А потом была просто жизнь

В цирк было решено идти пешком. К вечеру распогодилось, от утреннего дождя не осталось и следа, а до представления оставалось ещё много времени. Чего Людмила Прокофьевна не учла, так этого того, что ходить с непривычки целый день на каблуках и в красивом платье, требующем "втянуть всё в себя", ей окажется настолько трудно. Да ещё в такой нервный день. Но вооружившись формулой Верочки "вы же женщина - потерпите", Людмила Прокофьевна мужественно терпела. - А ведь я никогда раньше не бывала в цирке, - вдруг сказала она. - Даже в детстве? - удивился Новосельцев. - Именно в детстве и не бывала. …Ну что ты смотришь на меня так? - ответила она на недоверчиво-пораженный взгляд Анатолия, - некому было меня туда водить. - Родители не хотели? - Новосельцеву было очевидно, что эта тема для Калугиной не из весёлых, но когда ещё появится такая замечательная возможность расспросить её о прошлом. - Не могли… Я же родом из деревни, из простой семьи. В школу ходила 10 километров пешком каждый день до райцентра, и по дождю, и по снегу. А после школы нужно было помогать по хозяйству. Мне даже читать не разрешали, если не нужно для уроков. Бывало застукают под одеялом с фонариком с библиотечной книжкой, и получаю верёвкой или полотенцем по чём попало. - Людмила Прокофьевна грустно усмехнулась своим воспоминаниям. - Так что я только и делала, что пахала без конца… Я первая в семье с высшим образованием, всегда хотела вырваться из этой беспросветности, пробиться наверх. Получилось в итоге… - А кто пил у тебя в семье? - Анатолий Ефремович решил рискнуть, но тут же предусмотрительно сдал назад. - Если не хочешь, не говори. - Да ладно, раз уж у нас вечер откровений. Все пили. Кто больше, кто меньше… Родителей давно нет в живых. Брат погиб, по пьяни попал под собственный трактор. Сестра спилась вместе с мужем. Поэтому я всячески алкоголя избегаю. - внезапно Калугина почувствовала, что впервые в жизни, рассказывая эту историю, не чувствует стыда, как это бывало раньше. С Анатолием она могла себе позволить быть самой собой, без притворства и прикрас, без вранья и сокрытия нелицеприятных фактов. Новосельцев удручённо покачал головой и, не зная, как еще выразить сочувствие, крепко обнял Людмилу за плечи. - Тяжёлая у тебя была жизнь… Но зато она тебя закалила. Ты стала сильной! - Так закалила, что я превратилась в танк, в бульдозер. - скептически парировала Калугина. - …Ты же не любишь, когда я веду себя как машина. - Сейчас я лучше понимаю через что ты прошла и почему такой стала. А потом ведь каждому бульдозеру просто нужна забота. Анатолий Ефремович еле удержался от того, чтобы добавить "и теперь заботиться о тебе буду я". От этой фразы несло пустыми обещаниями, а он хотел вначале показать заботу на деле. - Теперь твоя очередь, - объявила Людмила Прокофьевна, - расскажи, почему ты заикался в детстве? Наверное, тебе неприятно вспоминать об этом, но даже Оля Рыжова знает эту историю, а мы ведь с тобой теперь не чужие. - Оля рассказала?? - брови Новосельцева полезли от удивления вверх. - В общих чертах. Мне хочется узнать об этом из первоисточника. - Калугина слегка улыбнулась, пытаясь ободрить любимого. - Мой отец погиб на войне и мама вышла замуж во второй раз, - начал он смущенно, - Отчим пришел с фронта инвалидом, лишился ноги. Война его ожесточила, недобрый он был. Если я надоедал ему своими играми или звуками, он хватался за свой железный костыль и со всей дури меня им дубасил. Я был примерно того же возраста, что мой Вовка сейчас, когда он появился. Никогда раньше я не видал такой колченоги, испугался. - А мама что же? Не защищала тебя?? - в голосе Людмилы звенело возмущение. - Она сама его боялась. Говорила "Слушайся Гришу, мы без него пропадём". У него пенсия была хорошая ветеранская, льготы. Она ведь тоже была простая женщина, из рабочей семьи. На хлебозаводе