🎶Jung Kook -Hate You
— Прости, — шепнул Чонгук, уже ловя большими пальцами своих рук, ее слезы так и выкатившиеся от шевеления ресничек. Теплые ладони накрыли ее пылающие щечки, немного остужая, но скорее разогревая его желание с новой силой. — Я дурак, я не понял, чего ты боишься. Я… Наби разревелась, всхлипнула и шмыгнула носиком, громко и четко, оповещая об очередной волне истерики. Только Чон Чонгуку это стало в радость. Тепло накрыло его только от одного прикосновения к нежной коже красных мокрых щечек. Раньше он ненавидел женские слезы, а сейчас готов на колени встать, лишь бы успокоилась. И встал, приподнял ножку, скоро осматривая пяточку, с которой капали красные большие капли, марая не только пол в его квартире, но и заливая кровью его душу, ведь сделал больно той, к которой относился так по-особенному. Которую действительно хотел защищать, а не обижать. — Больно-о-о, — донеслось до него сверху. Чон подскочил быстро, подхватил проворно, усадил на кухонный островок и, пробежав до ванной, вернулся с аптечкой. Видя сидящую на столе девушку в синем платье с короткими рукавами, воротом еле показывающим ключицы и подолом, скрывающим коленки, вытирающую тыльной стороной ладоней свои глаза, не тронутые косметикой, с колышущимися короткими волосами, прилипающими к мокрым мягким щечкам, Чон Чонгук осознал, что его вкус и идеал вот такой: чистый, невинный, скромный и самый нежный. Настоящий. Мужчина присел на корточки, подхватил ножку, еле касаясь, промокнул антисептиком, подул, посмотрел на наличие стеклышек внимательно и так же аккуратно, смазал мазью, подул и заклеил пластырем с цветочками. Снова зачем-то подул и, собрав все, поднялся. Наби была опустошена. Качели сегодняшнего дня вновь и слишком стремительно вернулись к нежности и теплу. От мягких прикосновений и мужского дыхания на ее ножке она ощутила возрождение бабочек внутри себя. Сердечко бешено забилось, а рука сама ухватилась за черную футболку уже разворачивающегося от нее мужчины. Чонгук не сразу понял, что его задержало, но, опустив голову, заметил пальчики, вцепившиеся в его футболку на животе, искренне удивился и, вскинув голову, встретился с большими светло-карими глазами, в которых отчетливо увидел смесь из уверенности и страха. Совершенно несовместимые эмоции, но они так гармонично светились в ее глазах, заставляя Чона напрячься еще сильнее. — Наби, я не железный, — тихо попросил Чонгук, крепче вцепляясь руками в небольшую аптечку, которую прижимал к себе. Только ноги, вопреки его словам, уже развернулись к девушке обратно и шагнули на прежнее место. Наби потянула его еще сильнее на себя, заставляя сделать еще шаг. И он шагнул, но тут же попробовал вернуться на исходную позицию, ловя еще больше неуверенности в ее глазах. — Наби… — девушка дернула руку с зажатой черной тканью на себя, раздвинула ножки, пуская мужское тело совсем близко к себе и, слегка вытянувшись вверх, обхватила его лицо своими горячими влажными ладонями, посмотрела пристально, перебегая глазами по его ошарашенным, но уже затуманившимся глазам и подалась вперед. Ее губы были мягкими, теплыми, солеными и самыми желанными. Она прикоснулась нежно, неуверенно и совершенно точно со страхом. Чонгук замер, ощущая, как с дрожью приоткрываются ее губки, выдыхая в него жар бушующих гневных эмоций вечера. Он думал, что контролирует себя, только вот руки уже откинули на столешницу аптечку и ухватили тонкую талию, задевая ребра, но ощущая их твердость, спустились вниз, где было мягко и совершенно точно губительно для него в это мгновение. Наби ощутимо вздрогнула, от его сжимающих действий руками, только он, вопреки всем своим предостерегающим словам, шагнул еще ближе, ударяясь пальцами ног в основание стола и рывком придвинул девушку к себе, буквально вдавливая ее в свое ощутимое желание. Наби действительно боялась, но больше всего сейчас хотела заменить этот противный сладкий аромат чужой женщины на свой. Хотела, чтобы не было этой чужой помады на его губах. Хотела, чтобы Чонгук глухо простонал от ее касаний. Нежные ручки с его щек