Одинокий бог

      Стражи — пожалуй, самое опасное изобретение Фабрики. Слава о них разошлась по миру ещё до Раскола, во времена Старой Эры. По старым журналам и газетам можно понять, что боевая мощь их ужасала не только мирное население, но и тех, кто пользовался ими в военных целях.       То, что говорят о них сейчас, конечно, в большинстве своём — домыслы и легенды. Я слышал, великаны эти умеют палить огнём из глаз и рта, умеют быстро бегать, невероятно умны — якобы за годы обрели собственное сознание. Странно, что в довесок им не приписали способность летать. В любом случае, даже при своих довольно средних способностях они остаются самым опасным оружием на планете — тогда и теперь.       Они не умеют стрелять огнём и вообще стрелять. Только швыряться тем, что попалось под руку. При своих габаритах они не слишком проворны, от них запросто можно убежать. Большим умом не обладают, но задатки интеллекта, пусть и искусственного, у них есть. Они способны запоминать и выслеживать жертву, устраивать простые ловушки, затаиваться. В основном забивают жертву до смерти, прихлопывают, как комара, руками или ногами. Это всё, что я узнал, наблюдая за ними здесь.       Но этот колосс… О нём я даже не знаю что и думать. Таких поистине исполинских роботов я не видел никогда, и даже в газетах Старой Эры ничего об этом не говорилось. Трудно представить, что может существовать что-то столь громадное, втройне опасное, чем все стражи Фабрики вместе взятые. Я дрожу от одной мысли о том, что мне вдруг когда-то «повезёт» столкнуться с ним в другой раз.       Страшно… его шаги ещё звучат в ушах, и кажется иногда, что я их слышу, а потом понимаю — нет, это сердце стучит или шумят автоматы заброшенных цехов.       С потолка сыпалась пыль — Хуан чувствовала, как мелкие комочки и камешки падают на голову и раздражённо стряхивала их рукой. Они с Порко шли куда глядели глаза — судя по всему, пёс потерял след Исследователя, и они остались наедине с собой в этом тёмном подземелье, наполненном горами производственного мусора.       Хуан старалась не впадать в отчаяние. Нужно лишь найти открытый участок, где будет видно хотя бы небо, или другую воронку, в которую скидывают хлам. Забраться по лестнице вверх — и они уже на поверхности. Возможно, вылезти им доведётся в другом блоке, но Порко хорошо помнил запах дома, так что в этом не было проблемы.       Потолок здесь был земляной, неровный — прорастали сквозь него массивные корни растений, которых Хуан никогда не видела на поверхности. Порой они опускались до самого пола, цеплялись за плечи, и она вздрагивала, как если бы кто-то живой и настоящий внезапно подкрался к ней в этом тёмном холодном месте.       По ощущениям, прошло около часа. Порко поглядывал на неё и шёл рядом, вынюхивая что-нибудь новенькое, но ничего не находил. Для самого опасного места Фабрики Глубины были на удивление тихи и спокойны.       Хуан пробовала толкать двери, над которыми сияли тусклые, порой мигающие лампочки, но мало какие из них поддавались. В основном они вели в маленькие каморки, комнатки техобслуживания или что-то вроде того. В каждой, которую удалось открыть, валялись мотки проводов, детали и запчасти; нашлась и парочка причудливых мониторов, куда тоньше и меньше, чем те, что Хуан видела в цехах на поверхности. Экраны, погасшие навсегда, а может, никогда и не зажигавшиеся, показывали лишь её отражение.       «Даже ничего полезного не умыкнуть, — думала она с досадой, оглядывая очередную комнатушку и качая головой. — Вот уж попала… Зачем только припёрлась?»       