Изнанка блаженной идеи

      Мадара хмыкнул, таинственно улыбнулся и молча подошёл к очагу. Отпив из стакана, засунул свободную руку в карман брюк и вытащил оттуда вибрирующий телефон. Поморщившись от увиденного на экране, принял звонок. Каори наблюдала за тем, как он коротко отвечает на китайском и с деловым видом меряет шагами пространство вокруг себя, и в тот момент пришла к выводу, что интересная игра не состоится, а, скорее всего, её сейчас в принудительном порядке отправят трезветь в постель. А ведь под действием тепла и в сопровождении шума ливня по ту сторону стен алкоголь и вправду справился со своим заданием — приструнил расстроенные нервы и начал степенно клонить в сон. — Задавай свой первый вопрос, — проговорил Мадара, когда закончил разговор.       Каори нахмурилась от неожиданности. Опомнившись, задумалась на мгновение, а затем выдала: — Во что ты вчера меня втянул на заводе?       Мужчина, пригубив стакан, снова опёрся о ближайшую к Каори балку: — Тебе об этом расскажут завтра, около четырех часов дня. Переходим ко второму вопросу. — На который мне тоже кто-нибудь ответит завтра? — вздёрнула она бровь и поджала губы. — Либо ты его задаёшь, либо игра окончена, — Мадара осушил стакан и прошёлся к кухонному гарнитуру, где снова плеснул в него виски. — Что случилось с Изуной? — подняла Каори давно мучивший её вопрос. — Не верится, что ты не докопался до правды.       Мадара издал раздражённый стон и вернулся на место. Уставился в одну точку где-то посередине костра и задумчиво произнес: — Ты права. Это было самоубийство. — И причина тебе известна… — продолжила девушка тему и тут же заметила отпечаток боли на лице Мадары. — Это твой третий вопрос? — перевел он на неё взгляд. — Это утверждение, — она видела, как тяжело ему даются воспоминания о смерти брата, — и я хорошо знаю правила этой игры. — Да, мне известна причина его ухода из жизни, — мужчина склонил голову на бок. — И Тобирама Сенджу приложил к этому руку… — Каори смотрела ему в глаза, стараясь выжать максимум информации из своего мужа. — Так и знала. — А из тебя бы вышел прекрасный дознаватель, — протянул Мадара и загадочно улыбнулся. — Я польщена, что способна всё ещё тебя удивить, — пожала плечами девушка, теребя край халата. — Но на вопрос ты так и не ответил: что случилось с Изуной?       Мужчина молча пригубил стакан, а затем докинул дров в очаг. Через полминуты, прижавшись спиной к балке, засунув руку в карман брюк, начал: — Помнишь в каком состоянии он улетал на конференцию в Пекин? — Да, у него была простуда, — кивнула Каори. — Именно это и сыграло с ним злую шутку, — он поднёс стакан ко рту и проговорил в него: — И в этой катастрофе я виноват не меньше, — после чего сделал глоток. — Из-за того, что являюсь рабом традиционных ценностей… — а затем взглянул на огонь. — Изуна не мог сознаться в своём истинном облике. Потому что боялся моего гнева… Боялся, что я откажусь от него и лишу права голоса в семейном бизнесе, выставлю посмешищем и поставлю крест на его карьере, которая только началась. Оттого и молчал, — он снова уставился в одну точку, а Каори не торопилась лезть с дополнительными вопросами — она редко слышала исповеди от своего мужа. — Это мне рассказал Тобирама… — чуть погодя, продолжил мужчина. — До той роковой конференции они с Изуной уже как два месяца состояли в интимной связи. И впервые в жизни оказались в обстоятельствах, когда можно было почти не скрывать эту связь, поэтому проживали в одном номере, — он сделал глоток. — Тем утром Изуна увидел, как Тобирама принимает какие-то препараты… Начал задавать вопросы, и Сенджу пришлось сознаться, что он