скользнули по шее назад, проворно вплетаясь в его густые темные волосы. И он простонал ей в губы, которые она с еще большим желанием открыла, уже увереннее обхватывая своими губами его и вопреки всем своим страхам неуверенными движениями пустила в ход свой язычок. От его горячих крепких рук и тепла, разносимых ими по ее телу, страх рассеялся, и внутри уже бушевали новые для молодой девушки ощущения и желания, сопровождаемые спазмами, сводящие низ живота. Что-то животное просыпалась в ней, дикое, новое и совершенно точно необузданное. Чонгуку было горячо. Было нежно. Было так необходимо, что он уже не сомневался, что окончательно пропал. Готов подчиниться этой коротышке и делать все, что она скажет, только бы сейчас не убежала, не остановилась и не исчезла навсегда из его жизни, покрытой тьмой и злостью. Она принесла ему свет и пробудила позабытую нежность с заботой. Чон подхватил девушку под ягодицы, на что та обвила его за талию ножками, и прижал к себе так сильно, что дыхание сбилось у обоих, заставляя разорвать поцелуй, полный желания и еще проявляющейся нежности, которая с каждой новой секундой с покорностью отдавала бразды правления страсти. Пройти расстояние от кухни до спальни было просто, ведь давненько заучено наизусть и не раз проходимо с полузакрытыми глазами и в нетрезвом состоянии. Но с девушкой на руках еще ни разу, а ведь всегда мечталось именно так. Чонгук остановился на полпути и с большим трудом отстранился от горячих губ, откинул голову назад и последним вопросительным взглядом взглянул на девушку, которая еще может его остановить. Ее руки разжались, одна скользнула вперед, на его щеку, вторая же обняла за шею и сжала пальчиками футболку на его правом плече. Он вздрогнул от ее движений, желая разглядеть глаза, которые упорно были закрыты. — Останови меня, — прошептал Чонгук, про себя повторяя: «Не бросай меня! Не хочу без тебя! Спаси меня!» Наби чувствовала его взгляд на себе, но боялась открыть глаза. Хотела только ощущать свои эмоции, вызванные прикосновениями того, кто действительно нравится. Так Юри всегда учила. Говорила, что ее страх мужчин может вылечить только настоящее сильное чувство, с которым она не захочет останавливаться, убегать и бояться. И сейчас она действительно не хотела, чтобы ее оставили или остановили. Она хотела выиграть в свой войне с собственными страхами. — Останови, — сорвавшимся голосом попросил Чонгук, вопреки своим словам сильнее сжимая ее в своих объятьях. Наби не сразу осознала, что отрицательно качает головой, глаза свои медленно открывает и ощущает, как о ее ладошку щекой потираются, еле заметно, но так просяще. — Нет, — выдыхает она и вновь касается мягких, покрасневших губ Чона. Покрасневших из-за нее. Довольная улыбка чуть-чуть растягивает занятые поцелуем губки. Чонгук стонет громко, хватает сильно, и шагает быстро, ногой пинает дверь, врываясь в свою спальню, напрочь пропахшую персиками, и ловит еще большую волну блаженства, мгновенно усилившуюся от действий девушки, выгнувшейся в его руках, сильнее прижавшейся к паху скользящим движением и впервые выдыхающей со стоном ему в самые губы. Поводок рвется и испаряется. Холодная кровать от прикосновения разгоряченного тела мгновенно прогревается. Хрупкое женское тело вжимается сильным мужским, притянутым к себе тонкими ручками. Поцелуй разрывается, дыхание сбивается, глаза искрятся, взгляд встречается и замирает в секундной передышке, чтобы в следующее мгновение навалиться сильнее, схватить крепче и прижать ближе. Дыхание становится одним, прерывистым, тяжелым, с учащенными стонами и вздохами, чаще женскими, что сильнее раззадоривает парня. Руки, исследуя изгибы в очередной раз, начинают хаотично искать молнию, желая освободить доступ к мягкости кожи, чтобы ощутить мурашки, которые ощущаются на голых ногах, изредка задеваемых шальными движениями, ведь опасается задерживаться на них, еще боится спугнуть или обидеть. — Сзади, — раздается ему в ухо, ведь уже губами он исследует тонкую шелковистую шейку. Вздрагивает и отстраняется от девушки, только что