А потом была просто жизнь

Новосельцев старательно выполнил поручение Людмилы Прокофьевны. Он пробрался в её кабинет в аккурат после звонка, оповещающего о конце рабочего дня, когда основная масса людей покинула здание. Вера действительно закрыла его от посторонних глаз, и Анатолий Ефремович несколько первых минут с удивлением обозревал какой бедлам они наделали с Людмилой Прокофьевной, сколько вещей было испорчено, и сколько рваной бумаги валялось буквально везде. Он тщательно прибрался, выбросил весь мусор, описал на листке всё ценное, что пошло в мусорник, поднял и поставил на свои места все опрокинутые вещи и мебель. Спустя сорок минут, окидывая взглядом кабинет, Анатолий Ефремович почувствовал глухую тревогу. Такое масштабное происшествие едва ли не дойдёт до "вышестоящих инстанций", у Людмилы будет как минимум, неприятная выволочка, а может и что похуже. Вот чёрт! Он тревожно вздохнул, взял пальто и сумочку Людмилы Прокофьевны, прикрыл за собой дверь и покинул Статистическое учреждение. Теперь кабинет Калугиной выглядит почти также, как выглядел вчера, у уборщицы не будет слишком много пищи для воображения. За время отсутствия Новосельцева, Людмила Прокофьевна тоже успела подумать о том, чем аукнется завтра её эмоциональная невоздержанность. Последствия точно будут, остаётся лишь надеяться, что её не уволят. Она приняла душ, помыла голову, смыв остатки средств для укладки, и остатки косметики с лица. "Ну вот, теперь снова выгляжу как мымра" - подумала она, глядя на себя в зеркало ванной комнаты. Не успела она накинуть халат и высушить волосы, как раздался звонок в дверь. Какой шустрый этот Новосельцев, быстро вернулся, интересно, с какими вестями... Калугина открыла дверь, впустив в квартиру изрядно ошарашенного её видом Анатолия Ефремовича. Он почему-то ожидал увидеть её всё в том же клетчатом платье и с прической. Еще не остывшая, распаренная после душа, с мокрыми волосами, обёрнутыми в тюрбан полотенцем, она выглядела слишком соблазнительно для измученного сердца Новосельцева. Ровно сутки назад, примерно в это же время они с ней занимались любовью. От этой мысли он резко вспотел, сердце учащенно забилось. - Ну что там? - устало спросила Людмила Прокофьевна, - тебя кто-то видел? Что с кабинетом? - Не думаю, что кто-то видел, по крайней мере, я не видел никого, кроме Нины Савельевны, которая убирает обычно первый этаж, она только начинала заниматься вестибюлем... - Анатолий Ефремович старался смотреть куда-нибудь в сторону, иначе это было невыносимо. - Вот твоё пальто, сумка, - передав вещи, он полез рукой в карман своего плаща, - А вот здесь я записал, что пришлось выбросить. Он достал аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги и, не глядя, протянул его Людмиле. Людмила Прокофьевна, напротив, внимательно смотрела и изучала Новосельцева, и тот факт, что он избегал её взгляда, больно уколол её. - Спасибо, - промолвила она, - у тебя хороший почерк... Аккуратный, всё разборчиво... Почему ты прячешь глаза? Я так ужасно выгляжу без косметики? Снова превратилась в мымру, да? Еще неделю назад она бы ни за что на свете не озвучила другому человеку что-то подобное. Она сама не могла понять куда её несёт и для чего она показывает ему свою уязвимость и неуверенность в себе. В этом было что-то отчаянно саморазрушительное. Подспудно она даже желала какой-то его грубости себе в ответ. Это позволило бы раз и навсегда закончить эту историю и вернуться в свою прежнюю безопасную скорлупу. Новосельцев испуганно встрепенулся: - Ну что ты.. Ты прекрасна в этом домашнем наряде. Просто, глядя на тебя такую, мне невозможно не вспоминать про вчерашний вечер... Он смущенно уставился в пол, а Людмила Прокофьевна вдруг ощутила дрожь во всём теле. Чёрт! Почему ей даже в голову не пришло, что она скорее соблазняет его сейчас своим видом, чем отвращает? Калугина не успела додумать эту волнительную мысль до конца, потому что в комнате внезапно раздался оглушительный грохот. Они оба рефлекторно рванули внутрь. Одна из лампочек в люстре по какой-то неведомой причине, вдруг взорвалась, разлетевшись на мелкие осколки по всей комнате. Новосельцев машинально вытянул руку, не давая Калугиной пройти вперёд: - Стой тут, ты можешь пораниться мелким стеклом, я сам посмотрю, что с люстрой. Выключи свет и найди мне фонарик. Он снял плащ, придвинул стул и взобравшись на него смог увидеть расплавившийся патрон с торчащим осколком от взорвавшейся лампочки. Люстра