Совы и жаворонки

      — Он уничтожает ещё один город, — сообщил Кёя.       Мукуро заглянул в его телефон, на экране которого отображалась трансляция с одной из наружной камер. Кёя переключился на следующую, потом на ещё одну, ещё.       — Больше похоже, что в этот раз он просто убивает людей, — бойко отметил Мукуро и тут же устало вздохнул. Затягивать игру было, конечно, сейчас неуместно. — Но, поскольку право на это имею только я, придётся мне помочь вам ещё раз.       Он познакомился с Кёей меньше двадцати дней назад и за это время стал, по сути, полноправным членом Вонголы; ему доверяли настолько, что он даже посетил секретную базу. Хотел бы он быть скрытым предателем — но Бьякуран не оставил ему иного выбора, кроме как действительно сесть в одну лодку с сильнейшей семьёй мира мафии. Это давало ещё один повод убить раздражающего ублюдка.       Зато из-за его действий Мукуро познакомился с Кёей. Говоря поэтично, они раз за разом устраивали свидания на закате — на закате этого мира.       Кёя бы эту мысль не одобрил.       Иллюзионист перемещался по городу быстро, убивая людей целыми домами в очень сжатые сроки, но такая скорость не означала, что его жертвы не мучились перед смертью. За объективные доли секунды в их головах могли проноситься целые жизни.       Кёя хорошо улавливал чужое Пламя — на первом этапе поисков он оказался даже полезнее, чем сам Мукуро. По моменту, когда показания Облачного радара начали шалить, Кёя зафиксировал значительное приближение к цели; он отметил это вслух, в чём не было необходимости: в тот же момент Мукуро и сам почувствовал особые напряжение и густоту воздуха. Иллюзия оказалась более слабой и очевидной, чем он ожидал, — но это не спасало тех, кто совершенно не умел работать с Туманом.       На то, что они продолжали приближаться к цели, указало то, что вскоре Мукуро начал примерно улавливать тот морок, который перед смертью видели жертвы: поверх реального мира он видел полупрозрачное, нестабильное изображение розовых пузырящихся кусков плоти, облеплявших любые поверхности. Какая банальность. Второй частью иллюзии были едкие выделения на поверхности «мяса», но Мукуро сразу отказался их воспринимать, поэтому угрозы они не несли.       Намеренно пропуская через себя визуальную составляющую иллюзии, он ориентировался в ней лучше, чем в реальном мире: чёткость картинки указывала на то направление, в котором двигался враг.       Чуть сложнее не верить в иллюзию стало в момент, когда они наконец-то подошли к цели — пожилому мужчине, вроде бы азиату — почти вплотную.       Мукуро не стал объяснять Кёе, куда ему стоило бить, и пронзил врага сам. Трезубец пробил живот примерно тогда же, когда тонфа врезалась в череп. Даже сейчас, в момент наивысшей опасности, Кёя тоже видел через иллюзию. Выходит, на самом деле он не нуждался в напарнике.       Через миг Мукуро больше инстинктивно почувствовал, что что-то стало не так.       Поверженный иллюзионист лежал на асфальте; Кёя, ударивший его тонфой точно в висок, стоял рядом; пейзаж вокруг не изменился, и всё же…       Реальность вокруг была какой-то слишком уж гладкой.       — Не двигайся, — попросил Мукуро.       Самое разумное, что он мог сейчас сделать — предостеречь Кёю от ненужной суеты.       Через несколько секунд, на протяжении которых Мукуро отчаянно пытался найти, что именно зацепило его внимание, мир начал меняться. Постепенно искажаясь, он очень быстро стал напоминать картинку с оптической иллюзией — неподвижным движущимся рисунком из разноцветных кругов, оттенками как у нефтяной плёнки на поверхности лужи. В реальном мире иллюзионист находился не очень далеко, в пределах, скорее всего, двадцати метров, но в новом иллюзорном мире дорога до него могла представлять считанные миллиметры или световые года — если угадать нужное направление вообще было возможно.       