прихватившей своими зубками его мочку, и озадаченно понимает, что она случайно постучала в самое сердце, мгновенно ёкнувшее от такого действия. Наби за ним тянется, приподнимаясь, с грустью убирая от него свои ручки и, опираясь ими о постель, замирает в неудобной позе, ловя его взгляд, полный удивления. И пугается. Неужели сделала не то, о чем рассказывала подруга? — Гуки, — шепчет, еле шевеля губками, и бегает своими глазами по его потемневшим, искрящимся и одичавшим. Он на нее смотрит и будто не здесь сейчас, что пугает ее сильнее. — Что… — Прости, — резко подается к ней Чонгук, рывком поднимает и к себе на колени садит, путая ее поджатые в коленях ножки в широком подоле платья. Молнию правая рука тут же находит и тянет маленький замочек вниз, следя при этом за ее реакцией диким взглядом, ловя ее подрагивающие опухшие губки, покрасневшие, но ярко сияющие глазки и припухший носик. Короткие красные волосы рывками раскачиваются, закрывая ее щечки, от его резких движений обеих рук, платье с хрупких плеч стягивающих, обнажая ее тело, показывая голубой хлопковый бюстгальтер, один взгляд на который разрывает от еще большей нежности и возвышенной скромной эстетики. Наби стесняется от такого пристального взгляда на себя и уже свободными от платья руками тянется прикрыться, но ее перехватывают, разводят руки и, мельком взглянув в глаза, будто выискивая там подтверждения о том, что побега не будет, отпускают, перехватывают за талию и уверенно губами касаются выступающей части груди. Наби краснеет, дрожит от горячего языка, коснувшегося там, где никто не трогал и, вопреки смущению, сильнее подается вперед. Ей приятно. Руки свои в черные волосы запускает и тихо стонет, голову свою откидывает назад, глаза сами прикрываются, а ноги сжимаются. Чонгук от действий девушки не медлит, крепче за талию хватает и роняет обратно на постель, подтягивает чуть выше, подол при этом тянет рукой вниз и наконец откидывает этот яркий синий кусок платья, весь день мелькающий лишней тряпкой перед ним. Он наконец от него избавился и открыл себе вид на скромность, окутанную тонким хлопком. Хочется смотреть. Хочется трогать. Хочется чувствовать. Что выбрать — не знает. Только брюки, сильно давящие, сами решают. Футболку стягивает с себя одним рывком, откидывая к платью, разбавляя синий цвет черным, следом летят штаны, оставляя синий на минимуме, невинность забирая. Взгляд, цепляющий эти оттенки, также зацепляет мысли о темноте поглощающей. Переводит взгляд на замершую девушку, руками грудь свою прикрывающую, но как-то нерешительно, ведь ручки еле касаются саму себя, будто боясь обжечься. А он не боится, оттого и двигается к ней быстро, взглядом ведет от животика впалого вверх, ловит приоткрытые губки и тут же их завлекает в страстный самый развязный их поцелуй. Наби задыхается, дрожит внутри от всех этих безумных крыльев, целым роем бабочек заполнившим ее нутро, но руки свои сначала осторожно и, еле касаясь, кладет на крепкую спину, ощущает под пальчиками перекаты мускулов и с каждым движением горячих губ сильнее прижимается ладонями к горячей коже, к себе прижимает, вжимает и ноги сжимает по бокам еще более крепких бедер. Чувствует возбуждение между ног и диким первобытным желаниям отдает бразды правления над собой. — Будет больно — оттолкни меня, — между опускающимися поцелуями по шее просит Чонгук, окончательно отпуская разум, способный останавливать его действия. Руками тянет уже расстегнутый верх вниз, заставляет ее руки с себя сбросить. Только она их тут же возвращает, хаотично скользит своими маленькими ладошками по его спине, рукам и груди, выгибается к нему на встречу, стоит ему втянуть своими губами ее правую грудь в рот, и получает громкий стон от своего быстрого проникновения под последний кусочек ткани и задевание чувствительного места, уже готового для него. Последние части одежды летят прочь, Наби сжимается, замирает и задерживает дыхание, пока Чонгук защиту надевает, извлеченную из прикроватной тумбочки. В голову от прохлады начинает влезать ее же голосок, напоминающий о страхе, пробирая