Роковая Роза

За ужином необычайно ясная Абе взволнованно болтала обо всех вещах, которые будут другими, когда Мито вернется. Она поделилась воспоминаниями об их жизни на острове, задаваясь вопросом, хватит ли им денег с корабля, чтобы вернуться туда. Гон пытался слушать, но он слышал ее только наполовину, ковыряясь в своей еде. Комуги даже не делала вид, что ест. Она была более чем рад, когда пожилая женщина наконец признала, что пора ложиться спать. Он помог Абе и Комуги развернуть тюфяки и устроиться на ночь, а после уборки на кухне направился в спальню. Оказавшись там, он быстро сбросил с себя одежду, а затем натянул футболку и спортивные штаны, в которых спал, нырнув под одеяло на своем тюфяке, прежде чем холод успел как следует проникнуть внутрь. Гон был невероятно измотан, но в то же время он не мог заснуть, его разум был слишком переполнен всем, что произошло, чтобы позволить ему расслабиться. Он лежал без сна несколько часов, и когда наконец задремал, это было совсем не успокаивающе, наполненное бессвязными снами, которые были зловещими, но не имели никакого смысла. Он прошелся по саду их старого дома в поисках розы, которую можно было бы срезать для Комуги, но все они превратились в лед и рассыпались, когда он прикоснулся к ним. Он стоял в библиотеке, полки которой уходили в затянутое облаками небо, полные книг, названия которых были написаны иероглифами, которые он не мог прочитать. Он протянул руку и обнаружил, что в нее вложена другая, с длинными пальцами, светлокожая, с узором темных линий на ней, похожих на реки на карте, и это прикосновение вызвало волну горя, захлестнувшую его. Он бежал через густой лес, снег был таким глубоким, что он постоянно спотыкался, и он продолжал падать, он не мог позволить себе упасть, потому что что-то ужасное преследовало его… а потом что-то маленькое и холодное схватило его за плечо, и он начал просыпаться. После мгновения паники он понял, что это была рука Комуги. В комнате все еще было темно и ледяно холодно. — В чем дело, Муги? — прошептал он. — Я не могу уснуть, — ответила она дрожащим от слез голосом. — Каждый раз, когда я пытаюсь уснуть, мне снится, что Мито… что она…– Она издала сдавленный всхлип. Гон приподнял одеяло, и она забралась под него, зарываясь в его объятия. — Это не по-настоящему, Муги, –мягко сказал он. — Это только потому, что ты никогда раньше не была вдали от нее. — Но это кажется таким реальным, — сказала Комуги. — С тех пор, как Биски позвонил по поводу корабля-призрака, все стало казаться неправильным. Гон не знал, что сказать, потому что он чувствовал то же самое. Вместо этого он сказал, — Как ты думаешь, какую розу принесет тебе Мито? — Меня это не волнует! В любом случае, почему ты попросил об этом? Гон вздохнул. — Потому что я должен был кое о чем попросить. Она пыталась быть храброй, и я мог сказать, что наше беспокойство заставляло ее волноваться, и поэтому было лучше согласиться. Она помолчала мгновение, а затем сказала тихим, испуганным голосом, — во сне я могла видеть ее. Она бежала по снегу, и он был глубоким, и она продолжала падать, она боялась… — Боялась чего? — спросил он, стараясь не думать о своем собственном, почти идентичном сне. Он мог только видеть ее глаза в слабом остаточном свете с улицы. Они были широкими и слишком яркими. — Что-то преследовало ее, –прошептала она, — что-то плохое. От этих слов по спине Гона пробежал холодок. Он невольно вздрогнул. — Видишь? –прошептала Комуги. — Ты тоже напуган. Ты притворяешься, что это не так, но это правда. — Может быть, — сказал он, — но я знаю, что нет никаких причин бояться. Она вернется завтра, и тогда мы сможем переехать из этого места в хороший район или, может быть, даже за город. У тебя может быть целый сад, полный роз. — Я не ребенок, Гон. Тебе не обязательно мне врать. Слова Комуги были резкими и смелыми, но от их общего тепла ее клонило в сон, что было к лучшему. И поэтому он сказал так уверенно, как только мог, — я бы никогда не солгал тебе. Однажды у тебя будет сад роз, если это то, чего ты хочешь. — Сад роз…– сонно повторила она, ее веки опустились. — С розами всех ароматах, которые ты только можешь себе представить. — Обещай мне… — Обещать что? — Что ты никогда не бросишь меня. — Я никогда не покину тебя, Комуги. Ему удалось заставить слова звучать убедительно, но правда заключалась в том, что, когда он произнес их, еще одна ледяная дрожь пробежала по его спине. Ответа не последовало: она заснула, все еще сжимая одну из его рук. Гон не спал долго, очень долго.