Иллюзия подобных масштабов, исходя из того, что Мукуро знал, поглощала в себя всех, кто находился рядом. Это означало, иллюзионист тоже в неё попал — и считал собственную дезориентацию допустимой жертвой. Чего он добивался?       Рядом могла находиться надёжная смертоносная техника, остававшаяся полезной там, где люди теряли контроль.       Не выпустив тонфы, Кёя сдавил руками виски и зажмурил глаза. Мукуро мгновенно собрался. То, что человек, ставший ему дорогим, страдал от иллюзии, било по его гордости.       Мукуро и самому становилось нехорошо. В ушах нарастал шум, голова начинала болеть. К чему нужен был первый иллюзионист, если существовал ещё один, более сильный, — или к чему единственному иллюзионисту нужно было инсценировать смерть…       Не стоило думать об этом как о чём-то, что действительно имело смысл, — так или иначе, враг добивался именно этого.       Мукуро попробовал отключиться от органов чувств, но всё, что его окружало, было очень навязчивым. Он попытался ухватить разум медиума, чтобы пару секунд провести не здесь, но прорваться не получилось. Невозможность подцепить границы иллюзии очень бесила, и этим питала решимость.       Кёя мешал провести контратаку — действовать так, чтобы его не задело, означало в разы ослабить иллюзию, — и Мукуро пришлось принять его как допустимую жертву.       Вместо равнозначно неприятного ответа он ударил обычной тьмой — из-за Кёи. Он поддерживал чёрную пустоту какое-то время, которое сложно было оценить по внутренним часам, — и чужая концентрация дрогнула.       — Там, — быстро указал рукой Мукуро.       Он дышал так, будто только что очень быстро пробежал очень большую дистанцию.       Кажется, они поднимались по лестнице, а затем какое-то время шли на одной высоте. В те моменты, когда его получалось воспринять адекватно, здание выглядело полуразрушенным. Как после взрыва и нескольких лет запустения.       Иллюзионист напоминал огромного уродливого мотылька; в пространстве между крыльями, там, где у настоящего насекомого располагалось туловище, находился замотанный в какую-то ткань человек.       Бабочка. Неужели он смог убедить себя, что в пёстрой иллюзии бабочка, со своими особенностями зрения, имела нечестные преимущества?       Пожалуй, не стоило искать биологическую подоплёку в фантазиях сумасшедшего.       — Теперь, когда вы увидели мои крылья, вам не выбраться из иллюзии, — пробасил голос.       Может, он даже сказал правду, но это не имело значения: цепь тонфы пронеслась по комнате, и, хотя она будто беспрепятственно прошла сквозь воздух, из одного места послышался вскрик. Мукуро не был уверен, услышал ли этот звук Кёя, и сориентировался по нему сам; ударил не глядя.       Послышался стон, и к миру начала возвращаться нормальность. Вторым ударом Мукуро вспорол шею. Он сделал всё, что от него требовалось.       Вместе с чувством выполненного долга к Мукуро пришла такая слабость, что он опустился на колено около тела, с каждой секундой становившегося всё менее прозрачным; разрушенная комната постепенно возвращала облик необжитой, но вполне целой кухни-столовой. Через пару секунд Мукуро, не выдержав, просто сел на пол. Заподозрив неладное, он на чистом упрямстве заставил себя применить несколько техник проверки, не находился ли он до сих пор в иллюзии, — и наконец-то позволил себе хоть немного расслабиться.       Это потребовало невероятных усилий, но он поднял руку иллюзиониста и будто бы осмотрел украшенные кольцами пальцы.       — Это многое объясняет, — глубокомысленно изрёк он, надеясь сделать вид, что опуститься на пол его заставил исключительно интерес к перстням. Больше всего ему хотелось съесть сейчас что-нибудь сладкое — даже не обязательно шоколад. Ему явно не хватало глюкозы, и организм использовал все доступные методы, чтобы напомнить об этом — чувство голода, головокружение, тошноту и знобящий холод. Такими темпами он мог случайно упасть вперёд или набок — даже при том, что сидение отнимало у него не так много сил. — Как ты думаешь, где-нибудь рядом есть кафе или магазин?       — Наверное. Ты в порядке?       Решение солгать было таким очевидным, что Мукуро едва успел взять секунду на раздумья. Пока ещё он держался на силе воли, но резервы его истощённого поединком тела явно подходили к концу — к той грани, за которой яростное желание держаться дальше уже ничего не давало. В какой-то момент Мукуро мог просто растянуться по полу, и если бы Кёя увидел это — он бы испугался: пускай даже не за своего союзника — Мукуро видел, с каким безразличием Кёя не так давно окинул взглядом раненого Ямамото, — а только из-за того, что это падение прокричало бы: возможно, вражеский иллюзионист выжил.       Мукуро мог рискнуть и промолчать — это позволило бы ему остаться в глазах Кёи таким же сильным и невозмутимым, как раньше, — или наступить на горло своей гордости, сказать правду о самочувствии и лишить Кёю возможного повода волноваться.       Для всех остальных людей, чье мнение имело значение, Мукуро обязан был оставаться идеальным — с ними этой дилеммы даже бы не возникло. Как неудобно.       К чёрту.       — Я очень голоден, и, кажется, моё тело сейчас будет выдавать спецэффекты.       — Спецэффекты?       Как же не хотелось говорить об этом прямо, без тени иронии.       — Голодный обморок.       От одного этого известия на лице Кёи проступило неожиданное беспокойство. Наверно, решение предупредить его о такой вероятности действительно было правильным.       — Подожди здесь. Я что-нибудь принесу.       — Спасибо.       Совсем немного не дождавшись момента, когда Кёя вышел из квартиры, Мукуро вытянул ноги, опёрся плечом на шкаф и закрыл глаза.       Щёки ощущались ледяными, и мысли не слушались.       Мукуро услышал шаги, и, хотя это казалось непомерным усилием, открыл глаза.       Как хорошо, что это действительно был Кёя. Даже в таком состоянии Мукуро, если бы от этого зависела его жизнь, мог ещё что-то с малыми шансами на успех предпринять — а значит ему пришлось бы сражаться, хотя прямо сейчас ему просто хотелось расслабиться, ничего не делать и плыть по течению.       Кёя поднёс к его губам бутылку, и Мукуро сделал глоток с надеждой почувствовать во рту живительную сладость — обычная пресная вода показалась почти что пощёчиной. Он всё-таки сделал пару глотков перед тем, как слабо повести головой. Правильно истрактовав жест, Кёя отвёл руку.       — Мне нужно что-нибудь сладкое, — объяснил Мукуро.       Кёя сжимал в ладони ручку пакета — не до краёв, правда, набитого, но в нём наверняка лежал хоть какой-то десерт.       Кёя достал из него четыре плитки шоколада; особо их не разглядывая, Мукуро выбрал молочный с карамелью.       Помимо шоколада в пакете лежали разные бэнто; Мукуро беззубо высмеял их, когда поднял уровень глюкозы в крови и немного пришёл в себя.       Через какое-то время Кёя протянул ему руку, но Мукуро, хотя его самочувствие всё ещё оставляло желать лучшего, поднялся сам.       Мукуро не особо следил за дорогой. Кёя вырулил куда-то на шоссе, по которому они затем достаточно долго ехали — а потом по сторонам от дороги выстроились ряды маленьких домиков, перемежавшихся более крупными магазинами и торговыми центрами. Мукуро не ожидал, что Кёя остановится неподалёку от одноэтажного здания, своим традиционным видом напоминавшего павильон музея, — возле обители какого-то богатого фаната японской культуры.       Ну, наверно стоило догадаться, что Кёя так долго ехал до крошечного городка не потому, что именно здесь располагалась классная гостиница. Хорошим тоном было бы озвучить приглашение в гости заранее — но Мукуро решил промолчать об этом.       Смыв груз прошедшего дня под душем и переодевшись в домашнюю одежду, Мукуро почувствовал себя значительно лучше. Не найдя в себе сил использовать фен, он предпочёл провести ближайшие часы с мокрыми волосами.       