ВИЧ-положительный и уже много лет сидит на антиретровирусной терапии. Изуна испугался этого, влез в интернет, почитал симптомы и разумеется нашёл их у себя. А вечером раздобыл у местных барыг метадон и вколол себе смертельную дозу. А ведь у него была обычная простуда… — Мадара запрокинул голову, посмотрел в потолок и нервно улыбнулся: — Если б Тобирама объяснил ему, что при нынешнем лечении заражение ВИЧ-инфекцией почти невозможно половым путем, если бы поговорил с ним и успокоил, этого не случилось бы… — затем напряжённая улыбка сползла с мужского лица, а Мадара вновь уставился в костёр: — И если бы Изуна рассказал мне раньше, что предпочитает мужское общество женскому, то, может, позвонил бы для решения вопроса, и я бы заверил его, что ничего страшного не произошло, ведь гепатит и ВИЧ — это то, чем обзаводится большинство геев в своей жизни, и рано или поздно ему пришлось бы с этим столкнуться, — вдохнув в лёгкие воздух, подытожил: — Так что произошедшее — несчастный случай, в котором замешаны глупость и трое людей. Переходим к третьему вопросу, — и перевёл взгляд на растерянную Каори.       Девушка, пытаясь переварить шокирующую информацию, в тот момент сбилась с мыслей. Она с грустью разглядывала лицо Мадары, на котором легко читалось давнее, глубокое сожаление, а в тёмных глазах можно было разглядеть усталость от жизни. Помолчав пару мгновений, тихо спросила: — Ты когда-нибудь меня любил?       Мужские брови тотчас взлетели: — А то, что я для тебя делаю, как называется? Благотворительность? — с недоумением уставился он на неё. — Это не ответ, — покачала девушка головой. — Это ответ, Каори, просто не тот, который ты хочешь услышать, — с раздражением процедил мужчина. Вздохнув, пояснил: — Все свои чувства я вкладываю в действия, чтобы добиться видимого результата. Но тебе, избалованной папиной дочке, нужны лишь внешние атрибуты проявления любви, навязанные мелодрамами и любовными романами, — перешёл он в обвинительный тон. — Чтоб было «как в дораме», а не «как в жизни». И оттого ты вечно чем-то не довольна и закатываешь истерики по малейшему поводу.       Каори поджала губы, чувствуя, как закипает изнутри. — Это означает «да»? — процедила она. — Это означает, что правдивый ответ тебя не удовлетворит, ведь понимание любви у нас совершенно разное, — мужчина отпрянул от балки и снова прошёлся к кухонной столешнице. — Кстати, игра окончена, а ты всё ещё не раздета, — и долил в стакан алкоголь. — Я всё-таки постараюсь понять твои взгляды, — Каори схватилась за пояс халата и развязала его. — Какими по-твоему должны быть внешние атрибуты проявления любви? — стянула с себя одежду, тем самым полностью обнажившись.       Вдруг фонари на опорных балках начали мигать, и через несколько мгновений осветили пространство, заставив девушку прищуриться от яркости. Но спустя пару секунд снова погасли. За стеной дома послышался треск дерева. Мадара вздохнул и, идя к Каори, начал свою речь: — Я дарю тебе безопасность, возможность заниматься тем, что нравится, которой ты отчего-то не пользуешься… Кров, пищу, одежду и свободу от тяжких дум о том, как выжить в этом большом и страшном мире, а всё, чего хочу взамен — быть матерью моих детей, ведь это абсолютно очевидное желание для женатого, состоявшегося мужика, которому давно уже за тридцать, — проговорил он без запинки, а затем сел перед девушкой. — Но тебе не дано понять ход моих мыслей, потому что самой до сих пор требуются родители, — провёл пальцами по её влажным волосам и заправил за ухо. — И порой мне кажется, что я никогда не дождусь того момента, когда смогу говорить с тобой на равных — так, словно ты зрелая