А давай купим байк?!

      — Доброе утро, милая барышня! — весело протараторил я, врываясь в приёмную и кладя шоколадку на секретарский стол. — Я к вашему начальству по личному вопросу.       — Да хоть по какому вопросу, он всё равно не принимает. Вон узкоглазые уже полчаса ждут, а он никого видеть не хочет.       Я оглянулся на сидящих на диванчике трёх азиатов, которые что-то лопотали, поглядывая на меня. Решив, что с меня не убудет, а прояснить, чего хотят иностранные гости, может быть полезно, задал несколько вопросов по-английски. Понял, что биг боссу Валерию Викторовичу с секретаршей крупно не повезло, и, если я сейчас не вмешаюсь, корейцы свалят в туман. Повисев ещё немного над душой у секретарши и успокоив своих новых корейских приятелей, я ломанулся к дверям кабинета начальника.       — Людмила, я вроде русским языком сказал, чтобы ко мне не врывались. У меня сегодня неприёмный день, — прорычали от окна. Он стоял спиной к двери. Высокий, мощный, но какой-то поникший. Захотелось броситься и обнять, защитить от всех проблем. Но я держусь. Держусь, подпирая косяк. Потому что страшно. Страшно увидеть презрение в глазах, в которых мечтал все эти дни увидеть ту нежность, воспоминания о которой отзывались фантомной болью где-то в сердце. Но подпирать косяк не вариант, нужно решиться и прояснить всё до конца. Да и корейцы в приёмной его заждались, а предложение у них очень интересное.       — Ну, во-первых, я не Людмила, — уверенно прохожу к шкафу, в котором вижу стаканы. На Лера стараюсь не смотреть, чтобы не сорваться и не наброситься с поцелуями, но слышу, как он поворачивается от окна. — Во-вторых, у тебя в приёмной ребята из Южной Кореи с очень интересным предложением, просрать которое из-за плохого настроения большого начальника будет очень опрометчиво. — Слышу, как заскрипело кресло, но я уже у холодильника, воду из которого расставляю на столе рядом со стаканами. — В-третьих, рычать на меня бесполезно, потому что я знаю тебя другим.       Он подавился вдохом, а я уверенно посмотрел ему в глаза. Я готов был увидеть что угодно, но не страх. Чего он боится? Того, что я кому-то расскажу то, что помню? Он сглотнул и оторвал от столешницы побелевшие от напряжения пальцы, сцепив их в замок под подбородком.       — С чего ты взял, что корейский контракт интересный? У меня сейчас даже переводчика нет, чтобы проверить, — нейтральный вопрос, чтобы скрыть мысли и чувства.       — Ты забыл, где я учусь? — спрашиваю с нежностью и благодарностью, рассматривая его. А он опять давится на вдохе, понимая, что я помню и знаю почти всё.       — Лер, давай всё обсудим позже. Твоя Людмила и так гостей полчаса промариновала, даже кофе не предложила, хорошо, я вовремя пришёл, — заканчиваю раскладывать блокноты и ручки, также обнаруженные в шкафу, и экземпляры договора, которые с боем выцарапал у Людочки перед тем, как ворваться к биг боссу.       — Лер?       — Для меня — да, — подхожу вплотную и запускаю пальцы ему в волосы, аккуратно поднимаю его лицо — и меня до боли в груди опять захлёстывает нежностью. Целую его в нос и отступаю. — Но всё потом, сейчас корейцы.       Уверенно иду к двери, аккуратно поправляя натяжение брюк в определённых местах, и слышу тихое в спину:       — Людмила не моя. Ты мой.       Переговоры с корейцами прошли более чем успешно. Они согласились на несколько корректировок, мы — на долгосрочное сотрудничество. От похода в ресторан сегодня они отказались, но договорились отметить контракт после его подписания.       После ухода корейцев для секретарши начался личный ад: она носилась как угорелая, принося чай, сок, кофе, бутерброды, связывая по селектору программистов, юристов и экономистов для решения первоочередных задач и состыковок с корейским контрактом. Мы с Лером сидели рядом, и я переводил ему тонкости, в которых он был не до конца уверен.       Чувство дискомфорта от моего сюрприза с каждой минутой накрывало меня всё сильнее, и к обеду я начал ёрзать на стуле почти в открытую. Член давно стоял, как статуя, и я не мог понять, плохо мне или хорошо. Скоро я не выдержал, откинулся на кресле и застонал.