***
Чонгук гнал на большой скорости, объезжал тихоходные машины, которых для раннего вечера субботы было много даже на этой платной дороге. Злость поутихла, но лишь немного, руки все также напряженно сжимали руль, и венка на виске ровным биением набухала, являя густоту излишней крови, качаемой сердечной мышцей, которая явно болела, стонала и ныла. Он еще не понял, что все испортил. Но четко чувствовал некую легкость от того, что сказал все вслух. Его услышали. Но ответили не так, как он хотел. А как он хотел? Через час машина затормозила у знакомых серых колонн, стеклянной отражающей его же гоночную машину черной плитке и входе, озаренном красным неоном, будто затягивающим в свои порочные объятия. Клуб Чимина был полон людей, громкой музыки, рождаемой новым диджеем, приглашенным на выходные. Голые ноги были везде, выставляемые напоказ и успешно продаваемые своим загаром и искусственным блеском, высокие каблуки как витрины элитных товаров, кроссовки как полки для обзора и оценки стоимости, а короткие юбки и платья как декор, призывающий мгновенные взгляды. Алкоголь льется рекой, дым кутает своим разно ароматным смрадом, искусственный туман накрывает загадочностью, но не скрывает того разврата, что бушует в этом месте. Чонгук с трудом прошел к барной стойке, замечая краем глаза передачу бирюзовых таблеточек паре молодых парней, понукающих своим взглядом двух молоденьких девчушек пить коктейли, в которых через секунду растворяется «Волна счастья». — Бренди, — орет подошедшему и кланяющемуся низко официанту свое требование Чонгук, — бутылку! Туда! — указал вверх пальцем Чон и, развернувшись, диким взглядом просканировал стоявших рядом девушек. Никаких эмоций они не вызвали, еще больше расстраивая и зля. Пробраться наверх было не просто, но он с радостью растолкал людей, не обращая внимания на их пол. Дошел к первой цели и, упав рядом с Хосоком, уставился в одну точку. — Накосячил, — оценив внешний вид младшего, еще шедшего к их личному столику, заключил адвокат. — Расскажешь? Чонгук посмотрел на брата, поблагодарил поджатыми губами за искреннее переживание во взгляде и, отвернувшись, ухватил только что принесенную бутылку за горлышко, намереваясь опустошить с половину. — Остановись, — выдернул стеклянную тару из рук младшего Хосок. — Выкладывай. Я помогу. — Накинулся, не сдержался. Ударила. Наорал. Она отправила трахаться на стороне, — лаконично изложил произошедшее два часа назад Чонгук, чем немало удивил и себя, и брата. — На стороне? — уточнил старший, тут же получив кивок и новый взгляд в свою сторону — жалостливый, как тогда, в детстве, когда хотелось пожаловаться на братьев хоть кому-то. Этим кем-то для Чон Чонгука всегда был Чон Хосок. — Занятно, — приложившись к бутылке, все еще зажатой в руке, прокомментировал произошедшее старший. — И чего сидишь? Выбирай, — рука с зажатой бутылкой окинула пространство. — Я не помощник, Джеин внизу танцует под присмотром своей охраны. А я слишком устал за субботний день: три встречи, подготовка к двум судам в понедельник. Даже дома еще не был с утра. Меня вообще рубит жутко. — Зачем здесь тогда? — удивился Чонгук предложению друга по выбору, но, желая взять себя в руки, сменил тему. — Джеин начала тобой командовать? — Нет, — засмеялся Чон. — Просто я решил заглушить свои невеселые мысли о своей жизни веселой громкой музыкой. Видел, сколько народа привлек этот молодой диджей, которого откопал Чимин месяц назад? Пак молодец, увеличивает свой доход ни по дням, а по часам. Не то что я и ты! — толкнул наигранно веселый адвокат Гука в плечо. — Опять не получилось? — понял, в чем суть беды старшего Чонгук. — Значит, еще не время, — философски заключил Хосок, вновь отпивая из бутылки, так и не выпущенной из рук. — Ты выбирай давай, и не забудь домой привести. Потрахайся от души под чужим присмотром, раз так просят. — Чего? — искренне удивился словам адвоката уже значительно остывший Чонгук. — Слушайся старших, — улыбнулся яркой улыбкой Чон Хосок, вновь отпивая из бутылки, и добавил: — И не задавай глупых вопросов. Просто сделай, как говорю. Гук перевел задумчивый взгляд прямо, уловил девушку с длинными волнистыми волосами в коротком обтягивающем синем платье, с ярким смелым макияжем и умопомрачительными каблуками. Все при ней, а такие всегда были в его вкусе. То, что надо! Надо вернуть себе себя прежнего. Он, Чон Чонгук, стал мямлей и каким-то подкаблучником. Щенком на поводке! Хватит!***