личность. Потому что все твои выходки — сплошное ребячество, которое вызывает одно лишь недоумение, — и смотрел свысока, заставляя Каори хмуриться и сжиматься от стыда. — Как, например, воровство ключей от авто, чтобы в неблагоприятных погодных условиях сесть в машину и уехать в неизвестном направлении… — мужчина вздохнул, осматривая голое женское тело уничижительным взглядом. — Я так делал, когда мне было шестнадцать, — Мадара заглянул в её глаза, словно хотел найти в них понимание. — А ещё эта мечта о разводе… — он отвернулся от неё, утробно хохотнул и уставился на огонь. — Ты действительно думаешь, что самостоятельно справишься? — мужчина повернулся и сдвинул брови. — Жизнь на ставку рядового сотрудника — сомнительное удовольствие, в котором миллиарды людей пытаются найти хоть малейший повод для радости — повод улыбнуться жизни, с тяжестью которой они еле справляются. Хотя… — он ухмыльнулся, — может это и хорошая идея — отправить тебя выживать на три месяца без йены в кармане. Возможно этот опыт заставит задуматься о том, как прекрасна была твоя жизнь до этого, — и снова проникновенно посмотрел в её глаза, отчего Каори вздрогнула. — Мне… — хотела девушка оправдаться, но знала, что ей было нечего сказать в противовес. — Каким образом мне ещё донести до тебя свои мысли, Каори? — Мадара коснулся её щеки, зацепил большим пальцем приоткрытые губы, а затем провёл пальцами по шее. — Увы, копию своего мозга я пока вставить в твою голову не могу, — тихо добавил он и погладил женскую ключицу. — Возможно мы слишком разные, и оттого не хотим одного и того же, — выдохнула она. — Как и в остальных браках. Но люди же как-то договариваются… — продолжил мысль мужчина, и его рука опустилась на нежный сосок. — Чем мы хуже? — Ты не договариваешься, а давишь и запугиваешь, — отодрала она от себя его руку, и подтянула коленки к груди. — Тебя действительно пугает то, что я обращаюсь с тобой, как с Масамэ? — он снова хохотнул и пригубил из стакана. — Странно, но семилетнего ребёнка я запуганным не лицезрею. Может, всё дело в том, что я вижусь тебе в тёмном цвете? А воображение уже дорисовывает всё остальное? Оттого все мои слова и действия воспринимаешь с агрессивным предубеждением? — он нежно коснулся женского плеча и отловил её взгляд. — Чем я заслужил такое отношение?       «Он прав, — словно плёткой прилетела ей мысль в голову, и Каори сглотнула, не в силах оторваться от карих глаз, бликующих в свете огня. — Я многое докручиваю, — трещали по швам её убеждения». Она внимательно осмотрела его лицо: это не тот мужчина, за которого она выходила замуж — он был намного глубже изранен и больше одинок в своих стремлениях, нежели Мадара восьмилетней давности. Возможно, ей никогда не удастся рассмотреть всю картину его мира, и сегодня ей показали лишь клочок холста, но и этого было достаточно, чтобы проникнуться состраданием — чувством, которое до этого казалось ей неприменимым к Мадаре. Опершись на руку, она приблизилась к его губам и поцеловала их так, как когда-то прикасалась к ним в первый раз — нежно, с вожделением, с надеждой на взаимность, неким юношеским стыдом и трепетом сердца. Казалось, в этот момент все обиды, домыслы и призмы, что искажали образ Мадары, окончательно треснули и рассыпались на тысячи пазлов, а в её голове щёлкнул тумблер активации давно забытых чувств.       Его тёплые руки прикоснулась к женской спине, и девушка прижалась телом к сорочке, а затем соскользнула губами к подбородку и заметила, как он улыбается, словно в знак одобрения её действий. — А теперь ты лезешь ко мне мириться? Или как мне понимать твои действия? — хмыкнул с хрипом мужчина, когда Каори начала целовать его шею. — А ты умеешь портить романтику, — оторвав губы, вскинула голову Каори.       