Совы и жаворонки

      После второй драки у Мукуро не осталось никаких эмоций, кроме глупого, детского веселья. Он несдержанно улыбался, потому что только что он отлично размялся и пару раз чуть не расстался с жизнью; адреналин всё ещё давал ощущение всемогущества, а совсем рядом сидел Кёя, который, пусть и отчаянно это отрицая, вёл себя заботливо как никогда. Это трогало.       Мукуро не раз читал про мальчишек, немного любивших болеть: из-за того, что в такие дни им доставалось много внимания. Сегодня он впервые испытал это чувство сам — ситуация с Верде всё ещё его злила, но участие Кёи того стоило.       Хотелось верить, что его внезапная забота действительно многое значила. Мукуро допустил достаточно много роковых ошибок, чтобы заслужить неприязнь лично к себе, но Кёя, кажется, в принципе держал дистанцию со всеми — и эмоциональная поддержка от него вполне тянула на знак особого отношения.       Всё, чего он теперь хотел, — получить подтверждение тому, что он правильно трактовал поступающие сигналы.       Усмехнувшись, Мукуро повернул к Кёе голову и небрежно спросил:       — Ты разозлишься, если я скажу тебе «спасибо за поддержку»?       Кёя расслабленную манеру не поддержал.       — Немного.       — Как неудобно, — рассеянно отметил Мукуро.       — Ты можешь поблагодарить меня за драку, но не за что-то ещё.       — Спасибо, что разрешил. — Мукуро прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Те всё ещё путались из-за тупой, животной расслабленности; вообще ему было привычнее другое эмоциональное состояние. — Я рад, что в моей жизни есть такой человек, как ты. С которым можно подраться и который не будет против.       — Если хочешь, я могу прийти сегодня ещё раз.       Кёя предложил это вскользь, как вежливое приглашение заглянуть в гости, не подразумевавшее какого-либо развития, — но подобное было не в его духе.       И он ещё хотел, чтобы Мукуро не считал его поступки заботой.       Желание драться пока что отсутствовало, Мукуро абсолютно насытился — но он понимал, что к вечеру это чувство пройдёт и что лечь спать, снова стравив перед этим напряжение и злость, будет сладко.       — Давай. Я только за.       Ему всегда нравились сражения с Кёей — но сейчас, второй раз за месяцы их знакомства, он испытывал острую нужду в этих встречах.       Без них он бесился, с ними — перековывал раздражение в удовольствие.       — Тогда я приду к девяти.       — Буду ждать.       Мукуро думал, что Кёя назначит встречу ближе к ночи, но этот вариант его тоже устраивал.       В вечерней драке Мукуро рассчитывал особо не напрягаться — и потому что она была третьей за день, и потому что принять горячий душ он мог только в общественной бане, которая в такое время уже не работала.       На деле вышло не так. Он уже не выплескивал злость, — при всей любви Кёи к дракам, не стоило на нём так срываться, — но драка всё равно получилась стремительной, ожесточённой, на пределе возможностей.       С этим восхитительным человеком не получалось иначе.       Мукуро всё-таки немного вспотел, и это было неприятно — но он осознавал это только разумом. Он совершенно не чувствовал себя грязным, лишь распалённым битвой и приятно усталым.       Очень хотелось положить голову на плечо Кёи. Тот сидел совсем рядом, и Мукуро практически чувствовал исходивший от него жар. Кёя наверняка собирался уйти после недолгого отдыха, но пока Мукуро наслаждался моментом — и старался верить, что он продлится ещё какое-то ощутимое время. Ему приходилось довольствоваться крохами без надежды на большее, потому что озвучить то, что крутилось в его голове и давало шансы на выход из тупика, он не мог: Кёя был тем редким человеком, который мог воспринять сам факт влюблённости как слабость — это хорошо вписывалось в его концепцию мира, где люди делились на ничтожеств и одиночек. Мукуро с удовольствием размышлял бы так же, если бы только сам не угодил в эту ловушку, и лишаться ценного уважения ему не хотелось.       Кёя, конечно, мог отнестись к влюблённости и спокойно — но даже так Мукуро потерял бы свою репутацию. Как иллюзионист он сильно от неё зависел, и ему не верилось, что Кёя продолжил бы воспринимать человека, о чьих жалких, безответных чувствах он знал, серьёзной угрозой. Через условные несколько лет это могло спутать всё планы, а если же в будущем их не ждала смертельная схватка, то они бы остались союзниками — коллегами, вынужденными по крайней мере изредка пересекаться, — и информация о влюблённости могла усложнить для Кёи деловое общение, которого ему было не избежать. Это ни шло ни в какое сравнение с той стеной, которую Мукуро однажды между ними уже воздвиг, и всё же он не хотел злоупотреблять благородством Кёи. Тот и так сделал большой подарок, когда переступил через их первую встречу.       