работала, немного шила, но денег всегда не хватало… Я потом научился распознавать его настроение, уходил куда-нибудь, когда он был особенно злобный или пьяный. Но маму он не трогал. Поэтому и я терпел, пока не окончил школу. - Мама жива? - тихо спросила Калугина. Она не была уверена, что ей хочется иметь свекровь, ведь вряд ли женщина, всю жизнь привыкшая терпеть грубого мужчину, примет властную, независимую невестку. - Умерла два года назад. Но мы никогда не были близки, я даже ничего не ощутил, если честно. Мне всегда казалось, что я ей мешаю своим существованием. Анатолий Ефремович нахохлился от своих печальных воспоминаний как воробышек и глубоко вздохнул. Да уж, какая-то история неудачника прямо, гордиться нечем. - А как она приняла Лизу? - продолжала расспросы Людмила Прокофьевна. - и внуков? - Внуков равнодушно. Потёшкалась с ними немного, но без энтузиазма. Да она уже и физически не очень могла тогда, правая рука стала отказывать. С Лизой они были и остались чужими. Хотя в сущности Лиза была чем-то на неё похожа по характеру. Теперь пришел черёд Калугиной жалеть Новосельцева. Некоторое время они шли под руку молча, переваривая истории друг друга. Две одинокие, недолюбленные души, смогут ли они дать друг другу всё то, чего им обоим так долго в жизни не хватало… - А что за история про то, как ты отсудил у Лизы детей? - Людмиле Прокофьевне всё было о нём интересно, но как деликатный от природы человек, она понимала, какое сопротивление подчас вызывают подобные вопросы. - Если тебе тяжело рассказывать, то не нужно. - уверила она. - Лиза ходила в пьяные компании со своим новым кавалером, ей было не до малышей. Я же не мог смотреть на это спокойно. Не хватало ещё и им при отчиме расти. Оля мне тогда очень помогла на суде. Всех свидетелей организовала, сама свидетельствовала, поддерживала меня, справки всякие получала в инстанциях. Она мне с тех пор больше, чем друг - как сестра. Именно так они и выглядели на вечеринке Самохвалова, подумала Людмила. Рыжова, как истинная старшая сестра, следила за тем, чтоб Новосельцев непременно попробовал все блюда и наелся. Незаметно с разговором они дошли до цирка, приветливо встретившего их своей вечерней иллюминацией. Людмила Прокофьевна всему радовалась как ребёнок - и леденцам на палочке, и изящным акробатам, и ловким жонглёрам, и дрессировщикам с их питомцами. Ей не хотелось думать ни о работе, ни о бытовых проблемах, ни о прошлом, ни о будущем. Она всецело отдалась волшебной магии цирка, пытаясь наверстать все радости, упущенные в детстве. Как удивительно прозорлив оказался Новосельцев, купив билеты именно в цирк, а не во "взрослый театр" на "серьезную" пьесу. Будто почувствовал, что Людмиле хочется сейчас именно лёгкости и сказки. Они и не заметили, как пролетел час представления. - Странно, что мы пошли в цирк одни, а мальчишек с собой не взяли, вот родители? - вдруг засокрушалась Калугина на обратном пути. - Нехорошо мы с ними поступили. - Я уже много раз их водил, не переживай. Да и сходим ещё все вместе, не последний же день живём, - успокоил её Новосельцев. Где-то возле сердца он почувствовал приятное тепло - Людмила сама вспомнила о ЕГО мальчиках. Ему так хотелось, чтобы у них сложились хорошие отношения и они все вместе проводили выходные. Пребывая в приятных мечтаниях, он не заметил, как лицо Людмилы Прокофьевны напряглось, а походка изменилась. Решительно, она переоценила себя. Ноги отчаянно болели, глаза пощипывали и чесались от туши, ужасно захотелось умыться, залезть в тапочки и сгорбиться… Через какое-то время она просто бессильно остановилась посреди улицы, будучи не в состоянии идти, глаза заблестели от слёз. - Люда, что случилось? Что с тобой? - встрепенулся Новосельцев. - Не могу больше, прости, ужасно натёрли туфли, нет сил идти дальше. - срывающимся голосом объяснила Калугина. Новосельцев тут же засуетился, заметался