А затем без всякого стыда села на него, заставив мужчину чуть ли не лечь на спину, но всё же он приподнялся и облокотился на деревянный пол. Девушка медленно расстегнула каждую пуговицу сорочки, добралась до ремня на брюках и, схватившись за бляху, с лукавой улыбкой посмотрела на Мадару. — Надо же… Сегодня у нас расширенная программа? — насмешливо хмыкнул он, вообще не предпринимая никаких попыток к сопротивлению. — Вот же любитель поболтать… — ещё шире улыбнулась Каори, и расстегнула ремень, а после и ширинку. — Брюки сама стащишь? Это всегда у тебя нелепо выходит, — хохотнул мужчина, явно ожидая какого-то представления. — Намерен комментировать каждое моё действие? Это раздражает.       Мадара резко подорвался и, дёрнув Каори за локти, прижал к себе, а затем с чувством прикусил её шею. — Больно! — схватилась она за чёрные волосы на затылке и попыталась оттащить мужскую голову от себя.       Жёсткий прикус тут же сменился на привычное ей покусывание, и девушка разжала пряди в своей руке, после чего опустилась на плечо и зацепила ворот сорочки, которую содрала с мужчины, тем самым оголив тело в застарелых шрамах, что были по большей части от обычной поножовщины, однако на левом плече зияла старая травма от пулевого ранения. Каори помнила, с каким изумлением рассматривала несовершенства мужского тела в их первый раз, пытаясь тогда себе представить, через что прошёл её будущий муж. И в тот же вечер расспрашивала Мадару о значении его длинных волос — довольно странном элементе для имиджа бизнесмена. Тогда он ответил, что это тоже часть детского спора, в котором он и Хаширама должны были растить волосы до тех пор, пока оба стремятся к одной цели, и это было и сейчас является демонстрацией бунтарства против устоявшихся правил. А когда Каори спросила, будет ли он их отрезать, если общая цель сорвётся с рельс и укатится в пропасть, то мужчина лишь загадочно промолчал… Она любила эти волосы: задыхаться в них, когда Мадара давил на неё всем своим телом и держал крепко женский затылок, сжимая его в такт своим толчкам; запускать в них пальцы, когда целовала его губы, и делала это или спонтанно и быстро, чтоб никто не заметил, или же медленно и искусно, наслаждалась поцелуем, пропуская чёрные пряди, словно стебли риса, сквозь свои пальцы. И любила играться с ними, когда волшебство секса кончалось, после чего мужчина хватался за свой телефон, чтобы ответить на срочные сообщения или звонки. А сейчас, когда оба разделались с прелюдиями и перешли от слов к действиям, эти чёрные пряди щекотали её соски, и Каори вспомнила, насколько ей нравятся эти ощущения. Мадара же к тому моменту был не в силах контролировать происходящие и, похоже, окончательно сдался в плен стремлению подчинить девушку своим желаниям — зажав её в неудобной, удушливой позе, добивался эгоистичной кульминации. Девушка же, давно получившая свою дозу эйфории, чувствовала, как на подходе был новый взрыв, о чём сигналило её сиплое дыхание и прикрытые глаза — стонать и целовать его уже не было сил, а тело обмякло в мужских руках и покорно ожидало, когда Мадара перейдёт в режим жёстких фрикций и таки доведёт его до ритмических спазмов.       Когда Мадара наконец остановился и отрывисто поцеловал свою женщину в губы, а затем нежно обволок её объятиями, девушка открыла глаза, мысленно добавив этот секс в рейтинг их лучших актов. — Ты можешь хоть иногда отключать свой телефон? — сбивчиво прошептала она. — Невозможно же с этими уведомлениями!.. — и попыталась выбраться из-под его тела. — И Каори снова недовольна… — придавил он её своим весом и, убрав прилипшие белые пряди с её лица, поцеловал в лоб. — Может, хватит на сегодня возмущений? — выдохнул вопрос прямо в лицо. — Уговорил, — ухмыльнулась она, упираясь в мужское плечо. — Только слезь с меня, тяжёлый же.       