***

Он проснулся от того, что ветер свистел под карнизом, а в комнате было так холодно, что он мог видеть свое дыхание. Комуги все еще крепко спала. По тусклому, водянистому свету, проникавшему через окно, он догадался, что было очень рано. Когда он выскользнул из постели и вышел выглянуть наружу, он ничего не мог разглядеть из-за падающего снега. Он не мог вспомнить, когда в Идриси в последний раз была настоящая снежная буря, но сейчас она была в самом разгаре. Он проверил свой будильник. Была половина десятого. Гон оделся, а затем положил в карман те дженни, которые дала ему Бискет. Он прошел в главную комнату, где Абе все еще крепко спала. Он натянул ботинки, куртку и шарф. Затем он тихо вышел. Сначала он позвонил Биски, чтобы подтвердить то, что он уже знал: она не собиралась утруждать себя открытием кафе сегодня. Затем он вышел, чтобы найти какой-нибудь продуктовый магазин. Большинство магазинов, мимо которых он проходил, были плотно закрыты, а занесенный ветром снег заваливал их дверные проемы выше колен Гона. Ему пришлось пройти три улицы, прежде чем он нашел круглосуточный магазин, который был открыт, и даже тогда вся их выпечка была однодневной давности. Тем не менее, он и его семья привыкли к этому. Он купил молоко, кофе и джем, а также три маленькие буханки хлеба, а затем отправился в долгий путь домой. Когда он наконец добрался до нее, Абе и Комуги уже встали и сгрудились у плиты. Глаза Комуги задумчиво смотрели на него, в то время как Абе ворчала по поводу нехватки еды. Она просияла, когда Гон вошел со своими пакетами для покупок. — Кофе с тостами, прабабушка Абе? — Ты хороший мальчик, Гон, — сказала она. Он улыбнулся ей, а затем подошел к плите и, наполнив кофейник, поставил его кипятиться. Комуги поплелась за ним. Она выглядела измученной и усталой. Он сделал тост, намазал его маслом и джемом и протянул ей. — Съешь что-нибудь, Муги, — сказал он. — Я не голодна, — ответила она. — Как ты думаешь, Мито доберется сегодня домой? Гон вздохнул, глядя на нее сверху вниз. — Я, честно говоря, не знаю. Если снег скоро прекратится, может быть…? — Где Мито? — громко потребовала Абе. «Я бы сам хотел это знать», — подумал Гон, накладывая на поднос продукты для завтрака. — Она вышла ненадолго. Абе нахмурилась. — Я хочу увидеть ее сейчас! — настаивала она, как капризный ребенок. Вздохнув, Гон смирился с тем, что придется часами сидеть взаперти с капризной Абе и безутешной Комуги. День тянулся так же медленно, как он себе представлял, единственная передышка была, когда он вышел купить еще еды. Все, что он мог себе позволить, — это несколько яиц и немного овощей, знававших лучшие времена, но ему удалось приготовить сносный омлет, достаточно большой, чтобы его хватило на обед и ужин, если предположить, что Мито не вернется. Опускались сумерки, прежде чем метель, наконец, начала стихать. Абе перестала спрашивать Мито, а Комуги вообще перестала разговаривать, но она размышляла, вытирая посуду после ужина. Гон наблюдал за ней, желая, сказать что-нибудь, чтобы успокоить ее, но все, что он скажет, скорее всего, сделает все хуже. Наступила ночь, когда Комуги склонила голову набок и спросила, — что это? Ее слух, обостренный отсутствием зрения, был даже острее, чем у Гона. Однако мгновение спустя он тоже услышал это: низкий рокот приближающегося автомобиля. Весь день на улицах было