🎶Sting, Ray Chen -What Could Have Been
Наби почти успокоилась за два с лишним часа, долго умывалась холодной водой и с каждым вздохом понимала, что мерзнет все сильнее, но воду упрямо не делала теплее. О чем пожалела после — согреться так и не получалось. Горячий чай, спешно забранный с кухни и выпитый на полу в «своей» комнате за кроватью, вызвал тошноту и желание сбежать к Юри. Найдя телефон и позвонив по номеру подруги, который прошлым вечером ей дала Ан Дамби, она с новой порцией слез услышала о недоступности абонента. Телефон, зажатый в руке, горел уже над другим номером, который тоже ее защитит, только страх не позволял звонить, а обида и горечь от произошедшего душили девушку. Она не справилась, не смогла воспитать Чон Чонгука, не выполнила приказ Мин Юнги. И если она позвонит Дамби, тот узнает об этом ее провале, и не известно, что с ней станет. Может, когда Чонгук вернется, они смогут нормально поговорить и решить, как ей быть дальше? Наби слишком отчетливо понимала, что ей нельзя оставаться в этой квартире, но и бежать ей сейчас некуда. У нее ничего нет, кроме… Чон Чонгука. Слезы вновь покатились из красных глаз и еще больше сжали сердечко, гулко бьющееся о грудину. В третьем часу ночи девушка лежала с открытыми глазами и каждую минуту смотрела на время в телефоне. Ей было холодно, одеяло «ее» кровати и плед с дивана в гостиной не спасали. Дрожь то и дело била ее зубы друг о друга, издавая в звенящей тишине противное постукивание. Слезы высохли, неприятными солеными дорожками, то и дело зудящими на всем личике, отчего она елозила рукой под одеялом, пуская новые волны холодного воздуха внутрь. Глаза жгло от слез, носик шмыгал, а вздохи часто делались ртом. Физическое состояние было болезненным. А душевное полностью разбитым. Бабочки внутри на издыхании бились о внутренности. Неужели он сейчас… За закрытой дверью ее спальни послышались сначала шорохи, затем мужской голос, а после женский смех. Наби подскочила с кровати, роняя плед на пол и путаясь в одеяле, за которое спешно схватилась, оперлась руками о постель. Из-за темноты в глазах от резкости движений она замерла в такой позе, прислушиваясь. Глаза замерли на двери в ожидании, что она вот-вот откроется, но та в упрек ее тайному желанию дала о себе знать легким ударом о ее поверхность с той стороны и громким женским стоном в подтверждении резко нарисовавшейся перед глазами воспитательницы картинки. Наби выпрямилась, глаза испуганно разглядывали дверь, а ушки так навострились, что она была уверена, что они и вовсе развернулись в сторону двери. Ножки, запинаясь, медленно прошли вперед, улавливая суетливые движения и то стихающие, то говорящие громче голоса. Наби прижалась к двери, положила руку на ручку, но так и не решилась ее открыть. С чередой громких вздохов и перемежающихся мужских и женских ахов бабочки внутри нее тяжелыми камнями упали, навсегда хороня себя в горечи ее страхов. Глаза в привычной за вечер манере заблестели. А в груди сквозь трещины в сердечке протекла злость с горечью. Она думала, что действительно особенная для него. Вот дура. Тело неожиданно согрелось, зубки стиснулись, а рука уверенно открыла дверь, распахивая ее рывком. Наби не поняла, как вылетела в коридор, миновала кухню и разглядела в середине гостиной на диване Чонгука с девушкой, оседлавшей его бедра. Длинные черные волосы закрывали ее спину, а короткое платье слишком откровенно открывало длинные ноги, по которым вверх скользнули крепкие руки и ухватили за ягодицы, сжимая их, вызывая новый женский громкий стон. Синее платье распутной девушки было в тон того, в котором все еще была Наби, что еще больше укололо ее в распадающееся на куски внутри нее сердце. Еще чуть-чуть и оно окончательно разобьется на кусочки, которые уже ничем не склеить. Чонгук смотрел на замершую, бледную девушку с заплаканными глазами сквозь черные волосы, еле касаясь при этом шеи незнакомки, от которой пахло