Совы и жаворонки

      В первую же неделю после того, как Аркобалено из другого мира уничтожили Бьякурана, Хибари отправился в Италию. В варианте мира, осевшем в его памяти долгим, чрезмерно реалистичным и очень подробным сном, Мукуро тоже сражался против семьи Джессо — сначала в одиночку, потом вместе с Вонголой. Возможно, теперь, когда необходимость в борьбе отпала, он изменил свой образ жизни — но Хибари надеялся встретить Мукуро на прежнем месте, в его излюбленной кофейне, где вечно стоял запах жжёного сахара. Это сильно упростило бы жизнь.       В том варианте мира, где Джессо не умер, а начал после убийства Ямамото в ускоренном темпе разворачивать свою кампанию, кафе было уничтожено примерно на этой неделе — вместе с остальным Римом.       Мукуро был высоким, но не настолько, чтобы сильно выделяться из толпы ростом; Хибари заметил его больше по необычной причёске и знакомой рубашке. Он помнил Мукуро только по подробному сну — и одновременно помнил лучше, чем любого другого человека.       Однажды Мукуро с тоской упомянул, что раньше при любой возможности он завтракал именно здесь; его ностальгия относилась скорее к более спокойным временам, чем ко вкусной еде, — но, похоже, это заведение ему правда нравилось.       Хибари быстро прошёл сквозь толпу, чтобы оказаться с ним рядом.       — Мукуро.       — Это я, — ответил тот на итальянском. С улыбкой он повернулся на голос и окинул Хибари внимательным, оценивающим взглядом.       С равной вероятностью Мукуро мог правда ничего не помнить — или шутить. Для второго варианта, впрочем, под его маской веселья пряталось слишком много внутреннего напряжения. Шутил бы он по-другому.       — У тебя есть время поговорить?       Мукуро на несколько секунд завис, потом медленно, заметно кивнул.       — Извини, не ожидал услышать здесь этот язык, — ответил он, тоже перейдя на японский. — Время поговорить у меня есть, но, скажу честно, разговор мне пока что не нравится.       Не помнил.       Хибари поднял руку, которую до этого прижимал тыльной стороной к брюкам, и, плохо рассчитав расстояние, почти ткнул ею Мукуро в лицо.       — Не то чтобы стало лучше, — сказал тот, всё же немного расслабившись от вида кольца Вонголы. — Пойдём.       Всё шло очень привычно. Хибари ненавидел толпы, но, даже не зная об этом, Мукуро всё равно выпроводил его из очереди и отправил прямиком к свободному столику — к тому, который стремился занять и в предыдущие посещения. Хибари готов был поклясться, что, ожидая, пока люди перед ним озвучат свои заказы, Мукуро мысленно связался со своими зверьками, — Кэном и, кажется, Тикусой — чтобы предупредить их о возникших проблемах.       Вскоре Мукуро подошёл к столику с подносом, на котором стояли две чашки кофе, тарелка с круассанами и креманка с мороженым. Хибари молчаливо позволил Мукуро переставить последнюю — вместе с чашкой, заполненной более тёмным напитком, — на его половину стола. Идея не показалась ему удачной. Словно уловив лёгкое неодобрение, Мукуро решил объясниться:       — Я подумал, что все любят мороженое и что в эспрессо нет молока, поэтому даже люди, плохо переносящие лактозу, могут его пить.       — Зато молоко есть в мороженом, — напомнил Хибари.       Он попросил ничего ему не заказывать, но в этой временной линии Мукуро относился к его словам недостаточно серьёзно.       Мукуро будто бы слегка удивился и сел напротив.       — Ну, оно с сахаром, поэтому обычно не вызывает проблем. Если ты совсем не переносишь лактозу, мне жаль, но, по крайней мере, у тебя есть кофе, который ты сможешь пить во время нашего разговора. Кёя Хибари, верно?       — Хибари Кёя. Хибари — фамилия.       — Да-да, Хибари Кёя, — охотно исправился Мукуро. — Джессо всех записывали в архив на европейский манер. Вообще я даже видел твою фотографию, но в лицо, конечно, я тебя не узнал.       — Не удивительно. Ты вспомнил моё имя или уточнил его через медиумов?       — Уточнил, — недобрым тоном ответил Мукуро. — Помнил я Саваду Цунаёси, Ламбо и Ямамото. В основном я старался добывать информацию о Бьякуране и о его людях, а не о тех, кто ему противостоит. Как я понимаю, ты имеешь какое-то отношение к гибели дона Джессо?       Ему явно не понравилось, что Хибари кое-что знал о его способностях — его голос резко похолодел. Может, Мукуро даже воспринял слова как скрытую угрозу.       — Нет. — Хибари на миг задумался. — Меньшее, чем я бы хотел.       — Нет или меньшее?       Хибари собрался с силами. Разговор намечался долгий и утомительный; он неплохо представлял характер Мукуро и понимал, что его доверие придётся выводить из глубокого минуса, — это не было проблемой, когда они взаимно прощупывали друг друга, но сейчас Хибари предстояло раздражающе ждать, пока они снова сблизятся. Ещё на него давила обида за Мукуро — тот заслуживал получить воспоминания о прошедших месяцах больше, чем тот же Ламбо.       Осторожно, опасаясь выдать сведения путано, Хибари начал:       — Из той информации, которую ты добыл у Джессо, ты должен знать о параллельных мирах.       — Допустим.       — В одном из них Вонгола победила, и Аркобалено оттуда смогли помочь остальным. Они вернули наш мир в утро того дня, когда умер один из Хранителей Вонголы, и уничтожили Бьякурана. Некоторым людям, сражавшимся с ним, приснились те четыре месяца, которые в итоге оказались стёрты. Если ты не разыгрываешь и не проверяешь меня, ты не попал в их число.       Мукуро едва уловимо нахмурился. Сквозь задумчивость он заговорил:       — Разумеется, вы, люди Вонголы, уже убедились, что ваши воспоминания согласуются друг с другом, опросили Аркобалено и сказали своим шпионам в семье Джессо проверить, действительно ли Бьякуран мёртв?       — Да. Безусловно.       — И ты пришёл ко мне, потому что в том будущем мы близко общались?       — Да.       — Насколько близко?       Хибари готовился к этому вопросу и заранее решил ответить на него честно, но на миг его всё равно охватило волнение.       — Мы были любовниками.       Мукуро удивлённо улыбнулся и через несколько секунд с сомнением кивнул.       — Что ж. Немного обидно, что я впервые в жизни влюбился именно в те месяцы, о которых теперь ничего не помню. Удивительное совпадение. Тебе повезло, что ты выглядишь приятным человеком, а я склонен доверять таким людям.       — Не нужно врать. Я знаю, что сейчас ты относишься ко мне с большим и обоснованным подозрением.       Мукуро, по всей видимости, удовлетворился ответом и немного смягчился:       — Возможно, ты действительно что-то обо мне знаешь. Когда у меня, к слову, день рождения?       — Не знаю. В начале июня, но после пятого числа.       — Боже. С каким нечутким человеком меня связала красная нить. Мой любимый цвет?       — Не знаю. Чёрный, если судить по одежде.       Мукуро неодобрительно покачал головой.       — Любимое число?       До этого вопроса Хибари ещё верил, что Мукуро действительно рассчитывал услышать правильный ответ.       — Ты раздражаешь.       — Может, ты сам вспомнишь что-то, чего не знают обо мне посторонние люди и что было бы сложно узнать через слежку? — снисходительно поинтересовался Мукуро.       Хибари старался напоминать себе, что это настороженное, неприязненное отношение к посторонним людям он, послужило одной из причин, по которым он заинтересовался Мукуро, — но сейчас эта враждебность ощущалась чем-то нечестным.       — Когда тебе снятся кошмары, у тебя в них часто закреплены руки. Обычно ты просыпаешься от них с движением, похожим на удар кулаком.       — О, — с холодком выдохнул Мукуро. — Не повезло тебе.       — Ты сам спросил, — напомнил Хибари, почти перейдя в защиту, — Это достаточно убедительно?       — Вполне. — Мукуро всё ещё выглядел недовольным, но в руки он себя взял. — Ещё что-нибудь? Чтобы я не подумал, будто ты наблюдал за мною во сне, а затем сделал предположение о моих кошмарах и случайно попал в цель.       — Мне нужно подумать.       — Конечно. Думай столько, сколько потребуется.       Хибари закрыл глаза. Мукуро рассказывал ему об Эстранео ещё кое-что, но эти разговоры он вёл без восторга даже в том времени, и сейчас ему явно не хотелось услышать ещё больше деталей от того, кого он считал почти незнакомцем; это уничтожало все очевидные варианты. Ещё хуже было то, что Мукуро откровенно искал причины не верить словам, и в качестве доказательства он бы воспринял только что-то невероятно личное — такое, чем он не стал бы делиться ни с кем, кроме самых близких людей. Но при этом хотел поделиться и поделился бы при возможности. И что при этом не касалось бы Эстранео.       Мукуро был иллюзионистом — и только поэтому у Хибари имелся подходящий ответ. Он открыл глаза. Мукуро уже доел один круассан.       — У меня есть побочный Туман. Ты позволишь мне показать небольшую иллюзию?       — Разве я могу тебе это запретить?       — Наши навыки в иллюзиях различаются. Если ты будешь сопротивляться, я не смогу показать тебе то, что хочу.       — Кёя, я знаю, что такое побочный Туман. Показывай то, что считаешь нужным.       Мукуро почти ко всем обращался по имени — но это прозвучало так привычно, что у Хибари внутри потеплело: на миг он будто вернулся в прежнее время.       — Мне нужно будет то, что ты называл «духовной связью».       На лице Мукуро промелькнуло удивление. Он улыбнулся.       — Хорошо.       В том времени Хибари так и не спросил, мог ли Мукуро, используя духовную связь, при желании закрыться и не выдавать отголоски своих эмоций. Оказывается — мог. Хибари не почувствовал ничего — и угадал удивление лишь по тому, как стремительно Мукуро разорвал канал.       Выдуманный им самим мир, в который Хибари оказался допущен и который теперь с достаточной точностью помнил, явно произвёл нужное впечатление.       — Достаточно, — сказал Мукуро, резковато выдохнув. — Похоже, мне придётся тебе поверить. Может, расскажешь о себе в двух словах?       — Я не очень люблю это делать, но постараюсь. Я сильнейший Хранитель Вонголы. Последние годы занимался борьбой с Бьякураном, лично принимал участие в боях и руководил двумя лабораториями Вонголы. Я не люблю людей и ненавижу толпы, но при необходимости могу быть хорошим лидером. В свободное время я читаю, тренируюсь и провожу спарринги, когда нахожу интересных противников.       Мукуро выждал пару секунд и кивнул.       — Я понял. Ты — это я, но японец без чувства юмора.       — Ещё без привычки смотреть реакцию собеседников на глупые провокации.       Мукуро улыбнулся, как будто снова удовлетворившись ответом, и кротко сказал:       — Извини. — Он дотронулся подушечками трёх пальцев до своего лба, будто подперев этим странным жестом голову, и на пару секунд задумался. — Полагаю, ты и правда можешь оказаться интересным человеком, Хибари Кёя. То будущее, которое ты помнишь. Ты помнишь его как обычные воспоминания или же ты, скажем, уверен, что не сможешь его забыть?       — Это обычные воспоминания во всём, кроме того, что я не могу подтвердить их чем-то материальным.       — Понятно. В таком случае, ты озаботился тем, чтобы сохранить их на более надёжных носителях, чем наши нежные человеческие мозги? — Мукуро дотронулся пальцами до виска.       — Нет.       — Тогда давай так. Ты дашь мне свой номер, и я наберу тебя через неделю, когда закончу со своими делами. А ты пока постараешься записать как можно больше всего, что ты запомнил из того времени. В первую очередь я говорю о том, что касается лично меня. Возможно, если мы сблизимся, я захочу в подробностях узнать, какие именно воспоминания я потерял. Думаю, другие воспоминания тоже могут тебе пригодиться, но ты лучше разберёшься, что с ними делать.       Хибари не очень нравилось то, что Мукуро его отталкивал, но неделя одиночества совершенно его не пугала. Он и сам задумывался о том, что честно было бы рассказать Мукуро о произошедшем в деталях, если тот не получит воспоминания, но не дошёл до необходимости сделать записи.       Оформлять воспоминания в связный текст оказалось сложно. Хибари хватало материала, с которым он мог работать, но записывать всё в мельчайших подробностях было долго и скучно, а каждая отброшенная деталь заставляла его чувствовать себя вором — потому что он лишал Мукуро сведений.       В итоге Хибари решил всё-таки вытаскивать из головы всё, что получится; где-то шестьдесят процентов информации он набирал на клавиатуре, тридцать — проговаривал со включенным микрофоном, оставшееся — писал от руки. Даже чередуя разные методы, он всё равно уставал от этой унылой работы. Периодически ему приходилось убеждать себя, что сейчас, пока воспоминания ещё не поблекли, ему нужно было фиксировать всё — чтобы потом иметь возможность разделить важные и второстепенные вещи. Некоторые детали — вроде той, что во время одного из разговоров Мукуро небрежно сжимал в руке чашку, а Хибари, не скрываясь, не меньше минуты разглядывал его пальцы, он записывал больше для себя: рассчитывая через них возвращаться в нужные моменты, если о них придётся рассказывать.       