тихо, они были слишком завалены снегом, чтобы могли проехать какие-либо машины, и поэтому тишина усиливала шум мотора. Они с Абе выглянули через стеклянную дверь, пытаясь разглядеть, что происходит. — Это армейский грузовик? –спросила Абе, когда машина наконец появилась в поле зрения. — Нет, — сказал Гон, заглядывая поверх ее головы, — это вездеход. — Кому он здесь понадобился? — спросила Комуги, а затем, прежде чем Гон смог ей ответить, Абе сказала, — Смотрите, он останавливается! Массивный автомобиль остановился перед их зданием. Он был черным, с тонированными стеклами и огромными шипованными шинами, которые быстро преодолевали заснеженные улицы. Пока они смотрели, водительская дверь открылась, и из нее вышел мужчина: высокий, долговязый и темноволосый, определенно не тот, кто увез Мито прошлой ночью. Он открыл одну из задних дверей грузовика, и оттуда вышла маленькая фигурка, закутанная в плащ, который падал на замерзшую землю. Она двинулась к зданию, исчезнув внутри, даже не оглянувшись. Грузовик умчался в месиве слякоти, быстро растворившись в ночи. Гон распахнул дверь, когда услышал шаги, поднимающиеся по лестнице. — Мито? — он крикнул вниз. Фигура в капюшоне протиснулась мимо Гона в квартиру, снова закрыв дверь, прежде чем она повернулась и откинула капюшон. — Мито! — Ее лицо выглядело осунувшимся, глаза затравленными, а руки дрожали, когда она снимала перчатки. — Мито, что случилось? Она долго смотрела на него, а затем слегка покачала головой, словно пытаясь избавиться от замешательства. — Есть ли что-нибудь согревающее, чтобы выпить? Бренди? — Думаю, осталось немного, — сказал Гон. — Я принесу. — Спасибо, — сказала она, а затем рухнула на стул у плиты. Гон налил немного темной жидкости в стакан и предложил его своей тете, в то время как Абе и Комуги столпились рядом. — Что случилось? — тихо спросил он. — Я все объясню, — сказала она, — но сначала…– Она сделала большой глоток из стакана, закрыв глаза. Однако, когда она опустила сосуд и снова посмотрела на Гона, она совсем не казалась восстановленной. Во всяком случае, Гон подумал, что она выглядит более пугливой, чем раньше. — Что-то пошло не так на встрече? — с тревогой спросил он. Мито слегка невесело рассмеялась. — Никакой встречи не было. Я даже не добралась до Карт Худешта. — Почему? Мито медленно встала, как будто у нее все затекло и болело, расстегнула плащ и позволила ему упасть. Гон замолчал, в ужасе уставившись на нее. Под тяжелым одеянием на ней была та же одежда, которую она надела прошлой ночью. Но аккуратный, элегантный силуэт исчез. Платье было зацеплено и порвано, колготки спущены, украшения и туфли пропали, а ноги ободраны. — Мито! — Абе ахнула, ее глаза наполнились слезами. — Что? — потребовала Комуги. — Что это? Мито коснулась головы маленькой девочки, посмотрела на нее сверху вниз с грустной улыбкой, а затем сказал им, — это была уловка. Моро никогда не собирался нам ничего давать. Он пригласил меня в Карт Худешт, чтобы убить меня. — Что? — спросил Гон, оглядываясь в поисках несуществующих бойцов. Мито вздохнула. — Расслабься, Гон. Эта опасность давно миновала, и я была глупой, что не разглядела все это с самого начала. Любой идиот должен был с подозрением отнестись к условиям встречи; просить о встрече наедине, посылать за мной машину… — Но хотеть попытаться причинить тебе боль…– Гон споткнулся о слово, — зачем? — Все так, как я сказала тебе прошлой ночью. Ты являешься единственным наследником Джина, но прямо сейчас я контролирую твое имущество. Если меня не станет, Моро сможет забрать все себе. — Но это стоит гораздо больше, чем он вложил! — Возможно, — устало ответила она. — Но с процентами по кредиту и необычными обстоятельствами…ну, на самом деле это не имеет значения. Важно только то, что он верил, что сможет претендовать на все это. Я начала понимать, когда мы свернули с прибрежного шоссе. К тому времени, как я выпрыгнула из машины, мы уже были в