Напряжение и страх немного отступали, но ещё напоминали о себе. Стоило послышаться некоему шуму вдалеке, стоило Порко издать хоть один лишний звук, и Хуан вздрагивала, быстро оглядываясь по сторонам. Горы мусора закончились, превращаясь постепенно в невысокие холмики, а потом и вовсе в маленькие кучки, и на них уже совсем не падал взгляд. Хуан видела на кучках движение краем глаза — стоило посветить фонарём, как крошечные пищащие тени разбегались кто куда, шевеля длинными хвостами. Крысы, стало быть. Здесь, глубоко под землёй, оказывается, тоже есть жизнь.       Что рассказывали о Глубинах Фабрики в Новой Эре? Хуан перебирала всё, что слышала, но пока реальными казались лишь рассказы о крысах и вечной темноте — но крысы в легендах были размером с крупных собак, а темнота в действительности оказалась не столь густой и вечной: даже под землёй незримый и неясный глобальный механизм поддерживал присутствие света.       Говорили о громадных пауках — само собой, механических, — о древних скитальцах, что по глупости пошли к Фабрике сразу после Раскола и навсегда потерялись, став блуждающими призраками. Горы трупов всех, кто работал на Фабрике — не могли они просто так исчезнуть… Воображение людей ничем не ограничивалось, и Хуан могла перебирать разнообразие местного бестиария хоть до ночи — вдруг бы что-то и оказалось правдой.       Но ей пока не попалось ни громадных пауков, ни злых и голодных крыс, ни скитальцев с облезшей кожей, ни какой-то другой опасности. Самым неприятным здесь был лишь холод, но и тот не мучил слишком сильно. Здесь можно было разве что заблудиться и умереть от голода, но и этой проблемы пока не стояло — Хуан благодарила свою предусмотрительность за то, что додумалась взять воды и еды себе и Порко перед дорогой. Кто знает, сколько времени придётся здесь провести.       Подземелье вскоре закончилось — выросла далёкая кирпичная стена с одной-единственной дверью посередине. Хуан остановилась. Другие двери либо закрыты, либо ведут в никуда — неужели и эта окажется из таких? Она постояла немного, сверля её взглядом, будто могла увидеть, что там, за стеной, не подходя и ничего не открывая. Не пришлось бы идти назад — страж, должно быть, ещё ждал её там. Он мог ждать день, другой, третий, целый год. Как выбраться, если это тупик?       Она подошла и с глухо колотящимся сердцем потянулась к ручке. Дверь скрипнула ржавыми петлями оглушающе громко, но поддалась. Тяжёлая, зараза — Хуан пришлось тянуть её двумя руками, чтобы она двигалась с места быстрее. Порко осторожно выглянул, и она последовала его примеру — разве что не стала нюхать воздух, дёргая носом.       — Ого, — вырвалось у неё невольно.       Тупика не было. От двери вела решётчатая дорога, десятки лестниц связывали разные её уровни, один другого выше — все они устремлялись вверх. Оттуда светило чем-то, похожим на солнечный свет. Громадная подземная башня, круглая и уходящая глубоко вниз — через сетчатый пол Хуан могла разглядеть лишь такие же перекидные мостики, по которым некогда ходили люди, и все они вели вниз, вниз, пока не растворились в кромешной тьме. Значит, поняла Хуан, они с Порко ещё не достигли Глубин. В каком-то смысле повезло.       Решётчатые дорожки вели к другим дверям, немногочисленным и раскинутым по круглым стенам коллектора словно случайно. Кое-где пол обрывался, сломанный или погнутый чем-то тяжёлым, кое-где были навалены ящики и металлолом. Нельзя было точно понять, можно ли было попасть наверх отсюда и выбраться прямо на поверхность — но далеко наверху виднелось бледно-голубое полотно неба, никогда ещё не казавшееся столь далёким.       Хуан и Порко переглянулись. Пёс гавкнул — вроде бы оптимистично.       — Осталось только найти путь наверх, дружище, — сказала Хуан, усмехнувшись, и даже немного приободрилась. И впрямь путей наверх могло быть сколько угодно — она сама наблюдала эти обрывы, уходящие вниз лестницы и подвешенные к широким перекладинам верёвки и тросы — ей доселе и в голову не приходило, что по ним можно забраться наверх, но как она сама тогда перемещалась по Фабрике? Путь не всегда был ровно горизонтальным — порой приходилось пользоваться такими вот лестницами, ещё менее надёжными, чем та, по которой она спустилась сюда, или выбоинами в стенах; она спрыгивала с обрывов, лазала в самых непригодных для человека местах… В общем, здесь-то точно не было ничего сложного. Путь наверх был — осталось только его найти.       Переплетение лесенок и мостов походило на причудливую неровную паутину — в глазах рябило, стоило посмотреть наверх. Небо заменило собой потолок, и даже солнце немного касалось стен на самом верху. Там, перечёркнутые какими-то символами, некогда начертанными красной краской, стены приобретали более оживлённый вид — здесь, внизу, на них больно было смотреть. Кое-где камень пророс мхом, плющом и другой зеленью, не требующей много света и тепла, но в тех местах, где было серым-серо, царили плесень, сырость и разруха. Проржавевшие железные двери казались хлипкими и ненадёжными, но за ними могла прятаться любая опасность, так что Хуан решила держаться настороже и поглядывать на Порко. За исключением сегодняшнего случая, он замечал приближение опасности гораздо раньше, чем она.       Что же случилось сегодня?       Хуан посмотрела на пса, погладила его по голове. Совсем старик расслабился… И Исследователя потерял, и стража не заметил, крадущегося за спиной. Но это не столь страшно. Они ещё живы и находятся не в самом ущербном положении. Могло быть и хуже.       Как у Исследователя, например, — подсказал тихий, почти неслышный голосок в голове.       Хуан напряглась и огляделась так, словно он мог бы сейчас открыться взору или сам напасть на неё в приступе сумасшествия. Безликий размытый силуэт.       Других путей у него не было — запертые двери, комнаты-тупики, вот и все места, на которые он мог здесь наткнуться. Дорога в любом случае привела бы его сюда. Остаётся вопрос: в какую из этих дверей он пошёл? Вниз или вверх направился?       Хуан не знала, зачем ей этот Исследователь, зачем ей вообще знать, что с ним приключилось в этом месте. О Глубинах Фабрики, о её природе и назначении она не думала ровно до тех пор, пока не нашла его дневник. Что-то он открыл в ней; нет, правильнее сказать, вскрыл. Что-то, прячущееся глубоко внутри, но давно забытое. Почти ребяческое любопытство и стремление познать мир.       Узнать правду о причине Раскола.       Старая Эра сгинула, и сейчас никто бы не смог сказать наверняка, что послужило тому виной. От прежнего продвинутого человечества, осталась лишь горстка жалких городишек и поселений, кое-как перебивающихся сельским хозяйством; большая часть земли досталась природе, дикой и неизведанной, а остальное заняла Фабрика.       Колоссальная, невообразимо огромная. Она тянется вверх на высоты, которых разум не может постичь, и на далёкие глубины уходит вниз. И занимает непомерное пространство, которое сравнится если уж не с несколькими городами или целой провинцией, то, как минимум, с небольшим государством.       Многие говорили, будто Фабрика растёт. Ширится, растекается по телу земли, словно болезнь и язва по здоровой коже. Прорастает корнями всё глубже, а ветвями уходит вверх. И растёт, растёт, растёт, поглощая всё, что видит перед собой.       Хуан, конечно, не замечала, чтобы её жилище на самом краешке Фабрики переместилось ближе к Долине, или вокруг вдруг из ниоткуда стали появляться странные постройки, которых не было раньше… Но мысль о том, что Фабрика расширяется сама по себе, отчего-то не казалась ей столь бредовой.       Кстати, Исследователю тоже.