Хибари был готов, если придётся, отыскать залёгшего на дно Мукуро, но тот скрываться не стал — следуя обещанию, он позвонил через неделю, и они договорились о встрече. Пока что Хибари не возражал против поездок в Италию, хотя в дальнейшем и рассчитывал перевезти Мукуро к себе на родину.       Они встретились в небольшом расположенном на крыше ресторане, и разговор сразу пошёл неловко. Хибари по-прежнему не очень любил рассказывать о себе; Мукуро любил — но не посторонним людям. Его попытки заполнить молчание, пускай и умелые, совершенно не походили на вдохновлённый щебет из прошлой версии мира, да и периодически он глупо спрашивал, не повторялся ли он, хотя Хибари сразу предупредил, что он бы с удовольствием выслушал каждую его мысль ещё раз.       В конце концов Мукуро не выдержал и прямо спросил, через что они сблизились изначально. Хибари объяснил, что они долго работали над общим делом, — вынужденно, но эта необходимость почти сразу стала приятной. После этого он добавил:       — Я могу помочь тебе с твоими делами или ты можешь заняться делами Вонголы. Надеюсь, из-за отсутствия Бьякурана ты не захочешь снова уничтожить мир через её босса.       Про ту детскую неудавшуюся попытку — он провалился как шпион, так и не найдя нужного человека, — Мукуро рассказывал, как про шутку.       Со смешком выдохнув, он слегка наклонил голову.       — Теперь у меня есть её Хранитель Облака, разве нет?       — Нет. Только если у меня уже есть Рокудо Мукуро.       — Разумно, — с улыбкой принял Мукуро. — А мы проводили время вдвоём в том будущем? Хотя бы сутки вдвоём без противников?       — Да. Мы даже провели два дня на острове.       — И чем мы там занимались? — впроброс уточнил Мукуро.       — Плавали, разговаривали, устраивали спарринги, трахались.       — Понятно. Хотел убедиться, что мы совместимы вне общих великих дел.       — Ты сомневаешься в этом?       — Исключительно в себе, — заверил Мукуро. Его слова не звучали фальшиво, но Хибари всё равно усомнился в их искренности. Он не успел придумать, что ему следовало на это сказать: — Раз ты хорошо меня знаешь, для тебя ведь не будет проблемой снять ненадолго кольцо?       — Нет. Я знаю, что ты жесток к врагам, и я не уверен, кем ты сейчас меня видишь.       — Понятно. Что ж, тогда придётся рискнуть мне самому. В твоём рассказе об острове была крошечная деталь, которая мне не понравилась, — объяснил Мукуро похолодевшим тоном и пристально посмотрел в глаза. — Я не умею плавать.       Хибари слегка удивился.       — Мы запланировали поездку заранее. Думаю, у тебя было время научиться. Можем проверить, сколько времени у тебя это займёт.       — Может быть, позже. Давай лучше начнём с какого-нибудь дела Вонголы.       Вспышка недоверия резко погасла. Возможно, Мукуро даже и умел плавать — но решил устроить очередную проверку.       Хибари не мог трогать Мукуро так, как ему этого хотелось, и это раздражало — но они проводили много времени вместе, и Мукуро часто выглядел счастливым, поэтому в целом жаловаться было не на что. Хибари рассчитывал провести в этом режиме положенные две недели — столько времени им потребовалось изначально, — но и после них Мукуро продолжил держать дистанцию, хотя общались они уже более чем по-дружески. Что-то кормило его врождённую подозрительность: или то, при каких необычных обстоятельствах они теперь познакомились, или то, что в этом исправленном мире Мукуро рассчитывал жить долго и счастливо, поэтому по-особенному боялся допустить оплошность.       Его сдержанность слегка задевала.       На заднем сидении машины Хибари осторожно обработал немногочисленные раны Мукуро — каждую из них он ставил себе в вину, — закрыл аптечку и, неожиданно почувствовав голову у себя на плече, замер.       После секундного оцепенения он накрыл ладонь Мукуро своей — упускать шанс было нельзя, — и сдвинулся с места лишь для того, чтобы потянуться за поцелуем.       Мукуро лениво отстранился.       Ещё секунду назад Хибари был уверен, что его терпение вознаградилось.       — В чём проблема? — спросил он, не скрывая раздражения, и убрал аптечку с коленей на кресло.       — В том, что я не хочу быть заменой для другого себя, возможно, — сонно ответил Мукуро.       Кажется, он даже не осознавал, что выдал неожиданно много.       — То есть всё это время проблема была в том, что ты ревнуешь себя к себе?       Мукуро поморщился и вскинул голову.       — Ты задумывался о том, что я из той линии времени — фактически другой человек, и я — его клон, а не он?       — Да.       — И каково это?       — Опустошающе. Но я не думаю об этом, как ты.       — А как ты об этом думаешь?       — Я стараюсь относиться к этому, как к твоей амнезии. Я понимаю, почему тебя это беспокоит, и часто задумываюсь о том, что это рассказать тебе правду было малодушием с моей стороны. Я мог не обременять тебя этим.       Мукуро вздохнул.       — Ты правильно сделал, что рассказал. Я предпочёл бы знать правду.       — Если бы ты не знал, что существует правда, которую я от тебя скрываю, ты был бы счастливее. Даже если бы ты предпочёл её знать.       — Как иллюзионист говорю, что ты заблуждаешься.       Мукуро улыбался тепло и грустно; от этого у Хибари защемило в груди.       Очередной пособник Бьякурана, ждавший своей участи в особняке, не доставил никаких проблем — кроме того, что он не сообщил пароли от своих устройств перед смертью. Это влекло дополнительные траты времени на их разблокировку — что не имело значения, так как этим всё равно занимался специальный отдел Вонголы, — и, что хуже, самую малость расстраивало Мукуро: тот, вроде как, считал незапланированные инфаркты от иллюзий своими недоработками.       Кабинет человека, которого они ликвидировали, был просторным и двухэтажным; возле стен в нём стояли плотно заполненные массивные книжные шкафы. В нижней половине свободной комнаты располагался рабочий стол; в верхней, к которой вели широкие деревянные ступени, находилось что-то вроде зоны для отдыха — с диваном возле журнального столика и небрежно брошенной на лакированный пол белой медвежьей шкурой. Выглядела она отвратительно.       Пока Мукуро изучал содержимое рабочего стола, Хибари схватился ладонями за край второго этажа, упёрся в древесину большими пальцами и подтянулся. Руки так и норовили соскользнуть, поэтому при первой возможности он закинул наверх одну ногу. На полу, поскольку диван оказался слишком мягким, он стал изучать содержимое первой попавшейся книги на английском: Мукуро первым занял крутящееся кресло и не любил, когда в моменты сосредоточенности с ним кто-то стоял рядом, да и после вчерашнего долгого разговора в машине их отношения, и без того неидеальные, стали разве что более неловкими. Хибари знал, что рано или поздно это изменится, и пока давал Мукуро время подумать. Основная проблема, как выяснилось по ходу разговора, заключалась не в том, что Мукуро боялся оказаться заменой для самого себя из другого времени, а в том, что он, обладая сильно урезанной информацией, чувствовал себя уязвимым. Он знал, что Хибари мог строить своё поведение, тайно используя опыт тех четырёх месяцев, и при всём желании доверять — у него это получалось плохо. Положение, в котором он находился, действовало на него угнетающе.       К своему удивлению Хибари успел прочесть чуть больше двадцати страниц перед тем, как услышал голос.       — Дай мне руку, — попросил Мукуро, подойдя к краю второго этажа.       — Ты не можешь забраться сам?       — Могу, тем более что там есть лестница. Ты дашь мне руку?       Хибари тоже приблизился к краю и, мгновение поколебавшись — пол был достаточно скользким, и Мукуро из-за своей причуды рисковал упасть, — всё же протянул руку. Рывком оказавшись наверху, Мукуро по инерции толкнул Хибари чуть выше локтей; Хибари позволил опрокинуть себя на спину, чтобы Мукуро оказался подальше от края и точно не упал.       — Доволен? — спросил Хибари, глядя на него снизу вверх.       Мукуро держался за его плечи.       — Да.       — Я рад.       Мукуро почти не отстранился, только выпрямился, сел поудобнее и с усмешкой бросил:       — Ни к чему вести себя так благородно.       Хибари потянулся за книгой, но отвлёкся он на неё совсем ненадолго — мешал пристальный взгляд, который он чувствовал на себе.       — У меня что-то с лицом?       — Can't take my eyes off you.       Мукуро и не проговорил, и не пропел эти слова — у него получилось что-то среднее.       — Это из песни?       — Ага. Очень старой. Ты так и будешь меня игнорировать?       — Мы договорились, что ты скажешь, когда будешь готов.       — Мне казалось, я только что всё сказал.       С ним очень хотелось поспорить — но Хибари вступил в эту игру на терпение на пару недель раньше, и проиграть с такой форой было не стыдно.