горах. Это был не водитель — это был сам Моро. — Мито! — закричала Комуги. — Ты ранена? Мито откинулась на спинку стула, качая головой, и Гон налил ей еще одну чашку бренди, которую она с благодарностью приняла. — Нет, любимая. Не совсем. У него был пистолет. Он пытался последовать за мной. Но к тому времени шел сильный снег, и, слава богам, у меня была фора. Он потерял меня в лесу. А потом он оставил меня там, без сомнения, предполагая, что метель прикончит меня. — Тогда откуда это взялось? — спросил Гон, внимательно изучая плащ. Оно было сшито из тяжелого зеленого бархата, подбитого серым мехом, который выглядел настоящим. — Что-то подобное обошлось бы в целое состояние. И кто был тот человек, который вернул тебя обратно? Мито несколько долгих мгновений хранила молчание, глядя на языки пламени, облизывающие дверцу печи красным. Затем она глубоко вздохнула, сунула руку в один из широких карманов плаща и достала большой, безупречный, ярко-розовый бутон розы, только начинающий раскрывать свои лепестки. По его нежности и интенсивному аромату было ясно, что это не обычный тепличный цветок, а тот, который вырос по собственному дизайну, в саду, под естественным солнцем. Этот аромат заставил Гона чуть не расплакаться из-за потерянной жизни, которую он вызвал в воображении. Мито предложил его Комуги, которая неохотно протянула руку, чтобы принять его. Она вдохнула его аромат, ее нижняя губа дрожала. — Спасибо тебе, Мито, — тихо сказала она. — Мне жаль, что я не смогла купить торт, — сказала Мито Абе. — Это был единственный подарок, который я привезла обратно, и я дорого заплатила за него. — Ты пугаешь меня, — сказал Гон. Мито издал еще один невеселый смешок. — Это, наверное, нормально. Но я позволю вам судить самим. Все, о чем я прошу, это чтобы вы выслушали всю мою историю, прежде чем начнете задавать вопросы. Гон кивнул. — Ну, я уже говорила вам, что я убежала в лес, подальше от Моро и его пистолета. Я думала только о том, чтобы убраться с его пути, но, конечно, когда я наконец перестала бежать, я поняла, что безнадежно заблудилась. Я даже не могла вспомнить название последнего города, который мы проезжали. Поскольку шел снег, не было никакой надежды определить направление по звездам или луне. Не было никакой надежды даже на то, чтобы проследить свой собственный путь, когда снег доходил мне до колен, а ветер заметал мои следы, как только я их оставляла. Я была так измучена, но я знала, что если я перестану двигаться, это будет конец. Поэтому я продолжала идти исключительно для того, чтобы не замерзнуть до смерти. Я не знаю, как долго я так блуждала, возможно, это были часы, или меньше, или больше. Все выглядело одинаково; с таким же успехом я могла бы ходить кругами. Я уже почти сдалась, когда заметила свет среди деревьев. Сначала я подумала, что у меня галлюцинации. Но по мере того, как я шла к нему, он становился все ярче. Наконец я нашла источник: это была лампа на вершине огромного столба ворот, одна из двух по обе стороны широких двойных ворот. Это были не обычные ворота. Двери были сделаны из толстого, спутанного шиповника, столбы ворот — из обветренных стволов деревьев. Их ветви тянулись, образуя изгородь, насколько я могла видеть, из стороны в сторону. Даже лампы были какими-то смоляными фонарями, не электрическими. Если бы не лампы, все это, вероятно, выглядело бы просто как часть леса. Мито сделала паузу, переведя дыхание. Затем она продолжила свой рассказ. — Я попыталась потянуть за ворота, пытаясь открыть их или, по крайней мере, прорваться, но шиповник начал кричать и корчиться, как люди, и… и… Брови Гона нахмурились. Мито была в высшей степени практична, и то, что она говорила, не имело никакого смысла. — Мито, — спросил Гон, — ты уверена, что с тобой все в порядке? — Ты хочешь спросить, не сошла ли я с ума? — ответила она с легкой улыбкой. — Нет… Я имею ввиду, я бы не… — Хорошо. Потому что я не злюсь, и ты обещал меня