***

      Пол — хотя «полом» это решето можно было назвать с большой натяжкой, — шатался под ногами. Знакомое ощущение… Прежде Хуан перебиралась по ненадёжным трубам, обрушавшимся в пропасть прямо за спиной — но доселе ей не доводилось испытывать напряжения, похожего на страх.       Может, подспорьем страху являлась глубокая чернота далеко внизу. Сколько ни вглядывайся — не увидишь дна. Быть может, его и не было… но земля рано или поздно где-то кончается. Разве дна в самом деле не может быть?       Порко нюхал решето под ногами, мелкое-мелкое, словно в ситечке, и неуверенно шёл чуть впереди. Хуан наблюдала за ним, а сама невольно тянула руку к поручням — слабеньким парапетам, которые порой оканчивались пустотой или были неестественно погнуты. Какое спасение они смогли бы дать, если бы вся эта хлипкая конструкция из мостиков и лестниц рухнула?       Всё-таки человеку, наверное, необходим хоть какой-то островок безопасности, пусть слабой и мнимой.       Не выдержав, Хуан всё же обхватила пальцами тонкое железо парапета. Спокойнее не стало, но хоть что-то.       — Здорово, ещё и дыры есть, — буркнула она, стараясь, впрочем, не терять оптимизма. — Порко, не лезь!       Он что-то проскулил, жалобно глянул и пошёл мимо дыры, как нормальный пёс. Хуан миновала дыру — выглядела она так, словно кусок железа здесь кто-то откусил, и «укус» был довольно большой. Развивать эту мысль не хотелось.       Вот и первая развилка. Крошечная лестничная площадка, огороженная металлическим листом, который кто-то будто наспех прибил к торчащему высокому штырю. Если это иллюзия безопасности, то крайне ненадёжная, ещё и неумелая совсем.       — Ну что, мальчик, куда пойдём? — впрочем, вопрос ответа не требовал. Конечно, они пойдут наверх.       Хуан однако не спешила двигаться с места. Навязчивая мысль об Исследователе не давала ей покоя — зудела где-то на подкорке настойчиво, упрямо, не желала затихать. Даже если он жив, какой толк его искать? За эти несколько дней он мог попасть куда угодно, уйти в такие глубины, что и помыслить страшно. Если и был шанс его спасти, хотел ли спасения он сам? Его последняя запись — Хуан из любопытства прочла её раньше времени, несмотря на то, что в чтении своем остановилась, едва дойдя до середины, — говорила всё предельно ясно.       Так если ответ заранее был известен — зачем она вообще спустилась сюда?       «Не ради его спасения уж точно, — ответила она мысленно, ещё держась за неверный парапет; ей казалось, он немного пошатывался. — Ради тайн, которые он мог здесь разузнать. Да и просто… увидеть бы его. Пообщаться. Узнать, что там, с другой стороны от Фабрики, происходит».       Она так давно не видела людей, что сама мысль о том, чтобы увидеть себе подобного и поговорить с ним, внушала ей тоскливое нетерпение пополам со страхом. Не одичала ли она, живя столько времени в одиночестве, лишь в компании Порко и созданий Фабрики? Если ей когда-то придётся вернуться обратно, она останется чуждой этому миру — Хуан знала это так же хорошо, как знала саму себя; возможно, она была чужой с самого своего рождения, или с момента, когда человек, который смог бы назваться ей родным, умер, оставив её и других странствовать по опустевшему миру с мыслями о Фабрике в голове. Нормальное прибежище ожидало её только здесь. Здесь было тихо, спокойно, порой опасно, но даже с опасностью этой она не думала о том, чтобы вернуться. Фабрика — её дом. Не станет ли ей жить здесь в тягость, если она залезет в самые тёмные и старые уголки своего жилища?       