Что вы намерены делать Давид Маркович?

« Невероятно холодно. В кабинете Давида Гоцмана смолкли голоса, всё стало тихо, необычайно тихо. Давид идёт по старому полу кабинета слышит свои тяжёлые шаги на старом полу, его тело дрожит, а ноги трясутся, необычайная дрожь пронизает каждую клетку тела. Давид идёт твёрдо, но очень медленно, будто боится какого-то зверя. Он идёт к распахнутому окну, чтобы закрыть его, из окна дует зимний ветер. Как только он подходит к окну, как дверь в кабинет закрывается и на пороге виднеется знакомый силуэт. Гоцман пронизает страх, он давно не чувствовал такого страха как сейчас. Перед ним стоит Кречатов, он смотрит на Давида не как обычно, смотрит холодно и зверски, оценивающе, как зверь на жертву. Гоцман в ступоре, он ничего не понимает, как вдруг его постигает ещё более ужасная вещь. На Виталие надета форма СС, чёрная, которая внушала ужас любому человеку пережившему войну. В руке у Виталия виднеется окровавленный нож. Кречетов направляется к Давиду, решимый желанием нанести смертельный удар… Гоцману хочется бежать, но он понимает что не может пошевелиться, последнее что он видит это бездушные глаза Кречатова, и рука с ножом поднятая вверх…» Давид просыпается от ужаса, сердце бешено стучит и этот стук пульсирует в голове. Гоцман задыхается. По его телу бежит холодный пот, руки немеют, а голова кружится. Давид еле поднимается и чуть не падает с кровати. Он идёт к столу и нервно наливает стакан воды, после залпом выпивает его, после чего он включает свет и садится за стол. С тревогой рассуждая о ужасном сне.

***

Прийдя в участок Давид узнаёт о пропаже врача Арсенина. Что и ожидалось, сон это какой то знак, это предупреждение. Кречетов– академик. Все факты сходятся. «Сколько можно было его оправдывать? Я же всегда его подозревал… Как же так? Как я мог так близко подпустить к себе предателя… Значит и Фиму он… А всё потому, всё потому что я полюбил его.» « Полюбил врага и предателя, из-за меня, и моей глупости всё это и происходит» « С начала Фима, потом Родя, теперь Арсенин» « Я этого больше не допущу.» — Тревожно перебирал мысли Гоцман сидя в кабинете. Сегодня Кречатов был в прокуратуре. Гоцман долго думал что делать. Он уже было решил идти к Чусову, но не смог, почему то его дросало в дрожь от мысли что Виталия повяжут или скорее всего уничтожат. Но тогда он не сможет ничего узнать, не сможет взглянуть в глаза, тогда его чёрствая любовь умрёт умрёт вместе с ним. Давид понимал что это самый лучший вариант, и самое умное решение на которое указывает разум. Но сердце велело делать иначе. Давид так давно не слушал сердце, и теперь оно стало предлагать ему безумство. Гоцман любил, он понимал это. Его любовь была тяжкой муккой, невыносимым грузом вины и страданий. Но может быть она была его последней любовью?.. Последним чувством в столь пылкой но пустой душе. Сердце твердило один путь. Давид должен был сделать всё сам, спросить всё что хотел, поговорить что есть сил, взглянуть в глаза и сказать всё что надо, быть с ним перед тем как выстрелить в него, перед тем как лешить жизни. Это было бы наивно и опасно, ведь Кречатов был шпионом, а значит, что убить Гоцмана было бы легче простого. Но Гоцман решился и понял что поступит именно так. И если надо умрёт, как сотню раз рисковал жизнью ради родины, сейчас он умрёт не за родину, а за то чтобы избавиться от чувства любви к собственному врагу.