выслушать. — Ладно, извини. Затем Мито подняла на него ясные глаза и решительно поджала губы. — Я должна была понять, что это была черта, которую никогда не следовало пересекать. Но я была в отчаянии. Поэтому я снова потянулась к ветвям, умоляла их открыться, и на этот раз они раздвинулись, как обычные ворота. Она снова остановилась, перевела дыхание. Никто не пошевелился. — За ними была усыпанная галькой тропинка, — сказала она наконец. — Как только я ступила на нее, шторм прошел. Или… ну… ушел. Я все еще могла видеть лес и слышать, как за моей спиной шуршит снег, но там, где я стояла, было тепло и спокойно, а вокруг меня цвели цветы, как будто был разгар лета. — Но на ее лице было глубоко обеспокоенное выражение, когда она произносила слова, которые совсем не понравились Гону. — Так это было… что? Биодом? –спросил Гон. — Нет, — убежденно ответила Мито. — Ничего подобного. Там не было стен, деревья были нормальной высоты, и я могла видеть небо. Я шла по дорожке через сад, пока не увидела впереди большой дом, нет, на самом деле, больше похожий на замок, все окна которого были освещены. Я надеялась, что тот, кто там жил, захочет мне помочь. — Парадные двери открылись, когда я приблизилась к ним… сами по себе, как врата. Я вошла внутрь, в приемный зал, весь освещенный свечами. Там был камин, достаточно большой, чтобы я могла стоять в нем, с ревущим огнем. Но там тоже никого не было, и никто не пришел, когда я позвала, так что в конце концов я сдалась и пошла погреться на диване у камина. Я посидела там некоторое время, гадая, как я вообще доберусь домой, а потом услышала шорох. Я повернулась, чтобы посмотреть, и увидела, что теперь рядом с диваном стоит маленький столик. Он был уставлен прекраснейшей столовой посудой и уставлен блюдами с едой. Я позвала того, кто принес это мне, и мне показалось, что я видела, как кто-то исчез в коридоре, но никто не ответил. На столе рядом с графином вина лежала записная книжка. Кто-то написал на нем: Ешь все, что тебе нравится. Я желаю вам спокойной ночи. — Ну, я понятия не имела, кто мог это написать или прислать еду, но я была достаточно голодна, чтобы беспокоиться. — Здесь голос и взгляд Мито стали задумчивыми и слегка удивленными. — А потом, когда я внимательно присмотрелась, я увидела, что мой таинственный хозяин подал все блюда, которые мы привыкли есть на острове. Я не знаю, как он смог узнать. — Она снова покачала головой, так же недоверчиво, как и Гон. — Итак, — снова начала она через мгновение, — я поела, а потом, поскольку никто не пришел, чтобы убрать посуду или сказать мне, где я должна была провести ночь, я легла на диван. Несмотря на то, что все это было так странно, я сразу же заснула. Ночью мне приснилось, что люди шепчутся надо мной. Они шептали странные вещи: девушка спрашивает, «она ли я», а потом женщина говорит, что «я не могу быть ею, я слишком стара». — Она печально рассмеялась и покачала головой. — «Старая, в 31 год!» И, возможно, эта часть была просто моим разумом, играющим со мной злые шутки, после всего, что произошло. — Я проснулась утром и обнаружила, что накрыта этим плащом, — она кивнула на одежду, которую Гон все еще сжимал в руках, — а обеденный стол теперь был накрыт продуктами для завтрака. Там была еще одна записка, в которой говорилось, чтобы я угощалась тем, что мне нравится. Итак, я позавтракала, а затем надела плащ, так как предполагала, что, как только я выйду из сада, снова наступит зима, и мне придется долго возвращаться к главной дороге, предполагая, что смогу ли я вообще ее найти. Я вышла из дома и вернулась на посыпанную галькой дорожку. Я оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, как в саду может быть так тепло, когда всего в нескольких метрах от меня была зима, и тут я увидела розы. Там были сотни кустов, простиравшихся так далеко, как я могла видеть. Для Гона это прозвучало как сладкий сон, но Мито побледнела, произнося эти слова. — Я все еще волновалась, что