слишком ярким сладким запахом, который его явно отталкивал, но он упорно делал то, что сказал его старший брат. Внутри сам с собой боролся, но терпел. Так, как терпел всегда до этого. Да, незнакомка была в его вкусе, только он особо четно осознал, что этот его «вкус» всегда был ему противен, оставлял в душе привкус гнилости и ненужности. Словно яркое, самое красивое яблоко внутри оказывалось испорченным, и хотелось плеваться, скорее кинув его в мусорку. Что, кстати, он и делал, выкидывая из своей квартиры таких девушек «его вкуса». А сейчас напротив него стояла та, которая окутала теплом его дом, подарила покой его душе и нужность его жизни. Незнакомка на его коленях извивалась, уже во всю гуляла по его груди под футболкой наманикюренными пальчиками и откровенно лезла в штаны, задевая с громким звоном своих колец его пряжку. — Ах! Я так хочу тебя, — застонала девушка, энергичнее потеревшись о его пах, который вопреки внутренним желаниям хозяина, отзывался на так ему нужную ласку. Наби дернулась назад, сжимая руки в кулачки, но наткнулась на маленький столик, стоявший у стены, с которого слетела ваза, разбиваясь вдребезги, озвучивая ее внутреннее окончательное разрушение. С дрожащих губок слетел всхлип, тут же скрытый двойной защитой рук, вжавшихся в щеки, оставляя в них следы от коротких ноготков. — Стой, где стоишь! — рявкнул Чонгук, с легкостью снял с себя вздрогнувшую и явно удивившуюся наличию посторонней в квартире незнакомку, скинул ее небрежно на диван, поднялся и уверено подошел к паникующей, потерянной и агрессивно блестящей на него своими светло-карими покрасневшими глазами Пэ Наби. Прохладные руки накрыли ее, разжимая и с усилием отводя в стороны. Наби замерла, ощутила чужой запах, тут же морща носик, замечая след от чужой помады на губах, которые несколько часов назад так сильно желали ее одну. Бабочки окончательно умерли и испарились. — Хотела этого? Так смотри! — нагнувшись к ней ближе со всей злостью, вновь накатившей на парня, процедил Чонгук. Только злость его была уже на себя и свои же действия. Но зверь вышел из-под контроля. — Уйдешь — найду тебя, закую и заставлю смотреть! Сама виновата, коротышка! Отвечай за свои слова! Запястья, что до этого сжимали с силой, оставляя синяки, отпустили. Чонгук отшагнул от дрожащей девушки, забирая тепло и, вернувшись к дивану, протянул руку к чужачке, мгновенно ему ответившей. Незнакомка за время кроткого взаимодействия мужчины с невысокой молодой особой, явно поумерила свой пыл, замечай взгляд, о котором ей и не мечтать. Она искусственная картинка для такой же искусственной страсти и похоти. А там… Чонгук обнял девушку со спины, развернул ту лицом в притихшей Наби, так и застывшей на месте в осколках стекла, и, глядя ей в глаза, убрал одной рукой длинные волосы в сторону, открывая себе шею, которую поцеловал, не отрывая своего взгляда от светло-карих глаз. Сердце внутри него звякнуло от очередных дорожек слез, блеснувших в неярком свете комнаты. Вторая рука скользнула вверх по синей ткани живота и сжала большую грудь, нагло светящую своими формами из большого декольте. Звон громким эхом прошел внутри него по всему телу, особо четко застревая в руках, творящих то, чему так противилось его сердце. Наби зажмурилась от нового протяжного женского стона, вскинула руки и зажала ими уши, подрагивающими губками глотала свои же нескончаемые слезы. Коленки подкашивались, но она заставляла себя стоять. Вызывала в памяти образ сильной подруги и вновь терпела унижения. Чонгук бесился из-за нескончаемого звона, внутри себя сам себя же раздирал в клочки, стонал загнанным зверем, но продолжал свои действия. Желания утолить свои потребности давно не было. Ярость и злость на девушку, стоявшую сейчас перед ним статуей с закрытыми глазами, ушами и ртом, заливали все пространство вокруг. Остановиться? Нет! Она сама хотела этого! Пусть получает! Подтолкнув незнакомку вперед, он ощутил некое сопротивление. — Что? — рявкнул Чонгук той в ухо. — Я не… — девушка опустила руки, что до этого держали его за руку на груди и талии. — Я лишняя. Мне лучше уйти. — Нет! — рявкнул Чон и, потянув ту за руку, увел в сторону свой спальни, громко хлопнув дверью.