была большая и неудобная для манипуляций. Принесенный Людмилой Прокофьевной из кухни маленький фонарик освещал слабо, но тем не менее Новосельцев смог увидеть гиблую воронку, оставшуюся от разрушенного патрона, и понял, что люстру нужно снимать и исследовать оставшиеся внутри контакты. Кроме того, разрушившийся патрон выглядел заметно изуродованным, может быть, Калугина и вовсе решит менять люстру. - Давай-ка я сниму люстру. Ты потом решишь, захочешь ли её оставлять, и если так, то нужно будет её хорошенько проверить. Вывинтить все лампочки и проверить контакты во всех патронах, если они окислены, нужно будет зачистить. - Так у меня теперь совсем не будет света здесь? - тихо спросила Людмила Прокофьевна, про себя радуясь тому факту, что Новосельцев оказался в момент взрыва с ней рядом и ей не нужно самой лихорадочно соображать, что делать. Всё-таки мужчина в доме, у которого руки из правильного места растут - это так хорошо. - Да почему? Я сейчас сниму люстру, и повешу просто лампочку, свет будет. Нужно же и осколки все собрать, иначе ты обязательно не заметишь и поранишься. Это самое подлое - мелкие осколки, разлетевшиеся кругом. - Спасибо тебе. Даже не знаю, что бы делала, если бы это произошло после твоего ухода... - призналась Калугина. - Что делала бы - позвонила бы мне. А я бы пришёл. - уверенно ответил Анатолий Ефремович. Разве есть ещё какие-нибудь варианты? Людмила Прокофьевна держала фонарь и молча наблюдала, как Новосельцев возился с демонтажом люстры. Внезапно она почувствовала, что до полного безумия хочет, чтобы он остался на ночь. Она понимала, что это невозможно, ведь у него дома маленькие дети, но его умелые руки, со знанием дела выкручивающие все нужные шурупы, просто сводили её с ума. В голову нещадно полезли воспоминания об их прошлой ночи, когда эти руки также умело и искусно касались её тела и казалось, она не переживёт его ухода, если вновь не ощутит его прикосновения на себе. Покончив со съёмом люстры, Новосельцев водрузил её на стол и заменил на лампочку. - Ну вот, теперь у тебя тут свет, как в свежеотремонтированной квартире, - усмехнулся он. - Где у тебя пылесос? Собрав осколки вначале веником, а потом пылесосом, Новосельцев настоял на вытряхивании пылесосного мешка. Не хватало еще, чтобы делая это самостоятельно через неделю, Людмила порезала себе руки. Глядя на его предусмотрительность и тщательность в вопросе уборки осколков, Людмила Прокофьевна окончательно размякла и вся её решимость держать Анатолия Ефремовича на дистанции куда-то улетучилась. - Почему ты думаешь, что я такая бестолковая и сама бы не убрала всё? Тебя же дети ждут. - внезапно спросила она. - Ты поранишься. - упрямо ответил Новосельцев. - У меня больше опыта в ремонтных делах. Я же постоянно в своей квартире что-то чиню. Дом старый: коммуникации, трубы, проводка - все приходится бесконечно чинить то и дело. - Спасибо тебе. - почти прошептала Людмила Прокофьевна. Она старалась не подать виду, что внутри неё бушует вулкан эмоций и абсолютно неведомых до вчерашнего дня желаний. Желаний, которые ОН в ней пробудил. Она прошлась по квартире и сняла с головы полотенце, влажные волосы, рассыпавшиеся в художественном беспорядке, делали её похожей на девочку-подростка. Анатолий Ефремович замер на месте. Как же она была прекрасна! А этот проклятый халатик с поясом, так и напрашивающимся на то, чтоб его развязали! - Нужно заменить бельё и покрывало на кровати. Туда тоже могли попасть осколки. - выдавил Новосельцев. - Я вытряхну. - кивнула Калугина. - Не вытряхнуть, а полностью поменять нужно. - провозгласил Анатолий тоном, не терпящим возражений. - Мелкие осколки - это самое подлое, ты ляжешь спать и порежешься какой-то мельчайшей стекляной крошкой. - Вот, неси это всё в стиральную машину. - он сгрёб с кровати все простыни, которые очевидно помнили их вчерашнюю горячечную первую близость. - Неси новые, застелим. И покрывало!! Калугина молча повиновалась. Столь уверенно командующий ею в домашней обстановке Новосельцев, привыкший быть с нею совершенно в противоположной роли на работе, дико её возбуждал. Она снова испугалась водоворота страсти, который с ужасом обнаружила в себе. И как только она умудрялась годами держать всё это добро забетонированным где-то глубоко внутри? Ну да, будь она настоящим, природным сухарем, никогда в жизни бы она не учинила то, что выплеснулось из неё утром на виду у всего коллектива. Людмила Прокофьевна принесла свежее чистое