случилось с Моро, — продолжила она. — Что я вернусь домой с пустыми руками. — Мито… — начал Гон, но его тетя подняла руку, заставляя замолчать. — Но роза Комуги, по крайней мере, с этим я смогла справиться. Поэтому я искала идеальный цветок, такой, чтобы она могла наблюдать за цветением, а потом я сломала стебель с куста. — Мито выглядела теперь так, словно ее могло стошнить. Комуги осторожно держала розу, как будто она могла ее укусить. — После всего, что мне дали в том странном месте, вы могли бы подумать, что роза из сада, наполненного ими, будет ничем. Это то, что я подумала. Я была так сильно неправа. — Почему? — спросила Комуги тихим голосом. — Что случилось? Мгновение Мито просто смотрела на свои сжатые руки. Затем, встряхнувшись, она сказала с горьким смехом, — Весь ад вырвался на свободу. Небо заволокло тучами; все краски сада, казалось, поблекли. И он широкими шагами вышел из дома, как ангел мщения. Он был высок и достаточно широк в плечах, чтобы быть мужчиной, но это все, что я могу сказать о его внешности, потому что с головы до ног он был одет в черное. Черные сапоги, черные перчатки и черный плащ, похожий на тот, что мне дали, с низко надвинутым капюшоном, так что он закрывал его лицо. — Кто это был? — спросил Гон. Владелец замка? Мито вздохнула. — Да, он был владельцем. Это было ясно еще до того, как он подошел ко мне, по тому, как он держался, и по его гневу, все растения в саду, казалось, отпрянули от него. Когда он подошел ко мне, он поднял руку, как будто хотел ударить меня. «Что это значит?», спросил он меня, указывая на розу, которую я сорвала. Его голос был глубоким, грубым, как у человека, который долгое время не разговаривал. Как будто говорить было больно. Я пыталась, но не могла разглядеть его лица — только немного белых волос. — Я извинилась перед ним, а потом обнаружила, что вся история выливается из меня, как будто он каким-то образом принуждал меня рассказать ее. Наконец, я сказала ему, что взяла розу, потому что моя дочь хотела такую же, и, похоже, это не имело бы значения, когда у него их было так много. Он рассмеялся ужасным, лишенным юмора смехом и сказал, «Ты понятия не имеешь, что ты наделала. С таким же успехом ты могла бы оторвать одну из моих конечностей, когда сломала этот стебель». — Это кажется… немного драматичным, — сказал Гон. Мито пожала плечами. — Может быть, так оно и было. Я не знаю. Я только знаю, что он был очень зол. — Но он отпустил тебя, — сказал Гон неуверенным голосом, — и я предполагаю, что это была его машина, которая привезла тебя обратно? — Мито кивнула. — Итак, он был просто богатым сумасшедшим. Но все в порядке, теперь ты вернулась в целости и сохранности. Я имею ввиду, он даже позволил тебе оставить розу. При этих словах глаза Мито наполнились слезами, и Гон беспомощно смотрел на это, гадая, что он сказал не так. — О да, — сказала Мито, овладев собой через мгновение, — он позволил мне оставить розу, но, как я уже сказала, за это была цена. — Гон ничего не сказал, подавленный подкрадывающимся беспокойством. — Некоторое время он просто разглагольствовал, расхаживая взад-вперед, как какой-то дикий зверь. Он сказал, что был добр ко мне, оказал мне свое гостеприимство, а я проявила свою благодарность, попытавшись уйти без всякой благодарности и обокрав его в придачу. Это продолжалось и продолжалось, а потом он сказал, «Ваше осквернение не останется безнаказанным». — Я снова попыталась извиниться, вернуть розу, но он только посмеялся надо мной. «Сейчас для этого слишком поздно», сказал он. «Конечность за конечность, разве не так говорят? Ну, и что это будет? Я буду великодушен и позволю тебе выбирать.» — Он… он хотел одну из твоих конечностей? — воскликнул Гон. Мито вздохнула. — Это то, что он сказал, и у меня не было причин ему не верить. Я умоляла его, умоляла его пощадить меня. Наконец он согласился. Я поблагодарила его и повернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку. «Куда