Двенадцать ночей

Дик стоял в коридоре и смотрел в окно. Нужно было отнести документы в кабинет кансильера, а он стоял отвернувшись к окну и просто ждал, пока по лицу перестанут течь слезы. Обязательный список неудачника пополнился сегодня еще одним пунктом. С Диком Катарина, как это было не смешно, рассталась по смс. В самом деле стоило посмеяться и забыть, они даже не встречались в привычном (полном, нормальном, настоящем!) смысле этого слова, но Дику совсем не хотелось смеяться. Буквально хотелось выть. Дик стоял и тихо плакал глядя в окно, а ведь даже на похоронах отца он сумел сдержаться. Конечно, Дик понимал, что Катари не свободна, но думал с мужем она несчастлива, и верил, что с ним, с Диком, могла быть счастлива. Она давала это понять! Дик знал, что она обращает внимание и на других, но все равно надеялся, что рано или поздно она выберет именно его. Милая, нежная Катари играла с ним, как кошка с мышкой, то приближая, то становясь холодной, то снова давая надежду, а когда Дик стал окончательно для нее бесполезен, отправила короткое "Оставь меня в покое". Это было больно. Это было унизительно. Невыносимо и горько. Несправедливо! Дик стоял и пытался осознать - он больше не нужен, не интересен и, может быть, даже никогда не был нужен и интересен, самой прекрасной женщине на свете. Как она могла? Как могла улыбаться так ласково, ничего не чувствуя? Она ведь говорила... Она так смотрела... Она ведь... Дик не знал, как это назвать кроме как старомодным "делала авансы", но именно это она и делала. Давала надежду на продолжение. Показывала свою благосклонность. Намекала, что будь у нее больше свободы - мужа она тут же бросит и непременно будет с Ричардом. А Дик развесил уши и верил ей - наивный дурак. В коридоре стало темно, Дик моргнул, когда успел наступить вечер? Кто-то щелкнул выключателем и зажглись лампы. Нужно было уйти в кабинет сразу, как стало трудно дышать и начало накрывать осознанием сложившейся ситуации или хоть бы спрятаться в туалетной кабинке и тихо пореветь там, где никто не увидит его позора, но для этого надо было пройти через холл и пол-этажа, пряча лицо, а Дик не мог даже с места сдвинуться. Когда утром Арно спросил почему у него такой похоронный вид, Дика еле хватило ответить, что он расстался с девушкой. Арно удивился "Не знал, что ты с кем-то встречаешься". Катарина не хотела, чтобы кто-то знал. А Дику, напротив, так хотелось рассказать. Не их тайну, а просто о своем счастье. Чьи-то прохладные пальцы коснулись руки, его что-то спросили, но когда он собрался с силами, чтобы обернуться и ответить - в коридоре уже никого не было. - Идемте. - бросил подошедший Алва строго, и Дик не смог не послушаться. Как сквозь туман до Дика дошло, что это Алва сейчас спрашивал что у Дика случилось и ушел, велев его ждать. Он отвел Дика в пустую переговорную, за ключом от которой, наверное, уходил, забрал у него из рук папку с документами, бросил бумаги на стол и, усадив Дика в кресло, присев на край стола напротив, снова коротко велел: - Рассказывайте. Дик мельком глянул в синие, внимательно смотрящие на него глаза и не смог сказать ни слова - снова заплакал. Алва встал, принес коробку салфеток, протянул Дику. Через несколько вдохов получилось наконец собраться и Ричард заговорил. Сумбурно, путано, повторяясь. Алва слушал, дотрагивался до плеча Дика, когда того уж совсем начинало трясти и самое страшное, что, кажется, совершенно не осуждал. Дик сам знал, что поступал недостойно, мечтая о чужой жене, но он не таясь рассказывал сейчас все, как было. Ему хотелось рассказать! Дик сам знал, как жалко все это звучало, как недостойно, но обида рвалась из него некрасивыми, откровенными, несуразными фразами. Он не смел думать, что Катарина должна была быть с ним мягче или щадить его чувства, но ему хотелось хоть бы расстаться не так! Услышать это хоть бы глядя ей в глаза. Ричард думал, что Алва последний человек который будет подавать салфетки ревущему от обиды и несправедливости, однако именно Алва сидел с ним сейчас и слушал не перебивая всю его печальную, неприглядную историю сквозь всхлипы и безуспешные попытки успокоиться. Дик вспомнил некстати, что Алве тоже приписывали роман с Катари, он не знал правда это или нет, но все равно стоило бы замолчать, зачем Алве подробности злоключений Ричарда, он и так уже наговорил больше, чем можно было. Замолчать никак не получалось, наоборот, так хотелось выговориться, выреветься, выкричаться, но получалось только жалко всхлипывать, закрывая лицо руками. Даже вспомнить не получалось, когда кто-то слушал его так: не осуждая и не давая советов, просто слушал? Когда последний раз он открывался кому-то не боясь, что человек поймет его неправильно или использует все, что Дик скажет кому-нибудь во вред. Может и сейчас не стоило, но он просто не смог справиться с собой и не допустить истерики. Сдержанное участие Алвы помогло наконец успокоиться, Дику было стыдно за позорные слезы, но теперь он хоть бы дышал, не опасаясь приступа и не думал каждое мгновение о своей потере и горе. Слова кончились и слез больше не было. Только сейчас Дик заметил, что вечер уже сильно поздний и Алва, пресекая всякие возражения, вызывал ему такси и настоял, чтобы Дик позвонил, как приедет. "Я хочу быть уверен, что вы добрались домой". Дик кивнул, ему было сейчас так пусто и неловко невероятно, что он вывалил все на Алву, но сердце кололо болезненной благодарностью. Кому-то есть дело до его состояния, кому-то было не все равно. Они больше ничего не сказали друг другу, молча дошли к машине, Алва коротко тронул за плечо, помогая сесть, Дика накрыла почему-то жуткая слабость и он надеялся, что его хоть бы не шатало. Дома, едва дойдя до комнаты, Ричард рухнул на диван. Нужно было удалить номер Катарины, эта мысль отозвалась болезненным комом в горле, и позвонить Алве, сказать, что добрался и все в порядке. Дик закрыл глаза. Сейчас. Только не плакать снова. Сейчас. Только не плакать.