Мадара хохотнул и отлип от её тела, дав Каори волю дышать полной грудью. Девушка встала с расстеленного халата, забрала его с собой и на дрожащих ногах молча поплелась к лестнице. Наверх она поднималась в полной уверенности, что кризис их отношений миновал, и всё вернулось к тому, с чего начиналось — с веры в то, что их брак будет долгим и счастливым. А мысль о беременности уже не вызывала отвращения, а напротив — в какой-то мере стала желанной.       Перед сном она долго целовала его: то ли в благодарность, то ли в качестве извинений за своё поведения подростка, хоть и получила несколько едких комментариев в адрес её внезапного приступа нежности. А затем впервые за долгое время, когда Мадара обнимал её перед погружением в сон, обдавая тёплым дыханием женское ухо, она почувствовала уют и удовлетворение в мужских руках, а ещё долгожданное спокойствие, которое на пару со сном заволокли её разум и погрузили во тьму под стихающие порывы шторма.       «…по причине шока жертва впадает в эго-состояние ребёнка, отчего испытывает симпатию к первому, кто проявит к ней заботу. Этим «первым» может оказаться агрессор…» — и Каори резко распахнула глаза от зачитанных внутренним голосом строчек из какой-то научно-популярной литературы. Она глубоко вздохнула: тревога всё же разбудила её в неподходящий момент и начала по неведомой причине нарастать изнутри, цепко хватаясь за рёбра. Каори, выбравшись из-под руки уже спящего мужчины, удобно устроилась на своей подушке, после чего начала шарить в памяти, откуда прозвучали внезапные строки. Вспомнив, из какой это книги, ухмыльнулась в темноте: нет, это не стокгольмский синдром — масштаб шока для него слишком маленький. Но… Отчего же так тревожно? Каори начала разбирать в голове всё, что ей наговорил Мадара этим вечером, и нашла прореху в этих монологах — всё это была ловкая игра манипулятора на чувствах растерянной, беспомощной жертвы. Она стиснула челюсть: как красиво её убедили в ложном мышлении. Но правда ли это? Действительно ли она многое придумала? Когда он, руководствуясь эмоциями, жёстко прикладывает её об косяк — это плод воображения? Когда унижает перед посторонними, бросая фразы, словно собаке, — это забота и понимание? Когда порой выпускает пар в сексе, заставляя её задыхаться и вскрикивать от боли, хотя его гнев в тот момент адресован вообще не ей, — это «нафантазировала»? Контроль общения, передвижения, целей, планов, количества воздуха в лёгких — это домыслы? «Красиво. Но одного душевного вечера недостаточно, чтобы заставить меня забыть последние годы» — она перевернулась на бок, стараясь рассмотреть его лицо — расслабленное, с подёргивающимися веками, наполовину скрытое за чёрными волосами. Коснулась во тьме мужской скулы, пытаясь определиться в сложном выборе: дать ему волю окончательно уговорить себя поверить в его концепцию идеальной семьи, или же отвергнуть все манипуляции и следовать изначальному плану. Мужчина вздрогнул от прикосновения и, пробурчав что-то наподобие «всё нормально», отвернулся от Каори, дёрнув на себя одеяло. «Он думает, что у него всё получилось. Пусть так и думает — играть роль той, кого он хочет видеть перед собой, не так уж и сложно. Как раз вожжи отпустит — а значит, провернуть переезд в Америку будет проще, — решилась она, отворачиваясь от мужчины. — Скоро всё кончится, осталось немного потерпеть».