ты направляешься?», спросил он у меня. «Домой», сказала я ему, «Моя семья будет гадать, где я». Он рассмеялся надо мной этим ужасным, скрежещущим, безнадежным смехом. «Ты не можешь уйти. Ни один человек не сможет пройти через мои врата». — Поэтому я снова умоляла его, на этот раз отпустить меня. Я сказал ему, что у меня есть семья, и мы бедны, и я нужна тебе, особенно когда за нами гонится этот кредитор. Он наблюдал за мной все это время. Ну, по крайней мере, я думаю, что так и было. Я не могла видеть его глаз, но, казалось, я могла чувствовать их, прожигающие сквозь его черный капюшон. Когда у меня кончились слова, он сказал, «О вашем кредиторе уже позаботились. Я позаботился о нем еще прошлой ночью. Но мне любопытно: вы говорите, что это ваша дочь попросила розу?» И я ответила ему, что это так. «Ну, тогда», сказал он, «я отпущу тебя, если ты пришлешь ее взамен». — Я спросила его, чего он может хотеть от Комуги. Он только сказал, «Если ты не хочешь остаться, тогда ты должна послать кого-нибудь другого, я хочу того, кто попросил эту розу!» Комуги захныкала, и Гон придвинулся, чтобы обнять ее. Мито выглядела измученной и больной. — Конечно, я отказалась. Это даже не было вопросом. Какая бы мать отправила своего ребенка принять наказание за нее? — Тогда как тебе удалось сбежать? Она вздохнула. — Я этого не делала. Он стоял на своем, я стояла на своем. Было ясно, что он мог легко одолеть меня, догнать, если бы я побежала, и даже если бы я смогла убежать от него, я сомневаюсь, что эти ворота снова откроются для меня. К тому моменту я была совершенно уверена, что не я заставила их открыться в первый раз: должно быть, это был он с самого начала. — Итак, в конце концов, я сдалась. Я сказала ему, что останусь с ним, но я умоляла его позволить мне вернуться домой в последний раз, чтобы объяснить тебе, почему я должна уехать. Я не могла оставить тебя в недоумении. Он согласился, что я могу приехать домой на одну ночь и один день — от заката до заката. На закате того дня он должен вернуться, чтобы снова забрать меня, или Комуги, если я передумаю. — Тебе следовало пнуть его по яйцам, — пробормотал Гон. Мито бросил на него быстрый взгляд. — Я сделаю вид, что не слышала этих слов из твоих уст! — Затем она вздохнула. — Я не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову. Но, должно быть, и ему это пришло в голову, потому что он схватил меня за запястья одной рукой, и…– Она снова запнулась, нахмурив брови. — Это не было похоже на руку. Это было похоже на тиски; как будто он мог сломать мои запястья одним нажатием. «Даже не думай нарушать свое слово», сказал он. «Если ты попытаешься сбежать или обмануть меня, ты и все, кого ты любишь, умрете». — Кто этот парень? — огрызнулся Гон. — Я не знаю, — ответила Мито. — Я не думаю, что это имеет значение. Что сделано, то сделано, и он более чем ясно дал понять, что у него есть власть заставить меня сделать то, что я обещала. И так, — она сделала глубокий вдох, медленно выдохнула, затем встретилась глазами с Гоном. — Я пришла попрощаться с вами. — Куда ты идешь? –спросила Абе, ее глаза были пустыми. Со вздохом и наигранной мягкостью в голосе Мито сказала, — Сейчас никуда, Абе. — Никуда и никогда! — Сказал Гон, ярость, которая нарастала по мере того, как Мито рассказывала свою историю, наконец-то вырвалась на свободу. Он отпустил плечи Комуги и встал, сжав руки, лицом к своей тете. — Это безумие! Он не может быть выше закона! Где было это место? Мы вызовем полицию— — Нет, не вызовем, — перебила его Мито. — Я верю, что у него действительно есть сила причинить боль всем нам, если я не вернусь. Но более того, мне было бы некуда обратиться в полицию, даже если бы я осмелилась рискнуть. Это только разожгло ярость Гона. — Почему нет? Он отвез тебя обратно сюда, не так ли? Он завязал тебе глаза? Накачал тебя наркотиками? — Нет, ничего подобного. И нет, он не сам меня подвозил. У него был водитель, кто-то, кто