бельё и они принялись вместе заправлять в него подушки и одеяло. Когда дело было наконец сделано, Новосельцев с сожалением понял, что настало время покинуть жилище Калугиной. Он неуверенно обошёл кровать и приблизился к ней. - Мне пора. - Он неуверенно положил ей руку на плечо. - Ты мне очень помог. - сдавленно ответила Людмила, не в силах сдержать разочарование от того, что через минуту она останется одна. Поддавшись инстинкту, Анатолий Ефремович вдруг поцеловал Людмилу Прокофьевну. Он искренне собирался просто по-дружески чмокнуть её в щеку в знак поддержки. Но её пьянящая близость, легкий аромат её шампуня, зовущий халатик сыграли с ним злую шутку и через мгновение Анатолий Ефремович напрочь забылся и полностью потерял самоконтроль. "Господи, она ведь говорила, что ей нужно время, что она не готова доверять!" - вихрем пронеслось в его голове, но губы не слушаясь разума, уже вовсю скользили по её лицу и шее. Руки добрались до пояса халата гораздо быстрее, чем он успел это осознать. Сейчас желание, охватившее его, полыхало в тысячу раз сильнее, чем вчера, когда он ещё не знал, чего ждать. Людмила Прокофьевна почувствовала, как её всю бросило в жар. Наконец-то! Теперь ей не нужно бояться выглядеть "непристойной женщиной" за то, что она хотела этого. Сколько лет она прожила без секса, безо всякого намека на объятия и физический контакт. Она совсем не умела говорить об этом и облачать в слова свои желания, но её тело жило своей отдельной жизнью, и, не нуждаясь в одобрении разума, с готовностью отвечало на ласки Новосельцева. Распаляясь всё больше, Новосельцев двинулся прямо на неё, заставив упереться спиной в близлежащую стену. Теперь, пригвожденная его телом к стене, она была полностью в его власти. Руки Анатолия Ефремовича жадно трогали, сжимали и массировали каждый изгиб, ласкали каждую косточку и выемку любимого тела. Наконец-то он был свободен! Никакой Вадик больше не смотрел на них в машинное зеркало, и он мог довести начатое до ошеломляющего обоюдного оргазма. - Я хочу тебя! Я люблю тебя! - задыхаясь шептал он, целуя шею возле её уха. - Ты восхитительна! Руки Калугиной блуждали по голове любимого, запустив пальцы в его волосы, она окончательно осмелела и направила его голову к своей груди. Займитесь, наконец, делом, товарищ Новосельцев. Несмотря на небольшой размер груди, соски Людмилы Прокофьевны обладали отменной чувствительностью, и первое же легкое прикосновение к ним усами, отправило её бурными электрическими разрядами куда-то в стратосферу. Когда к усам подключился язык и пальцы, она поняла, что её, буквально как пробку из бутылки шампанского, вынесло со свистом напрочь из всех, известных ей рамок приличий. Всё перестало иметь значение - прошлое, будущее, работа, коллектив, общественное мнение, репутация, возраст, моральное, материальное. Людмиле Прокофьевне показалось, что она превратилась в бесстыдное животное, которому нужно только одно - чтобы его физические желания были удовлетворены партнёром. Когда Анатолий Ефремович с остервенением был избавлен ею от рубашки и нательной майки, кожа к коже, тело к телу, они переместились на свежезаправленную кровать. Дальше - больше и страшнее. Ведь если только ласки груди заставили её до такой степени потерять разум, то что будет, когда он доберется до главного. Новосельцев уже давно ничего не соображал, а лишь всецело отдавался инстинкту. Вчера он был вынужден много думать и контролировать себя, ведь это был их первый раз. Он боялся случайно сделать любимой женщине больно, неприятно, чересчур форсировать процесс. Сегодня, когда он уже лучше знал её тело, реакции и чувствовал её голод по объятиям, по поцелуям, по прикосновениям, по тактильности, по проникновению внутрь, он мог позволить себе отключить мозги. Прелюдия окончена, уложив Людмилу на кровать на спину, он закинул её ноги себе на плечи. Сейчас он откроет ей кое-что новое, чего они не делали вчера. Людмила Прокофьевна вскрикнула, почувствовав его губы и дразнящий язык в самом центре своей женской сущности. Покрывшись с ног до головы мурашками, она не могла поверить, что люди делают ТАКОЕ!! Одна его рука продолжала блуждать по её груди, а вторая помогала своему хозяину доводить её до исступления ртом. Бедра яростно двигались ему навстречу, она вся превратилась в это встречное движение, призванное унять пылающий огонь между ног. - Толик!!! - громко простонала Людмила, чувствуя приближение дикого, сотрясающего до кончиков волос, будто