между тротуаром и проезжей частью, пытаясь поймать попутную машину. Но они отошли от цирка довольно далеко, машин в этом месте было мало, а те, что были, не спешили останавливаться. Даже такси не было видно. - Чёрт, ситуация патовая. - огорчённо констатировал Анатолий Ефремович. - Но мы не можем остаться на улице, а босиком идти по асфальту еще слишком холодно. Давай-ка я тебя понесу. Не слушая отказывающиеся возгласы Людмилы Прокофьевны и её причитания о том, что она-де слишком тяжёлая, и что он её непременно уронит, и что она сейчас наберётся окаянства и как-нибудь доковыляет сама, Новосельцев поднял любимую на руки и устремился со своей драгоценной ношей в направлении её дома. Он спешил, поскольку понимал, что вне зависимости от объёма его любви к ней, на длительную дистанцию его не хватит. Как ни крути, но миниатюрная Людмила Прокофьевна весила больше, чем лошадь Боровских, а Анатолий Ефремович не был богатырём с накачанными мускулами. Оправившись от первого шока, Людмила Прокофьевна попыталась получить удовольствие от процесса. Шутка ли, никто никогда в жизни не носил её на руках. На мгновение она почувствовала себя маленькой девочкой в руках сильного принца, который нёс её в их светлое совместное будущее. Через энное количество метров, они были вынуждены остановиться и двигались так небольшими перебежками и перевалами около получаса. В конце концов, Новосельцев всё же поставил Калугину на землю, недалеко от её подъезда. - Завтра одень старые башмаки, - распорядился он тоном, не терпящим возражений. - Теперь я знаю, какие у тебя красивые ноги и как ты умеешь выглядеть, нужно чтобы прошли мозоли. Людмила Прокофьевна застенчиво улыбнулась. Ей нравилось, что Анатолия больше интересовало то, как она чувствует себя, чем то, как она выглядит. Это давало ей какое-то неведомое доселе ощущение свободы и защищённости. Да, наверное, на посторонний взгляд быть рядом с Новосельцевым непрестижно, бесперспективно, немодно и глупо, но что гораздо важнее - ей с ним было ТЕПЛО. Внутри и снаружи. На ум пришла строчка из Цветаевой: "Мне нравится, что можно быть смешной, распущенной, и не играть словами..". Да-да, именно так с ним и можно было, но при этом она всё же была им в известной степени "больна". - Что ты решила с люстрой? Посмотрела её при дневном свете? - вдруг спросил её хозяйственный мужчина. Людмила Прокофьевна вдохнула ночную прохладу и легкомысленно усмехнулась. - Ничего не решила, не знаю, можно ты сам решишь за меня? Я так устала всё время нести за всё ответственность. Она положила голову ему на плечо. Анатолий Ефремович почувствовал еле заметный запах её духов и нежно поцеловал в шею. - Не соблазняй меня прямо на улице, ты же знаешь, что я не устою, а уже поздно, тебе нужно отдыхать. - проговорил он, щекоча её усами. Калугина засмеялась по-озорному, как юная девчонка. - Ладно, буду соблазнять на работе, а ты будешь всячески сдерживаться, потому что я - руководитель и там у нас с тобой сугубо официальные отношения. - Даже не вздумай издеваться! - шутливо воскликнул Новосельцев, иначе я стану творить какие-нибудь глупости! Лучше думай о том, что следующий номер нашей программы - пикник у Рыжовых. Заодно и с обормотами моими маленькими познакомитесь. - Не смей называть сыновей обормотами, я уверена, они у тебя чудесные! - Людмила Прокофьевна хозяйским движением жены поправила на Новосельцеве галстук и лацканы плаща. - Ну беги! Спасибо тебе за вечер! - Это тебе спасибо. Спокойной ночи, товарищ Калугина. - Анатолий прижался губами к её губам. - Я тебя люблю, ты потрясающая! Глядя вслед удаляющейся в темноту знакомой сутулой фигуре, Людмила Прокофьевна вспомнила своего вальяжного бывшего кавалера из министерства в модном пиджаке. Вот она и нашла кого-то, а тот прежний кто-то был просто не её, он был чужой. Потому что своего ни с кем не перепутаешь и ни на кого не променяешь.