить за это, а я не могу. — Есть стипендии. Гон горько рассмеялся. — Да, и шанс выиграть, один из миллиона — если ты хорошо учишься. — Ты слишком молод, чтобы быть таким пораженцем. — Хорошо, предположим, я действительно справился с этим — я бы не знал, куда идти. Все, что я знаю, находится здесь. Кайто устало вздохнул и отодвинул свою тарелку, все еще наполовину полную. — Разве кто-то может сказать человеку, куда он должен идти? Я так и вижу это в твоих глазах… Ты хочешь в какое-то другое место. В какое-нибудь место получше. Это ударило по больному месту, потому что, конечно, Кайто был прав. Гон действительно хотел увидеть другие места, он всегда хотел. Он жаждал новизны, приключений и ветра, который не пахнет затхлостью. Но эти мечты были так же недосягаемы, как университет, и поэтому не было никакого смысла мечтать о них. Гон был избавлен от необходимости отвечать Кайто (или размышлять о несбыточных мечтах) звонком из-за столика, за которым сидели четыре женщины, туристки из Нью-Йорка. — Сэр! — пронзительно крикнула одна из них, — еще кофе, пожалуйста! — Извини, Кайто, мне нужно идти, — сказал он и направился к столику женщин из Нью-Йорка — жен, подслушав их предыдущий разговор, судоходных магнатов, каким был его отец. Когда он снова наполнял их чашки в баре, они обсуждали его (не подозревая, как и большинство людей, о его странно остром слухе) в таких откровенных выражениях, что он оставался на одном месте гораздо дольше, чем было необходимо, спиной к ним, чтобы они не увидели его румянец смущения. Когда он понял, что одна из них заключила пари относительно того, кто из них сможет заманить его в свой гостиничный номер, он понял, что должен убираться, к черту заработную плату. — Бискет, я ухожу, — сказал он, с грохотом ставя свой поднос на стойку и поспешно снимая фартук. — Что? — в ярости потребовала она. — Счастливый час начнется через двадцать минут, а сегодня суббота, так что ты знаешь, что посетителей будет очень много! — Она выразительно помахала своей книгой, наградив Гона видом двух персонажей, делающих друг с другом то, о чем он даже не подозревал, что это возможно. — Меня тошнит, — прошипел он, слегка поворачивая голову в сторону женщин из Нью-Йорка. — Ты знаешь, как вежливо отказать им, когда дело доходит до такого, — строго сказала Биски, игнорируя его слова, ее голос на этот раз был без эмоций. — До тех пор ты должен играть свою роль. Мы все так делаем, иначе умрем с голоду. Я лучше умру с голоду, чем… Он покачал головой, не в силах даже придумать нужные слова. Он знал, что Бискет была права, и это, конечно, был бы не первый раз, когда он отбивался от нежелательных заигрываний. Но после слов Кайто он действительно почувствовал себя больным, истощенным и очень уставшим от всего этого. Интересно, как долго он сможет уворачиваться от этого? Он знал, что другие мальчики в его ситуации ухватились бы за возможность, которую эти женщины предлагали за короткий промежуток роскоши, хотя бы на одну ночь. Но он почувствовал только отвращение при этой мысли. Прямо сейчас это не должно было быть его реальностью; по мере того, как старческий маразм Абе ухудшался, и если слабое здоровье Комуги не улучшится, им двоим потребуется больше заботы, чем Мито и Гон могли бы дать, работая полный рабочий день… — Мне жаль, Биски, — сказал он. — Меня сейчас вырвет… Она оперлась предплечьями о стойку и посмотрела на него прищуренными глазами. — Будь осторожен, официант. Может, ты и хорошенький, но незаменимым тебя не назовешь. — Я понимаю, — сказал Гон, склоняя перед ней голову. — Хм, — сказала она с циничной улыбкой. — Интересно, знаешь ли ты…– — Я приду завтра пораньше, –сказал он, чтобы успокоить ее. — Пораньше? После того, как тебя будет рвать всю ночь? — Она пожала плечами и засунула пригоршню дженни в карман его рубашки. — Купи себе штаны поуже и приходи сюда первым делом, и надейся, что за это время не появится какой-нибудь другой парень посимпатичнее.