В домашней обстановке Кёя вёл себя особенно дружелюбно, после поездки в машине у Мукуро оставалось ещё две шоколадки, и вечер проходил легко, ненапряжно — что по нынешним временам тянуло на роскошь.       Волосы Мукуро почти высохли к моменту, когда Кёя предложил сделать ему массаж плеч и услышал на это согласие.       Через полчаса они оказались в одной постели.       — Мне нужно будет связаться с боссом.       Слова неожиданно ударили Мукуро в грудную клетку; ему стало обидно. Кёя — человек, который за жалкие две недели превратился в близкого, важного, — после секса поставил на первое место мафию. Разумом Мукуро понимал, что дела мафии сейчас значили больше, чем что-либо в этом мире, но эти слова — он не мог абстрагироваться от их формы.       — Это действительно срочно? — на всякий случай уточнил он, приобняв Кёю и ласково проведя ладонью по его предплечью к кисти.       — Нет.       Мукуро прижался к его плечу. Вообще, он должен был разозлиться только сильнее, раз Кёя посмел вспомнить о чём-то не очень значительном, но этого ответа хватило, чтобы привести эмоции в порядок. Проблема заключалась исключительно в том, что Кёя якобы пытался отвлечься на мафию.       — Ты хотел мне что-то сказать? — спросил тот секунд через десять.       — Нет, — расслабленно ответил Мукуро. — Разве что то, что ты очень красивый, и я рад, что ты меня соблазнил.       — Соблазнил?       — Проявил инициативу с массажем.       — Я правда хотел сделать тебе массаж.       Учитывая, что Кёя тогда касался исключительно плеч, это очень походило на правду.       — Ну, в любом случае, — неопределённо бросил Мукуро. — Кстати, я несовершеннолетний. Извини, что сказал тебе об этом только сейчас.       Кёя не показал и тени удивления.       — По внешности ты можешь быть несовершеннолетним, но твоё поведение и способности выдают твой настоящий возраст.       У Мукуро приподнялись брови.       — Я правильно понимаю, что ты переспал с тем, кто выглядит для тебя как ребёнок?       — Ты не выглядишь как ребёнок, но с такой внешностью тебе может быть от двенадцати до сорока пяти.       — Что? — Мукуро издал смешок. Ему и паспортного возраста никто не давал — Кёя явно перегнул с шуткой.       — Ты можешь быть акселератом и, если ты следишь за здоровьем и тебе повезло с генетикой, с такой внешностью тебе может быть за сорок. Если бы я точно знал, что твоя внешность не иллюзия, я бы предположил по ней, что тебе именно столько.       — Почему?       — Потому что ты сильный иллюзионист, и я бы дал тебе максимальный возможный возраст. К твоему сожалению, я знаю, что тебе двадцать три.       Мукуро расслабился и улыбнулся.       — К чему это всё, если ты знал?       — К тому же, зачем ты это начал.       — Просто хотел узнать, насколько молодо я выгляжу.       Пару секунд Кёя молчал.       — Насчёт босса, — неожиданно перевёл он тему. Он звучал достаточно серьёзно, чтобы Мукуро не стал в шутку его перебивать — и не стал без шутки просить его не поднимать больше тему мафии в постели без действительно веских оснований. — У Вонголы нет Хранителя Тумана. Кольцо Тумана находится у босса, который сейчас в безопасном месте. Мне нужно будет связаться с ним, чтобы он смог передать кольцо.       Мукуро удивился даже не самой новости: то, что он заслуживал одно из сильнейших в мире колец, было как раз очевидно.       — Ты понял, что я достоин кольца, только после того, как со мной переспал?       — Нет.       Кёя сел и взял в руку телефон. Мукуро попробовал тоже подняться, но Кёя ощутимо — не до боли, лишь сильно, — надавил на его запястье.       Вообще — это никак не мешало сесть, но Мукуро машинально замер.       — Это очень похоже на фаворитизм, — выдохнул он.       Наверно, это действительно было дурацкое совпадение — не мог же Кёя правда вести себя так — но выглядело оно смешно.       — Это не он. Я просто несу за тебя ответственность.       — Какую ответственность?       