Да и… что Исследователь бы смог рассказать ей? Он знал о Фабрике немногим больше, чем она — и за несколько дней вряд ли смог бы найти разгадку всего, что здесь случилось.       Нужны ли ей ответы? Нужно ли знать, что здесь на самом деле приключилось во время Раскола? Узнав, она останется жить возле её границ, или же знание будет слишком невыносимо, чтобы смириться с ним или вовсе выкинуть из головы? Как жить в доме, в котором произошло убийство? Как жить в доме, который, возможно, сам являлся убийцей?       От бесчисленных вопросов тяжелела голова. Ни ответов, ни намёков на раскрытие тайн. В том и смысл — задавать вопросы в пустое пространство вселенной, а в ответ слышать только тишину. И самим докапываться до правды.       Если она, конечно же, есть.       Хуан развернулась к провалу глубокой пропасти за парапетом, заглянула в темноту, что затопила собой пространство внизу, далёкое и недостижимое, молчаливое и опасное. Как бы ни было тревожно заглядывать туда, взгляд волей-неволей возвращался к тёмной неизвестности, и закрадывалась в голову невольная мысль — что там? Кто там? Может быть, там — причина и смысл всего? А если нет?       Даже не имея ответа и не зная, каким он будет, она ощущала порой горькое разочарование, почти боль. Неужели все напрасно? Неужели во всём происходящем нет вообще никакого смысла?       Смыслы… Человеку вечно нужны смыслы. В Новой Эре главным смыслом было выживание, медленные шаги вперёд, в неизвестность. Раньше, во времена Старой Эры, смыслом был неумолимо стремящийся вперёд технический прогресс. И стоило только в очередной раз споткнуться на его пути, совершить фатальную ошибку — и человечество потеряло желание возвращаться на прежнюю тропу. Не всё человечество, верно, но большинство — уж точно.       Быть может, так проще — жить свою жизнь тихо, вдали от забот и тревог, вдали от страшных вопросов в пустоту и отсутствия ответов. Хуан поймала себя на том, что сама до поры так и жила. Даже здесь, у самой границы Эр, она не думала о том, что случилось и случилось ли вообще. Поиск хлама, пища и какой-никакой комфорт — вот и все её стремления; а мысли философского толка появлялись лишь изредка перед сном. И тут явился незримый Исследователь и перевернул всё. Откопал нечаянно что-то забытое на перекрёстках далёких дорог, на пороге одиночества после смерти близкого… Может, Хуан до сего дня недосуг было думать о великих вещах — а теперь, отринув собственное прошлое, она смогла при помощи Исследователя заглянуть в своё существование глубже, чем обычно… Думать об этом и рассуждать можно бесконечно долго.       О том, что даст это знание, чего не даст, что изменит или не изменит в ней… Хуан моргнула, поднимая голову кверху, к небу, казавшемуся таким призрачным и далёким. Оно постепенно темнело. Скоро на Фабрику опустится покрывало тьмы.       Отсюда виднелись первые слабо мерцающие звёзды, но серп месяца ещё не показался — быть может, спрятался за пределами бетонного круга, там, где взгляд не мог его коснуться. Хуан подумала о логове, что сейчас пустовало, о его уюте, который прежде не хватало времени замечать. И о Глубинах, об Исследователе, о причинах всего. Комфорт и дискомфорт, две полярности. Повседневное спокойствие или неизвестность без единого ответа на бесчисленный поток вопросов. Выбор, который ей никто не предлагал прежде.       А Исследователь, сам того не ведая, предложил.       А может, выбор был и есть всегда; только заметила она его сейчас, когда извилистые дорожки жизненного пути привели её в эту точку мира в это время. Время, подходящее для поиска ответов.       Или для попытки их отыскать.