ее не трогаемое чужими руками тело мелкой дрожью и она, кажется, вот-вот действительно сбежит. Нет, не позволит. Чонгук быстро тепло возвращает, видит в глазах ее страх, но ладонью своей уверенно ведет по ее животику вверх, скользя по груди выше, оставляет тепло на шее и хватает за щечку, нависает над ней, в глаза смотрит своими большими, показывает свою эйфорию, которую не может больше сдерживать. — Не бойся, — указание говорится ей в губы, сразу проталкиваемое языком и закрываемое глухо мягкими губами. Внизу же слово вбивается одним рывком между ног, замирает и ждет чтобы оно усвоилось. Наби резко вдыхает его воздух в себя, руками больно впивается ему в плечи и слезинки роняет, но не от боли, скорее от резкости действия и… понимания, что не больно, как рассказывала подруга, не больно, как читала в интернете. Значит… Слезы еще больше рвутся наружу, заставляя губами ловить воздух, которого катастрофически не хватает. Чонгук отстраняется, но не сильно, глазами своими бегает по ее, и видит в них что-то непонятное. Но ощущает ответ ее тела на свое проникновение и силы свои на разумность теряет. Начинает двигаться, смотря ей в глаза, слышит ее вздохи и вроде радуется, душа распахивается полностью, а за спиной крылья ощущаются, губы тянутся к телу, руки ласкают, только вот ее слезинки продолжают скатываться по бокам на постель, оставляя неприятную тень чего-то неправильного. — Больно? — вновь замирает Чон, покрываясь мурашками, боясь ее ответа. Вдруг оттолкнет? Ему и так тяжело, он еле держится, чтобы не сделать резко, сильно, часто, и уж точно больно. — Нет, — вопреки его страхам и с большим усилием для себя самой мягко улыбается девушка, обхватывает его руками и, к удивлению мужчины, целует его в плечо, притягивает к себе, ноги свои ему на спину закидывает и выдыхает хрипло ему в ухо, сама под ним двигаясь, скользя по одеялу поступательно. Все ее движения ломают его барьеры и крылья его распахивают больше. Стоны, мелодичные и красивые в своих тональностях, растворяются в комнате, наполненной ароматом персиков, видимыми откровенными силуэтами в темноте, набирающими обороты в растекшейся страсти. Гнев, злость, нежность и страхи двух людей растворяются, смешиваются и выливаются в дикие касания, горячее дыхание и поглощающее чувство эйфории. Чонгук лежал на своей половине постели, подперев голову рукой, и смотрел на спящую на второй половине девушку, неторопливо водил своей рукой по ее голой, теплой, гладкой коже и не мог поверить, что она ему соврала о своей неопытности. Внутри терзали сомнения, перемешиваемые теплотой воспоминания о долгожданной ночи с ней. Но почему соврала ему? Внутренний зверь, накормленный страстью, опять порыкивает. Наби не расскажет. Значит, ему нужен человек, который поведает ему все о жизни Пэ Наби до его появления. Чон Чонгуку нужна Чо Юри.***
— Тетушка, может Вы еще раз все обдумаете? — жалобно переспросила девчушка, перекладывая только что извлеченный из духовки пирог на стол. — Поговорите с господином Мином, и он предложит Вам свои варианты, куда меня… — Я тебе все сказала, — оборвала девушку строгим голосом седовласая женщина. — Режь давай, голодом меня моришь. — Но я даже готовить не умею, — воскликнула привычную фразу Юри, но, получив строгий взгляд, исправилась: — Не умела. — Женщина должна уметь готовить, — без устали повторила Хан Нгуен свои слова. — Да для кого мне готовить учиться? — негромко и явно стеснительно возразила Чо. — А то ты не знаешь? — мягко улыбнулась женщина и, отобрав замерший нож у смутившейся девушки из рук, принялась за нарезку. — Он меня ненавидит, — прошептала Юри. — Ему такие, как я, не нужны. — Мы уже это с тобой обсуждали. Нужны, не нужны, мне лучше знать. И даже если не нужны, работать все равно будешь у него, — строгий взгляд и приказной тон закрыли уже открывшийся ротик, пытающийся возразить в очередной раз за неделю с озвученного решения женщины. Хан решила — ребята выполняют, и никто не будет противоречить ей. Разве что одна упрямая особа, которая наверняка поддержит идею. Так что все решено.