Кёя коротко приложил палец к губам и быстро стал что-то набирать. Мукуро закинул руки под голову и расслабился.       — Я договорился, что Вонгола позаботится о твоих людях. Это уже фаворитизм.       — Ты правда сделал это из-за того, что мы переспали? — устало уточнил Мукуро.       — Нет. Из-за того, что мы переспали, я получил право это сделать.       Мукуро принял правила игры, в которой Кёя говорил загадками, и начал рассуждать вслух:       — Вряд ли то, что мы переспали, дало тебе полномочия как Хранителю. Ты говоришь о моральном праве передо мной?       — Да. Теперь я несу за тебя ответственность.       Кажется, Мукуро ещё повезло, что Кёя записал его, а не себя, в обесчещенные девицы — так оскорбительная логика по крайней мере выдавала привилегии, а не навязывала обязанности.       Это всё равно злило.       — Если бы я был девушкой, ты бы уже предложил мне свадьбу? — ядовито поинтересовался Мукуро.       — Согласился бы, если бы ты попросил, — невозмутимо ответил Кёя.       — Ты женат?       — Нет. Мне казалось, я говорил, что у меня никого не было.       — Это говорил я. А ты прямо сказал только про отсутствие отношений.       — Я не вижу смысла заниматься сексом с тем, с кем не начал бы отношения. Он указывает на моё небезразличие, которое имеет для них решающее значение.       Ладно. Наверно, такой подход к сексу стандартно вытекал из неприязни к людям, и мысли Кёи на этот счёт были предсказуемыми.       Между безразличием и распланированным совместным будущим лежало множество промежуточных вариантов, но Мукуро совершенно не хотел влезать в спор, очень похожий на обсуждение числа конечностей у собаки с инопланетянином, слабо понимавшим, чем лапы отличаются от ушей.       И ещё это было самое неловкое признание в любви, которое Мукуро когда-либо слышал.       Кофе в доме не оказалось, поэтому Мукуро попросил разрешения воспользоваться кухней и заварить на ней чай — в надежде, конечно, что Кёя предложит взять хлопоты на себя. Не сработало. Нормального чая — в пакетиках — тоже не было.       Кёя заговорил в момент, когда Мукуро сосредоточенно пытался перелить чай в чашку так, чтобы в неё не попала заварка:       — Я наговорил тебе лишнего после секса. Для нас обоих будет удобнее, если ты не будешь об этом напоминать.       — Уже передумал? — Мукуро обернулся к нему и трагично вздохнул.       — Нет. Я сказал тебе правду, но мне не стоило её говорить.       — Почему?       Кёе явно не нравилась эта тема, но он ответил:       — Потому что ты не готов был её услышать.       — То есть в какой-то момент будущего твои рассуждения покажутся мне логичными?       — Может быть.       — Тогда, может, ты просто объяснишь мне то, чего я не понимаю сейчас?       — Дело не в понимании. У меня есть информация, которой нет у тебя.       Внутренне Мукуро уже прикинул, что конец света, похоже, выпадал где-то на ближайшие выходные.       — Нельзя построить что-то на фундаменте из лжи, — вкрадчиво заговорил он, положив ладонь на плечо Кёи. — И даже если ты скрываешь от меня что-то ради моего блага, это всё равно ложь. Какой бы информацией ты ни обладал, я готов её услышать.       Кёя смерил его оценивающим взглядом, будто прикидывая, насколько безопасно было разглашать сведения и не могли ли они послужить поводом для истерики.       — Сядь туда, — потребовал Кёя и продолжил, когда Мукуро послушался. — Что ты слышал о базуке десятилетия?       — Слухи, — протянул Мукуро, чтобы не отвечать «очень мало». До этого дня он вообще считал её мифом; похоже, Кёя знал о ней больше.       — Этого достаточно. В шестнадцать лет я побывал в будущем, и там я увидел тебя. Ты знаешь меня две с половиной недели, но я в каком-то смысле знаю тебя уже восемь лет.       Кёя будто верил, что это всё объясняло.       — Базука действует в течение пяти минут? — уточнил Мукуро.       — Да.       — И за эти пять минут я каким-то образом успел сильно на тебя повлиять?       — Ты из будущего дал понять мне, что в том будущем я и ты состояли в длительных отношениях. В шестнадцать я не мог представить, чтобы мне захотелось с кем-то встречаться, и я какое-то время размышлял об этом. Я представлял, каким ты мог быть с учётом того, что я видел, и, похоже, в какой-то момент я заинтересовался тем образом, который придумал. — Неловкость, которую испытывал Кёя, была видна невооружённым глазом, и даже отстранённая, обращённая куда-то внутрь себя улыбка, появившаяся на его губах, положение не исправила. — В конце концов, у меня тоже есть Пламя Тумана. Я не говорю про любовь и прочее, но мне хотелось ещё раз тебя увидеть. Как итог, сейчас мы оба чувствуем расположение друг к другу, и разница между нами состоит в том, что я давно решил, как мне следует из-за этого действовать.       — Очаровательно, — искренне признал Мукуро. — Но ведь в итоге настоящий я оказался совершенно не тем человеком, которого ты представлял, верно?       — Нет. Ты оказался тем, кого я ожидал.       Мукуро осёкся.       — Ладно, это немного обидно. Надеюсь, ты не особо детализировал мой светлый образ.       — Да. Я представлял тебя не в подробностях.       — Ограничился стандартным manic pixie dream boy, — с весёлой уверенностью предположил Мукуро.       — Что это?       — Шаблонный персонаж в фильмах. Весёлая девушка, которая разукрашивает жизнь занудного главного героя в яркие краски.       — Тогда нет.       Мукуро изначально заговорил об этом не то чтобы всерьёз, и развивать эту тему ему не хотелось.       — Правда очень мило, что ты думал обо мне восемь лет, но кто-то должен сказать тебе кое-что важное. — Мукуро протянул руку через стол, чтобы накрыть ею ладонь Кёи, и тихо сказал: — Тобой очень просто манипулировать.       — Надеюсь, ты говоришь о том, что я рассказал тебе правду после твоей топорной попытки навязать мне чувство вины.       Мукуро рассмеялся.       — Что-то вроде того.       — Я рассказал об этом только потому, что ты сказал, что готов услышать эту историю. На твоём месте мне было бы неприятно узнать про неё, но на своём месте мне не хотелось её скрывать. Теперь я также могу сказать, что в том будущем я уже видел кольцо Вонголы на твоём пальце, и ты точно подходишь на роль Хранителя.       От возмущения Мукуро широко раскрыл глаза.       — То есть ты изначально знал об этом, но всё равно не сразу связался с боссом?       У него непроизвольно изменился тон голоса — насколько же упрямым, предвзятым и мелочным нужно было быть человеком, чтобы ставить мир под угрозу из-за обиды на свои потенциально неразделённые чувства!       — Миры различаются, — отрубил Кёя. — В том мире ты был гораздо спокойнее. — Мукуро выдохнул полусмешок, и Кёя продолжил уже мягче: — В том мире мы встретились ещё в школе, и я предполагал, что миры могут различаться ещё в чем-то. Я действительно связался с боссом не сразу, но раньше, чем сегодня. Сегодня я обсуждал только ускорение уже запущенного процесса. Я солгал тебе насчёт этого.       От этих слов Мукуро успокоился; такой подход он одобрял. Сам бы он вообще на всякий случай рассмотрел вариант, в котором базука насылала сильнодействующую иллюзию, а не показывала картины из будущего.       — Думаю, я смогу с этим жить. Ты вынес из того мира что-то ещё?       — То будущее было нормальным. Либо Вонгола в ближайшие два года победит Бьякурана, либо будущее значительно изменилось. На это может указывать то, что ты из будущего не упоминал Бьякурана.       Мукуро прикинул, что бы он сказал маленькому Кёе за пять минут. В список явно входили имена, адреса и другие сведения — так много, как получилось бы уместить. Вот если бы Бьякурана не существовало — он бы действительно мог уделить время чему-нибудь глупому.       Если будущее изменилось из-за того, что Вонгола долгие годы существовала в неполном составе, то Мукуро, пускай и неожиданным образом, исполнил мечту своего детства — но мысль об этом не принесла ему никакой радости.