пробивающего миллионами разрядов, первого оргазма. Анатолий взял любимую за руку, они мгновенно переплелись пальцами: - Давай милая, не бойся, это еще не всё. И в следующий момент, не успев оправиться от конвульсий, она уже была перевернута на живот и почувствовала, как он входит в неё сзади. Если бы кто-то месяц назад спросил Людмилу Прокофьевну в чем разница между вагинальным и клиторальным оргазмом, она бы даже не дослушала вопрос, испугавшись самих слов. Теперь же она познавала ответ на практике. После великолепного взрыва в клиторе, который она пережила несколько секунд назад, она с не меньшим экстазом ощутила ни на что не похожую наполненность внутри себя. Каждый толчок доводил её до новой грани сумасшествия. Его руки на её ягодицах, на пояснице, на спине, на груди.. Нет, она уже никогда не сможет быть прежней, это слишком потрясающе. Вчера он был осторожным, нежным любовником, а сегодня уверенно обладал ею и она не хотела, чтоб это заканчивалось. - Не останавливайся!! Пожалуйста!!! - прохрипела она. - Глубже!! Сильнее!! Два безумных, ослепленных любовью тела, устремленные навстречу друг другу в попытке слиться в одно целое. Людмила давно перестала сдерживать стоны, которые добавляли трудов совершенно обезумевшему Новосельцеву, едва державшемуся во имя того, чтобы прийти к финишу в унисон с ней. Пусть соседи думают, что хотят, ей плевать. Даже если вся планета её слышит, плевать, она в другом измерении, в другой, параллельной Вселенной. Еще несколько фрикций и Анатолий Ефремович, рыча сдался, ощущая оргазмические спазмы Людмилы Прокофьевны. Как подстреленный, он тяжело привалился на неё сверху, пытаясь отдышаться ей в плечо. Как же счастлива она была! Ему же казалось, что его сердце разорвалось, он умер и попал в рай. Никто из двоих не спешил в ванную, хотя ясно было, что еще секунда и простыни придётся снова менять. Людмиле нравилось ощущение вытекающего из неё семени, как будто это было вещественным доказательством реальности произошедшего. Нет-нет, это точно был не сон! Постепенно к любовникам возвращалась способность мыслить. - Это какой-то невероятный, сверхъестественный опыт. - призналась Калугина. - Я никогда ничего подобного не испытывала. Кто бы мог подумать, что ты...ТАКОЙ... Анатолий поцеловал её в висок: - Я снова тебя хочу. Ты фантастическая. У меня тоже ни с кем не было раньше такого. - А много у тебя было женщин? - странное время для подобных вопросов, но очень уж ей хотелось понять какова база для сравнения. Новосельцев усмехнулся: - Нет, немного, всего три. Но тем не менее... - Три это больше, чем один, как у меня, - улыбнулась Калугина. - Нет, то, что у нас с ним было - это просто недоразумение в сравнении.. Анатолий перевернулся со спины на живот и приподнялся на локте над ней: - Просто я люблю тебя, а ты любишь меня - вот и вся разница, вот и весь секрет. - Одно плохо, - Людмила Прокофьевна вдруг погрустнела. - Теперь я буду хотеть этого постоянно. Это какая-то нездоровая зависимость. Как алкоголик, который всегда хочет водки, так и я... теперь буду... - Ну прямо, ты уж сравнила... - рассмеялся в ответ Новосельцев. - Откуда эти постоянные сравнения с алкоголиками, кстати?... - Да так, тяжёлое детство. - она попыталась улыбнуться краешками губ. - Не хочу сейчас об этом. Анатолий погладил её по плечу. Видимо, тяжёлое детство было не у него одного. Наверное, у них ещё будет время поговорить о прошлом. - Мне пора, уже поздно. - прошептал он. Он ненавидел необходимость оставить её после такого феерического секса одну в постели, но как ответственный отец он не мог не думать и о своих двоих, оставленных без присмотра, мальчиках. - Конечно, - спохватилась Людмила Прокофьевна, её обуяло острое чувство вины перед детьми. - Вставай скорее! Вставай же! Они там совсем одни! Я вызову такси, чтобы ты скорее доехал! - И не спорь, это приказ! - она решительно пресекла попытку Новосельцева возразить. - Душ примешь дома! К моменту, когда Анатолий Ефремович оделся, такси было не только вызвано, но и уже приехало, благо дом Калугиной был в центре города, проблем с такси тут не было никогда. - Ну пока, приятных тебе снов. - на прощание он снова накрыл её мягкие губы своими. - С люстрой завтра разберёмся, не волнуйся. - Пока, беги! Спасибо за всё! - Людмила обняла его в ответ. Да уж... дистанция, недоверие... Ближе этого человека у неё теперь не было никого. Никакие Самохваловы больше не заставят её сомневаться в нём. И в себе. В них!