Если бы только Кёя дал ему однозначное разрешение действовать.       Кёя заговорил через несколько минут после окончания битвы:       — Если хочешь, завтра утром можешь прийти ко мне.       Пару мгновений у Мукуро не получалось осмыслить его слова.       — Перед школой? — неловко уточнил он. Предложение звучало очень приятно, но, кажется, более-менее подстроиться под режим Кёи он мог только вовсе не ложась сегодня спать.       — Завтра воскресенье.       — О, — с облегчением выдохнул Мукуро. — Тогда я могу прийти где-то к часу?       — Это не утро, но мне всё равно. Ты можешь прийти к этому времени.       — Спасибо. Тогда я воспользуюсь твоим предложением.       Ещё какое-то время они провели в тишине.       — Ты не ходишь в школу? — поинтересовался Кёя. Его голос звучал как-то глухо.       — Нет. — После уточнения про воскресенье Мукуро внутренне ожидал чего-то подобного, но вопрос всё равно почти что застал его врасплох. — Сейчас не хожу.       — Понятно.       Не могла же такая мелочь повлиять на его отношение?       Оправдания за неё прозвучали бы глупо.       — Напишешь свой адрес? — с мнимым задором спросил Мукуро, переводя тему.       Перед сном и ещё раз утром Мукуро переоделся в чистую одежду, и этого как будто хватило, чтобы выглядеть в целом прилично, — но для верности он дополнил образ иллюзией, на которую, довольно несложную, ему пришлось потратить немало времени: Кёя, в идеале, вообще не должен был уловить следы Тумана.       Какое-то время Мукуро раздумывал о том, стоило ли ему взять с собой сменную одежду: с одной стороны, у Кёи он точно мог принять душ и переодеться сразу после боя, и подготовиться к этому было логично, но с другой — ему совершенно не хотелось таскать с собой рюкзак или пакет, а размеры с Кёей у них почти совпадали. Мукуро с удовольствием бы надел его вещи — не из фетишистских соображений, а потому что это было бы мило: что-то вроде возможности закрыть один из обязательных-пунктов-романтических-отношений, не имея при этом возможности в них нормально вступить.       О варианте, в котором Кёя отказался бы поделиться вещами, Мукуро старался не думать.       Кёя встретил его на дороге неподалёку от ворот к своему дому. Они поздоровались — Мукуро невольно улыбнулся, Кёя тоже выглядел вполне радостным, — и вместе прошли на территорию участка.       Трезубец пришлось призвать быстро.       До этого дня Мукуро ни разу не посещал жилище Кёи, но с некоторого расстояния его видел; он стыдился не столько самого факта лёгкого сталкинга, сколько той перетекающей в зависимость привязанности, из-за которой он на него пошёл. Теперь, когда Мукуро оказался в самом здании, его слегка удивил не лаконичный интерьер — примерно таким он его себе и представлял, — а стоявший внутри сладковатый аромат древесины. Возможно, он недооценивал дома в традиционном японском стиле; очень приятный запах, который он совершенно не брал в расчёт, создавал значительную часть атмосферы спокойствия и застывшего времени. В неё замечательно вписывался и сдержанный Кёя, по которому совершенно невозможно было сказать, что ещё несколько минут назад он участвовал в драке — как минимум четвёртой за два дня.       Проблема возникла с брюками: Кёя не хотел делиться формой со студентом другой школы и, как он выразился, «прогульщиком», а в его не такие свободные повседневные джинсы Мукуро просто не влез. В итоге Кёя протянул ему широкие традиционные брюки, которые смотрелись нелепо, особенно в сочетании с обычным современным джемпером сверху, но зато подходили людям с любым размером одежды.       — Как я выгляжу? — бодро спросил Мукуро, будто это было неочевидно.       Кёя держал руки сложенными на груди и казался не очень довольным.       — Не хуже, чем обычно, — ответил он. Кажется, несмотря на твёрдость голоса, думал он о чём-то другом. — Ты голоден?       — Немного.       — Отлично. Закажешь еду.       Мукуро улыбнулся.       — Посоветуешь место?       