***

      Страх перед Фабрикой народ Новой Эры старается объяснить проклятием. Фабрика проклята — следовательно, опасна. Туда лучше не ходить — да кто пожелает в здравом уме? За сотню лет само собой сочинилось множество легенд, отпугивающих всякое желание разбираться в том, что происходит.       Я ощущал себя дураком, когда понимал — я-то, в отличие от многих, Фабрики не боюсь. Я боюсь скорее, что она окажется чем-то обычным, неинтересным и посредственным.       Моя мечта была — стать учёным, настоящим, как учёные Старой Эры, про которых много рассказывал дед. Мысль о том, что на Фабрике нет ничего, что можно исследовать, ввергает меня в искренний ужас. Я рос, думая и зная, что Фабрика обязательно даст ответы на мои вопросы, расскажет о том, что тут случилось сто лет назад. А она пока хранит молчание и только нагоняет параноидальные мысли.       Уж не знаю, мыслящее ли это существо, существо ли в привычном понимании… Не знаю даже, что унесу отсюда, когда мой путь подойдёт к концу. До чего доберусь, что найду, найду ли? Страх не отыскать ничего кипит внутри, и мне не получается его заглушить. Порой он доводит меня до отчаяния, и хочется бросить всё и вернуться назад, туда, где надо мной посмеются, но восхитятся, как это я дошёл до Фабрики и остался в живых; а может, не поверят, что я здесь был. Я брожу тут который день, исследую, пытаюсь познать и выяснить правду, но по пути возникает всё больше вопросов. Думается порой, что сильное упорство лишь быстрее загоняет в тупик. Порой решения и ответы находятся случайно, когда не ждёшь, и открытия становятся великими, когда о том не думаешь и не подозреваешь. Я напишу книгу, я распространю её по всей Новой Эре, но кто захочет её читать? Не напрасен ли этот труд?       О книге, конечно, рано думать. Нужно сначала выяснить, стала ли Фабрика причиной Раскола, а если нет… Что ж, путь мой вряд ли окончится здесь.       Лишь бы были подсказки… Но их уже некому оставить. Весь народ, обитающий на Фабрике когда-то давно, бесследно сгинул. Никто не знает и не помнит, что случилось. Эры поделились; о Старой остались размытые слухи и громадное наследие, никому не нужное, а Новая только зарождается, и никто не знает, на чём и когда она закончится.       Я думаю: только зная прошлое, можно с уверенностью заглянуть в будущее. Вряд ли это моя мысль — должно быть, дед думал похожим образом и просто это в меня вложил. Уже трудно сказать — наши сознания словно перемешались. Мать всегда говорила, что я на него очень похож. Ей не понять того стремления, огня, которым я всю жизнь горю. Провожая меня в дорогу, она растерянно глядела на меня, словно не понимала, на кой чёрт мне вообще всё это нужно. Но не смеялась, как остальные, и на том спасибо.       Может, я и правда дурак… Стоило бы посмеяться над глупыми мечтами и заняться чем-то простым и незатейливым вместо мыслей о бесполезном уже прошлом. Но только прошлое определяет будущее. Не зная прошлого, как человечество будет жить дальше? Брести вслепую, как сейчас, рождаться и умирать, кое-как перебиваясь тем, что есть, и так — поколение за поколением, пока всё не кончится? Пока не случится ещё один Раскол, после которого уже неважно будет, что случилось или не случилось на этом жалком клочке земли? Что-то во мне протестует против подобного исхода, против невежества и неизвестности. Я не могу с этим смириться, не могу жить, зная, что ничего не принёс в этот мир. Ни знания, ни какого-нибудь ответа.       Только мир знает. Земля, небо и воздух — древние свидетели всего, что случилось, единственные, кто жив и не думает умирать. Но они глухи к людским голосам или просто не желают их слышать. А если и слышат, то не могут или не хотят отвечать. Может, у них свои вопросы к этому миру, которые они раз за разом задают подобно нам, жалким людям. И никто не желает ответить.       Может, и отвечать-то нечего. Или некому.       Череда случайностей и отсутствие чуда не подразумевают никаких причин, не могут дать ответ. Неимение смыслов пугает ещё больше, чем самые жуткие гипотезы и легенды. Худшее, что можно представить, меркнет в сравнении с пустотой и беспричинностью. Если ни в чём нет никакого смысла, зачем тогда жить?       Я был бы согласен на всё, кроме пустоты. Но вселенная не учитывает мнения такой пылинки, как я, поэтому остаётся искать, не зная, что именно ищешь.       Я жизнь готов положить, чтобы докопаться до истины.       Надеюсь, в своём стремлении я не одинок. Может, даже если у меня не получится что-то найти, кто-то другой придёт мне на смену. Человек не может быть холоден к миру вокруг всегда. Любопытство пересиливает страх. Рано или поздно люди очнутся и поймут, что время задавать вопросы и искать ответы ещё не окончено.       Никакие проклятия не могут этому помешать.