приехал к воротам и забрал меня… но это не имеет значения. Я помню поездку, что мы долго были в горах, но когда я пытаюсь вспомнить маршрут, по которому мы ехали, все просто расплывается и рассеивается. — Нам нужно убираться отсюда. Спрячься где-нибудь, пока все это не уляжется. И снова Мито издал печальный смешок. — Гон, этот человек никогда не спрашивал меня, где я живу, никогда даже не спрашивал моего имени. К тому времени, как я добралась до его замка, у меня не было при себе никаких документов. Я дала его водителю адрес на другом конце города в качестве отступления, и он отвез меня обратно к нашей входной двери. Я не знаю, кто этот человек, что он собой представляет, но я знаю, что бессмысленно пытаться бороться с ним. Так что я уйду, когда эта машина вернется за мной, и на этом все закончится. Последовала напряженная пауза. В этой тишине в голове Гона начала формироваться идея. Он перевел дыхание, болезненное предвкушение скрутило его внутренности, но Комуги опередила его речь. — Нет. Это моя роза, я пойду. Все они разразились протестами и спорами, умоляя, обвиняя и перекрикивая друг друга, пока, наконец, Комуги не закричала, — прекратите это! — Она так редко повышала голос, что все удивленно замолчали. Она стряхнула защитную руку Гона и шагнула вперед, чтобы встретиться со всеми ними лицом к лицу. Она глубоко вздохнула, ее невидящие глаза расширились, а лицо побледнело, и Гон сразу понял, что она собиралась сказать; но его сердце все равно замерло при ее словах, — Это моя вина, поэтому я уйду. — Нет, — сказала Мито со сталью в голосе, — ты этого не сделаешь. — Я должна, Мими, — сказала Комуги с усталым терпением, далеко не по годам. — Роза была для меня. Я должна быть той, кто это исправит. — Нет! –закричал Гон в ярости. –Это не твоя вина, или Мито, или кого-либо еще, кроме этого сумасшедшего в его замке. Кто мог предъявлять такие безумные требования к глупому цветку? Я пойду и покажу ему, что он может сделать со своими угрозами. — Гон… — начала она. — Он совершил ошибку, когда бросил тебе вызов, — продолжил он, прежде чем она смогла пустить под откос этот хрупкий ход логики. — Ты тоже, но это нормально, потому что это означает, что ты можешь отправить меня, не нарушая своего обещания. И если ты не нарушила своего обещания, то он не сможет причинить вреда никому из нас. — Гон…– На этот раз ее тон был раздраженным. — Нет, послушай! — Сказал Гон, заставляя себя говорить спокойнее. Комуги подошла и обняла его за талию, а он положил руку ей на голову, но продолжил. — Ты сказала ему, что Комуги просила розу. Но она этого не делала. Я просил. — Ты просил от ее имени. Гон стиснул челюсть. — Это не имеет значения. Это все еще была моя просьба, мои слова, которые привели ко всему этому. И это то, что он сказал, верно? «Мне нужен тот, кто просил эту розу». Что ж, это был я. Последовало еще одно продолжительное молчание, а затем Мито покачала головой. — Гон, ты не можешь. — Мито, — мягко сказал Гон, взглянув на свою сестру, а затем на старую женщину, которая заснула в своем кресле, — Абе весь день только и делала, что спрашивала о тебе. Ты нужна ей, а не мне. Комуги — девочка, и она быстро взрослеет. Ей понадобишься ты, а не я. И что бы вы ни говорили о силе этого парня-зверя, что ж, у меня больше шансов, если дело дойдет до драки, чем у любого из вас. — Он пожал плечами, пытаясь казаться уверенным, –но я уверен, что до этого даже не дойдет. Он, вероятно, забудет обо всем этом к завтрашнему дню. — А если он не забудет? — Тогда я пойду и разберусь с ним. Если бы он действительно хотел убить кого-то из-за дурацкой розы, он бы убил тебя. — Ты не поощряешь меня, Гон. Гон заставил себя улыбнуться. — Давай, Мито. Если до этого дойдет, я пойду и поговорю с ним. Я уверен, что мы сможем что-нибудь придумать. В любом случае, что он собирается со мной сделать? Запереть меня в башне? Мито не ответила. Однако по ее вздоху Гон понял, что он победил.