Мукуро не думал, что в Намимори ему придётся что-либо покупать, поэтому он взял с собой ровно столько денег, сколько изначально лежало в карманах формы, и суси легко разорили бы его подчистую — ему ещё повезло, что, выполнив пожелания Кёи, он вообще уложился в общую сумму — но расплатиться самому Кёя ему не дал.       — Продолжаешь меня не поддерживать? — с мягким осуждением спросил Мукуро, когда курьер ушёл.       — Ты идиот? Ты находишься в моём доме. Кто, по-твоему, должен платить за еду?       Выяснять, не проявлял ли Кёя к нему повышенный интерес, явно стоило в других, более вежливых выражениях — чтобы тот не ощетинивался в ответ на изначальную грубость.       Мукуро расслабленно пожал плечом.       — Тот, кто её заказал, возможно.       Кёя не удостоил его ответом.       Второй завтрак — или, как вероятно рассматривал его Кёя, обед — проходил безмятежно. Кёя орудовал палочками виртуозно, с лёгкостью и небрежностью пирующего бога; у Мукуро получалось пользоваться ими нормально; по большей части, кроме слов вежливости в начале трапезы, они молчали.       Кёя опустил палочки первым — но перед тем, как заговорить, терпеливо дождался, пока Мукуро поступит так же:       — Раз ты всё равно поссорился со своими людьми, можешь остаться жить у меня.       «Это предложение тоже ни в коем случае не поддержка?».       Мукуро слегка опустил голову, выдохнул, собрался и снова посмотрел в лицо Кёе.       Если тот действительно не подразумевал ничего такого… Просто невыносимо.       — Не пойми меня неправильно, но я нахожу тебя привлекательным, и мне сложно не расценивать подобные твои высказывания как знаки внимания.       — Я бы тоже предпочёл с тобой больше общаться.       Мукуро издал смешок от того, насколько легче ему стало дышать,       Всё оказалось так просто.       — Забавно, что ты предложил мне съехаться раньше, чем мы начали отношения.       — Мы не начали отношения, — больно хлестнул Кёя. Мукуро не обиделся бы на сам отказ, но эта издёвка… — Я имею в виду, меня интересуют не все аспекты отношений, поэтому я предпочёл бы не называть это так.       — Понятно, — выдохнул Мукуро. Секунду назад он даже не скрывал злость — потому что в любом случае не собирался сдерживать более масштабные её проявления, чем исказившееся лицо. — Тогда нужно будет в особом порядке установить, — он щёлкнул пальцами, вспоминая вылетевшее из головы слово, и в итоге заменил его на то, что смог: — законы.       — Правила или регламент, — предположил Кёя.       Мысленно Мукуро поставил ещё одну галочку в списке признаков правильных не-отношений — напротив пункта «подбирать друг за друга слова».       Как бы удачно всё ни сложилось с Кёей, переезжать из Кокуё Мукуро не собирался, к тому же со своей бандой он всё-таки не поссорился — всего лишь избавился от человека, получившего своё место в ней по недосмотру.       Вернувшись вечером, Мукуро застал на своей территории Верде, но особых сил на эмоции к этому моменту у него уже не осталось. Радость, как оказалось, тоже умела выматывать.       — Я пришёл забрать кое-что из приборов, — объяснился Верде.       — Давай быстрее, — попросил Мукуро.       Без особого интереса, больше в качестве жеста показательного недоверия, он вполглаза наблюдал за действиями Верде. Собрав какое-то количество деталей и записей, тот остановился, повернулся и решительно задрал подбородок. Он заговорил быстро, уверенно — почти как заученной речью:       — Я просто хотел сказать, что участники моих экспериментов получали все необходимые сведения о сущности моих исследований и давали информированное добровольное согласие на участие в них. Я предоставлял им достойную оплату и страховку, а также старался свести к минимуму возможный ущерб. Я был весьма удивлен твоей реакцией на мои действия и ещё больше я удивлен тем, что я чувствую дискомфорт из-за твоего мнения обо мне. Это предложение вызовет у тебя, скорее всего, гнев и отторжение, но я могу предоставить тебе контакты надёжного психотерапевта, с которым ты мог бы обсудить травмирующие события своего детства. Я признаю в некотором роде спорную этичность своих действий и не пытаюсь переложить ответственность на тебя, однако работа со специалистом могла бы сделать твою жизнь более комфортной.       Внимательно слушая, с каждой секундой Мукуро терялся всё больше. Верде оскорбительно строил из себя взрослого разумного человека, и его слова больше напоминали переход к новой стадии войны, чем попытку примирения, — но, может, их стоило бы обдумать.